Часть 4
2 февраля 2023 г. в 22:13
Новый финт пространства поразил Макриди особенно сильно. Рядом с выгоревшей норвежской станцией раскрывалась поросшая камышами река, над нею, между горами тянулся мост, а вдали темнел силуэт какого-то завалившегося на бок судна. При этом вода в реке не замерзала и продолжала течь, будто на улице был не антарктический мороз, а канадская осень где-то так в начале сентября. От реки тянуло сыростью и тиной, гарью и холодом — от станции.
Улавливая эти запахи, глядя на место вокруг и на сидящего рядом шведа, он пришел к неожиданной мысли. А, что если все это вокруг — продукт галлюцинаций его умирающего мозга? Что, если он просто замерзая, видит перед собой эти картинки и их сочетания совершенно случайны?
От этой мысли стало как-то очень спокойно. Он отхлебнул ещё немного виски и поделился ею со своим собеседником. Тот удивлённо вытаращился на него.
— Подожди, ты хочешь сказать, что я — твой глюк? Ну уж не-ет. — Замотав головой, швед подполз поближе и ущипнул его за открытую кисть.
Макриди пришлось одернуть руку — больно получилось.
— Не знаю я, кто ты. Может, и не глюк. Может, тоже такой же мертвец, как и я. Болтаешься ни тут ни там. — Он тяжело вздохнул, сглотнул встрявший в горле комок — его определенно начинало тошнить от паранормальщины. Или то уже от виски?
— Ну, нет. Иди ты к черту с такими догадками. — Швед снова пихнул его в плечо, явно нарываясь на ещё одну оплеуху, но у Макриди драться не осталось ни сил ни желания.
— Чего ты хочешь от меня, а? — Проговорил он не слишком внятно, немного наклоняя голову на бок и глядя на аномального шведа недобро и устало. — Я тебе сказал, я не учёный и не знаю, что вокруг творится. Мои догадки — это только догадки. Не нравится — не слушай.
— А-ай черт ты такой! — Шведу, видимо, не сиделось на месте, он ерзал и хватал с земли куски какого-то мусора, швырял в разные стороны. — Не нравится мне твоя идея! Засунь ее куда подальше и лучше расскажи, что-таки показал ваш тест с кровью? Кто тогда оказался заражён? Чайлдс этот?
Макриди фыркнул. Он уже успел забыть, что так и не дорассказал своему неожиданному соседу, чем все кончилось.
— Нет, не Чайлдс. Тогда это был не он.
— А кто? — Швед отставил свою бутылку в сторону и подался вперёд, ближе к нему, Макриди, заглядывая ему в лицо неестественно-большими прозрачными глазами непонятного цвета. Что-то вроде зеленоватой окиси на платине…
— Тогда это был…
— Бункер! Бункер, сволочь, очнись же ты! — Неожиданный и пронзительный женский вопль заставил дернуться обоих. — Очнись!
— Сулема?
Бункер узнал голос напарницы, но не мог понять, откуда он исходит. — Где ты, Сулема?
Макриди удивлённо воззрился на шведа, когда тот вдруг заговорил по-русски. Он сам не раз слышал эту речь, некоторые слова даже понимал, но явно не ожидал услышать ее от скандинава.
— Я же говорил. Мы сдохли. Или сдыхаем. Но за тобой кажись пришли, швед. Так что вали отсюда.
— А-а? — Бункер не понял реплики американца — весь слух его был занят определением места нахождения напарницы. Она продолжала его звать, но уже тише и по имени, уговаривала, просила вернуться.
Куда вернуться? Где он? Где она, куда бежать?
— Ну, чего сидишь? — Американец вместе с тем сильно пихнул его ногой по ляжке. — Вставай. Иди отсюда. Слышишь? Зовёт тебя как.
— Да… куда идеть? — От неожиданности он запутался в словах и ответил снова криво. — Мне не видеть ее!
— Вали, я тебе говорю! Поднимай свой зад и вали отсюда, куда глаза глядят.
Замешательство шведа разозлило Макриди. Как он не мог понять, что главным было не направление, а само действие — встать с места и уйти?
— Проваливай! — Выкрикнул это уже во весь голос.
Бункер дернулся от окрика, хотя сам бы мог рявкнуть многим сильнее, отполз от американца и стал подниматься на ноги — в подывпившем выде это было тяжело.
— Вали-вали. — Щерясь, как лохматый дьявол, американец подгонял его руганью и тычками тяжёлых ботинок.
— Да, чего ты, гля! — Бункер возмущённо отодвинулся и таки встал. Сначала на четвереньки, потом на корточки, затем — ровно.
— Был бы у меня пистолет — я бы тебе добавил ускорения. — Все так же зло щерясь, прошипел пилот. — Ты бы намного быстрее чухался.
— Да ладно, иду я, иду!
И, пригибаясь, Бункер попятился назад. Правда, не успел сделать и пяти шагов, как с воплем провалился в какую-то яму под обмерзлыми досками и пропал из виду.
— Живой! Живой, слава Зоне, Бункер! — Не успев открыть глаза после падения в непонятную яму, швед услышал голос Сулемы над ухом, затем — испытал мучительное ощущение удушья, вдохнул… и зашелся в неуемном кашле.
Какое-то время не-то висел, не-то лежал лицом вниз на чем-то твердом и неудобном, корчась и задыхаясь, Сулема, а это была она, одной рукой настойчиво стучала ему по спине, а другой — комкала одежду у него на плече и как заведённая, повторяла:
— Живой… живой…
— Где… Кха! Где он? — Едва снова обрёл возможность дышать, Бункер попытался подняться — оказалось, он лежал грудью у Сулемы на колене, и она придерживала его за плечи, чтобы тот не свалился.
— Кто? — Она помогла ему разогнуться и он повалился на задницу, а потом на спину — пока не в состоянии был держать себя стоя даже на коленях.
— Американец. — Голос его больше походил на каркание, он ещё задыхался, хватая воздух раскрытым ртом, кашлял и трясся весь от холода в мокрой одежде, но помирать явно не собирался.
— Какой? — Сулема плюхнулась рядом с напарником, стала снимать с него разгруз и куртку, чтобы хоть в свое сухое из рюкзака потом одеть.
— Дэтот…лохматый… Макриди. Он …не выпасть…с мей из…пузыря?
— Чего? Какого пузыря? — Ученая наклонилась к нему, схватила за плечи, всмотрелась в мокрое с посиневшими губами лицо. — Ты о чем?
— …пилот…полярник… — Пролепетал охотник что-то совсем невнятное, сбился на родной шведский, дезориентировано огляделся, приподнимаясь на локтях.
— Какой полярник? Ты чуть не утонул в этой дыре, Пэр! — Сулема ударила его кулаком в плечо и тут же сгребла, притянула к себе, садясь и его поднимая, он заворчал, завозился, усаживаясь ровнее, цепляясь за нее, снова закашлялся. — Я думала, что не откачаю тебя! Господи…
На этих словах голос ее дернулся, она шмыгнула носом и уткнулась ему лицом в шею, судорожно вздохнула и разревелась.
— Ну…тише…я есть…живой. — Неуклюже, трясущейся рукой Бункер погладил напарницу по голове и спине и только после этого до него дошло, что она тоже вся мокрая до нитки, точно так же трясется непонятно от чего больше — от холода или сдерживаемого плача. Получается, она ныряла за ним, вытаскивала…
— Я там …видеть…другое. — Пробормотал будто оправдываясь.
Она не ответила. Крепче вцепилась в его спину, сжала его в объятиях и закачалась из стороны в сторону вместе с ним.
— Я …я так испугалась, Пэр….провались он пропадом этот артефакт. И торгаш этот тоже. — Забубнила ему на ухо, всхлипывая и шмыгая носом. — Пусть сам сука лезет за ним!
— Йа…пусть лезет. — Согласился швед и зашипел — по телу волной прошла дрожь.
Сулема тут же опомнилась. Отстала от напарника, шустро помогла ему скинуть с себя мокрую куртку и свитер, вытянула из рюкзака свои — того же размера, ибо на нее просто не завозили, и отдала ему.
— А ты? — Бункер взял, но не кинулся одеваться. Полуголый сидел в мокрых штанах, смотрел на напарницу.
— Ничего, обсохну. — Буркнула она.
— Нэи. Переодеваться. Мей вернусь наверх и заберу рюкзак. Там все есть.
— Но…
— Молтьйи. Никакие но.
— Куртку хоть надень. Будешь полуголый лазить.
Ученая взяла свитер, а куртяк протянула напарнику. Тот взял.
— Такь… — Кивнул, благодаря. А потом вдруг сам обнял ее крепко, прижал к себе и буркнул ей на ухо. — Спасьйибо, varpunen*1. Ты спасти мей снова.
Сулема снова уткнулась ему лицом в плечо, зажмурила глаза и крепко закусила губу — слезы снова защипали глаза. Чтобы окончательно не раскиснуть, она уцепилась за непривычное слово, что он сказал.
— Что такое…варпунен? — Оно звучало скорее как финское, чем шведское.
— Дэто есть ты.
Понятно. Не скажет. Сулема судорожно вздохнула и попыталась успокоиться. Черт с ним, что не сказал. Она сама найдет, что оно означает.
И все равно успокоиться не получалось. Не-то от нервов, не-то от холода ее колотило как собаку.
— Ну, тьего ты? Я есть живой. — Повторил швед и аккуратно оттащил ее от себя, заглянул в лицо. В светлых глазах учёной серой тенью висел пережитый ужас.
— Я чуть не рехнулась от страха… — Пробормотала она, забрала у шведа куртку и сама натянула ее ему на плечи. Тот машинально завернулся в нее, передернулся весь от холода. На улице было сыро и промозглого.
— Я…тоже там…тьйуть не рехнулся. — Он криво усмехнулся, вспоминая пережитое, и коротко пересказал напарнице, что видел.
Она озадаченно почесала мокрые волосы.
— Вот тебе и ответы, Бункер…куда мы попадаем после смерти. — Некоторое время ошарашенно таращилась перед собой, потом вдруг дернулась и стала переодеваться в сухой свитер. — Выходит, прав был наш геохимик на счёт ноосферы. Там хранится информация обо всех и всем, что происходило когда-либо на Земле.
Хотя она и бурчала это сквозь снимаемую одежду, сталкер понял ее.
— Потому все и меньяться так вокруг?
— Наверное. Во всяком случае это было похоже на обрывки картин из вашей памяти. — Справившись с мокрой одеждой и втряхнувшись в сухой свитер, она внимательно вгляделась в лицо напарника. Тот вроде был вполне адекватен для своего состояния.
— А как…я говорить с ним? — Спросил, оглаживая рукой мокрые усы и бороду.
— Ты мог и не говорить вовсе. Там распространение информации может проходить по каким-то своим законам.
— Типа…мы обмениваться мыслями, а думать, что говорим?
— Не знаю, Бункер. Я там не была. — Тут она уже беспомощно посмотрела на него и сквозь опять подступающие слезы криво улыбнулась.
Живой, зараза. Живой-невредимый. Помятый, мокрый, замёрзший — сляжет скорее всего после этого, но то будет потом. Сейчас он смотрит на нее с почти мальчишеским любопытством в глазах, явно хочет что-то ещё спросить, но то ли слов не подберёт, то ли не поймет, с чего начать.
— Я знать. Но ты ходить на лекции к ваш геохимик. Потому дома рассказать мей все, тьего он вам говорить. Я хотьйу понять, как дэтот штука работает.
В итоге пророкотал не-то задумчиво, не-то озадаченно и завозился — надо было вставать и идти за рюкзаком с вещами.
Он чувствовал, что уже сможет это сделать. Во всяком случае встать на ноги у него точно получится, а вместе с Сулемой они дойдут и до четвертого этажа, где лежали его вещи.
Да и не сидеть же действительно мокрыми и полуголыми посреди Зоны, как тому полярнику на развалинах.
Кстати, он так и не сказал, кто оказался заражённым…
Когда швед провалился с головой в яму — Макриди дернулся было к нему, но тут же бросил эту затею.
Сможет вылезти — значит, вылезет, не сможет…какая разница?
К тому же, когда он свалился туда — женские вопли вдруг прекратились и одной странностью стало меньше.
Посидев ещё немного прислушиваясь, он понял, что ни возни, ни стонов, никаких либо других признаков жизни со стороны ямы не слышно, решил всё-таки подползти и заглянуть туда — что оно за ерунда внизу была? Но, когда добрался — не увидел ровным счётом ничего, кроме засыпанного сажей, подтаявшего и снова замёрзшего снега.
Ямы не было, а значит…
Значит, его догадка оказалась верной. Он просто замёрз и умирает, а место, где он находится — ни что иное как тот самый видимый в последние минуты тот свет. Галлюцинации погибающего мозга.
На секунды стало страшно, но потом прошло.
Что ж. Так то и так. По крайней мере, никто и ничто не выберется из этих льдов на большую землю.
Вернувшись обратно к насиженному месту возле бочки, Макриди прислонился к ней боком, жалея только о том, что где-то потерял свое одеяло. В нем было все же не так холодно.
Огляделся — все вокруг снова стало прежним. Исчезли неожиданные постройки и места, предметы, не свойственный окружению… Снова вокруг была ночь, выгоревшие уже руины базы, завывание ветра и…пустота. Бесконечная, холодная пустота и огромное, в белых звёздах небо над головой.
Возможно, там его, того, не-человека, ждут. Когда же он вернется.
Возможно туда, он — человек, скоро попадет, если все действительно обстоит так, как рассказывают религии.
А возможно не будет ничего и через несколько часов на этом месте останутся только сугробы снега и особо высокие остовы построек.
Главное, чтобы их никто не кинулся раскапывать, а остальное уже не важно.
К тому же он так устал, что и смерти рад теперь. С ее приходом ему уже ничего больше делать не придется. Ни лететь, ни бежать, ни стрелять в кого-либо…
А в укромном углу между бочкой и стеной даже ветер вроде не так задувает и холод кажется не таким сильным.
Хотя…то скорее тело уже ничего не чувствует. Не осталось никаких физических ощущений, кроме усталости. Огромной, тяжелой усталости, склеивающей заиндевевшие ресницы, и сопротивляться ей не было ни каких сил.
Да больше и не нужно. Можно теперь поспать, когда никого рядом нет. Лишь бы ему не снилось ничего. Лишь бы не являлось вокруг то, что последним запечатлела память.
Примечания:
Вот и сказочке конец. И накуру моему, видимо, тоже.