Oel ngati kameie

— Я говорил тебе спать, а ты, лесной идиот, пришëл сюда. — У меня сейчас голова от тебя заболит, о Эйва, — обречённо стонет Нетейам и уставше запрокидывает голову, мягко упираясь затылком о прохладный камень. После слёз ужасно болела голова, пульсируя в висках, и неприятно опухли глаза, из-за чего веки немного жгло, а этот хмурый и непреклонный в своей навязчивой мысли На'ви решил выплеснуть своё настроение на ни в чëм неповинном друге. Разбираться с чужими проблемами, — ведь именно из-за них они оба здесь, в чëм сомневаться даже не стоило, — совсем не было настроя и сил. Аккуратно твёрдый плавник невзначай шлëпнул его по бедру, но Нетейам проигнорировал эту случайность, не хотел идти на поводу, явно раздражая не совсем воодушевлëнного друга. Тишина в этот раз была нервирующей, вовсе не успокаивающей, что только сильнее загоняло в мысли, от которых хотелось сбежать. Именно сбежать, а не играть с кем-то в молчанку и пытаться избавиться от надоевшей мигрени. Чужой хвост норовил снова шлёпнуться о его ногу, и Тейам, раздражённо выдохнув, резко схватил его пальцами и легонько сжал, игнорируя попытки выбраться. Это начинало знатно нервировать: вечером Аонунг был душой компании, а теперь же максимально пытался то ли прогнать Оматикайя, то ли вывести на эмоции, подначивая на глупые перебранки, лишь бы не молчать. — Да что с тобой? С чего вдруг злишься? Прохладная кожа выскальзывает из рук, и по вечере изумрудные глаза вновь встретились с яркими бирюзовыми. Оба тут же нахмурились, не ожидая ответного зрительного контакта, и заметивший одинаковую реакцию Нетейам усмехается, а собеседник закатывает глаза и отворачивается. Не общайся он с сыном Ронал достаточно долго, уже бы принял такое поведение за прямой знак уйти и не разговаривать с парнем ближайший месяц, не дай Эйва, в плохом настроении драку устроит, но сейчас же точно было понятно: Аонунг просто нервничал и отчего-то был разочарован. Иногда Нетейам даже мог предположить, что чаще всего морской На'ви разочаровывался в себе, что навевало на меланхоличные и безжизненные мысли, но как уличить или спросить? Никак. Оставалось лишь закрывать глаза и мало по малу кормить поддержкой, в надежде, что не высмеют и не откажутся. Не менее безрадостный голос только подливает настроения в общий водоём мыслей, хотя чувствовались и нервные ноты. — О чëм ты говорил с Циреей? Морской На'ви облокотился на колени, и отвëл взгляд от чужого лица на огоньки биолюминесценции в воде, что играли яркими цветными вспышками в сумрачной темноте. Похоже на колонию пурпурных анемоноидов, что освещали друзьям эту ночь. В голубых глазах именно они и отражались, отдалённо напоминая милое и сердечное воспоминание о маленькой сестре: Тук тогда исполнилось примерно семь лет по людским меркам, как говорил мимолётно отец. Старший брат как-то тайно провёл девочку под вечер на поляну у места близь старого дерева-дома, в надежде найти старые утерянные вещи Оматикайя после нашествия людей. Бояться встретить На'ви ему не приходилось, ведь большинство взрослых не желали ворошить старые воспоминания, приходя к месту их прошлой и беззаботной жизни. Как раз там они оба случайно наткнулись на огромное количество различного сияния веерных ящериц, когда Тук задела зверька хвостом, заставляя его взлететь ввысь. Так они, смеясь и с улыбками разгоняя рептилий всё выше и дальше, заворожëнные свечением провели достаточно много времени. Нетейам правда чувствовал себя одногодкой с сестрой, ведь резвился в высоких зарослях с таким же рвением, отыскивая новый источник свечения. Оно отражалось в больших глазках Туктирей ровно также, как и странное растение в воде во взгляде Аонунга. Нетейам вздохнул, отгоняя любимые воспоминания из джунглей, и перестал разглядывать чужое лицо. Молчание достаточно затянулось, а плавник Меткайинца вот-вот, казалось, начнёт разгонять песок в разные стороны в нетерпении ответа. — Тебя это так волнует? — Да, — чужой тон заставил на секунду прижать уши, настолько грубым и резким показался. Голова заболела ещё сильнее, что уже знатно надоедало, и Тейам начал медленно массировать пальцами виски, нервно пытаясь мягче сформулировать ответ в голове. — А по-моему, не должно. Цирея говорит с кем хочет и о чём хочет, — твёрдо отрезал Оматикайя, ожидая дальнейшей реакции. Будущий Оло'эйктан повернул голову направо и угрюмо посмотрел на Тейама, намекая ответить на его вопрос, а не комментировать чужое поведение. Однако же молдавитые глаза не уступили в стойкости, Нетейам опустил подбородок и продолжил контакт, заключая обоих в новую пытку и сражение, где никто не сдавался друг другу. — Она могла наговорить тебе лишнего по доброте душевной. — Цирея — малый ребёнок, что расскажет секрет старшего братишки? Аонунг, тебе не кажется, что ты перегибаешь... — Раз ты никак не реагируешь, значит, она не сказала лишнего. Это всё, что мне нужно было услышать, skxawng. Уши вздёрнулись, и Оматикайя удивлённо уставился на друга, не ожидавший такой странной концовки диалога. Меткайинец же не проявил никакой эмоции и снова равнодушно оглянулся на водную гладь, не дав закончить реплику Тейаму. На спине юноши уже были видны светлые полосы, немногим тоньше, чем когда были свежими царапинами, а на шее красовалась лишь заплатка тусклыми водорослями и тонкой сетчатой тканью. Даже в этом Нетейам ощущал их различие — бабушка не стала бы из-за мелочей тратить время на лечение двух непоседливых юных воинов, а Тсахик Ронал же, за маской строгого воспитания, не терпела неподобающего вида своих детей и спешила убрать даже малую царапину если не со старшего сына, то с дочери точно. Кто-то привык к войне, считая её словно надоевшей и вставшей в горле рутиной, кто-то только что получил себе воспоминание на несколько поколений вперёд, надеясь, что такой день снова никогда не настанет. А какого стало бы Аонунгу, если бы они поменялись местами? Когда в один прекрасный момент боишься услышать, что твой близкий человек просто на просто погиб от руки человека, не справился, остался с Эйвой, как тысячи На'ви, но в этот раз было совершенно особенно бы страшно? Может быть он мог почувствовать это тогда, когда схватили Ло'ака, Тук и Цирею, приставив ей пистолет к голове? Только сейчас Нетейам с трудом отвлёкся и сморгнул влагу в глазах, не желая вспоминать что-то и накручивать себя ещё сильнее. — Ты придираешься к мелочам, Аонунг. Может, Цирея и проговаривается иногда, но разве нужно так указывать на её оплошность? Чужие уши медленно опускаются, но Аонунг не разворачивается. Всё также молчит, игнорируя чужое присутствие рядом, оставляя Нетейама наедине со своими меланхоличными воспоминаниями и мыслями, что заставляли опускать голову всё ниже и ниже. Молчать было ужасно и трудно, ведь это рождало место для всё более страшных и фантомных воспоминаний. Стоило убежать от одних проблем, появлялись другие, в разы страшнее. Ему стало тошно, словно вновь перед глазами были снующие в разные стороны Оматикайя, передавая оружие или прощаясь друг с другом, пока Тейам поглаживал по шее Кангау и ждал знака от, — на тот момент, — Оло'эйктана. Как держал ладонь на сквозном ранении в груди, вспоминая, что он обещал навещать бабушку и детей из деревни, рассказывая о новом племени и их новой жизни, как он надеялся и даже верил, что война их обойдёт. Молчать было невыносимо, а тошнота всё ближе подходила к горлу. Он сглотнул и выдохнул, жмурясь и незаметно стирая прокатившуюся слезу от тоски. — Знаешь, когда мы только прибыли сюда, я всё ещё надеялся вернуться в один прекрасный день домой. Это было так наивно и глупо, но я ничего не мог с собой поделать. Вы ведь... Были такими счастливыми, а мы — полная противоположность... Сын Ронал теперь же наклонил голову в немом вопросе и, дëрнув ухом, чуть развернулся туловищем, чтобы взглянуть на собеседника. Но Тейам наоборот отворачивается, чтобы не выдать своё состояние выражением лица, как то часто происходило. Снова тишина, и, честное слово, старший Салли норовил вот-вот уйти, чтобы не дрожал голос и не смотрели так пристально голубые глаза, пытаясь словить парня на его гнетущих мыслях. Вот только всё и так было понятно, ведь Рифовый принц медленно и молча придвинулся ближе и хотел что-то сказать, но не решился, уступая чужому порыву разорвать их молчание. — У нас нет дома, лишь укрытие в горах, наши Икраны погибают каждый день, пока Оматикайя на них верхом, ваше древо цветёт и благословляет рифы — наше в шаге от людских машин. И всё же... — в глазах собралась влага, размывая картину перед собой, и Тейам медленно вздохнул в надежде успокоиться. — Забудь это. Мне не стоило начинать. Оматикайя махнул головой, и положил ладонь на песок, ощутив резкий порыв встать и прямо сейчас уйти подальше от этого места. В особенности от На'ви, что так сосредоточëнно внимал каждому слову и не перебивал, пользуясь моментом откровения Салли, что последний считал очередной постыдной слабостью, которую в последний месяц всё труднее и труднее было сдержать. Уже привычно холодная ладонь легла на плечо, и неосознанно Нетейам потянулся, чтобы накрыть её своей, ведь Аонунг случайно повторил движение Ло'ака или отца, но одумался и поднял свой взгляд, приготовившись к чему-то. — Хэй, ты впервые за всё это время выговариваешься, дай себе хоть раз волю. Может я и не такой уж советчик, но ты имеешь право быть услышанным. — Это ни к чему. Тебе не понять, да и вернуться уже... Невозможно, — на последнем слове голос уже не дрожит. Тейам давно признался себе в этом, что мечты останутся мечтами, и стоило бы уже повзрослеть. Если же это не сделает он, то будет только хуже, пока не придётся взглянуть правде в глаза и свыкнуться с тем, что он уже давно не Оматикайя. — Я, может, и не пойму. Но разве ты хоть кому-то позволишь вот так рядом сидеть и видеть такую свою сторону? Ты слишком упрям, — Аонунг недовольно тычет пальцем в чужую грудь, и неприятные поверхностные ощущения означают, что целью был именно шрам, — может я не знаю, какого это: покидать свой дом и народ, но я всё равно могу попробовать понять. И я наблюдательнее, чем ты, остолоп, думаешь, если же твоё состояние не замечает почти каждый. В животе снова появляется неприятный узел, и в связке с тошнотой это было откровенно убивающим ощущением, но сбежать было невозможно — Аонунг сделал всё как всегда: зажал в угол, грубо и прямо указал на оплошность, при этом не чувствуя границ и уж точно не чувство вины, но и не жаждущий надсмеяться и застыдить. Наверное, только поэтому Нетейам и начал свои откровения перед ним, по случайности ведь именно тот оказался у воды, внимательно слушая, не осуждая и словно приготовив всю почву для такого откровенного монолога. Именно это и было странным: сначала издевался и насмехался над ребятами, чтобы потом вот так сидеть и подбирать слова. Оматикайя усмехнулся и опустил голову, сбегая от светлой и выразительной бирюзы, ведь Рифовый принц норовил вот-вот залезть в душу таким своим упрямо-настырным взглядом. Стало очень неловко и неуютно, особенно когда Нетейам замечает, что большая ладонь накрыла шрам полностью, согревая тёмную кожу, казалось бы, всегда холодной рукой. Кажется голова совсем перестала болеть, и глаза уже не жгло. И в голове возникали совсем иные образы... Более светлые. — Спасибо, конечно, но давай всё же о другом. Я прихожу сюда, чтобы успокоить мысли, а не устраивать интимный разговор, — конечно, он ожидал встретить негодование и протест со стороны друга, что нарочно нарушал личное пространство и хмуро пытался словить чужой взгляд, но сдался, и, с обречённым вздохом, отодвинулся. — Тогда расскажи мне что-нибудь об Оматикайя, — собеседник укладывает голову на колени, и принимает максимально расслабленную позу снова, рассматривая уже не воду, а чужой торс, избегая попадания взгляда на лицо. А Салли удивлённо хмурится и не понимает, то ли это была неудачная шутка, то ли у кого-то и правда произошёл внезапный порыв адекватно и спокойно поговорить. Снова ночью, снова о Нетейаме, снова у дынного дерева. — И что же ты хочешь узнать? Аонунг неопределённо покачал головой, посмотрев в небо и изображая странные знаки рукой, намекая, что тема разговора не совсем важна. Почему-то от такой смены их поведения и действий Нетейаму и правду стало спокойнее. Рассказывать о доме до вторжения людей было в разы приятнее, чем думать о том, как, например, скучает по ним сейчас Мо'ат, находясь совершенно одна, вдали от семьи. — Я точно знаю, что вы красиво поёте. У нас тоже исполняются tirol, но у Оматикайя, как я слышал, это отличается от всех кланов. В голове всплыл образ Кири и матери, что часто собирались на импровизированном Kelutrala tirol, когда их мелодично спокойные и высокие голоса сливались с более низкими отца и Ло'ака, что было особенной и редкой усладой для слуха. Губы тронула тень улыбки, которую Нетейам не скрыл. — Наши песни не передать словами. Я бы с удовольствием ещё раз побывал на вечернем представлении после удачной охоты, где мы распеваем всем известные тексты и рассказываем о чём-то друг другу, — вспомнив их первый танец с Ло'аком, когда оба надели костюмы перед выступлением и, забыв все наставления о серьёзности, начали дурачиться и изображать различных животных, бегая вокруг Кири и размахивая перьями на руках во все стороны. Нетейам усмехнулся и игриво махнул хвостом, интересуя этим собеседника. — Самое красивое, что я слышал в своей жизни. Представь: множество мелодий, лёгких и изящных, сливаются в один хор, открывая сердца перед Эйвой и друг другом! Ощущение единства и того, что ты дома. Мне очень не хватает этой атмосферы. Забывшись в рассказе, Салли изобразил плавные движения руками, словно ветер, изгибая кисти рук и играясь пальцами, будто и не здесь этот безумец находился. Аонунг тоже улыбнулся, внимательно слушая и представляя то, о чëм ему рассказывали. — Тебе обязательно нужно услышать это хоть раз в жизни! Это чудесно. Уверен, Меткайина тоже отличаются своей Песнью, но всё же это совершенно разное... — Так спой мне, — чужой голос выдаёт сильный интерес, а Тейам прекращает свою восхищëнную мысль, оборачиваясь. Аонунг не шутил, всё также смотрел и позволял чужому восторгу литься без устали, но казалось уж слишком интимным исполнить какую-нибудь песнь именно сейчас и именно ему, несмотря на лёгкость согласия на эмоциях... — Ты шутишь? Это уже совсем другое, Аонунг, — Меткайинец казался словно ребёнком в этот момент, ведь искренне парня ещё никто не просил спеть наедине. Это казалось странным, хоть априори никаких рамок не было — На'ви часто пели вместе или вдвоём, отчего же это вызывало такое противоречивое чувство? Чужой плавник снова легонько ударил по бедру, и Аонунг поднял голову, разминая плечи. — Ты всегда мычишь себе под нос что-то, тебе ведь нетрудно. А мне интересно. — Это не Kelutrala tirol. Я буду один. — Так даже лучше? Нетейам качает головой и смеется себе в кулак, отворачиваясь от чужой ухмылки. Теперь настроение уж точно поднялось, хоть он и не совсем понимает намерений Аонунга. Вроде бы и хотелось спеть, ведь Оматикайя по натуре своей любят мычать и настукивать мелодии во время любого рода занятий, что передалось и сиблингам от Нейтири или остальных сверстников, как Меткайинец и заметил, но мешало странное смущение и волнение перед другом. Тейам точно не боялся, что его голос кому-то не понравится, но причину своих мимолëтных переживаний, пролетающих медузами в животе, он понять не мог. Чтобы угодить и себе, и другу, в мгновенно голову пришёл компромисс. Он лукаво улыбнулся и ткнул кулаком в чужое плечо, с прищуром произнося: — Если я спою, ты скажешь, о ком шла речь у костра сегодня. Вдруг улыбка пропала с лица напротив, и сын Ронал как-то странно и быстро побледнел, замирая и приоткрыв рот, как рыба на суше. Тейам встревожился такой реакцией и наклонил голову, высматривая ужас и сомнение в удивлённом такой неожиданной атакой выражении друга. Он нервно покачал головой и схватил пальцами клык, перекатывая между подушечек пальцев и отводя взгляд. Что-то он явно скрывал, но было непонятно вовсе, что такого тайного было в той девушке. — Какая разница, о ком... Это вовсе неважно, — не успев закончить одну фразу, дрожащий голос резко и твёрдо отрезал другую. Нетейам недовольно хмурится, и закатывает глаза на такую внезапную робость. И главное — у самого Аонунга! Хотелось смеяться, но парень сдерживает себя, чтобы был шанс уговорить друга. Кто знает, вдруг такое только сильнее оскорбит стеснительную натуру? — Почему ты так реагируешь? Боишься, что расскажу ей о тайном поклоннике? Брось, я не выдам твою тайну... — Дело не в этом, Нетейам. Ты тупой skxawng, — чужие уши мило прижимаются к голове, а на скулах проступает румянец, который Меткайинец безуспешно попытался закрыть ладонью. Другая рука всё также мучила предмет на шее, из-за чего плечи Аонунга были зажаты, показывая его неловкость и напряжение. Однако собеседника это только сильнее заинтересовало, из-за чего он придвигается ближе, заставляя друга краснеть пуще прежнего и судорожно оглядываться в поиске спасения. Ситуация до смеха нелепая, но отчего-то казалось, что именно сейчас было легко разговорить его жертву. — Тогда в чëм? Ты боишься ей признаться? Если это Сореин, то... — Это не Сореин! Прекрати, я не хочу это обсуждать... Аонунг отвернулся и, когда чужая ладонь коснулась плеча, вздрогнул и шлëпнул по ней, убирая от себя подальше и вызывая смех. — Не бойся, я думаю, что это взаимно, стеснительный воин. — Ты не знаешь, о чём говоришь. Пожалуйста, — уже стонет от досады друг, отодвигаясь подальше и закрывая лицо ладонями, сгибаясь пополам. Нетейам заражается хохотом и в успокаивающем жесте гладит чужую макушку, наблюдая за непривычным смущением парня. Было до ужаса приятно вот так по-дружески измываться над ним, как над Ло'аком иногда, передразнивая и парируя его смущение перед Циреей, но сейчас это вызывало иные чувства. Более откровенные и индивидуальные, от которых что-то внутри теплело и заставляло продолжать. Аонунг поднимает голову, раскрывая пальцы, чтобы видеть Нетейама глазом через щель, и хмурится, говоря своим злобным взглядом "доволен?". — Хорошо-хорошо. Тогда спою, если скажешь, что ты тогда показал мне жестами, сойдёт? Аонунг же закатил глаза и снова спрятался в импровизированном убежище из пальцев. Тейам хлопнул его по голове, намекая встать, и улыбнулся, когда хмурый сын Тоновари снова выпрямился, недовольно размахивая хвостом. Он скрестил руки на груди и выглядел до жути, — или чужого смеха, — обворожительно, с такими яркими пурпурными щеками и прижатыми ушами к голове. — Я уже жалею, что попросил тебя об этом. Нетейам показывает зубы в улыбке, и пожимает плечами, когда друг фыркает и щипает чужой тонкий хвост. Оматикайя вздрагивает, чувствуя короткую вспышку болезненных ощущений, морщится и теперь уже мрачно поглядывает на улыбнувшегося Аонунга, что показал ему язык. Тейам смахивает кивком головы косички с плеча, что заходятся стучащим звуком в тишине, и склоняет голову, скрещивая ноги. — Я был самым молодым воином Оматикайя так-то. Побойся моего гнева, рыбка, — он лукаво ухмыляется, когда чужие брови ползут вверх от удивления. Настроение, как говорили сиблинги, "побыть Тук", — а точнее, вывести собеседника на эмоции, вредничая и насмехаясь беззлобно над чем-либо. Всё же не один Аонунг здесь будет говорить глупости и непривычно бездумно себя вести. — Как ты меня назвал, о великий лесной воин? Ну погоди, я тебе хвост откушу, — он показательно шипит, и показывает клыки, изображая сымитированный укус. Тейам смеётся, и показывает язык, понимая чужое парирование, и вздрагивает, когда чужие пальцы ловко и шустро щипают за бок, вызывая мурашки и внезапные трепетания сердца. Нетейам задержал дыхание, пытаясь понять, что произошло, и с озадаченной улыбкой взглянул на друга. Эта ночь определённо была странной. — Я не боюсь щекотки, идиот, — Аонунг закатывает глаза и отодвигается, явно недовольный тем, что его гениальный план не сработал. Однако же когда синяя рука неожиданно проводит пальцами по рёбрам, чужой вздох подтверждает чужую догадку, и сын Ронал хмурится, быстро смахивая тонкое запястье от себя подальше. Тейам только сильнее ухмыляется, и поднимает брови, медленно приближаясь ближе, весь готовый к нападению на жертву. Кое-кто уже точно пожалел, что затеял это, настороженно наклонился и выставил ладони вперёд, пытаясь защититься от следующих действий. Они оба сдерживали смех и глядели прямо в глаза, ожидая решающего момента. "Противник использует то, чего сам боится". — Не смей! — Ещё как посмею. Один рывок — и Тейам уже нависает над Аонунгом, что пытается защититься от проворных рук, сдерживая смех и проклиная как только возможно своего друга. Нетейам же чувствовал себя настолько игриво и, на удивление, активным, что неволей вспомнил, как давно он не позволял себе вот так расслабленно играть и вести себя глупо и по-детски. Даже несмотря на усталость из-за недосыпа, они оба выглядели так, словно устраивают драку, а не щекотку. Особенно с таким На'ви, как Аонунг, Нетейам уж точно не ожидал дурачиться и приговаривать сквозь боль в животе от смеха "сам виноват", или "aynga ngong’ hu oe", а парень под ним уже краснел и судорожно хватался за чужие руки, бессмысленно угрожая или умоляя его прекратить эту пытку. Его живот и плечи были до предела напряжёнными, из-за чего чужой пресс под бёдрами казался очень твёрдым, что заставляло бегать пальцами по всему чужому торсу. И вот его запястья оказываются в крепкой хватке тонких пальцев, и Аонунг тянет его руки наверх, заставляя приблизиться к лицу и поднять таз, извивая своим хвостом настолько странно и быстро, что тот даже шлëпается о кожу спины. Тейам удивлённо вздыхает и улыбается, прищуриваясь при виде перед собой затуманенных голубых глаз. И атмосфера вновь изменилась в очень странном направлении... Он моргнул и почувствовал, как чужое дыхание попало ему на губы. Тело пробило лёгкой дрожью. Руки Оматикайя находились над чужой головой, крепко схваченные и обездвиженные, отчего пошевелить ими было крайне затруднительно. Невозможность отвести взгляд была еще мучительнее, и ведь Аонунг не выглядел весёлым, всё также удивлённо смотрел на друга, сжимая губы в тонкую полоску. Он неловко посмеялся и распустил хватку, тут же отворачиваясь и бегая взглядом по песку и океану, только усиливая неловкую паузу. Нетейам же снова усмехнулся, в мыслях разводя ещё более сильный поток различных мыслей, что уже словно стало его хобби. Он быстро перекидывает ногу обратно, освобождая друга, и смотрит в ту же сторону на горизонт. — Думаю, нам пора расходиться. Скоро светает.