Белая камелия

Томоя прижал горящую после оплеухи щеку ладонью. В ушах все еще раздавалось эхо от шлепка. В доме нависла давящая тишина. Мать стояла в ужасе, прижимая к себе кухонное полотенце, смотря за тем, что происходит. За ней прятался напуганный младший брат Томои — Хару. Стояла и подруга детства, неравнодушная к Томое все это время, а сейчас особенно переживающая за него. И лишь разгневанный отец не поддавался жалости. Все, что ему сейчас хотелось, так это растоптать собственного сына. — Не прощу. Слышишь? Никогда не прощу этого кощунства! Мой первенец и превратил себя в не пойми что… Что это за мода такая? Ая прижала ладонью рот, стараясь сдержать желание всхлипнуть. — Что я сделал такого ужасного, что ты не можешь смириться? — спросил пока еще спокойно парень. — Что ты сделал ужасного? — истерично усмехнулся отец. Мужчина подошел к сыну вплотную и, сдерживая очередной порыв ударить Томою, со всей присущей ему злостью процедил сквозь зубы. — Мой сын стал педиком. Как еще я могу это назвать? И как я могу спокойно к этому относиться? Элтона Джона переслушал? — Педика? — недоумевая переспросил парень, смотря на отца так, будто тот последний предатель. — А как еще называть можно того, кто прокалывает себе ухо? Развернувшись, мужчина направился в сторону кухни. Там он уселся за котацу, спиной ко всем членам семьи, будто игнорируя всех и вся. — Ненавижу… От всей души ненавижу тебя… Лучше бы кто-то другой был моим сыном, но не ты, — бухтел обиженно глава семьи, не поворачивая головы. Это было слишком. Пожалуй даже очень. Томоя многое мог по жизни стерпеть, прикусив язык. Тем более, если дело касалось самых родных и близких ему людей. Но такие слова он просто априори не сможет простить никогда. Даже отцу. — Что ж. Тогда мне остается только уйти, чтобы не омрачать тебя своим присутствием. — Томоя! — тут же вскрикнула мать, кидаясь в сторону сына. — Стоять! — раздался грозный голос главы семьи. — Пусть катится, если решил. Лучше без него, чем с позором, который он нам принесет. Ничего более не желая слушать, Сакураги направился в свою комнату. Ая за ним. — Томоя-кун, пожалуйста, остынь. Он просто шокирован. Дай ему время, пожалуйста. Он все поймет, — лепетала девушка, растерянно наблюдая за тем, как Томоя начал собирать сумки. Он будто не слышал ее. Сейчас его больше волновало, сколько у него осталось из отложенных денег, что он успел заработать. Сакураги вскрыл коробочку, некогда предназначавшуюся для печенья, и начал пересчитывать заработанные потом и кровью купюры. — Томоя-кун… Ну поговори же со мной, пожалуйста, — взмолилась она, падая на колени возле него. Ая обхватила его за ногу, но Томою даже это не остановило. Он продолжил шерстить по ящикам. Мать пыталась что-то тихо говорить за дверью, но ее тут же прерывал отец, продолжая громко возмущаться. Парень осмотрел все ящики и заметил английский разговорник и словарь, чудом завалявшийся еще со школьных времен. Тут в его голову и подоспело готовое решение. Он не просто уйдет из этого дома. Он навсегда покинет эту страну. Ведь уедь Томоя в другой город, они обязательно найдут его. Или же будут жить с уверенностью, что он не осилит самостоятельную жизнь и вернется к ним. Такого он просто себе позволить не мог. Только не его гордость. — Отпусти, пожалуйста, — попросил девушку спокойно он. Той ничего не оставалось, кроме как разомкнуть руки. Томоя в гневе страшен. И кричит так, что посуда в доме дрожит. И ей очень не хотелось быть одной из тех, на кого он точно свалит все свое раздражение. Поэтому Ая лишь беспомощно продолжала сидеть на полу и наблюдать за сборами своего Томои, который так и не узнал, насколько он был ей дорог все это время. А она плакала, понимая, что потеряет его навсегда. Ведь настроен Сакураги был решительно. Вошедшая в комнату мать сделала попытку воспрепятствовать, ухватившись за плечи сына. — Томоя! Одумайся, пожалуйста! Скажи, что все то, что ты сейчас сказал — это шутка. Уж что-что, а Томоя унаследовал от отца это качество — никогда не вестись на жалость. Даже сейчас он смотрел на мать так, будто бы его абсолютно не волновало, что они будут делать дальше после его отъезда. К матери он всегда питал нежные чувства. Его не задел тот факт, что она не встала на его сторону. В любой другой момент он бы обнял ее и успокоил. Но не в этот. Сана тряслась, смотря покрасневшими от слез глазами на сына. Для нее, как для матери, было страшным ударом, что ее ребенок так неожиданно решил оторваться от нее. Радостью это было лишь тогда, когда он покинул ее утробу. А вот сейчас ее разбило осознание, что он потерял их доверие навсегда. — Мама, — ласково проговорил Томоя, спокойно убирая руки женщины с себя. Характером Томоя ни в кого не пошел, а вот внешне был копией своей матери. Тоже самое досталось и его младшему брату. Соседи в шутку называли их матрешками. — Не плачь, пожалуйста. Рано или поздно я бы все равно ушел, — доходчиво объяснял матери парень. — Но это слишком рано. Ты еще ребенок, Томоя. Мы простим тебе этот пирсинг! Даю тебе слово! Простим! Только не уходи! — рыдала взахлеб разбитая горем женщина, чуть ли не повиснув на сыне в очередной раз. — Мам, не надо. Ничего не надо больше. Спасибо за все. За все, что дала мне ты и этот дом. Я никогда тебя не забуду. Отпрянув, Томоя взял руки матери в свои и перевел взгляд на подругу своего детства. — Ая-чан, тебе тоже спасибо. У меня никогда не было более преданного друга, чем ты. Друга. Это слово Аю всегда очень сильно печалило. Между ними ведь был секс. Довольно рано. И хотя он был всего лишь однажды, но ее чувства к Томое лишь окрепли с тех пор. Ая не стала сопротивляться, когда Томоя откровенно признался, что хочет лишиться девственности. Но кем-то больше он ее не мог воспринимать. Кем-то больше, чем подругу детства или же младшую сестру на худой конец. Хотя всегда относился к ней хорошо, защищал ее. Она действительно была ему дорога и много значила для него. Только вот Сакураги еще не думал об отношениях. Желание «повзрослеть» было лишь типичным выбросом из лавы бурлящих гормонов, которые захватили его в свой плен. Не более того. Тинейджерам всегда важно делать глупые вещи «для галочки». Мозг их в такие моменты будто намеренно отключается. — Что же я буду делать без тебя? — вопрошала страдающая мать, стараясь удержать его в своих объятиях. — У вас есть Хару. Вложите в него все, что хотели. Я ведь не поступил никуда после колледжа. Так пусть он поступит в университет. Как все хорошие детки заботливых родителей. Брата Томоя любил. Правда не всегда брал его с собой на гулянки с подругой. У них были свои секреты, а Хару по натуре своей мальчик наивный. Мог что-то взболтнуть случайно, безо всякой задней мысли, выдавая тем самым авантюрки старшего брата. При упоминании младшего, на лице Томои даже возникла улыбка. Шокированная решительностью сына Сана стояла, будто истукан. Этим воспользовался парень, продолжая свои сборы. Пока женская часть лила слезы, Томоя в темпе закидывал вещи в сумки. К сожалению, всего нужного с собой не возьмешь. Столько вещей хотелось бы увезти с собой на память, но раз уж он избрал путь взрослой жизни, то это значит, что настало время стать практичным. Закинув одну спортивную сумку на плечо, вторую он держал в руке. Осмотрев в последний раз свою комнату, он одарил взглядом Аю и мать. Ничего не говоря, Томоя отдал им поклон и вышел. Упавшая на колени мать разрыдалась, что было из сил. Хару стоял и беззвучно плакал, наблюдая за удаляющимся братом из-за угла. Парень уселся на небольшой приступок, начиная обуваться. — Никогда. Слышал меня? Чтобы никогда не возвращался в этот дом больше. Ты мне никто, — раздался равнодушный, но в то же время полный ненависти голос отца со стороны кухни. Завязывая на кроссовках шнурки, Томоя приостановился, потупив пустой взгляд куда-то сквозь дверь будто бы. — Не волнуйся. Я не из тех мальчиков, кто готов пожертвовать своей гордостью. Ты ведь понимаешь это, как никто другой, отец. Поднявшись, Сакураги отодвинул входную дверь и вышел из дома. Позади него послышался топот ног. Это были мать и Ая, которые спешили остановить его в очередной раз. Внешняя броня начала потихоньку давать сбой, потому Томоя ринулся прочь с родной местности. Он бежал вдоль соседних домов, оставляя их за спиной, в прошлом. Он покидал родной Ибараки. Жила семья Сакураги в этом крохотном городишке со времен свадьбы Саны и Тэцуи. В свое время отец Саны не одобрил этот брак, поэтому молодая семья была вынуждена переехать из Токио туда, где им жилье пришлось бы по карману. Благодаря своей предусмотрительности, молодой и упорный трудяга Тэцуя уже имел хорошие накопления. И на первенца было отложено, и на жилье. Так и поселилась семья в Ибараки, где на момент их въезда проживало не более двухсот пятидесяти тысяч с половиной человек. Несмотря на то, что они жили в кансайском регионе, в семье между собой они никогда не общались на здешнем диалекте. До причала было около десяти минут, если идти прогулочным шагом. Но Томоя старался преодолевать расстояние куда более шустрее. За ним бежали, выбиваясь из сил Сана и Ая. Можно сказать, что парню повезло. Главное добраться до Токио, а там он планировал купить второй билет, уже на самолет. Да, это здорово ударит по бюджету, но если он не решится сейчас, то не решится уже никогда. Сакураги заскочил на паром ровно за несколько секунд до того, как посадка закончилась. Сана и Ая были просто в истерике. Подоспели они уже тогда, когда паром начал отплывать. Томоя старался не смотреть в их сторону. Ведь так будет больнее. Впрочем, как бы не старался парень скрыть свои эмоции, сейчас он мог позволить себе эту маленькую слабость. Поэтому позволил течь накатывающим слезам наконец-то. В этой толпе ему было не стыдно. Он видит их в последний раз. А они и не вспомнят о нем, как помнили бы эти слезы Сана и Ая.