— Из меня теперь и одной приличной девочки не выйдет!
~ 6 месяцев назад ~
Идёт дождь, или лучше сказать — льёт как из ведра — это один из тех внезапных ливней после полудня, когда небо будто разверзается, и все цвета исчезают в серости. От мокрого асфальта, который часами пёкся на жаре, поднимается пар, принося с собой очень специфический и трудно поддающийся описанию запах летнего дождя. «Должно быть, вот каково это — стоять под водопадом», — проносится у Вегаса в голове на одну сумасшедшую секунду. Вода стекает по лицу ручейками, как поток невыплаканных слёз. Его рубашка и форменные штаны промокли насквозь, прилипли к коже. Он стоит на коленях в грязном переулке в неуклонно растущей луже дождевой воды, но ему всё равно. Дело в том, что детектив Вегас Тирапаньякун в настоящее время слишком занят: склонившись над лежащим на земле человеком, он методично разбивает тому лицо и наслаждается каждой секундой происходящего. Провал… всё рябит. «Насилие не всегда значит зло. Настоящее зло — это чересчур увлечься насилием и перейти черту. Понимаешь, о чём я?» Ладно, без разницы. Нет ничего приятнее ощущения хрустящих и ломающихся под его пальцами хрящей. По крайней мере, так считает Вегас, и срать он хотел, как к этому относятся остальные. Этот нос уже никогда не будет прежним, только если кое-кто не вложится в масштабную пластическую операцию. Тяжело дыша, Вегас бьёт ещё и ещё — так, чтобы наверняка. Вокруг царит полный хаос, который Вегас смутно осознаёт, но он стоит на коленях в невидимом пузыре белого шума, стирающем всё остальное, устраняющем все отвлекающие факторы, чтобы он мог полностью сосредоточиться на том, что делает. Кто-то тянется к нему, его хватают за руки, пытаясь удержать и оттянуть назад, и поэтому Вегас рычит, яростно стряхивает их, а затем его кулак снова врезается в плоть — на этот раз уже в рот. Губы лопаются, точно шарик с водой... так чертовски приятно... выпуская красные брызги, которые тут же смываются проливным дождём. Провал… знакомая рябь.Может быть, тогда я исчезну
И мне не придётся сталкиваться с действительностью
Это не так-то просто –
Принять, что весь твой мир стал чёрным красным.
«Отпусти и забудь, что прошло — уже не вернуть»
Тьфу, какого черта?! Откуда это взялось?! Пошёл ты, Макао! Руки Вегаса двигаются сами по себе, ему даже не нужно думать, и это такое блаженство. Полный автопилот. Он — машина для убийств; сосуд, изливающий божественную ярость на жалкое подобие человека под ним. — Чёрт! …Вегас!!!… Прекрати! Ты убьёшь его! Кто-то снова пытается схватить его за руки, Вегас чувствует, как пальцы отчаянно впиваются ему в мышцы, силясь оттащить назад. Что-то рвётся — не мускулы, а его рубашка. Один из рукавов теперь болтается. Вегас рычит. Громко. И скалится. Провал… ещё больше ряби. «Говорил же — не трогай его кость. Почему не послушался? Ты никогда не слушаешь меня, малец. Не двигайся. Больно? Выглядит плохо, отведём-ка тебя к врачу, пока твой отец голову мне не оторвал». Мораль сей басни такова — дери, кусай, словно озверевший пёс! …КрасныйКрасныйКрасный… Вегас впивается зубами во что-то, и рот тут же наполняется горячим привкусом меди. Кто-то кричит. Громко. Прямо на ухо. Вегас пугается на мгновение, и этого оказывается достаточно. Его голова дёргается в сторону, когда то, что было у него во рту, вопреки его желанию высвобождают... что-то раздирается…. рвётся... о нет, добыча упущена... но в то же время Вегас снова свободен, чужие руки больше не держат его сзади. — Какого хрена, Вегас?! — кричит кто-то на него охваченным паникой голосом, а затем зовёт на помощь. Плевать. Существо под ним всё ещё шевелится, издавая жалобные звуки, смесь плача и крика. Как же бесит. Рот и нос изувечены, пора заняться глазами. Вегасу не нравится, как эти глаза смотрят на него. Как будто он — живое воплощение ночного кошмара… Провал… сплошная рябь. ««Под моей кроватью никогда не было монстров — все они были лишь в моей голове. Я не боюсь их, потому что не вижу. Потому что настоящим монстром всё время была я».». …но ведь это не может быть правдой...? — На что уставился, чёрт тебя дери?! — кричит Вегас и бросается вперёд, его большие пальцы скользят по окровавленной плоти, прямо к глазницам. Нужно просто положить этому конец. Навсегда закрыть эти глаза, смотрящие на него с осуждением. Возможно, тогда внезапные спазмы в его желудке исчезнут. Чуть повозившись, он скользит пальцами по лицу до нужного места и надавливает… Воздух вокруг звенит от криков. Теперь это несколько голосов. Вегас не может разобрать, что они говорят, да и ему, честно говоря, насрать. Он настолько сосредоточен на том, что делает, что им удаётся застать его врасплох. Внезапно на нём уже множество рук. Слишком много. Хватают. Тянут. Сдавливают горло, перекрывая кислород. Вегасу нужно вдохнуть, поэтому он отрывает свои руки от кровавого месива, которое когда-то было лицом… теперь неузнаваемым… и вместо этого впивается в то, что сжимает ему горло. Этого хватает: его окончательно отделяют от добычи (жертвы) и оттаскивают на несколько метров. Кто-то со всей силы бьёт Вегаса по спине, выбивая из него весь воздух. Перед глазами кружатся звезды, когда его затылок с резким треском сталкивается с асфальтом… ауч... и это самое то, чтобы вырвать его из транса и вернуть в реальность. Мир снова в фокусе, когда Вегас смотрит вверх, медленно моргая. Дождь льётся ему на лицо, стремясь утопить в этот тёплый летний день прямо посреди оживлённого города. Он не шевелится, просто продолжает лежать. Ошеломлённый, он замечает, что дышит слишком быстро, глотая воздух, как выброшенная на берег рыба. Сердце бьётся так сильно, что грудная клетка словно разрывается. Однако физический дискомфорт ничто по сравнению с растущей душевной агонией. Вегас попросту не может осознать, что только что произошло. Этого не может быть. Что за ёбаный кошмар. Дождь смывает кровь с его лица; никто и не заметит, если к нему примешаются слёзы. «Должно быть, вот каково это — стоять под водопадом», — в изумлении снова думает Вегас. Пожалуйста, дайте мне уже утонуть.~ ~ ~ ~ ~
Возвращаться в полицейский участок, мягко говоря, неловко. За рулём сидит какой-то незнакомый полицейский, а Тэм занял переднее пассажирское сиденье, оставив Вегаса одного сидеть сзади. Никто не разговаривает. И что ещё хуже, Тэм игнорирует его. Плохо. Это очень плохо. Блядь. Тэм избегает даже смотреть на него. Просто сидит, уставившись перед собой на поток машин с измученным выражением на бледном лице, и прижимает раненую руку к груди. Кто-то явно пытался перебинтовать эту отвратительную рваную рану, но дождь насквозь промочил повязку. Дождь и кровь. Тэм… Они знакомы ещё со времен кадетства в академии Королевской полиции Таиланда, где и подружились. Теперь они напарники, но Вегас снова умудрился по-королевски проебаться. Чему он вообще удивляется? Лучше бы удивился, как долго всё шло гладко. «Всё идёт по стандартной схеме» — устало думает Вегас. Люди заводят с ним дружбу… в конце концов, он Тирапаньякун, чёртова знаменитость… а затем, узнав его настоящего, бегут, сверкая пятками. Обычно Вегасу всё равно, когда кто-то уходит. Но вот Тэм... почему же так больно? Вегас знает, что сильно облажался, и эта мысль разрывает его изнутри. Совсем немногих он считает друзьями. Если так подумать, лишь двое упорно отказываются покидать его — по крайней мере до этого момента отказывались. Тэм и Порш. Но похоже, что с Тэмом всё кончено... теперь и он прозрел, этот инцидент стал последней каплей (одной из многих). Время пришло. Провал… и снова рябь.Это последний день нашего знакомства Я встречу тебя в чьём-то кабинете Я буду болтать, но ты меня не будешь слушать Я знаю наперёд твой ответ
БлядьБлядьБлядь Вегас тяжело сглатывает и тут же чувствует подкатывающую тошноту, потому что во рту всё ещё ощущается вкус крови. Крови Тэма. Он уже несколько раз прополоскал рот, но вкус не уходит, преследуя его, словно призрак. Вегас прислоняет ноющую голову к прохладному окну автомобиля, невидяще глядя наружу. Окружающий мир представляет собой калейдоскоп цветов и форм, мимо которых быстро проносится машина в вечерний час пик, и это хорошо, потому что так Вегас может расслабиться и позволить мыслям отправиться в свободное плавание. Отвлечься от того, что только что произошло. Что он сделал… со своим другом… и… с тем созданием... … чёрт возьми… с мужчиной, с другим человеческим существом… внезапно становится трудно дышать. Провал… сплошная рябь. …Он нарочно переворачивает перстень. Он всегда так делает. Каждый раз. Так больнее. Похоже, Вегасу сегодня везёт: он в отличном настроении, через час у него запланирована деловая встреча, а значит, это скоро закончится. Вегас стоит на месте, терпит, молчит и вскоре понимает, что не сможет самостоятельно вернуться к себе в спальню. Ему снова придётся принять помощь телохранителей, чтобы прийти в себя, потому что мозги превратились в кашу от силы обрушившихся на него ударов. У Вегаса так кружится голова, что он едва стоит на ногах, — ещё немного, и он закачается, как тростник на ветру, — не говоря уже о том, чтобы быть в состоянии пройти по прямой… …красныйкрасныйкрасный… …каков отец, таков и сын — Я… меня сейчас стошнит… — хрипит Вегас, едва успевая предупредить своих коллег. Машина тут же сворачивает, чтобы экстренно остановиться на тротуаре. Вегас вслепую нащупывает ручку в двери автомобиля, и когда та открывается, высовывается и яростно опустошает свой желудок до тех пор, пока там ничего не остаётся, кроме желчи. Но Вегас никак не может остановиться и всё содрогается и содрогается от рвотных позывов.~ ~ ~ ~ ~
Ну конечно же, на столе собирает пыль фотография в рамке, наряду с другими нелепо расставленными вещами. На ней семья из пяти человек, все дорого одеты. Вегас узнаёт несколько знакомых брендов, например, платье от известного английского дизайнера, чьё имя он снова забыл. Не то чтобы Вегас интересовался модой: просто у него есть кузен, позиционирующий себя как икону стиля, и, похоже, это в определённой степени сказалось на нём. Люди на фотографии стоят на популярном пляжном курорте, расположенном чуть более чем в трёх часах езды отсюда — в этом сомнений нет. Идеально позируя перед роскошным коттеджем, мать и отец снисходительно улыбаются своим очаровательным отпрыскам. Это настолько отвратительно домашняя сцена, что Вегаса тянет блевать. Такая счастливая семья… как большая жирная издёвка над ним. Мысленно вздохнув, Вегас возвращает своё внимание к реальности, какой бы неприятной она ни была, а именно — к явно раздражённому мужчине …тому самому мужчине на фото... который сейчас расхаживает перед ним взад-вперёд. Безукоризненно выглаженный парадный мундир слишком сильно обтягивает его непреклонно растущие габариты. Мужчина упорно о чём-то разглагольствует — Вегас до этого момента блокировал все звуки — однако судя по неумолимо повышающейся громкости грядёт нечто важное... — ...и я повторяю, так просто ты не отделаешься! На этот раз ты действительно зашёл слишком далеко! Провал… всё рябит.— О капитан! Мой капитан! Кровавою струей Забрызгана та палуба, Где пал ты неживой.
Ах, если бы… Его начальник так любит драматизировать… Расхаживающий перед ним взвинченный мужчина средних лет внезапно резко останавливается и делает глубокий свистящий вдох в попытке успокоиться. На его лице отчётливо прослеживается раздражение, которое усиливается при каждом взгляде на Вегаса. — Ох, ради всего святого, ты вообще слушаешь, детектив Тирапаньякун?! Думаешь, я веду этот разговор ради своего удовольствия?! — Это риторический вопрос? — Вегас не может сдержаться, и слова срываются с губ, прежде чем он успевает их осознать. Ну да ладно, плевать. Капитан скрипит зубами и рычит от явного негодования. Уперев руки в бока, он бросает на Вегаса грозный взгляд, который привёл бы в ужас любого другого сотрудника. Но не Вегаса. Как ни крути, это их начальник, в пределах полицейского участка выше него только Бог. Последнее слово всегда за ним; достаточно одной его прихоти, чтобы лишить сотрудника всего, или же наоборот — вознаградить. Он держит в страхе весь участок, и всё же… Вегас вздыхает и делает шаг назад, пытаясь выглядеть раскаявшимся. Он скрещивает на груди руки и прислоняется к столу в надежде, что это поможет разрядить обстановку. Если бы Вегас мог видеть себя со стороны, то знал бы, что эта попытка обречена на провал. Всем своим видом он источает надменное безразличие, и это не может не бесить. У него всё ещё влажные, мятые и рваные в районе колен форменные штаны, а рубашку, наверное, уже не спасти: один из рукавов болтается, но всё еще героически держится, хоть истрёпанные швы и выглядят так, точно могут оторваться в любой момент. Сама же ткань словно стала жертвой невыспавшегося малыша, впервые взявшего в руки краски: она вся измазана кровью и грязью, и от того, что она не успела высохнуть, создаётся впечатление, будто кто-то пытался превратить Вегаса в ходячий образец теста Роршаха. Несколько пуговиц не хватает — они оторвались, когда Вегаса стаскивали с его добычи …нет, жертвы... Через все эти дырки проглядывается слишком много бледной кожи. Вегас выглядит грязным, растрёпанным, и при всём этом невероятно привлекательным и высокомерным. Словно только что вышел с фотосессии какого-то хипстерского показа для Vogue. Это неимоверно бесит. Плюс, по его виду совсем не скажешь, что он о чём-то сожалеет — скорее как раз наоборот. Капитан лишь приподнимает густую бровь и фыркает с усталым неверием, ещё раз вздыхает, чтобы успокоиться …однажды он точно заработает себе сердечный приступ, и Вегас несомненно будет иметь к этому непосредственное отношение… он отгоняет Вегаса от своего стола, прежде чем сесть за него самому. Снова придаёт себе официальный вид. — Хорошо, давай попробуем ещё раз. Когда Вегас делает шаг, чтобы сесть в кресло напротив капитанского стола, то получает в ответ такой убийственный взгляд, что быстро передумывает. Вместо этого он снова принимает надлежащую — непринуждённую позу, прямо как учили в академии. Он может вести себя как положено, когда захочет. И, судя по всему, сейчас самое подходящее время, чтобы показать свою хорошую сторону. Тишина затягивается. Капитан просто смотрит на него, и такое ощущение, что пытается заглянуть Вегасу прямо в душу, но не находит там того, что искал. Как ни странно, он больше не выглядит расстроенным и сердитым, скорее грустным, и от этого Вегас чувствует себя очень некомфортно. Со злостью он может справиться. К злости он привык. Со злостью он вырос. Злость он может игнорировать. Но грусть и… беспокойство? Нет, это нехорошо, разговор явно пойдёт в неприятном для него ключе. — Что ты вообще там делал, а? Приехали… — Я связался с твоим непосредственным начальством. Тебе был отдан прямой приказ не вмешиваться в эту операцию. Не приближаться к этому району. Не приближаться к подозреваемому. О чём ты думал? Вегас нервно сглатывает и решает, что лучше не отвечать. — О чём, чёрт возьми, ты думал? Ещё один вздох, капитан сводит брови, как при головной боли. Может быть, так оно и есть. От Вегаса у многих по жизни сплошная головная боль. — Ты проигнорировал прямой приказ. Ты проигнорировал свои собственные текущие дела, хотя они важны для вовлечённых в них людей, которые полностью полагаются на тебя в выполнении своей работы. Ох, это был удар ниже пояса… Вегас морщится. — Ты отправился в известную проблемную точку в запретной зоне, не предупредив никого об этом. Взял с собой напарника, но кроме него — никакой подмоги. — Ещё одна пауза, чтобы сказанное хорошенько уложилось у Вегаса в голове. — К счастью, твой напарник оказался достаточно умён, чтобы сообщить диспетчеру о том, куда вы направляетесь. …напарник, который больше не разговаривает с Вегасом и не смотрит на него… потому что Тэм умён… он усвоил урок на собственном горьком опыте… блядь… — Наплевав на собственную безопасность и безопасность своего напарника, ты пробрался к укрытию подозреваемого, выбил дверь, а затем приставил пистолет к голове подозреваемого на глазах у его детей, прежде чем силой вытащить в переулок. …. Блядь…. Там были дети? Вот дерьмо. Вегас не заметил. Он больше не может смотреть в глаза своему начальнику и вместо этого смотрит вниз, чувствуя, как тошнота возвращается с удвоенной силой. — В переулке ты сразу принялся избивать его, даже не задавал никаких вопросов. Не пытался арестовать. И по словам твоего напарника, не реагировал на неоднократные просьбы прекратить. Ещё одна пауза, и на этот раз тишина неприятно давит. — Потребовалось трое человек, чтобы оттащить тебя от подозреваемого. Вегас снова сглатывает, ощущая болезненную сухость во рту. Он напряжённо рассматривает свои грязные ботинки, лишь бы только не встречаться с разочарованием на лице напротив. — Ты ударил своего напарника, когда тот пытался помешать тебе. Ещё одна пауза, чтобы до него дошло, и да, Вегас чувствует себя куском дерьма. — Ты укусил своего напарника. Ему пришлось наложить швы. Вегасу хочется провалиться сквозь землю. — Из-за тебя подозреваемый в реанимации. Врачи даже не могут провести операцию и попытаться исправить то, что осталось от его лица, потому что сначала нужно стабилизировать его общее состояние. Пришлось ввести его в медикаментозную кому. Вегас сжимает руки в кулаки ...и это больно, но прямо сейчас он заслуживает эту боль... и закрывает глаза. — Детектив Тирапаньякун… И снова тишина тянется и тянется, пока не становится почти невыносимой. — Вегас… тебе жить надоело? ЧТО, БЛЯДЬ?! Вегас тотчас поднимает глаза и потрясённо моргает, на миг лишаясь дара речи. Конечно, ему не надоело жить. С какой стати капитан так подумал? И в то же время в его груди разливается тепло. Кому-то не всё равно. Капитан заботится о его благополучии, хотя Вегас всего лишь его подчиненный. Это… приятно? — Я вижу, ты не согласен. Это уже что-то. Твой отец снесёт мне голову, если с тобой что-нибудь случится в мою смену. Ох. Ох. Крохотная искра надежды тут же гаснет. Следовало догадаться. — Что ж… Давай закругляться? Чёрт, голова и так трещит. Как я уже говорил: на этот раз ты зашёл слишком далеко, и последствий не избежать. Ты... отстранён. Вегас думал, что хуже уже некуда, но, по всей видимости, ошибался. Есть куда. Это полная катастрофа. Он любит свою работу. На самом деле работа — единственное, ради чего он встает по утрам и что в принципе поддерживает его существование. Это единственное, что полностью принадлежит ему одному; единственное, что его волнует (ну, кроме Макао). Он не может потерять работу. Это немыслимо. Ну уж нет, так не пойдёт. Вегас бросает на начальника такой дикий взгляд, что того невольно передёргивает. — Чёрта с два я отстранён! Если бы Вегас не был на взводе …а он весь мокрый, грязный, и эмоционально выжат, как лимон… то нашёл бы всю эту ситуацию до абсурдного комичной. Но его эмоции в таком сумбуре, что он начинает психовать. Вегас сжимает руки в кулаки, но ободранные костяшки тут же напоминают о себе. Он хочет кого-нибудь ударить. Желание настолько сильное, аж зубы сводит. Красная пелена снова застилает взор, и это опасно. Нельзя снова потерять контроль. Нельзя. Так, попытка номер два. Вегас прочищает горло, через силу расслабляет напряжённые мышцы и всем своим видом пытается создать впечатление, что относится к своему старшему коллеге с уважением. Он может притвориться. Этим искусством он давно овладел. — Давайте не будем пороть горячку. Отстранение было бы... необдуманным решением... Они оба знают, почему, но в качестве акта доброй воли Вегас до сих пор не указывал на это прямо: он грёбаный Вегас Тирапаньякун, и неважно, что он творит, начальство не имеет над ним реальной власти. Отстранить его? Очень смешно! Его не могут даже уволить. Однажды попытались. Больше нет. Вегас часть клана Тирапаньякун, даже если его ненависть к семье граничит с безумием, даже если он оборвал с ними все связи и начал строить собственную жизнь, и как венец достижений и огромное большое ИДИТЕ НАХУЙ им всем — выбрал карьеру полицейского, он всё ещё Тирапаньякун. От этого не уйти, разве что умереть. Но на такие крайности Вегас пока не готов. Кхун Кан Тирапаньякун может сколько угодно презирать собственного сына за закрытыми дверьми, но чёрта с два он спокойно воспримет его отстранение. Потому что это будет плохо выглядеть в глазах общественности, а имидж имеет колоссальное значение и должен поддерживаться любой ценой. Вегасу хватает одного взгляда, чтобы понять, что капитан на полном серьёзе намерен осуществить задуманное. Что ж, время указать ему на его место. — Хорошие часы. — Вегас улыбается, но это довольно неприятная улыбка. Оба опускают взгляд на часы, украшающие левое запястье мужчины. Это и впрямь хорошие часы. Patek Philippe, если точнее. Стоят не менее полутора миллионов бат, если Вегасу не изменяет память. Излишне говорить, что капитану полиции они не по карману. И тот тоже это знает, судя по красным пятнам, что пошли по его лицу. — Чудесный дом, — мягко указывает Вегас, с улыбкой кивая на семейную фотографию, гордо демонстрирующую еще более роскошный и дорогой коттедж. Он тоже умеет играть грязно — иначе в семье Тирапаньякун не выжить. Манипуляции это их конёк. — Может, нам стоит выслушать второе мнение по этому вопросу? Позвоним комиссару? Я слышал, что он ваш сосед по курорту и что у него тоже прекрасный дом. Район настолько дорогой, что даже комиссар не может позволить себе купить там недвижимость. Не на официальную зарплату уж точно. Эти слова, похоже, сразу всё разрешают. На мгновение Вегасу кажется, что мужчина вот-вот лопнет от злости, но затем тот сдувается, как проколотый шарик, а его лицо теряет всякий цвет. Он знает, что проиграл. Провал… и снова рябь. «Это правда, что нельзя быть выше закона, но деньги могут сделать тебя для него невидимым. Никогда не забывай об этом, Вегас». Да, дядя, я помню… Вегас не раз задавался вопросом, что, в теории, может сойти ему с рук. Но, в конце концов, он полицейский, который гордится своей работой. Он не любит напоминать людям о невидимой силе, что наделяет его фамилия Тирапаньякун. Вегас ненавидит её. Он презирает свою семью. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер: он просто не может допустить своего отстранения. Это сломает его — здесь нет никаких сомнений. Тем не менее всё равно чувствует себя последней мразью. В то время, как Вегас на мгновение уходит в себя, капитан успевает снова взять себя в руки и теперь спокойно смотрит на него. Но что-то изменилось. Словно между ними выросла незримая стена, которой раньше там не было. Вот чёрт. — Отлично. Без отстранения. Вместо этого пойдёшь на терапию по управлению гневом. Посещение обязательно. — Вегас открывает было рот, чтобы возразить этой нелепой идее, но мужчина припечатывает его взглядом. — Даже не думай! Ничего не хочу слышать! А теперь убирайся с глаз моих! Мудак! Вегас отдаёт честь, испепеляюще глядя капитану в глаза, и разворачивается, направляясь к выходу из кабинета. Во всей его позе сквозит праведное негодование. Терапия по управлению гневом?! Ни за что на свете! Это мы ещё посмотрим!