Мисс Ли или небесный секретарь.

Славный Санкт-Петербург — город на Неве. Культурная столица России, куда мечтают попасть многие. Белые ночи, разводные мосты, неожиданные (ожиданные) дожди, снег вперемешку со слякотью не испортит восторг от его архитектуры необыкновенной красоты. Чего только стоят сфинксы! Даже некоторые коренные жители не знают, где расположен самый маленький. Я скажу — он на шлеме богини Минервы, та, что восседает напротив Публичной библиотеки. Но разве такой большой город остановился бы только на античности? Нет, нет и ещё раз нет! Неоготика, модерн, конструктивизм, барокко, русский ампир, неовизантийский стиль... Не буду говорить об Эрмитаже, Спасе на Крови, Кунсткамере, Заячьем острове, ты о них и так прекрасно знаешь. Но про Летний сад молчать не стану. Он сильно меня впечатлил. Ты, читатель, вероятно догадался, к чему я клоню, так? Ну что же, предлагаю пойти за мной! Итак, 22-е января, вторник, вдоль набережной Мойки неспешно шли два человека. Один из них — одетый в потрëпанную дублëнку и с кепкой-шестиклинкой, был Дуров Павел Александрович. Таможенник — мастер своего дела. Он был маленького роста, лыс, особенно упитан в щеках. Рядом плëлся плечистый, темноволосый Индюкин Глеб Тимофеевич, по профессии слесарь–испытатель (и ты не поверишь, дорогой мой читатель, но такая профессия в действительности существует). Завернув в вышеупомянутый сад, они направились к Коронному фонтану и уселись на скамью. Холод неприятно щипал, незащищённое от мороза, лицо. Невзирая на перчатки, кончики пальцев окостенели. Ветки деревьев хрипели от тяжести навалившегося снега. Павел Александрович всю дорогу до этого ругал свою жену, не прекратил этого и сейчас: — Мало того, — продолжал он, — по дому ничего не сделала, так ещё и мне перечит! — он взмахнул так, что чуть не выбил стакан с кофе из рук Глеба, — Мол устаëт она, ха! Да разве секретарь – это работа?! — Понимаю, прекрасно понимаю, — соглашался Индюкин, — Вот недавно моя потащила в галерею. Боже правый, ну что за мазня! Работа называется "Казаки". Стою минуту, две, пять, хоть убейте, ну не вижу я казаков! Какие-то линии, пятна и радуга посередине! А она смотрит заворожено, руки сложила, нравится ей! — после долгого монолога, он сделал глоток остывшего напитка, — Ещё и фамилия у «художника», — интонацией Глеб выразил презрение, — дурацкая какая-то. Кал... Ком... Кун... Пока Индюкин пытался вспомнить проклятую фамилию, к ним подошëл человек. Вернее, так многие утверждали, хотя подтверждения тому не было, а сам Глеб, после случившегося, называл «бесовским созданием». В СМИ описывали по-разному: одни говорили, что это был хромой инвалид из светского общества, другие описывали как члена неизвестной мафии, третьи вообще обозвали эксгибиционистом! Более того, завязался спор о половой принадлежности: мужчина или женщина? Особенно за это люди были готовы рвать глотки. Признаться честно, такие сводки никуда не годятся, а уж «серьёзные» вопросы и вовсе смехотворны! Никто не угадал. Прежде всего – это была девушка. Лет 30-ти с острым подбородком, большими жëлтыми глазами и ростом выше метра 70. Из под длинного чëрного пальто, виднелись прямые брюки, на ногах красовались грубые ботинки. Но удивительней была еë причёска: паж, с двумя длинными передними прядями до пояса. Опиралась на сложенный зонт. Незаметно оказавшись у скамьи, она подсказала, измученному от провалов в памяти, юноше: — Кандинский. Василий Васильевич Кандинский, — раздался мелодичный голос. От испуга Дуров икнул, а слесарь – испытатель тихо вскрикнул. При виде незнакомки внутри закопошился комок змей. — Простите, я вовсе не хотела вас пугать! — еë плечи боязливо дрогнули, — Но тема вашей беседы очень мне близка; никак не могла пройти мимо! Можно я присяду? — сев между ними, она продолжила, — А Вы, Глеб Тимофеевич, напрасно презираете необыкновенного художника! Если бы не он, с коллегой по цеху — Казимиром Севериновичем – наши классики реалисты так и остались бы не известными! — Неужели, — скептически начал Дуров, — и много Вы знаете о мире искусства? — Ах, что такое «много» в Вашем понимании? Конечно, я не могу знать всё на свете, но считаю, что моих знаний достаточно, чтобы разъяснить вам, насколько искусство значимо в жизни человека... — Минуточку, — вклинился в разговор Индюкин, прервав незнакомку, — откуда вы знаете, как меня зовут? Мы где-то встречались? — Ни в коем случае! — возмутилась она, — Я Вас впервые вижу! Просто, в нашей стране не так много живых слесарей-испытателей. "Не чистое здесь дело." — мелькнула в голове у Глеба, — "И откуда она вообще знает, кем я работаю?!" — Знаете ли, — отвечал Павел Александрович, — я кроме реалистов никого не признаю. Непонятны мне эти ваши абстракционисты, кубисты, а уж тем более сюрреалисты. — Чем же Вам непонятны сюрреалисты? — всплеснула руками незнакомка, — Неужели смущают сюжеты? — Да в том то и дело, что я сюжета там не наблюдаю! Ладно Сальвадор Дали, хотя про него стоит завести отдельный разговор. Но, как еë там... Вр... Фрида... — Фрида Кало. Необыкновенная женщина с очень тяжëлой судьбой. В 1925 году Фриду сбил автобус. По итогам у неë диагностируют травмы, практически несовместимые с жизнью: переломы позвоночника и ключицы в трёх местах, переломы рёбер и тазобедренной кости, вывихи, сдвиги и переломы... Ах! Не могу более перечислять без слëз! — она промокнула глаза платочком, — Но главное не это! Главное – Кало смогла не только перебороть недуг, но и стать одним из лучших представителей сюрреализма! Этот жанр сильно повлиял и на киностудию, и на литературу! Он расширяет кругозор человека, позволяет выйти из рамок привычного! Разве это не прекрасно? — Вы много знаете о мире искусства! — подметил Индюкин. — Конечно, — приветливо улыбнулась незнакомка, — Я по профессии искусствовед. Возвращаясь к многогранной Фриде. В чëм причина вашего негодования? — Да всё! «Картины» и сама эта девица! Напыщенный эпатаж; ничего святого! Мне, кажется, что все женщины в истории – это сплошные выскочки, которым в детстве внимания не хватало. — Действительно? — она удивлëнно вскинула брови, — Даже Орлеанская дева? — Тоже мне, воительница! — фыркнул Индюкин. — Я поражëн, тому, как еë решили отнести к лику святых! — Напрасно, напрасно... — незнакомка постучала пальцами по ручке зонта, — Однажды, за ужином, я предупреждала: "Милая моя, такие «видения» могут привести к преждевременной смерти. А, впрочем, всё зависит от того, что ты хочешь от этой жизни: тихо и спокойно достигнуть старости или же сделать что-то яркое и вскоре умереть?" Полагаю, итог разъяснять не стоит. — Вы знакомы с Жанной д'Арк? — Глеб недоверчиво глянул. — Не только с ней. Мне нравится, как люди легко рассуждают о чужой смерти. Еë сожгли заживо! А мы спокойно об этом говорим. И, думаю, совсем иначе будете рассуждать о собственной погибели. — И что же Вы хотите этим сказать? — чуть наклонился Дуров. — Вот глядите, жизнь – ироничная вещь. Знали, что люди чаще умирают в свой день рождения? Видимо – не знаете. Представьте, Павел Александрович, сегодня, в свой день рождения, будете Вы спускаться в метро, а потом, ни с того, ни с сего, раз! Полетите в самый низ, разобьëте голову об пол и дело с концом! От этого Дурову поплохело, он потëр лоб шершавой ладонью, и вскоре выдавил: — М-да уж, вправду иронично. — Голубчик, чего же Вы побледнели? Понимаю, ситуация страшная, но сейчас она Вам не грозит! И согласитесь, совсем иначе воспринимается тема смерти! — она широко распахнула глаза. — Д-да, — заикнулся таможенник, — совсем иначе. — Вот так искусствовед! — усмехнулся Глеб. — Ах! — незнакомка хлопнула в ладоши, — Простите, за моë невежество! Я совсем забыла представиться! Получив по чëрной карточке из маленького кошелька, Индюкин и Дуров стали их рассматривать. Визитки были очень странные: только имя и данные о профессии. Ни организации, ни контактов – ничего не было...