Эффект Снежной бабочки

      Утро в Камелоте для Лилит началось отнюдь не с пения петухов. Она проснулась ближе к обеду чем удивила Гвен, которая уже проявила за неё беспокойство, ибо привыкла, что гостья встаёт рано. Однако девушка легко отмахнулась от неё, ведь больной она не выглядела. Да и не собиралась болеть, разве что идеей спасти Мерлина из рабства. Душевное состояние Лилит по поводу «рабства» мага оказалось сложной смесью из сочувствия, решимости, вины и неистового желания добиться перемен. Наблюдение за Мерлином, человеком с огромным магическим потенциалом, обреченным на жизнь без собственного удовольствия, несомненно, пробудило в ней чувство глубокой несправедливости. Она не могла избавиться от навязчивого образа могущественного волшебника, вынужденного жить как простой слуга. Тяжесть его подавленного потенциала, мечты, которые он, возможно, похоронил, и удушающие цепи, которые сковывали его истинную природу, терзали её сердце. Она задавалась вопросом о заклинаниях, которые он, возможно, произносил втайне, об искрах магии, которые он вызывал, когда никто не видел, и о тихой тоске, которая, вероятно, эхом отдавалась в его сердце. Собственные магические способности Лилит, отточенные в мире, где магия была неотделимой чертой, заставили её остро осознать огромный потенциал, который Мерлину еще предстоит раскрыть. Она осознавала привилегию свободно владеть магией без страха, и это подпитывало её решимость изменить судьбу Мерлина. Тем не менее, узел вины затянулся внутри неё — она прибыла из другого мира, посторонняя, и теперь была вовлечена в судьбу, которая изначально ей не принадлежала. Несправедливость терзала её совесть, и она не могла игнорировать отголоски истории, бесчисленные жизни, затронутые страхом и предубеждением против магии. Каждый раз, когда она смотрела на Мерлина, она видела не просто его, но символ всех тех, кого подавляли, заставляли замолчать и отодвигали в тень. А так быть в нормальном мире не должно. Так думала Лилит.       «Можно не искать артефакт, подчинить Артура и тогда всё станет на свои места» — идея ворвалась в её разум так внезапно, что у неё почти перехватило дыхание. На мгновение вспыхнула искра надежды, осветив возможный путь вперед. Если бы она могла использовать свою чарующую способность, чтобы очаровать короля Артура, возможно, она смогла бы заставить его наконец принять магию и добиться перемен, в которых Камелот отчаянно нуждался. И все же, как только идея расцвела, тяжелое чувство беспокойства затуманило её разум. Лилит была хорошо осведомлена об опасностях, которые таились в самой силе, которой она обладала. Она воочию видела, как эта способность может манипулировать и изменять мысли и эмоции человека, лишая его свободы воли. Последствия такого поступка были бы далеко идущими не только для Артура, но и для всего королевства. Очарование уничтожает личность людей, они становятся одержимыми. Осознание поразило дочь Дагона подобно вспышке ясности, прервав её мысли подобно внезапному порыву ветра. Её оптимизм поколебался перед лицом осознания. Она знала, что манипулирование мыслями Артура, даже ради, казалось бы, благородной цели, может непоправимо повредить его личности и целостности. Противоречивые эмоции, бушевавшие в её сердце, разрывали на части. С одной стороны, соблазн быстрого решения, способ добиться перемен одним действием, был заманчивым. С другой, она осознала сложность ситуации. Путь к переменам требовал понимания, единства и взаимного уважения. Непоколебимая вера Мерлина в потенциал добра в Артуре и в силу честных разговоров эхом отдавалась в её голове. Она не хотела предавать его доверие или поступаться собственными принципами. Поэтому поиски артефакта даже её очарование не смогло бы отменить. Быстро перекусив, Лилит помчалась прямо к Гаюсу. Она уже поняла, что наставник Мерлина может помочь в поиске артефакта.       Не раздумывая ни секунды, полудаэдра поспешно направилась по каменным коридорам замка, эхо её шагов соответствовало биению собственного сердца. Когда она добралась до покоев Гаюса, дыхание было слегка неровным из-за спешки. Девушка буквально влетела в комнату, даже не постучавшись. Комната оказалась наполнена успокаивающим ароматом трав, контрастирующим с ярой настойчивостью, которая пульсировала в гостье. Глаза Гаюса вспыхнули смесью удивления и лёгкой озабоченности, когда девушка вошла в его комнату без предупреждения. В мерцающем свете свечей он сидел за большим столом, уставленным флаконами, травами и зельями, старательно сосредоточившись на приготовлении мази от блох. Его старые руки двигались с привычной легкостью человека, который потратил годы, ухаживая за недугами Камелота. Поэтому когда его внимание быстро переключилось на неожиданную гостью, он не прекратил своего занятия. Присутствие Лилит в комнате, её красные волосы и тонкие, но характерные рожки, украшавшие её голову, не давали ему покоя. Его проницательные наблюдательные глаза не упускали её из виду во время ужина, но именно здесь, в его маленьком рабочем убежище, её внешность казалась почти неестественной, интригующим контрастом среди его медицинских принадлежностей. По одному её взгляду можно было сказать, что она привыкла помыкать всем и каждым. Лилит, как он предположил, была далеко не простой путешественницей. Сама её сущность говорила о происхождении, переплетенном с тайной, и её намерения, какими бы благородными они ни были, казалось, были связаны с чем-то опасным. — Доброе… Добрый день, — быстро поправила себя девушка и подошла ближе к столу. — Я не помешаю? Старый лекарь наконец отложил ингредиенты и внимательно взглянул на пришедшую. Не каждый день к нему заходят леди, особенно такие необычные! — Нет, леди Лилит, всё в порядее. Чем я вам обязан? — спокойно спросил мужчина. Дочь Дагона достала из походной сумки свиток и, раскрыв его, буквально ткнула его в лицо лекаря. Гаюс тихо вздохнул. Про наглость этой леди уже поговаривали местные и не в самым хорошем ключе. А уж на себе лекарь и не думал это испытать в виду ненадобности средств для неё. Но увы. Он взял свиток в руки и внимательно его осмотрел. Какие-то непонятные символы чёрного цвета покрывали пергамент. Гаюс видел этот язык впервые, если, конечно, это был язык. — Вы когда-нибудь видели эти буквы ранее? Гаюс отрицательно помотал головой. За всю свою жизнь даже чего-то похожего он просто не встречал. Девушка разочарованно вздохнула. Этот свиток явно пришёл из её мира. Но тогда и артефакт, получается, оттуда же. Или…нет?       — Я могу поинтересоваться откуда у вас этот свиток? — Гаюс рассматривал Лилит с неподдельным любопытством, возвращая древний свиток в её протянутую руку. На его лице была смесь интереса и легкой настороженности, как будто он пытался больше извлечь из её поведения, нежели из слов. Девушка вдруг вспомнила вчерашний погром в библиотеке. Удивительно, как архивариус не проснулся? Может, его заколдовал Мерлин? «Надо наведаться в конюшни к Мерлину. Он ведь познаёт магию лошадиного навоза, может, и меня научит, » — с насмешкой подумала девушка и чуть не прыснула со смеха. Однако вовремя смогла себе вернуть невозмутимый вид. — Из библиотеки Камелота, — как ни в чём не бывало произнесла дочь Дагона. Однако Гаюс ещё больше удивился. Его разум работал быстро, собирая головоломку по кусочкам. Библиотека Камелота хранила множества старых и древних книг и свитков. Сам Гаюс провел там бесчисленное количество часов, погруженный в пыльные тома и свитки, в которых содержалась история Камелота. И все же, этот конкретный свиток сумел ускользнуть от его внимания. Скорее всего, и от архивариуса тоже. — Но я не за этим пришла. Вы когда-нибудь слышали некую легенду про артефакт «Сердце Хорна»? Лекарь вновь замер. Это имя он слышал впервые. Однако что-то ему подсказывало, что о каком-то «сердце» ходили легенды, только она называлась вроде бы совсем не так. Память здесь его, к сожалению, подводила. — Увы, слышу впервые, леди Лилит, — признался мужчина. — Но я постараюсь что-нибудь поискать на эту тему. А где вы прочли про него? Наставник Мерлина оказался заинтригован. Он сам являлся магом и всё, что так или иначе связано с артефактами и магией, его сильно волновало. Хотя, как ни странно, он мог себе признаться, что знает не всё. Некоторые могущественные артефакты надёжно спрятаны или забыты как, например, легенда о Снежной Бабочке. Возможно, это и к лучшему, ведь к некоторым артефактам могут добраться тёмные маги и тогда миру, возможно, придёт конец. — В свитке. Там написано на алфавите Даэдра, поэтому меня это пугает. Гаюс понял, что ничего не понял. Буквы на свитке были похожи разве что на какие-нибудь руны или заклинания. Но даже заклинания не пишут на таком языке. И получается Лилит умела их читать. Но тогда зачем… — Не буду вас больше отвлекать, — а затем девушка пошла прочь быстрым шагом, оставив Гаюса размышлять одного над всем произошедшим.

***

      Пока Мерлин чистил копыта лошадям, девушка сидела неподалёку, прислушиваясь к местным. Она надеялась ухватить хоть какую-нибудь подсказку. Ещё раз. — Эта леди Лилит… Такая странная. Она меня пугает, — произнёс какой-то мужчина. Лилит закатила глаза. «Пугает?! Ты свою жену вообще видел? Вот кто тебя должен по-настоящему пугать!» — с насмешкой подумала она, наблюдая за магом. — Она унизила короля… Я видел! Как он её за это не казнил? — возразил кто-то. «Унизила? Я не виновата, что вы тут дерётесь как бойцовые псы» — А эти рога… Я думаю они настоящие и она всех обманывает «Тут ты прав, не поспоришь.» Лилит разочарованно вздохнула. Почему вчера она попала на такое интересное обсуждение, а сейчас слушает, как местные отзываются о ней? Она встала и подошла к Мерлину, который только что взял копыто лошади и стал его чистить. Концентрация мага оказалась полностью поглощена текущей задачей, когда он тщательно чистил копыто лошади. Он работал с чувством фамильярности, его движения были эффективными и отточенными. Видно, что делает маг это далеко не в первый раз. Однако его спокойствие было нарушено присутствием Лилит. Он почувствовал странное изменение в атмосфере, тонкое предупреждение о том, что что-то не так. Прежде чем он смог отреагировать, лошадь, над которой он работал, внезапно рванула с места. Неожиданная сила застала Мерлина врасплох, и прежде чем он смог восстановить равновесие, он обнаружил себя распростертым на земле с выражением полного недоумения на лице. Слава богу, что не в навозе. Смех дочери Дагона, совсем безудержный и немного безумный, эхом разнёсся по конюшне. Её веселье наполнило воздух, как игривый ветерок, а унижение Мерлина, казалось, усилило её эмоции. Он почувствовал, как его лицо покраснело от смеси раздражения и досады, когда он медленно поднялся, отряхивая одежду и подавляя весь негатив. — Сильнейший маг Камелота… — прошептала она, хихикая. Это выглядело настолько смешным, что, казалось, сам Сангвин здесь решил поработать.       Мерлину же это совсем не понравилось. В последнее время девушка его немного бесила. — Лилит! Говори тише! — зашипел мужчина, его терпение подходило к концу. Лошадь, теперь испуганная суматохой, забилась в угол, её глаза расширились от волнения. Он не мог не почувствовать укол сочувствия к страданиям существа. Вернув своё внимание обратно к девушке, он поймал её пристальный взгляд, на его лице была смесь разочарования и усталости. Он чувствовал тяжесть бессонных ночей и растущее раздражение от настойчивых расспросов этой активной девицы. Дочь Дагона внимательно смотрела на Мерлина. Ей было смешно и грустно одновременно. Чувствуя его силу постоянно — она была обречена грустить о том, что он ей не пользуется. Он мог бы испепелить эту конюшню, а лошадей превратить в огнедышащих пегасов. Но… Это были лишь фантазии девушки. А вообще он мог бы позвать дракона и повести себя как Мирак. Но… Мерлин есть Мерлин. — Ты же понимаешь, что я не уйду, пока не узнаю, у кого мне спросить про артефакт, — настойчиво проговорила дочь Дагона. Она специально будет ему мешать, местами даже магичить, пока он не расскажет ей, где добыть побольше информации. Ведь Мерлин, как ни крути, единственный, кто знает магических обитателей этого мира. Драконорождённый оказался настолько раздражён, от чего просто выпалил: — У друидов попробуй, только не мешай! — слова вырвались у него прежде, чем он смог их отфильтровать, движимый разочарованием и тоской по передышке от её постоянных допросов. Но как только слова слетели с его губ, выражение лица Мерлина сменилось с раздражения на ужас. Он осознал серьезность своего промаха. «Ой…зачем я это сказал?» Осознание поразило его, как внезапный порыв холодного ветра, заморозив сожаление и раздражение, которыми были окрашены его предыдущие слова. Теперь он мог ясно видеть это — путь, который он непреднамеренно предложил, потенциально мог привести Лилит к опасности, опасности, которую он не мог игнорировать или отмахнуться. Его сердце вдруг заболело от смеси опасения и сочувствия. Он хотел сказать ей, предупредить её, обеспечить безопасность, но его собственные ограничения и груз ответственности сковали его язык. Вместо этого он ограничился едва заметным покачиванием головой, жестом, который нёс в себе невысказанное сообщение о том, что путь к друидам — это не тот путь, который он мог открыто одобрить. Но разве до Лилит это дошло? Разве она увидела едва заметные слёзы на глазах мага? — Отлично, увидимся за ужином, — быстро проговорила она и повернулась, а затем ушла. Мерлин стоял как вкопанный и смотрел в спину уходящей. Он только что своим решением подверг её опасности. — Боже, какой я идиот, — с сильнейшим отчаянием проговорил он и прикрыл глаза.