Он стал другим вопреки твердому намерению и страстным усилиям оставаться прежним — каким был до убийственного столкновения с любовью. Правда в том, что он уже никогда не станет прежним.
Габриэль Гарсиа Маркес, Любовь во время холеры
Двумя годами ранее Мадрид Последний день первого ограбления Она находит его. Каким-то образом она выясняет, где находится склад, и приходит за ним. Он не слишком удивлен и теперь точно знает, что Ракель намного умнее, чем он ожидал — она первоклассный полицейский. Он не перестает восхищаться ею, даже когда она приставляет пистолет к его затылку и угрожает выстрелить, если он дернется. Ее ярость мешается с болью, и в водовороте этих эмоций он старается не провоцировать ее. В его памяти всплывает последний разговор с братом: «Я влюбился в инспектора», — сказал он Берлину, и, к своему удивлению, не услышал насмешки в ответ. Все, что сказал Берлин, это: «Тогда борись за нее». И, выдержав паузу, добавил: «Помни, братец, нет ничего страшнее отвергнутой женщины». Серхио думает об этом, глядя в ее пронзительные глаза, и не смеет пошевелиться. На этот раз она действительно может просто пристрелить его. Он хочет повторить, что ему очень жаль, что без нее все это не имеет никакого значения, но у него нет ни единого шанса, потому что в этот момент появляется один из вооруженных сербов, и его сердце пропускает удар. «Господи, он собирается выстрелить в нее — он собирается причинить боль женщине, которую я полюбил», — Серхио настолько поглощен этой мыслью, что даже не реагирует, когда Ракель быстро хватает его, заслоняя им себя от серба. Пока она пятится к двери, он ловит взгляд стрелка и отчаянно качает головой: «Не стреляй, не причиняй ей вреда», — мысленно умоляет он. Пока она прижимается к его спине, он ощущает тепло ее тела, ее запах и всего на секунду вспоминает их первую ночь на диване — как соприкасались их обнаженные тела. Он вспоминает, что в тот момент был по-настоящему счастлив и спокоен, возможно, впервые в жизни, но затем она разряжает пистолет рядом с его ухом, и иллюзия рушится. Это больше не та потерявшая бдительность женщина, которая смотрела ему в глаза, не боясь показать, насколько она увлечена им. Нет, это инспектор Мурильо, борющаяся за свою карьеру и намеревающаяся привлечь к ответственности человека, который предал ее доверие и ее чувства. Именно сейчас он впервые осознает: она действительно собирается арестовать его и отвезти в полицейский участок. Несмотря на его неоднократные признания в любви, она не верит ему, да и почему она должна верить? Он собирается продолжить ограбление, и она еще не знает, что он уже оставил ей подсказку о том, как найти его после того, как все закончится. Она еще не знает, что он безумно серьезно относится к будущему с ней, что он хочет, чтобы она с семьей приехала к нему на Палаван. Он хочет сказать ей: «Посмотри на открытки еще раз!» — но у него нет такой возможности. Здоровый серб подходит сзади, забирает у нее пистолет, и Серхио остается лишь наблюдать, как яростно она сражается с ним, пока не оказывается окружена вооруженными людьми и, наконец, она вынужденно сдается, поднимая руки в знак капитуляции. И когда она смотрит на него, растрепанного, побежденного и растерянного, его сердце разбивается на тысячи мелких осколков. Он не хочет этого. Встречаясь с ней, влюбляясь в нее, даже обманывая, он никогда не думал, что до этого дойдет, и теперь он не знает, что делать. Ему нужно думать об остальных, тех, кто ради осуществления его плана и мести несправедливой системе, оказался в ловушке в монетном дворе — он им должен. Он не может бросить их, и, избегая ее взгляда, он отрешенно командует: «Привяжите ее вон там».-0-
Пока они в монетном дворе делают все, чтобы вынести деньги, он следит за развитием событий снаружи, остро ощущая ее присутствие. Ее руки связаны над головой, она стоит молча, но он спиной чувствует ее осуждающий взгляд. Господи, как они дошли до этого? Он сопротивляется искушению посмотреть на нее, поговорить с ней, потому что сейчас самое неподходящее время, чтобы отвлекаться. И потом, что он может сказать, чтобы заставить ее передумать? Он подумывает еще раз намекнуть о координатах на открытках, но не делает этого, охваченный мучительным сомнением, сможет ли она когда-нибудь простить его настолько, чтобы воссоединиться с ним на Палаване. Как только все будет сделано, и они окажутся в безопасности в нейтральных водах, ему придется хорошенько подумать, действительно ли Палаван хороший вариант для убежища. Что, если обнаружив координаты, она передаст их властям? Они придут за ним, и все это будет напрасно — дело его жизни будет спущено в унитаз из-за его же сентиментальной прихоти. Он вздыхает, потому что это не просто прихоть. Он точно знает, что это гораздо больше. Он любит ее. Несмотря на то, что он никогда раньше не испытывал эту конкретную эмоцию в романтическом смысле — он знает это наверняка. Ничто другое не может объяснить, почему он готов сделать ставку на мизерный шанс, что она найдет координаты и приедет, рискуя тем, что она может его предать. Потому что даже если вероятность того, что она все простит, откажется от своей прошлой жизни ради него и приедет, менее одного процента — он пойдет на этот риск. Он не может поступить иначе, потому что любит ее. — Эй, — зовет она, вырывая его из тревожных мыслей, — подойди ко мне, пожалуйста. Он подходит, внимательно наблюдая за ней, отмечая ее бледную кожу и учащенное дыхание. Это буквально ранит его, и он борется с желанием немедленно развязать ее. — В чем дело? — Мне нехорошо, — говорит она еле слышно, — в груди болит. Он сглатывает. Это все из-за него. — Это может быть паническая атака, — предполагает он, отчаянно надеясь, что ничего более серьезного быть не может, потому что он не знает, как будет жить дальше, если с ней что-то случится. Он спешит за успокоительным и водой, и, приняв его, она еще раз доказывает, какой она боец. Она кусается, рычит и лягается, как загнанный в угол зверь, и он оказывается на спине на полу со следами ее зубов на руке. Это становится последней каплей, его знаменитое самообладание трещит по швам, и он не выдерживает. Он медленно поднимается и снова смотрит на нее, его рука пульсирует от боли. — Мне тоже было бы легче, если бы ничего этого не было, — произносит он, и его голос срывается от эмоций. — Ты стала единственным сбоем... — он запинается, затем продолжает, — единственным сбоем в идеальном плане. Застигнутая врасплох его уязвимостью, она наблюдает за ним, и он сдерживает слезы. — И знаешь почему? Потому что даже если все удастся, для меня все равно будет все паршиво… Потому что я больше тебя не увижу. Ну вот — он сказал это, правду, которая все сильнее жгла его последние несколько дней, — что даже если ограбление пройдет успешно, и он сможет уйти с этими миллионами, он не будет счастлив. Раньше ему было бы достаточно просто наслаждаться жизнью, но не теперь, когда он встретил ее. Любовь изменила его, и теперь единственное, что имеет значение — это шанс снова увидеть ее, прожить с ней жизнь. Но она качает головой. — Я больше не хочу это слушать, — заявляет она, но по выражению ее лица он понимает, что это не так. Затем он задается вопросом, не приходила ли ей в голову та же мысль — что даже если ей удастся арестовать его и всю банду, выйдя победительницей, это ничего не будет значить, потому что в этом случае у них нет будущего. Поэтому он говорит: — Почему нет, Ракель? Почему ты не хочешь это слышать? Потому что я злодей? И он умоляет ее, утверждая, что то, что он делает, не так уж сильно отличается от того, что делают банки, вливая оборотные средства, с той лишь разницей, что банки кладут деньги в карманы богачей, в то время как он вложит их в реальную экономику. С каждым произнесенным им словом ее волнение усиливается, но он не может остановиться. Он открывается ей, говоря о себе и других как о группе неудачников, которые хотят от всего сбежать, и когда он спрашивает: «Разве ты не хочешь сбежать, Ракель?», ее глаза наполняются слезами, а его сердце — надеждой. Он почувствовал это в ней с самого начала — с того дня в кафе, когда она рассказала ему о жестоком обращении бывшего мужа; что она его родственная душа, что она жаждет уйти от всего этого так же, как и он. Но потом ей звонит Анхель, и его мир рушится. Помощник инспектора вышел из комы, и он знает, где находится склад. Он расскажет полковнику Прието, и все будет кончено. Серхио подведет остальных, включая своего брата, и эта мысль невыносима. Ничего не остается, как отдаться на ее милость. Он умоляет еще раз: — Пожалуйста. И что-то в его безумном отчаянии, должно быть, трогает ее, потому что она предупреждает его о прослушке ее телефона. Несмотря ни на что, она, очевидно, не хочет, чтобы его арестовали. Или, может быть, она беспокоится, что во главе с Прието все инструкции полетят к чертям, и они хладнокровно застрелят его при первой же возможности — она этого не вынесет. Потому что кем бы она ни была — Ракель Мурильо справедлива, и она не будет сидеть сложа руки, пока власти нарушают законы, которые должны соблюдать. Следуя подсказке, он перезванивает ее напарнику по одному из своих одноразовых телефонов, и, поднеся его к ее уху и наблюдая, как она с облегчением вздыхает, слыша голос своего друга, снова пытается сдержать слезы. Эта женщина — намного больше, чем он мог ожидать; она настолько человечна и милосердна, совсем не похожа на бесчувственных и несправедливых угнетателей, какими он всегда считал полицию — и на мгновение его охватывает раскаяние за то, что он сделал с ними, с ней и ее напарником. Она просит Анхеля никому ничего не сообщать до встречи с ней, а затем говорит: — Ты должен позволить мне пойти к нему. И он не может не задуматься о ее мотивах. Она играет с ним? — Это единственный шанс сохранить твой идеальный план, — настаивает она, но он качает головой и ходит туда-сюда, пытаясь найти выход из этого кошмара. Если он доверится ей и ошибется, это будет означать конец не только для него, но и для всех, кого он завербовал для осуществления своего идеального плана. Нет. Риск слишком велик. В голове шумит, и на этот раз он не видит выхода, паника нарастает и вот-вот захлестнет его, но вдруг до него доходит ее голос, произносящий единственное слово, которому удается прорваться: — Серхио. Он застывает как вкопанный. Сколько раз за последние дни, влюбляясь в нее все сильнее, он хотел услышать, как она произносит его имя? Не Сальва — а его настоящее имя? И теперь она сделала это, и на этот раз не в гневе, а в попытке привлечь его внимание. Он возвращается к ней, почти ошеломленный, и пристально смотрит на ее лицо, пытаясь увидеть сквозь ее кожу, прочитать ее сердце. Он так сильно хочет верить, что она на его стороне, и как будто читая его мысли, она решительно добавляет: — Я с тобой. Может ли это быть? Может ли она действительно простить то, как он использовал ее, лгал ей? Это кажется слишком хорошо для правды, поэтому, запинаясь, он спрашивает: — Я могу тебе доверять? Ее глаза изучают его лицо, как будто она ищет в нем ответы на собственные вопросы, и он никогда не узнает, что ею двигало в тот момент, но она вдруг просит его подойти ближе, и едва он это делает — она бросается к нему и целует. Пылко, страстно, неистово, пока он окончательно не теряет контроль над ситуацией. Он обнимает ее, целуя ее так же страстно в ответ, и за эти несколько секунд все, что пошло так ужасно неправильно за последние пару часов, исчезает, и он знает: это то, где он должен быть до конца своей жизни; именно здесь, в объятиях женщины, которую любит. И он решает довериться ей и отпустить, чтобы она могла поехать в больницу и выиграть время, необходимое для завершения плана, потому что это единственный вариант, в котором у них может быть будущее. Ему нужно быть свободным человеком, чтобы она могла приехать к нему на Палаван, и когда он смотрит, как она покидает этот склад, его единственная мысль: «Пожалуйста, посмотри на эти открытки еще раз, пожалуйста, найди координаты и приезжай — я не хочу будущего, в котором нет тебя».-0-
Месяц спустя Палаван Это похоже на сон. Он на Палаване, и он сказочно богат. План, над которым он работал большую часть своей сознательной жизни, сработал, и он совершил крупнейшее ограбление в истории. Он размышляет об этом, сидя на веранде своего нового дома с бокалом холодного белого вина, наблюдая, как океан переливается под яркими лучами солнца, пробивающимися сквозь пальмы, которые закрывают дом от посторонних глаз с пляжа. Да, все эти годы самоотверженности, целеустремленной одержимости принесли плоды и привели его к этому моменту. Он должен быть в беззаботном экстазе, но этого не происходит. Он достиг своей цели, но это дорого ему обошлось. Он потерял своего любимого брата и свое сердце, и без этого все стало бессмысленно. Как и хотел — он сбежал от всего — но впервые в жизни он чувствует себя одиноким. О, какая ирония. Смерть Андреса тяжким грузом лежит на его совести, хотя он знает, что брат сам предпочел уйти в сиянии славы, вместо того чтобы чахнуть от неизлечимой болезни — он все равно чувствует вину. Все усложняет тот факт, что Андрес должен был быть здесь с ним — последствия ограбления он планировал так же тщательно, как и само ограбление, позаботясь о том, чтобы его участники поселились в отдаленных местах парами, поскольку он слишком хорошо знает, что будь они поодиночке — соблазн с кем-то обсудить содеянное был бы слишком велик. По крайней мере, если рядом человек, принимавший участие в ограблении, с которым ты можешь о нем поговорить — вероятность утечки снижается. Андрес был бы таким человеком для него, но он мертв, застрелен полицейскими. И регулярные, как часовой механизм, мысли о полиции снова возвращают его к Ракель. Кажется, что с того дня на складе прошла целая жизнь, но в действительности едва ли прошел месяц с тех пор, как он видел ее в последний раз. Тогда он сказал ей, что даже если ограбление удастся, ему будет паршиво, поскольку он никогда больше ее не увидит, и это оказалось точнее, чем он ожидал. До того, как он встретил ее, он был более чем счастлив в одиночестве, но, вкусив волнение влюбленности, он осознает, что этого уже недостаточно. В его сердце постоянная боль, ощущение, что какой-то его части не хватает, что его жизнь неполная. Любовь изменила его, и как бы сильно он ни старался, похоже, он не может оставить ее в прошлом. Боже, как он надеется, что она найдет его, потому что мысль о будущем без нее невыносима. Конечно, она сделает это, она приедет, как только обнаружит координаты, и ей можно доверять — иначе зачем бы она помогла ему, выигрывая ему время, чтобы уйти, если не из-за любви? Ее действия в тот день убедили его, что она влюблена в него так же сильно, как и он в нее, и это сводит с ума. Если бы не мысли об этом — каким безрадостным казалось бы его будущее теперь, когда единственного человека, который по–настоящему знал и любил его — брата — больше нет. Возможно, именно поэтому он так отчаянно цепляется за надежду, что она придет, потому что кто он без этой надежды? Одиночка, достигший того, о чем будут говорить годами, но из-за страха предательства не способный ни с кем этим поделиться. Поэтому он с непоколебимой решимостью цепляется за свою надежду, день за днем, не позволяя ей угасать, пока она, наконец, не рушится, жестоко и неопровержимо.-0-
Это случается через шесть недель после его прибытия на Палаван, в жаркий, душный день, когда на горизонте начинают собираться грозовые тучи. Всю оставшуюся жизнь он будет помнить, как смотрел на эти облака, отвечая на звонок и не подозревая, что их зловещий грохот в тысячу раз превысит шторм, который вот-вот разразится в его собственной жизни. Он начал подготовку к проживанию на Палаване задолго до переезда, чтобы быть уверенным, что будет здесь в безопасности после ограбления. Он создал обширную сеть, состоящую из информаторов местной полиции и команды хакеров из Пакистана, направленную на предупреждение его о любой заинтересованности, проявленной к острову испанскими властями или Интерполом. Окупаются первые, потому что на другом конце провода — высокопоставленный сотрудник филиппинский полиции, не испытывающий особой любви к испанцам как жестоким колониальным владельцам, пусть и бывшим. — Мы получили указание от испанской разведки установить наблюдение за одним местом на Палаване, — без предисловий сообщает ему мужской голос, и его сердце пропускает удар. — За каким именно местом? — спрашивает он, чувствуя, как дрожит голос, и самые худшие его опасения вдруг подтверждаются. — Это набор координат, – сообщает информатор, и еще до того, как он начинает их зачитывать, Серхио уже знает, какими они будут — те самые, которые он написал на четырех открытках в отчаянном порыве любви в Мадриде. Он не может в это поверить и долгое время остается неподвижным, непонимающе всматриваясь в надвигающуюся бурю. Как? Почему? Должно быть, Ракель передала их властям — это единственное объяснение — и его сердце разрывается. Он напрасно надеялся; она не приедет. Он никогда больше ее не увидит, и когда он заходит в дом, чтобы собрать вещи, ему кажется, что он умер и попал в ад.