Обезболо-противовоспалительный период

      Юра просыпается, поднимаясь со стола, когда в отделе начитают собираться в патруль. Он выпрямляется, одёргивает пиджак, приглаживает волосы. Нельзя показывать, что он ночевал прямо здесь. Не идёт это его образу.       Первое, что он видит с утра — Федю, отчитывающего Грома. Вот тебе и доброе утро.       — Нет, Гром, никаких патрулей. Я тебе запрещаю, — Прокопенко на взводе, а значит проблем не оберёшься. — Если ты… Да я к начальству пойду. Потребую твоего официального отстранения по причине ранений.       — Федь, перестань, я в порядке. Ну что ты заладил, — Костя поднимает руки в примирительном жесте, чуть улыбается. В угрозы не верит, ну не будет же Федя так с ним поступать, в самом деле. Поругается, поворчит. — Всё хорошо будет, что ты лишний раз панику разводишь, Федь, — он примирительно похлопывает по плечу Прокопенко.       — Нет, Гром, хватит, — Федя бьёт рукой по столу. — Я тебе всё сказал.       Прокопенко отступает, но, к удивлению многих, действительно в кабинет начальства. По отделу прокатывается удивлённый шепот. Кажется, в серьёзность Феди никто не верил. До этого момента.       — Да перестань, сколько раз задевали, всё в порядке было! — Костя говорит громче, чтобы уходящий Федя его услышал, но тот лишь хлопает дверью в кабинет. Едва заметно, но голос Грома срывается. Но Федя же этого не сделает… Ну правда же не сделает?       — Лучше бы ты сам согласился не ехать, — хмыкает один из товарищей, пока Юра просто молчит. Ему сейчас лучше не встревать. Грома он только больше выбесит. Сам понимает.       — Лучше бы тебе завалить хлеборезку, — рыкает низко Гром, и в этих словах звучит самая настоящая угроза. Смятый стаканчик из-под кофе летит в мусорку.       Костя резко разворачивается, идёт в сторону патрульных, не собираясь сдаваться вот так. Слишком упёртый. Ох и выйдет ему это боком. Рано или поздно. Юра поднимается из-за своего рабочего места, едва не спотыкаясь об стул. Он не выспался, устал и совсем не способен сейчас разобраться со всем происходящим в голове. Смирнов подлетает к патрульным прежде, чем успевает решить, что говорить. Опять действует, а уже потом думает. Он останавливается лишь на секунду, но потом хватает Грома за плечо.       — Кость…       Федю не переубедить, но может получится поговорить с Громом? Идея заведомо провальная. Не выдерживающая никакой критики. Абсолютное безумие. Костя резко разворачивается, не просто озлобленный, а буквально разъярённый. Взъерошенные волосы и отросшая щетина красоты образу не добавляли, лишь делали его ещё больше похожим на огромную скалящуюся собаку. Он останавливается, смотрит в упор, явно готовый переспорить любой аргумент Смирнова ещё до того, как тот его приведёт. Юра замирает, отступает на шаг, и все слова, которые он собирался сказать, застревают в горле.       — Кость… — он может только сдавленно это промямлить, пытаясь собраться с мыслями. — Костя, послушай Федю, он прав. Тебе нужно отлежаться.       Он готовится к любой реакции. Не знает, чего можно ждать от Кости. Обычно, будучи в такой ярости, он бьёт бандитам морды на задании, но сейчас-то преступников рядом нет.       — Вы там сговорились, что ли? — у Кости глаза сужаются. — Я на работе! Какое отлежаться? Я в порядке! Хватит!       Гром искренне не понимает попыток в заботу, воспринимает их, как подобие заговора против него. И вообще, такие травмы — вещь мелкая и повседневная. Зачем такой кипиш поднимать?       Смирнов на мгновение выпадает. Теряется. С чего он вообще решил, что может уговорить такого упёртого барана, как Гром? Да ещё и являясь для него буквально пустым местом. Потому что был у него дома? Потому что Костя обрабатывал его ранения? Беспокоился за его состояние? Он всё равно для Грома не больше, чем любой из всех собравшихся здесь людей. Наверняка он бы любого раненого притащил домой. Из чувства долга. Юра одёргивает пиджак, заправляет волосы за ухо.       — Знаешь, Кость, делай что хочешь, но Федя…       Договорить Юра не успевает, оно и к лучшему. Прокопенко возвращается в общий зал с подписанными документами и взмахивает листом у Грома перед лицом.       — Список всех, кто едет в патруль. Подписанный. Всё.       Костя хватает бумагу, пробегается взглядом по списку. Желваки заметно движутся, когда он удостоверяется, что его имени действительно нет. Он швыряет документы на стол, быстро уходит в курилку, ощущая только то, как клокочет внутри ярость и обида.       — Ничего. Ничего, побесится и успокоится, — выдыхает со злостью и усталостью Прокопенко. — Чего встали? Быстро собрались и поехали в патруль!       Он гоняет младший состав, строго раздавая указания, а потом внезапно обращается к Юре.       — Ты же у нас всё равно в участке. Проследи за ним, чтобы не рыпался.       — Федь, я не волшебник, — усмехается Смирнов, но натыкаясь на суровый взгляд добавляет. — Ладно-ладно, но с тебя причитается.       Юра выходит в курилку, понятия не имеет, как он собирается переубеждать Грома. Этот танк не остановит и весь их отдел вместе взятый.       — Костя, — он подбирает слова, поджигает сигарету. — Попробуй понять Федю, он же…       Гром тихо рычит, предупреждающе, словно готов броситься в любой момент. Он глубоко затягивается, отворачиваясь. Дуется. В буквальном смысле, как подросток. Только в придачу к этому идёт неконтролируемая агрессия и адреналиновая наркомания. Сидит мрачный, всё так же в своей неизменной кожанке, в сторону смотрит… А во взгляде лишь тоска и непонимание. И ведь действительно не понимает заботы, сопротивляется изо всех сил искренне расположенному Феде, огрызается, злится.       И Юра игнорирует это предупреждение, садится рядом, затягивается. Гром, как большая собака, посаженная на привязь. Смирнов с таким же положением смирился быстро и без возражений. Покорно принял, что теперь привязан к отделу, если хочет получать хоть какие-то деньги. С другой стороны, на подсознательном уровне он понимает, что это ненадолго. Не сможет он вечно вот так сидеть на одном месте, ему нужно большее. Адреналин, работа, более выгодные решения. В конце концов, если хочешь выжить в их время, придётся повертеться. И Юра что-нибудь придумает, обязательно. Только чуть позже, когда разберётся с насущными проблемами.       — Кость, это всего лишь один патруль. Поверь мне, уже завтра Федя угомонится, — Смирнов кладёт руку другу на плечо, старается до него достучаться, но Костя её скидывает, яростно вскидывается, и его срывает. Так бывает, да. С Громом частенько. Он вообще, довольно агрессивный. Это то, что Юра точно понял за несколько лет. Костя резко разворачивается, поднимается, хватает Смирнова за грудки и с лёгкостью поднимает на ноги. Смотрит сверху вниз, из глотки вырывается тихий рык. Разъярённый, в глаза смотрит, нависая. Огромный и сильный.       Юра пытается дёрнуться назад, но не успевает. Под рубашкой всё те же бинты, он так и не нашёл время перевязать их заново. Во взгляде Грома злость, и от этого внутри всё сжимается от страха. Смирнов хватается за чужое запястье, надеясь, что Костя его отпустит. Но надежда слабая. Гром на него смотрит, как на загнанного зверя, сопротивления явно не ожидает, и Юра гордо выпрямляется, в глаза заглядывает с откровенным вызовом.       — Что, скажешь, что неправда? Ты сам знаешь.       Костя обмирает, побледневшие от напряжения пальцы расслабляются, позволяя Юре отойти на шаг назад. На лбу меж бровей появляется морщинка, а вся ярость моментально улетучивается, сменяясь то ли шоком, то ли растерянностью.       — Мир не развалится, если ты один раз отсидишься в участке, — с запозданием Смирнов понимает, что бьёт в самое больное.       Хлесткая оглушающая пощёчина нарушает возникшую тишину, прерываемую лишь хриплым дыханием Грома. Он разворачивается и уходит, стремительно покидая отделение и скрываясь мгновенно в паутине дворов.       Юра прижимает руку к щеке, не сразу осознавая произошедшее. Ну да, а на что он рассчитывал? Резкая боль утихает быстро. Оставляя после себя неприятное жжение и пустоту в голове. Он поводит плечами, одёргивает рубашку и тушит сигарету, которую всё ещё держит в руке. Ни обиды, ни сожаления.       — Что ж… Спасибо, что не кулаком, — он говорит это, кажется, самому себе, потирая место удара и интуитивно проводя языком по зубам. Будто они вообще могли пострадать. У Кости рука тяжёлая, конечно, но не настолько. Неприятно, но не больше. Остаётся только надеяться, что Гром не присоединится к патрульным, а если и так, Федя его оттуда выпроводит. И устроит Смирнову очередной нагоняй за то, что не уследил. Но он же сказал, что только попытается.       И всё же, как ни пытался себя уговорить, что он не виноват, Юра остаётся в участке с чувством не выполненного долга и тяготящим давящим чувством на сердце. С другой стороны, что он мог сделать? Гром никогда его не слушал. Просто никогда. И сейчас не стал. Может Юра и перегнул, но…       Он потирает щёку и швыряет ручку об стол, так и не заканчивая очередную опись снаряжения банды. Почему он занимается бумажками по делу, в котором даже не участвовал? Сердце неприятно ноет от дурного предчувствия. Куда мог сорваться Гром, если не к патрулю? Но он же всегда выходит живым из любых передряг. Стоит ли волноваться? Он один стоит половины их отдела, если не больше.