Идеальный вкус

Дым от моей сигареты, как облако, повис надо мной. Я сидела на скамейке около входа в больницу и ждала маму Джессики, которая уже давно хотела со мной встретиться. Должно быть поэтому я и курила, хотя я прекрасно знаю, что это зависимость. Я давно курю, но делаю это нечасто. Совсем нечасто. Более того, я могу не курить хоть год, хоть два, но когда нервничаю… Никотин берет верх надо мной. Да, это простой способ выжимать деньги из людей, казалось бы, из таких как я. Но я одну пачку сигарет держу ещё с интернатуры, а она никак не кончается. Хотя я даже просто выкидывала сигареты, там всегда по какой-то причине их достаточно, и я не покупаю больше. Наконец, я потушила сигарету и выкинула окурок, когда увидела медленно идущий силуэт. Я достала бутылку воды и выпила половину, чтобы приглушить запах сигарет изо рта. После я нанесла себе на руки антисептик в таких же целях. Хотя я прекрасно понимаю, что этот запах никак не убрать, от меня все равно несёт перекуром. Женщина в возрасте подошла ко мне. Она надела платок на голову, у нее были костлявые руки с длинными пальцами, одну из которых она протянула мне, чтобы поздороваться. — Здравствуйте, — поздоровалась я. — Привет. Мы можем сесть? Эта химия меня, кажется, убивает. — Конечно, — я провела ее к скамейке, на которой сидела до встречи с ней. — Спасибо Вам, — она утёрла слезы с глаз, — когда мне сказали, что моя девочка умерла… Я не знала, что ей говорить. Она плачет, а я стараюсь держаться. Не могу и представить, через что она ежедневно проходит, зная, что ее дочь была убита. Это от нее даже не скрывали. Я слышала и видела, как полицейские ей сообщали эти вести. Видела, как она после этого рыдала прямо перед ними, и сколько бы ее не пытались успокоить, это безнадежно. Я положила руку ей на плечо. Дрожащими руками она потянулась за платком, которым промокнула слезы. — Извините, не могу думать о ней без слез, — она высморкалась в платок и вновь промокнула слезы. — Знаю, — ничего больше я не смогла сказать. — От вас пахнет перекуром, — заметила миссис Хавкинс. — Да, — и вновь слов больше не было. — Знаю, нам не о чем говорить, — она шмыгнула носом, — Вы были близки с моей дочерью. Не могу не поинтересоваться, как Вы, Элис? — Так себе. — Тело Джессики по-прежнему в морге. Вы ведь сможете прийти на похороны? У нее мало кто был. Отец ушел, когда ей было четыре, мои родители умерли, братьев и сестер у нее нет, остаётесь только вы… — У нее были ещё друзья в больнице. Я думаю, они тоже скучают. — Пригласите их от моего имени. Я бы хотела, чтобы Джессика ушла в окружении близких людей… — Хорошо, — я подняла голову к ночному небу. Миссис Хавкинс шмыгала рядом. Слезы вновь были рядом с глазами. *** На случай, если мозговая активность пропадает, существуют бумаги, которые либо были подписаны пациентом, либо даются на подписания доверенным лицам. Они решают, переводить ли пациента в стационар, чтобы надеяться на его выздоровление, или отключить его от аппаратов жизнеобеспечения и отпустить… И вот, когда пациент уже «свободен» от всех медицинских вмешательств, наступает смерть. Пульс замедляется, дыхание становится редким и тяжёлым. В течении какого-то времени пациент умирает. Сердце останавливается, как и дыхание. Кровь перестает течь. Все процессы в организме останавливаются. Тяжело стоять рядом и ждать этой смерти, чтобы объявить время, когда она настанет. И не всегда стоишь в палате. Иногда за ней. Смотришь на монитор и ждёшь, видя, как родственники убиваются. Они держат пациента за руку, говорят ему, что все будет хорошо. А потом идут похороны. Про покойника рано или поздно забудут. И все. Человек лежит под землёй. Страшно там оказаться, ведь если закричишь, никто тебя не услышит. — Время смерти — три часа двадцать пять минут, — объявила я. Взяв карту покойника, я пошла к посту, где чуть не засыпали медсестры. — Тяжёлый? — спросила Эмили, заполнявшая карту рядом. — Да. Не дождался родственников, — рассказала я. — Нет, серьезно? — уныла она. — Да. У меня ещё морг, а потом домой. — У меня приёмное. Никто не хочет сюда идти, дожили. — Зато морг никогда не пустует, — с разочарованием усмехнулась я и забрала другие карты покойников, лежавшие на сестринском посте. Собрав стопку из пяти карт, я решила идти. На посте ещё осталось четыре штуки, но я явно не отнесу их за раз. К тому же, встречу Эмили ещё раз, возвращаясь за ними. — Помочь с остальными? — крикнула мне в след Эмили, откладывая электронный вариант какой-то карты. — Давай, — согласилась я. В принципе, так и быстрее справлюсь, и проведу с ней время. По какой-то причине я хочу больше времени проводить с ней. Общаться, обедать, работать, заносить карты вместе. А ведь всю эту работу всегда делают ординаторы. У нас выбора просто нет, ведь более старших ординаторов в больнице нет, интернов тут нет по той же причине, что и ординаторов. Насколько я знаю, Майя повторно запросила разрешение на открытие интернатуры в больнице. Боюсь, что из-за убийств разрешения нам не видать, а так хотелось, чтобы интерны делали подобную работу за нас. Хотя, если так поразмышлять, то через три года мы тоже сможем гонять ординаторов. Они будут такие зелёные, неподготовленные, такие неловкие. От подобных мыслей у меня всегда был удар мотивации. Хотелось продолжать работать, ведь впереди столько всего, а мне так скорее хочется всего этого достичь… В самом деле, я не представляю свою жизнь без хирургии, ничто меня так не вдохновляет, как она. Когда я держала скальпель в руках, будучи ведущим хирургом… Эти ощущения, эти бабочки в животе. Тогда сердце бьётся быстрее, его стук слышен во всех кровотоках твоего тела, ты слышишь его и свое учащенное дыхание и думаешь только о том, что и кто находится рядом, удаляя все лишнее из своей головы. А когда операция проходит успешно, это так… Это так бесценно… Погрузившись в свои мысли с головой, я врезалась в стену. Карты упали на пол и я тоже. Все произошло так внезапно, что мне понадобилось время на осознание ситуации. Сзади послышался смех. Мы с Эмили обернулись. Совсем недалеко от нас усмехнулась Лиса, держа в руках шесть карт и не падая. Во мне сразу заиграло детское желание быть лучше всех, однако я знаю, что больше пяти не подниму. Да и верхняя карта в руках у Лисы ездит в разные стороны, пытаясь выпасть. Так что ещё посмотрим, кто будет смеяться последним. Разозлившись, я и не заметила, как Эмили протянула мне руку. Я взялась за нее и встала, собирая карты с пола. Наконец я встала с теми пятью картами, которые уронила. Именно в тот момент шестая карта Лисы соскользнула и полетела вниз. Только она нагнулась, чтобы поднять ее, как полетели остальные. Я хотела развернуться и идти, как увидела, что Лиса, пытаясь собрать все упавшие карты, все время роняет их. Все, кто проходит мимо, толкают ее в стену, что находится совсем неподалеку. Такое наплевательское отношение, а ведь оно мне знакомо. — Мы будем ей помогать? — повернулась ко мне Эмили, прерывая поток мыслей. — Давай поможем, — согласилась я. Мы, не раздумывая, подошли к Лисе и поставили стопки с картами рядом с ней. Собрав все ее карты с пола, мы отдали ей стопку из шести карт. Удивление Лисы было не передать словами. Она неуверенно протянула руки к картам, видимо думая, что сейчас мы ее просто надуваем. Ещё недавно я бы реагировала так же… — Спасибо, — неуверенно проговорила она, взяв карты. — Только не смейся больше, сама не лучше, — усмехнулась я и мы с Эмили пошли в морг. Не знаю, что делала Лиса, но уверена, она была приятно удивлена. Она хотя бы не Мэдди. И вот, я снова думаю о хирургии. После ординатуры можно будет поехать работать в другой город или даже в другую страну. Можно будет оперировать в более оснащённых больницах, где никто не убивает. Странно, что некоторых хирургов этим не удивить. Хирурги этой больницы о таком только и мечтают, ведь стоит открыть ординатуру, как… Мои мысли вновь прервались. Я увидела как по первому этажу, на который мы уже успели спуститься, чего я не заметила, гуляла корова. Нет, не настоящая корова, а люди, переодевшиеся в корову. По двум парам ног, которые выступали из-под костюма, можно было понять, что корова — два человека, а точнее хирурга. Интересно, кому так не повезло?.. Тут корова пошла к нам. Эмили начала смеяться, когда корова уже была рядом с нами. Бродя вокруг нас, корова начала танцевать. Когда Эмили уже утирала слезы от смеха, а я была удивлена не меньше людей вокруг, корова остановилась. — Ну все, мне это надоело! — послышался голос Трейса изнутри. Тогда я еле сдерживалась от смеха во весь голос. — А кто там ещё? — смеясь, спросила Эмили. — Я, — ответил нейрохирург. Тогда мы с Эмили уже чуть ли не падали на пол со смеху. — А почему корова? — спросила я. — Не знаю. Майя сказала, что нужно развлечь пациентов. Наша больница ведь ассоциируется со смертью, — ответил Трейс. Наконец, он снял голову с коровы и вылез из ее тела. — Конечно ассоциируется со смертью. Ты ведь только что обезглавил корову, — усмехнулась я. — Вот именно! Зачем я вообще стал коровой, — возмутился Трейс. — Бекс гений, смирись, — процитировала я его слова, за что получила от него грозный взгляд. Нейрохирург со временем тоже вылез из коровы, оставив костюм на полу. — Распотрошили корову, — сказала я Трейсу. Тогда он был уже до конца добит, взял с пола голову коровы и надел на свою, после чего залез в ее кожу и, не дожидаясь нейрохирурга, ушел с пустым задом. — Избавился от груза, — прокомментировала Эмили, после чего мы снова засмеялись. — Стой, корова, стой! — закричал вслед нейрохирург. Он подбежал к Трейсу, схватил пустой зад коровы за хвост, чем остановил его. Тогда люди, которые наблюдали все это, уже не могли сдерживать ни смеха, ни слез от него. В общем, развеселить всех у них получилось, да ещё как! Наконец, мы с Эмили отправились в морг. После обезглавленной коровы — самое то! Хирурги редко там работают, обычно этим занимаются патологоанатомы, но когда речь идёт об ординаторах… Цель программ по обучению молодых врачей — чтобы они получали разностороннее образование, а не только той специальности, которую выбрали. И вот, спустившись в подвал, где помимо морга находится ещё и психиатрическое отделение (хорошо, что не реанимация), мы подошли к самому моргу. Трупов тут не много, их вывозят в другое здание раз в сутки. Да и койки с трупами не всегда полные. Некоторые остаются в больнице для обучения ординаторов, с согласия родственников, некоторые поступают на ближайшее кладбище. Чаще это пожилые люди, у которых просто никого не осталось для проведения полноценных похорон. Иногда хирурги, привязавшись к пациенту, могут посмотреть, как труп закапывают в самом дешёвом гробу. Если у пациента много денег, он конечно может устроить торжество в честь своей смерти, но даже в этом случае они это редко делают. Познав боль лечения и выживания, они жертвуют деньги на благотворительность. Некоторые даже завещают их на счёт больницы… Открыв массивные двери, ровно такие же, какие ведут в каждое отделение, мы вошли внутрь. Не зря говорил мой преподаватель в медицинском: «Морг — конец пути хирурга», а сказав это, добавлял: «Понимай как хочешь». Накрытые простыней в ряд лежали трупы. На большом пальце ноги каждого из них виднелись небольшие брелки с их именами. В последнее время отсюда не вывозили трупы, их было очень много. Загруженность нынче большая. Тут наверное остались те, кто завещал свое тело больнице или ждёт родственников для проведения похорон. — Воу, — удивилась Эмили. Она начала разглядывать трупы, обращая внимания на их имена. В какой-то момент она остановилась. Я вновь погрузилась в свои мысли. Этот морг, эти смерти, эти слова моего препода… Все мои сегодняшние мысли вертелись вокруг моей головы с бешеной скоростью, не давая и секунды покоя. — Элис, подойди сюда, — в пол голоса подозвала меня Эмили. Я сразу пробудилась от своих мыслей и подошла к ней. Она показала мне имена покойников. — Эрика и Бэн Фадж, — озвучила я то, что прочитала. Я тут же подошла к трупам и убрала белую простынь с их голов. Там и вправду были их лица. Такие знакомые, так несправедливо умершие… — Тяжёлые, — сказала Эмили, повернувшись ко мне. — Не дождались, — согласилась я и укрыла их лица простынёй. Главная цель той ночи не выполнена. Слишком много смертей, этого не должно повториться. — Это ведь работа патологоанатомов, не наша, — Эмили положила мне руку на плечо. Я вздрогнула, почувствовав ее холодную ладонь сквозь одежду, но быстро пришла в себя. — Ну я же не вскрытие пришла делать, а заполнять карты и переписывать вон ту стопку на столе, — я указала пальцем на стопку бумаг, лежащих на столе. — Иди в приёмное, там наверняка можно схватить «интересного», — улыбнулась я. — Не сойди с ума, — сказала напоследок Эмили и быстро ушла. Конечно, какому хирургу понравится работать в морге? Я села за стол и открыла перед собой карту. Несмотря на появление электронных карт, бумажные по прежнему имеют ценность. Хирурги пишут все в электронных картах, а потом переносят в бумажные. Иной раз я им завидую: гораздо меньше бумажной работы, чем у ординаторов. Хотя когда ординатура была закрыта, они явно работали за двоих, а то и за троих. *** Свою работу я закончила быстро — к ужину. Поэтому я решила перекусить в кафетерии. Домой идти не хотелось. Хотя теперь на одного убийцу меньше и должно быть наверное спокойнее… Я не чувствую спокойствия. Я давно не чувствую спокойствия. Вокруг меня темный коридор подвала. Я ничего не вижу. Все, что освещает мой путь — свет из морга. Как странно и даже смешно. Иду прямо и думаю, что прекрасно понимаю, откуда этот «свет в конце тоннеля». Ведь вечером, проходя в морг, ты видишь именно свет в конце тоннеля. Точнее, свет сбоку тоннеля. Дальше коридор тянется и тянется вперёд, пока ты не встречаешь очередные огромные двери, ведущие в психиатрию. Тут мысли затихли. Рядом со стеной вдоль потолка шла труба. Она видимо где-то протекала, я то и дело слышала, как где-то капает вода. При чем не просто на пол, а уже в лужу. Звук был таким громким по сравнению с мрачно тишиной, стоявшей вокруг. Я замедлила шаг, ведь мне некуда спешить. Я иду в кафетерий, куда можно ходить 24/7, когда есть свободное время, а у меня его хоть отбавляй. Подойдя к лифту, я нажала на кнопку и стала его ждать. Вряд-ли он приедет скоро, в подвал мало кому надо, а наверху всегда много кому нужно быстро добраться до определенного этажа. Пока он будет ездить туда-сюда, я успею уже и решить, что буду есть. Хотя… Сейчас меня посещают совсем другие мысли. Я вспоминаю, как мы с моим братом летом спустились в подвал нашего дома и нашли там детали от старого папиного велосипеда. Мы собрали его. Помню, как отец тогда удивился, увидев его целым в подвале. Нас конечно наругали за то, что мы лазили туда без разрешения, но зато отец стал по утрам ездить на работу на велосипеде, а по вечерам они с мамой брали велосипед и ходили гулять, катаясь на нем по очереди. Мы тогда были так рады, что они стали ближе к друг другу и отрывались от бесконечных домашних хлопот… Было так круто. Тогда все ещё было хорошо. Помню, как мама была беременна. Мне было тогда лет шесть. В один день, когда у мамы начали отходить воды, мы поехали в больницу всей семьёй. Врачи прогнали нас с братом, когда мама начала рожать. Мы гуляли по больнице втайне от соц работницы. Встречая нас, хирурги сначала злились, что мы ходим без присмотра, а потом проводили с нами какое-то время и отдавали первому попавшемуся на пути работнику. А потом все произошло так быстро. Нас привели к палате. Маме тогда делали кесарево сечение (причину я так и не узнала). Когда ее привезли, мы увидели, как ребенка везут под белой простыней. Помню, как сказала тогда брату, что такой простыней укрывают трупы в фильмах. Тогда родители отдалились от нас. Были где-то «в своей вселенной», часто даже игнорируя нас, а то и ругая, даже за то, чего мы не делали. Тогда все было так сложно понять, а сейчас все так внезапно становится на свои места… И почему я думаю об этом, стоя около лифта?.. Двери открылись. Внутри никого не было. В прочем, другого я и не ждала. Я нажала на кнопку нужного этажа и поехала наверх, наблюдая за сменяющимися цифрами прямо над дверьми лифта. Все ещё думаю… Почему я так внезапно вспомнила тот день? Как же я надеюсь, что ребенок Николь будет здоровым и что он, вернее она, выживет. В ином случае я и представить не могу, что будет чувствовать Дейв и сама Николь. Нужно будет как-то помочь им… А как? Почему я думаю о плохом? Ещё и о детях. Я ведь еду на ужин. Это же не приговор какой-то. Всё ведь хорошо сейчас, так почему резко должно стать плохо? С этими мыслями я вышла из лифта и направилась прямо в столовую. Проходя мимо библиотеки, я вспомнила труп дохлячка. Ха-ха, как давно это началось и как долго продолжается… Кажется, ещё вчера я сидела в кабинете для консилиумов и считала людей, которые меня ненавидят. Открыв двери столовой, я прошла внутрь и сразу же пошла брать горячий шоколад и пачку печенья, которую наметила взглядом. Взяв все, что я хотела, я села за столик. Мысленно представив Джессику с кофе, я открыла пачку с печеньем и взяла одно, отпив горячего шоколада. После первого же глотка по телу пошла дрожь от тепла напитка. В морге было холодно. На минуту стало так уютно, что я и не хотела после вставать и куда-то идти. Эти минуты такие редкие в последнее время, вот бы растянуть их на часы. Я и не заметила, как ко мне подошла Майя. Точно, я ведь ее сегодня не видела! Вот и отлично, хоть поговорим. — Задрали меня эти бумажки, — пожаловалась Майя, сев рядом со мной. — Отлично Вас понимаю, — вспоминая сегодняшнюю работу, согласилась я. — Ты из морга? — спросила Майя. Я устало кивнула. — Не завидую, — ответила она и начала открывать салат, который взяла на ужин. — Корова ещё внизу? — внезапно для Майи спросила я. — Ты видела корову? — у Майи сразу же поднялось настроение. — И ее потроха тоже, — усмехнулась я. Майя сразу стала бодрее. Она начала есть салат, а я медленно уничтожала пачку печенья. — Вчера к тебе приходила миссис Хавкинс, — завела тему Бекс. — Да. Короткий разговор получился, — рассказала я. — Я хотела поговорить не совсем об этом, — Майя подняла на меня свой строгий взгляд, который сразу же сразил меня, — Почему ты куришь? Вопрос оказался внезапным и убийственным. Как мне объяснить опытному хирургу, который слушал уже тысячи таких же как я, почему я курю? Ответ ведь должен быть у всех одинаковый. Да и ответа как такового я не представляю. — Это успокаивает, — ответила я тоже, что отвечала всем, кто спрашивал подобное. Что я ещё могу ответить? Рассказать историю о том, как в пятнадцать лет купила первую пачку сигарет? — Нет, я не позволю тебе курить. Ты же убиваешь себя! — разозлилась Майя. Только она и не знает, что она далеко не первая, кто будет пытаться избавить меня от этой привычки. — Я знаю, что делаю со своим организмом. Я же хирург, — отрезала я. — Тем более! Ты знаешь, какой вред наносят сигареты, и ты куришь?! Бросай это дело, или я привяжу к тебе антикурильную бригаду, — пригрозила мне Майя. — Трейса в костюме коровы? — усмехнулась я. — Это не смешно! В самом деле! — Майя разозлилась ещё больше. — Почему Вы обо мне беспокоитесь? — не поняла я. — Потому что люди умирают! Хорошие люди! Они хотят жить. Джессика хотела жить! А ты убиваешь себя, ещё и таким ужасным способом, — взбесилась Майя. Я не знала, что ей отвечать. Не знала, как продолжать беседу. Она ведь права. Джессика хотела жить… Хотела… Я явно изменилась в лице, а Майя это заметила. — Боже, — ее взгляд приобрел сочувствие, — ты ещё не оправилась после той ночи… И вновь мне было нечего ответить. Она знает, если бы я была быстрее, Джессика бы не умерла. Но не знает, что когда на Джессику напали в первый раз, это тоже была моя вина. — Сходи к психологу, ты давно у нее не была. Тебе это нужно, — Майя положила мне на плечо свою руку. Опять этот жест… Странно, но он заставляет чувствовать, что рядом есть люди, которые не желают зла. Не желают зла… Ха-ха, размышляю как год назад. — Я справлюсь, — возразила я. — Нет. От человека, который в прошлый раз пострадал от рук Джозефа подобным образом, осталась только оболочка. Никому не станет лучше, если от тебя останется только оболочка, — грустно улыбнулась Майя. Она доела салат. Глубоко и тяжело вздохнув, она встала из-за стола, похлопала меня по плечу и ушла. Я бросила взгляд в сторону Майи, а потом вернулась к поеданию печенья. Серьезно, какое всем дело до того, что я курю? Да, многие бы душу продали за то, чтобы жить. Я знаю, что Джессика хотела жить. Тем более, мне ли не знать? Мы хорошо сдружились за очень короткий период времени. Ее смерть не может быть только на уровне слов. Она столько пережила, что забыть ее — ничто иное, как грех. Я выкинула пустую пачку от печенья и пошла в библиотеку быстрым шагом. Все равно мне делать нечего, а там я хотя бы отвлекусь от всего и… Мне пришлось оторваться от мыслей, так как я со всей своей дури врезалась в человека. И я, и человек, в которого я влетела, шли довольно быстро, потому мы отлетели друг от друга и упали на пол. — Извините пожалуйста! — тут же вскрикнула я, боясь открыть глаза и увидеть злое лицо этого человека. Стыд покрыл меня с головой. Нужно же было так лететь, чтобы сбить человека с ног! — Элис, ну сколько можно? — усмехнулась Эмили. Она была где-то в стороне человека, которого я сбила. Только бы она не была тем человеком, которого я сбила… Открыв глаза, я удостоверилась, что сбила Эмили. Увидев мою реакцию, она засмеялась. Слыша ее звонкий смех, я не могла сидеть с серьезным лицом. Я видела косые взгляды проходящих мимо людей, но это мало волновало, они ведь не знали, почему мы смеемся, так с чего бы им не смотреть косо? Эмили поднялась первая и протянула мне свою руку. Было как-то стыдно брать её во второй раз, поэтому я тоже поднялась сама. Все равно, поднявшись, мы засмеялись почти в один голос. — Ты сегодня видимо летаешь, — сквозь смех произнесла Эмили. — В мыслях или в коридорах? — утирая слезы, уточнила я. Тогда мы ещё раз засмеялись. Надо же, сегодня веселее, чем обычно. — Слушай, ты не занята сегодня вечером? — успокоившись, спросила Эмили. — Нет, — тут же ответила я. Почему-то внутри все будто подскочило, когда она это спросила. — Не хочешь сходить со мной в парк? Ночью там красиво, ты бывала там ночью? — предложила Эмили. Вновь ее глаза так сияли… Ее явно вдохновляет ночной парк. — Давай. Я ни разу не видела его ночью, — согласилась я. — Отлично! — улыбнулась она. — Когда ты будешь свободна? — Я уже закончила сегодняшнюю работу. — Тогда давай, — она взглянула на наручные часы, — в восемь, через два часа. Встретимся около выхода из больницы. — Хорошо. Эмили помахала мне рукой, ничего больше не сказав, и побежала дальше. «В восемь, через два часа». Эти два часа снова будут такими длинными, чувствую, что в библиотеке больше получаса провести не получится. Я буду вечно отвлекаться от книги… Вот так в парк меня ещё никто не звал погулять. Без особой причины, просто погулять… Даже Майя звала туда по определенной причине… Это так… Так необычно. А сердце бьётся так быстро, будто у меня тахикардия. Его биение чувствуется на висках. Ладно! Нужно идти! Я же шла в библиотеку… Хотя, чего я там не видела? Было бы в библиотеке что-то интересное, я бы шла за этим, а так я наверное пойду в раздевалку. *** Я достала из рюкзака зеркало, чтобы причесаться. К тому моменту я уже переоделась из рабочей формы в обычную одежду. Когда я надевала те же черные джинсы и бежевый свитер, в которых пришла, мне хотелось, чтобы эта одежда выглядела красивее, чем выглядит сейчас. Странно, утром мне было все равно что надеть. Передние пряди волос вновь непослушно выпадали, не давая возможности сделать аккуратный хвост. А чего я вообще заморачиваюсь? Я ж не на свиданье иду. Да и с этими прядями я все равно уже ничего не сделаю, так что пусть висят. Тут сзади я услышала шаги. Чтобы лишний раз не тревожится, я продолжала смотреть в зеркало, которое держала прямо перед собой. Тут никого не должно быть, я единственный ординатор в абдоминальном отделении, а хирурги сейчас на операциях, я это знаю… В раздевалку вошла Мэдди. Я тут же подскочила и достала из переднего кармана рюкзака раскладной ножик, который с недавних пор всегда ношу с собой. Мэдди подняла руки, показав, что она безоружна. Я не стала убирать ножик, держала его наготове, пока она осторожно подходила ко мне. — Да успокойся ты! — не выдержала она. — Это ты успокойся! Зачем ты сюда пришла? — настороженно спросила я. — Сказать, что не буду я тебя трогать! — она приблизилась ко мне и прижала к шкафу со всей силы. — Пока что. Сердце вновь бьётся быстро. И уже не от волнения, а от настоящего страха! Меня прижали к шкафу, как какую-то жертву! — Только попробуй кричать, — она зажала мне рот рукой. — Мне нужно поговорить с тобой, и очень серьезно. Знаю, спокойно сидеть и слушать ты не можешь, поэтому будет так. Я кивнула, как бы соглашаясь на ее условия. Мэдди сжала мой рот сильнее, мешая при этом дышать. — Хоть одно лишнее слово обо мне, и от тебя и живого места не останется! Я уже всех предупредила! Молчите, иначе встретитесь с Джессикой. Жаль, что я не могла её ударить. Так хочется врезать этой поганке по морде со всей силы, сделать ей больно, чтобы она наконец-то поняла, какого быть на месте Джессики! — Ты поняла? — прижав меня к шкафу сильнее, крикнула она. — Да, пусти ты уже! — прошипела я. Мэдди толкнула меня в шкаф, наконец-то отпустив. Я не смотрела на нее, пока она уходила, но могу предположить, что она была злая. Ну и ну. Каждый день убийцы к шкафам прижимают. Я снова встала около шкафа и подняла зеркало. Теперь на нем есть трещина. Длинная… Я достала рюкзак из шкафа и закрыла его. Лучше будет, если эта ночь пройдет спокойно.

***

Ветер был теплым. Он тут несильный, не то что на крыше. Как вспоминаю, по коже проходят мурашки, а плечо начинает колоть. Я дёргаю им, чтобы поскорее забыть все, что произошло там, на крыше. Этот смех Алекса… Он будто эхом отражается в моих воспоминаниях. Этот хрип в голосе Алекса, его лицо, его голос… То, как он помахал рукой, глядя в камеру видеонаблюдения… Ничто не способно так пугать, как эти вещи. Сзади кто-то дважды дотронулся до моего плеча. Опять этот жест! Кто на этот раз? Майя, Трейс, Мэдди, Э..? Я обернулась. Не могу злится, глаза этого человека парализуют страх. Конечно же это Эмили, я ведь ее жду… — Ты бледная, — заметила Эмили, — все хорошо? Стой, нет, глупый вопрос… Что случилось? — она замешкалась, чем вызвала у меня ещё большее волнение. Да что это такое?! — Все хорошо. Просто задумалась, — мой собственный голос показался чужим. Что со мной не так, почему я себя не узнаю? — Пошли, по дороге все расскажешь, — она улыбнулась. Она спокойна. Значит… Значит все хорошо. Люди ведь не улыбаются, когда все плохо? Почему меня посещают эти мысли? Что со мной не так? Неужели это все крыша? Да не, вроде я о ней перестала думать… Ладно, эта ночь должна быть спокойной! Мы направились к парку. Он совсем недалеко от больницы. Шаг был медленным. Эмили шла совсем спокойно, я старалась идти так же, хотя хотелось попасть в парк поскорее. Николь говорила, что отвлечься — порой самый лучший выход из проблем. Значит нужно отвлечься. — Так… О чем ты задумалась? — Эмили повернулась ко мне. — Только давай честно. — К тебе Мэдди приходила? — я тоже повернулась к ней. — Нет. Когда она к тебе приходила? Вот же Мэдди врунья! Она сказала, что предупредила всех, а на деле решила поиздеваться надо мной! — Совсем недавно, — я сжала лямки рюкзака в своих ладонях, которые, несмотря на теплую погоду, были холодными. — Что она сказала? — В том-то и дело… Я сомневаюсь, что если скажу, то и ты, и я будем в безопасности. Я даже не знаю, что сейчас говорить безопасно! — последние слова были внезапными и для меня, и для нее. Оно и понятно: вырвались случайно, выставили меня дурой перед ней… Эмили больше ничего не сказала, просто обняла, что было ещё внезапнее моих слов. Ее ладони не были холодными. Наоборот. Я такого тепла в объятиях ещё никогда не чувствовала. Даже объятия матери, когда все было ещё хорошо, не были такими тёплыми и искренними. Порой людям не хватает искренности, я это заметила. Даже если рассматривать на моем примере… — Я тоже не знаю, — пробормотала она, все ещё обнимая меня. Пусть она и старалась говорить это максимально тихо, слова все равно были отчётливо слышны. — Тогда пусть у нас будет обет — не заводить тему по поводу убийств в больнице. Думаю, так эта ночь станет спокойнее. Боюсь, Эмили даже не представляла, что эти слова значили для меня. Они будто сняли камень с души, который не смог бы снять даже Трейс, даже в костюме коровы… Теперь ночь обещает быть спокойной. Наконец-то можно ощутить себя в безопасности, хоть на пару часов, хоть в эту ночь… — Спасибо большое, — мы перестали обниматься. Странное чувство отпустило меня. Страх пусть и не прошел до конца, его стало значительно меньше. Теперь он не просто парализован… — Не за что. Я же в курсе событий, как и ты, — улыбнулась Эмили. — Ну и я точно не буду в тебя стрелять или втыкать нож в спину. Я усмехнулась, но это было более неловко. Да, страх ещё есть. Только бы он не тревожил нас больше. Хотя бы этой ночью...