Is there something after you?
Something after you?
Кровь тонкими струйками стекает по раскрошенному стеклу и паутинке разломанных кусков; просачивается внутрь, окрашивая голубоватое свечение розовато-красным. Теряется в ясно-голубых глазах, тянется по жилкам режущих зрачки крапинок. Бессовестно пачкает белки, розовым полотном застилает былую жизнь.Is there something after you?
Will it get you?
Молодой мужчина лежит на целой груде стекла, что острыми краями превратила стройное тело в рытвины, изорвав тёмную одежду и горло, из которого потоком хлещет ещё больше бордовой жидкости, едва ли быстро засыхающей на стекле. Осколки впитывают чужую смерть, легким хрупким треском проминаясь под последними рывками; тело безвольно дёргается, но следом замирает в вечной паузе. Вокруг лишь беспросветная тьма, очерченная в глазах силуэтом огромного мегаполиса. Пустота, окутанная мраком.Can you feel the panic in you?
Feel the panic in you?
Необъяснимое чувство страха, вытягивающее жилы, заставляет осознавать, что всё происходит со стороны. Это не он лежит там, в груде осколков. На самом деле он спит, а его руки безвольно пытаются дотянуться до тела рядом на постели - он ведь уверен, что спит не в одиночестве. Что рядом с ним человеческое тепло, которое может помочь. Он хочет разбудить, но не выходит - руки словно обездвижены, не слушаются и не разрешают сжать пальцев. Перед собой ничего не видно, пусть глаза ощущаются распахнутыми - в них лишь грубая тьма, издевками утопающая в безмолвном крике. Горло словно залили раскаленным железом, грубо мешающим говорить. Боль растеклась по груди от осознания того, что он вот-вот может задохнуться. Хочется дёрнуть ногой, свалить что-нибудь с прикроватной тумбы, но страх и ужас охватывают запястья делают их безвольными.Can you feel the panic in you?
Will it break you?
Зажмуриваясь, мужчина последний раз предпринимает попытку дёрнуться - и просыпается, резко подрываясь с места. Спина мокрая, волосы влажными прядями разметались по лицу и прилипли к губам. Сердце ошарашенно возвращается к привычному ритму, медленно и осторожно. Очнувшись, мужчина первым же делом пускает руки по прохладной ткани простыни; трогает, сжимает в пальцах, которые всего несколько секунд назад казались настолько онемевшими, что могли бы рассыпаться, как злополучное стекло из сна... Вергилий. Это он лежал в осколках, израненный и истерзанный миллионами острейших стеклянных лезвий. Обезличенный, обездушенный. Сейчас его стройное тело лежит на боку, а светлые, чуть отросшие волосы спадают мелкими прядками на подушку; рука заложена под неё, а вторая скрывает лицо. Он спит в таком положении почти каждый раз. Данте медленно присаживается на постели, убирая за уши длинные, почти до плеч, волосы; в глазах всё ещё пляшут мелкие блеклые пятна, а в ушах словно звенит. Комната утопает в ночи, сверкая лишь от фар проезжающих мимо машин, гулко отзывающихся в груди тяжелым потоком. Всё было в норме. Как и всегда - спальня тихая, тёмная, минимально заставленная мебелью. Воздух прохладный, окно приоткрыто и впускает прохладный ветер, развивающий длинные полупрозрачные шторы. Они, завораживая, степенно поднимаются и вновь возвращаются обратно, прилипая к стеклу. Тревога покидает тело медленно, оставляя сердце в покое неспешно, словно выкачивая последние силы, не желая отдавать мужчине и капли спокойствия. - Блять... - выдыхает он едва слышно, потирая виски и падая обратно на подушки. Перед глазами - высокие потолки, крашенные в белый. Рядом - он. Спящий, накрытый тонкими простынями, очерчивающими худые бёдра и ровную спину. Хочется протянуть ладонь и сжать плечо, провести пальцем по выпирающим мышцам. Убедиться, что под кожей тепло растекается, питает его жизнью. Ладонь непослушно движется навстречу серебристой макушке, следом легко трогая волосы; непослушные и жёсткие, они выглядят невообразимо лёгкими. Данте судорожно теряет выдох где-то в ужасающей тишине ночи. Ему хочется разбудить брата, чтобы услышать голос, но всё выходит ему через очередное неприятное место. Мозг умоляет остановиться - и этот зов трудно игнорировать. Всего-лишь сонный паралич. Бывает. Уверяет он себя, поднимаясь с кровати медленно и бесшумно. На босых ногах идёт в кухню, где открывает кран и умывается, следом приглаживая волосы влажными ладонями. Ледяная вода бодрит, стягивает сонливость и швыряет её в дальний ящик. Хочется напиться - это сказано лаконично. Данте ощущает, что хочетParanoia...
Coming from within.
Зарыться лицом в подушку - лучшее решение. Вот оно! Заставляй себя давиться чувствами, до блевотного состояния трясись над страхами и души их вместе с собой. Ледяными руками, острыми когтями, до оглушительного треска кожи под ними. Убейся, упейся своей болью. Уничтожь себя. Изничтожь. До атомов. До пепла. До безумия.Taking over...
Он сорвано дышит, стараясь утащить рассудок в сон. Вернуть туда, откуда началось - чтобы остаться там и досмотреть. Мёртвый брат перед его глазами с кровавым взглядом без любого намёка на жизнь. Бледнее обычного, больше никогда не зовущий по имени. С кривоватыми губами, изогнутыми лишь в апатии. В гневе сведенными бровями.Symptoms of an everlasting...
P h o b i a!
- Данте... Он заглушает разговоры в голове. Отталкивает все препятствия и открывает глаза, встречаясь с ярко-голубыми напротив. Вергилий смотрит на него с укором, в очередной раз доказывая безумную увлеченность. - Опять... - произносит Данте на выдохе. - Я понял, - брат на секунду кривит уголок губ в нервной улыбке, - почему не будишь? - Ты крепко спишь. Разговоры не помогали и не помогут, лучше всех это было известно именно Вергилию. Поднявшись на одном локте, он вытянул длинную руку к лицу брата и взял за шею, утягивая к себе. Ни секунды сопротивления. Данте прикрывает глаза, почти жмурится, когда влажные губы брата касаются его рта, расставляя приоритеты достаточно чётко и без возможности засомневаться: поцелуй теряется в пламенном выдохе, тёплых пальцах на шее и туго натянутых длинных волосах Данте на кулаке Вергилия. Вокруг всё так же темно, но тишина растворяется в успокаивающем, но крепком поцелуе; секунда за секундой тянется неумолимо медленно. Это и есть цель - единение.Симптомы нескончаемой фобии.