***
Ларсен бриться не стал. Стал бы он какого-то Хэмфри Ван-Вейдена слушать. Он вообще сначала и не хотел с ним встречаться, ещё и посреди ночи. Потому что идея была дурацкая и слишком, за неимением лучшего слова, интимная. А Ларсен, хоть и признавал, что ему было в какой-то степени весело работать не в одиночку, но никак с Хэмфри сближаться не хотел. Каким бы странным и необыкновенно «невинным» этот Хэмфри не был, на задворках сознания всплывал пожар, всплывал этот мерзкий голос. То, о чём одновременно нельзя забывать, но и вспоминать желания нет. Но других вариантов у Ларсена не было. Он перепробовал уже всё, а Хэмфри явно возмутился бы, если бы он вновь попробовал его прикончить. Да и Ларсен же не монстр какой-то. — А, наконец-то ты здесь, — раздалось откуда-то сверху. Ларсен поднял взгляд и увидел Хэмфри сидящим на полубаке, — Я бы сказал, что у нас не так много времени, но сам понимаешь. — К сожалению, — вздохнул Ларсен и, не дожидаясь приглашения, забрался к Хэмфри. Но, надо полагать, именно это от него и требовалось. Хэмфри на это действие никак не возразил, — Итак. В чём заключается твоя гениальная идея? — Поменьше сарказма, мистер Ларсен, будьте любезны, — заметил Хэмфри. — Ничего не могу с собой сделать. Так, что за идея? Хэмфри, похоже, тоже решил не продолжать бессмысленный спор. Он чуть поёрзал на месте, словно обдумывая, как лучше подать свою идею, и наконец сказал: — Помнишь, как мы с тобой раньше на звёзды смотрели, а ты ещё стихи мне читал? Ларсен настороженно посмотрел на Хэмфри, внутренне подбираясь и как-то оскаливаясь. — Допустим. — Вот я подумал, что раз уж всё дело в дате — а я до сих пор в этом убеждён — и ты помнишь, как я с тобой разговаривал, то это и есть наш выход. Мы просто сделаем всё как в тот раз и всё! Мы свободны, и… А почему ты так на меня смотришь? Ларсен действительно почувствовал, как напряглись все мышцы лица. Он многого мог ожидать от Хэмфри, любой глупости. Но это даже глупостью назвать было нельзя. Это было низко и подло. — Ты думаешь, что это отличная идея? Правда так считаешь? — спросил он тихо, пытаясь не вспылить. Хэмфри неловко кивнул. — Мы же можем просто попробовать. Вдруг это то, что от нас хотят. Ладно тебе, Ларсен, — он предпринял довольно-таки безуспешную попытку приободриться, — Если что, можем посчитать это простым развлечением. А ещё ты ведь так много стихов знаешь, расскажи какой-нибудь. Потом точно войдёшь во вкус и всё! Хэмфри посмотрел на него почти с надеждой. Нервной, отвратительной, которая разозлила Ларсена только сильнее. Будто ничего и не было? «Как раньше»? Да как это ему только в голову пришло? — Ну? — выжидающе протянул Хэмфри. Ларсен мрачно оскалился и прошипел сквозь зубы: — На горе горит костёр, я ебал твоих сестёр. Выражение лица Хэмфри в следующую секунду было бесценно, Ларсен не мог это не признать. Возмущение, злоба и будто бы обида. Заслужил. — Какого чёрта с тобой не так? Это же так… мерзко! И подло! — Ты просил стихов? Вот тебе стих. Фольклор, если хочешь, — ответил Ларсен, спрыгивая с полубака, — Звёзды сегодня тоже просто замечательные. Смотри на них, пока глаза не вылезут. — Ларсен! — Хэмфри спрыгнул следом, — Неужели тебе так сложно хоть раз по-человечески себя повести? — А, вот как мы заговорили, — Ларсен обещал себе не злиться, но с Хэмпом, похоже, это было невозможно, — Ты же у нас Мать Тереза! А кто у меня корабль отобрал, кто решил, что приковать меня наручниками в кубрике — замечательная идея? Кто меня предал при первой же возможности? А, точно, ты же этого не помнишь. Что толку тогда говорить? Ларсен уже развернулся, собираясь убраться куда подальше от этого Хэмфри и не видеть его хотя бы остаток этой ночи, пока он его окончательно не разозлил. По его мнению, разговор можно было считать оконченным. Но для Хэмфри ещё ничего не было кончено. — Я всё помню, — раздалось от него приглушённо. Ларсен обернулся. — Что? — Я помню… И про остров, и про… кубрик. И вообще про всё. Я знаю, что это происходило. Ларсен не смог сдержать удивлённого вздоха. Удивлённого, и в той же степени возмущённого. — Помнишь, значит? Так а какого дьявола ты молчал? Я с ним тут ношусь, потому что думаю, что он не знает ничего, думаю о какой-то там справедливости. А ты всё это время знал, какой ты ублюдок? — Но я думал, что ты не злишься, — хотелось верить, что Хэмфри сам понимал, насколько жалко он звучит, — Да и нам же было весело, даже несмотря на всё это. — Весело? Хэмп, я тогда на острове заживо сгорел! Это по-твоему тоже весело было? Волк Ларсен альденте, вот умора! — Вообще-то, «альденте» это когда… — начал было Хэмфри. — Я знаю, что это значит, захлопнись, — перебил Ларсен, отмахнувшись, — Весело ему… Что же ты, такой весёлый, тут забыл? Не знал будто, что я с тебя спрошу. Или тебе недостаточно было надо мной поиздеваться? Хэмфри весь как-то сжался, и на секунду Ларсен вспомнил… нет, не остров, а кое-что более давнее. Хэмфри в первые месяцы плаванья. Растерянного, испуганного, но с невероятным чувством собственного достоинства. Другого. Хотя, возможно, он никогда и не был другим. Возможно, всегда был гнилым. Но всё же Ларсен верил именно этому Хэмпу, а не тому, что был на острове. Именно с этим Хэмпом он так долго возился с планами и идеями. Может, он действительно сходит с ума. Хэмфри же тем временем подобрался, но всё ещё не смотрел на Ларсена. Тот молча ждал его ответа, не ожидая услышать ничего хорошего. Только ещё одну кучу оправданий. — Я думаю, что я по тебе скучал. Ларсен вздрогнул и отшатнулся от него. Подумал даже, что ему послышалось. Но обманывать себя было бы глупо, всё-таки между ним и Хэмпом есть разница. — Скучал? — прошептал он без какой-то определённой эмоции в голосе. Разве что с замешательством, — Как дёшево ты звучишь, Хэмфри. Не думал пойти в драматический кружок? Тебе там самое место. На этом разговор был совершенно окончен. Хэмфри попытался сказать что-то ещё, но Ларсен уже не имел желания слушать.***
Только в это «утро» Хэмфри ощутил всю тяжесть этой временной петли. Мир каким-то образом остался прежним, несмотря на то, что на душе было тоскливее некуда. Хэмфри очень нехотя признавал, что Ларсен был прав. Но что ему-то нужно было сделать? Сразу же подойти и сказать: «Дорогой Волк Ларсен, я подлый трус и гад, пожалуйста, никогда больше со мной не разговаривай, ведь я это заслужил»? Да чёрта с два. Он ведь не врал, ему и правда было весело. На секунду показалось, что Ларсену с ним весело тоже. Но нет, как обычно, Хэмфри Ван-Вейден всё сломал, а как «починять» пока не понял. Вот же идиот. Может, и правильно Ларсен сделал что- — Только не говори, что опять ведёшь в своей голове самоуничижительный монолог, чтобы почувствовать себя менее паршиво. Хэмфри встрепенулся, чуть было не перевалившись за борт от неожиданности. Вот что называется, «помянешь дьявола». Или у Хэмфри просто настолько поразительная удача. Ларсен окинул Хэмфри быстрым взглядом, ничего не выражающим, и, встав рядом с ним, опёрся локтями о борт. — Почему ты так решил? — спросил Хэмфри. — Слишком хорошо тебя знаю. У тебя ещё всегда такой взгляд потерянный, когда ты это делаешь. — Никогда не замечал, — усмехнулся Хэмфри и неловко умолк. Он больше смотрел себе под ноги, иногда бросая на Ларсена быстрые взгляды. Тот пока молчал, но признаков агрессии не показывал. Да ещё и первый с ним заговорил. А может быть… — Нет, я всё ещё на тебя злюсь, — словно предугадав его вопрос, сказал Ларсен, — Да, сильно. — Вполне ожидаемо, — пробормотал Хэмфри, — То есть, я знаю, что уходить было неправильным решением и- — Хэмфри. Я не злюсь, что ты ушёл. По крайней мере, не до такой степени. Я злюсь, что ты вернулся. Хэмфри нахмурился в недоумении, ожидая окончания анекдота. Но только Ларсен был совершенно серьёзен. Это даже напугало. — Что? — Да. Я злюсь, что ты не смог просто свалить в закат. Нет, ты зачем-то вернулся и решил подпортить мне жизнь окончательно. А мне тогда не так уж и много оставалось, чтоб ты знал, — Ларсен выдохнул, будто бы чувствуя, что снова готов вспылить, — Мне тогда нужно было просто умереть спокойно. А ты мне даже этого сделать не дал. И вот смотри, где мы, — он широким жестом обвёл палубу, — Чёрт знает, где, чёрт знает, как. И чёрт знает, почему. — Только не вешай на меня всю эту «временную свистопляску», — фыркнул Хэмп, решив, что чувство собственного достоинства надо сохранять, — Я тоже не в восторге от того, что застрял в одном дне. — Хорошо, твой огромный список грехов стал на один пункт меньше. Других твоих заслуг это не преуменьшает. Хэмфри фыркнул ещё раз, но на этот раз выразительнее. Ларсена это не слишком впечатлило, он даже бровью не повёл. И в обычное время Хэмфри имел полное право просто махнуть рукой и игнорировать такие выпады, то сейчас это казалось неправильным. Наверное, когда приходится проживать один и тот же день три сотни раз подряд, взгляд на жизнь немного меняется. — Хорошо, — вздохнув, начал Хэмфри, — Я признаю, я виноват. Во многом, — Ларсен выразительно посмотрел в его сторону, — Во всём. И за это я прошу прощения. Прости меня. На вкус Хэмфри получилось вполне искренне. Просто, но вкусом. И очень действенно. — А я тебе не верю, — Ларсен невозмутимо скрестил руки на груди, — Ни капли искренности. — Как это? Я к тебе со всей душой обращаюсь! — возмутился Хэмфри. — Никакой души я тут не увидел. Извинения не приняты, попробуй так, как будто у тебя есть сердце и совесть. Хэмфри шумно выдохнул через нос. — Прости меня. Пожалуйста. Мне очень жаль. Правда, — отчеканил он чуть тише. — Не верю, — покачал головой Ларсен. — Умоляю, прости меня. — Детский сад. — Пожалуйста, дорогой Волк Ларсен, прими мои извинения, я так виноват перед тобой, — прошипел Хэмфри сквозь зубы, с каждой секундой всё больше краснея и походя на варёного рака. — Нет. Не верю. — Так, быстро взял и простил меня, ты, непробиваемый, тупоголовый датчанин или кто ты там вообще! Хэмфри уже крепко стиснул зубы, готовясь приносить извинения уже более примитивными способами, когда Ларсен не выдержал и засмеялся. Он даже почти не пытался скрывать то, насколько это его позабавило, хоть и закрывал рот рукой. — Хорошо-хорошо, вот теперь верю. Этого Хэмфри Ван-Вейдена я и помню, — сказал он всё с той же усмешкой на губах, — Ты смотри, в обморок не упади, раскраснелся весь. Хэмфри, хоть и желал ещё поспорить, что его довели до такого состояния, но всё же сделал пару глубоких вдохов и выдохов. Действительно, полегчало. — Знаешь, ты в чём-то прав, — продолжил тем временем Ларсен, — В каком-то извращённом смысле это весело. Придумывать вместе с тобой, как угробить мой корабль, то есть. Ты больной на голову, Хэмфри, но, кажется, мне это начинает нравится. Хэмфри закатил глаза. — Я не буду считать это комплиментом. — Это не комплимент. Это констатация факта, — пожал плечами Ларсен, — А ещё из всех одинаковых чёртовых дней эти были самыми интересными. В основном, потому что идеи у тебя — такая муть беспросветная. Но смотреть, как ты искренне пытаешься их воплотить — довольно забавно. — И к чему ты это ведёшь? — поинтересовался Хэмфри, не зная, смущаться ли ему или пока не стоит. — Ну, я бы предположил, что это мой запутанный и странный способ сказать тебе, что я тоже… по тебе скучал. В каком-то смысле. Хэмфри часто-часто захлопал глазами, больше походя сейчас на застигнутого врасплох зайца, чем на человека. Его можно было понять, не каждый день он получает такие запутанные признания вперемешку с неприязнью. — То есть, тебе всё ещё нужна моя больная голова? — спросил он будто невпопад. — Твоя больная голова — лучшее, что со мной происходило за этот бесконечный день, — кивнул Ларсен. Теперь пришёл черед Хэмфри засмеяться. Триста с лишним дней они мучались и ходили вокруг да около, а так и не подумали нормально поговорить. И вот теперь стоят и говорят, выворачивая душу наизнанку. Что ж, это было для них вполне естественно. — Слушай, — сказал Хэмфри, невзначай подвигаясь ближе и касаясь плеча Ларсена своим, — А насколько глупо было бы, если бы вселенная так сильно хотела, чтобы мы друг с другом поговорили, что специально засунула нас в эту петлю? — Очень глупо, — ответил Ларсен. — Насколько глупо? — На тридцать страниц посредственного рассказа глупо. Хэмфри улыбнулся, ловя взглядом едва заметную улыбку Ларсена. Было бы здорово, если бы они с первого раза смогли прожить этот момент так, чтобы запомнить его именно таким. И чтобы никто не совершал глупых ошибок. — Ларсен, — позвал его Хэмфри, — Если выйдет так, что мы… что всё снова пойдёт как пошло, то я обещаю: я уйду и не вернусь. И дам тебе спокойно умереть. Ларсен, что странно, сей трогательной романтики не оценил. — Хэмфри. Как насчёт пообещать не уходить от меня в принципе? Меня это как-то больше успокоит. — Ах, да… Я об этом не подумал. Ларсен устало покачал головой, но беззлобно, почти ласково, заметил: — Нравишься ты мне, Хэмфри. Наверное больше всего тем, какой ты дурной. — Это констатация факта? — Это комплимент. Хэмфри удовлетворённо кивнул и посмотрел на небо. Интересно, а звёзды даже во временной петле одинаковые или всё же нет? Или, может, не стоит задаваться такими сложными вопросами в такой простой истории. Скорее всего, не стоит. — Что будем делать, если завтра снова будет двадцать пятое марта? — спросил он. Ларсен пожал плечами. — Что-нибудь придумаем. Может, вновь что-нибудь подожжём. А может махнём на это всё рукой. Меня почему-то теперь ничего не волнует. Хэмфри вздохнул. — Меня, если честно, тоже.***
Это утро ощущалось другим. Хэмфри не мог понять точно, что было не так, но оно почему-то казалось другим. Хоть он и проснулся на том же месте, кажется, даже в то же время, но чутьё подсказывало ему, что надо срочно выйти на палубу и проверить… что-то. Кажется, погода была той же, что и вчера. Матросы тоже. Хэмфри оглядывался по сторонам, ища что-то, что могло бы зацепить его взгляд и развеять все сомнения по поводу мысли, которую он пока даже думать боялся. Не просто так же он что-то чувствует. Он обвёл палубу глазами и резко затормозил на каблуках, раскрыв от удивления рот. Штурвал. У штурвала стоял не Луис! Хэмфри чуть было не вскрикнул от радости, узнав в фигуре за штурвалом Уфти-Уфти. Неужели у них получилось? Или это просто иллюзия и конечная стадия помешательства? — Хэмфри! Он не успел закончить мысль, как на него налетели сзади, сгребли в охапку и основательно потрясли за плечи. — Хэмфри, сегодня двадцать шестое марта! — протараторил ему в лицо Ларсен, необыкновенно сияющий. Хэмфри едва успел прийти в себя, как он повторил, — Двадцать шестое, Хэмфри! Я только что спросил Джонсона и Лича, сегодня точно двадцать шестое марта! — У нас получилось? — спросил Хэмфри, мозги которого ещё не встали на место после встряски. — У нас, чёрт возьми, получилось! — закивал Ларсен, — Эта вселенная может подавиться к чертям собачим. Мы с ней справились! Хэмфри, подхватив настрой Ларсена, рассмеялся, не замечая странные взгляды, которые на них кинули матросы. — К чёрту петлю? — Нахер петлю! — подтвердил Ларсен, — А если сегодня двадцать шестое, то сегодня… — Охота! — вспомнил Хэмфри. Ларсен кивнул. — И ты, Ван-Вейден, приглашён, отказы не принимаются. Я, может, тебя и простил, но ты будешь у меня батрачить до конца рейса за все свои грехи, уяснил? Ларсен ощутимо щёлкнул Хэмфри по носу, на что тот даже не обиделся. — Я это заслужил, — пожал он плечами и, бросив на Ларсена ещё один взгляд, заметил, — А ты и правда побрился. Наконец-то. — Ты прав, там действительно будто кошка сдохла, — кивнул Ларсен, — Ну и вдруг у тебя появятся какие-нибудь планы, которым помешает моя щетина. — Поживём-увидим, — фыркнул Хэмфри, заметно краснея, — У нас теперь столько дней впереди.