Обезболо-противовоспалительный период

      Следующие пару дней выдались жаркими. Грома сильно не гоняли, но свесили на него рапорты коллег, находившихся в патрулях. В том числе и бумаги Юры. Костя не сопротивлялся, вообще вёл себя тихо, а по отделу вкрадчиво ползли слухи про возможную дальнейшую инвалидность. Что работа из человека калеку сделала и прочее в таком же духе. Но всё это произносилось исключительно вдалеке от самого Грома и Прокопенко.       Юра же пытается забыться в работе, но выходит скверно. Всё идёт своим чередом, но остаётся лишь фоном для навязчивых мыслей. С Громом он пересекается лишь беглыми взглядами в отделе, но даже этого хватает, чтобы подвиснуть на их оборвавшемся диалоге. Федя особо не достаёт, занят наиболее проблемным «ребёнком» их отдела, и Косте приходится сидеть смирно под чутким контролем. Оно и к лучшему.       Так тянется день за днём, Юра в патрулях, для отвода глаз выходит в курилку, мол, ещё одну, и домой, а потом возвращается в своё нынешнее место обитания — следственный изолятор, а Костя засиживается за рапортами, словно те убавятся, если он будет работать сверхурочно. Но Феде всё равно удавалось выпроваживать Грома домой. В очередной раз засидевшись до полуночи, Костя выключает свет, ерошит волосы. Хотелось расшевелиться, поработать, натренированное тело буквально ныло без такого нужного движения. Вздыхая, Гром плетётся в изолятор, тихо открывает дверь, и взгляду предстаёт интереснейшая картина: Юра тихо посапывает, отвернувшись к стене, закутавшись в своё же пальто, даже не замечает звука открывшейся двери. На обычном месте ночлега Грома после задержек на работе.       Костя наклоняет голову, смотрит внимательно, думает, но не будит. Смирнов и так в последнее время бегает по всем подряд вылазкам, работает как проклятый, на него не похоже от слова совсем. Видеть его в отделе даже днём — тот ещё сюрприз, а тут… Гром выходит из изолятора бесшумно, насколько это возможно, прикрывает за собой дверь и остаётся ночевать в вестибюле, соединив три стула в подобие диванчика.       Гром длиннее трёх сидушек, и ноги свисают, мешаясь в проходе между столами. Сквозь сон ему кажется, что он слышит тихие шаги. Пытается прислушаться, но те уже стихают, и Гром вновь погружается в сон.       Он поднимается, ещё до рассвета, плетётся в первую очередь сделать кофе. Чуть больше, чем через час, там уже будет толпа, и, уверенный в том, что в отделении никого, кроме охраны, Костя буквально налетает на спину Юры. Тот опирается на стену рукой, чтобы не свалиться. Растрёпанный и уставший, он приглаживает волосы, моргает пару раз, смотря на Грома.       — Доброе утро, как я понимаю, — Юра ещё раз поправляет прядь, видимо, пытаясь привести себя в надлежащий вид, но на Костю смотрит так, словно ждёт объяснений. Хотя кому тут из них двоих нужно объясняться?       — Доброе… — Костя тянется за своей кружкой, выцепляя её с полки. — Тоже решил поселиться на работе? Это на тебя так моё влияние действует?       Сонный Гром неожиданно мирный, ещё и бормочет под нос что-то невнятное, но потом встряхивается, словно пытается проснуться.       — Да, влияние от тебя плохое. Поселился тут буквально.       — Кофе будешь? — Гром спрашивает громче и чётче, становясь похожим больше на себя обычного, а не на большую сонную собаку.       — Уже пил, спасибо, — Смирнов отрицательно мотает головой.       Костя лишь плечами пожимает, хрустит шеей. Спина ему за лежание на стульях спасибо не скажет. Кофе пьёт маленькими глотками, вкус пытается прочувствовать и взбодриться поскорее, хлопает по карманам и протягивает Юре пачку.       — Перекур?       — Давай, — соглашается Юра на удивление быстро. Даже странно, как легко и просто он сменил свои дорогущие мягкие сигариллы на едкие сигареты Грома.       Они тащатся в курилку, где Юра щёлкает зажигалкой, закуривает и опирается бедром на стол. Костя присаживается рядом.       — Чего не дома? Тебя Федя не похвалит за несоблюдение постельного режима.       — Ага, отшлёпает за неповиновение и несоблюдение всех этих чёртовых правил? — он усмехается, обнажая клык, в глазах теплота. — Мне Федя прописал разобраться с производствами двухлетней давности, и это не считая того, что и так каждый день происходит… Того оформи, там подпиши, тут допроси, — Гром тихо ворчит и принюхивается. Аж заметно, как крылья носа шевелятся.       — Скинул на тебя все бумажки, чтобы ты не рыпался и не отходил от стола? — Юра курит жадно, большими затяжками, пока Костя лишь вдыхает чужой дым. — Но ты же понимаешь, что даже если быстро с этим закончишь, он повесит на тебя ещё больше документов? И так, пока ты полностью не поправишься.       Костя молчит. Поправится ли он когда-либо полностью? Вопрос сложный. С дыхалкой черти что, треклятая нога болит даже на погоду — отличный набор для питерского мента, лучше и не придумаешь.       — Ну когда-то документы закончатся, — он пытается снова улыбнуться, но выходит, откровенно говоря, натянуто и криво. — Присмотри там за Федей… — нужно ли за ним вообще присматривать? Во все неприятности он обычно втягивается исключительно из-за Грома. Только из-за Грома. — И сам будь поосторожнее, — он поднимается, одёргивает сбившуюся кожанку.       — Я прослежу, не переживай, — Смирнов криво усмехается, заправляя волосы и выкидывая бычок. — Про себя не обещаю, сам понимаешь.       Костя кивает и, выпрямившись, шагает обратно в отделение, стараясь не показывать хромоту.       Время текло очень медленно, а стопки бумаг, казалось, не уменьшались вовсе. Наоборот, на столе Кости вновь и вновь на месте сделанного появлялись новые папки. Бесконечная рутина. Бесполезная рутина.       С каждым днём Костя стихал всё больше. Ни с кем не спорил, не огрызался, даже юнцов-рядовых не пытался одёрнуть. На задания не подрывался, только цедил кофе и писал, писал…       Юра же мотался по патрулям, стараясь забыться. Не помогало.       Он приглядывает за Федей, как и обещал, но по большей степени приглядывать нужно за ним самим, рвущимся в бой, почуяв адреналин. Благо хоть без новых ранений, старые ещё доставляют порядком много проблем. О второй, не менее важной работе по поиску информации, он забывает вовсе. Никто ничем не интересуется. Хаос повсюду — искать зачинщиков бессмысленно. Тянешь за одну нитку, а вылезает совсем другая, и так по кругу. Усталость берёт своё, но Юре хотя бы не приходится заставлять себя сидеть за бумажками. Федя очень любезно перекидывает их на Костю, после очередной вылазки советуя Смирнову отдохнуть. Было бы где. Может он и не торчал бы в отделе, но из двух зол приходится выбирать меньшее, а меньшее здесь — не сидеть без дела. Ничто так не будоражит, как стрельба, особенно, как стрельба по преступникам. А Юру никто не осудит за пару лишних трупов. Меньше допрашивать — меньше проблем. Уже который раз он заваливается спать без сил, но в этот раз не спится, и когда дверь с лязгом открывается, он растрёпанный вылезает из-под своего импровизированного одеяла — пальто.       — Костя? Ты опять? — в его голосе ни намёка на раздражение, только усталость и искреннее непонимание. Вот человеку дома не сидится?       Костя приваливается к косяку.       — Тебя раньше в отдел не затащить было… Тут свободно обычно, не знал, — он хмыкает.       «Обычно» — однозначно не про последнее время. Сутки, трое, неделя… Может уже несколько. Сколько Юра здесь находится? В голове складывается два и два. Шестерёнки начинают шевелиться быстрее.       — У тебя всё в порядке? — он уже понимает, что нет. Но Юра же ничего не говорил, отшучивался.       — Из квартиры меня выселили, какое уж тут «в порядке»? — он огрызается, не успевает придумать правдоподобную отмазку и говорит невпопад первое, что приходит на ум — правду, совершенно забывая, что переживаниями делиться не планировал. Последние недели в участке без нормального сна его порядком измотали, слишком сильно, чтобы спорить и выкручиваться, но всё же, проводя рукой по волосам в попытке их пригладить и растрёпывая их окончательно, он добавляет:       — Найду что-нибудь подешевле и уступлю тебе комнату в изоляторе, не волнуйся. Костя кивает. Вот тебе и весёлый Юра. Но ругаться бесполезно, Гром в социальных вещах слаб, но понимает это отлично. Смирнов вообще ему тогда ничего больше не скажет. Поэтому он просто оставляет сигареты, понимающе кивает и уходит, не беспокоя.       Читать ему нотации о пользе сна бесполезно, глупо это. Кто ему Юра? Ну работают вместе кучу лет, ну занимает тот время от времени, ну поладил с Игорьком, стоило им один раз увидеться… С Игорьком.       Паззл складывается отлично.       Юра лишь сонно хлопает глазами, пытаясь понять, что только что произошло, но забрасывает попытки в мыслительный процесс почти сразу, сильнее кутаясь в пальто и ложась обратно. Ему до патруля осталась пара часов, и нужно попытаться выспаться. Попытаться…       Бесполезно. Наутро голова тяжёлая, хорошо хоть в этот раз без происшествий, облав и прямых столкновений. На удивление мирный день. Смирнов весь день засыпает на ходу, в курилке сидит сам не свой, но сигареты всё те же, Громовские. И это не утаивается от взгляда сослуживцев. Они шутят, что Смирнов переключился с попрошайничества на стреляние сигарет, мол, сдаёт позиции. Но Юре плевать. По крайней мере сегодня. Видя Грома, он поднимается, делает вид, что уходит вместе со всеми по домам, только идти ему некуда. Он делает крюк вокруг отдела, возвращается в курилку. Ещё одну и спать. Юра думает, что отделался от неприятного разговора, пока практически не натыкается на Грома. Да, тот прекрасно знает, что подловить Юру теперь в разы проще.       — Ты что, решил, что спать в участке комфортнее? — хмыкает Смирнов, закуривая. — Вариант так себе, честно. По опыту говорю.       — Яйцо курицу учит, — Костя говорит это с максимально мрачным видом, но не сдерживается и смеётся хрипло, откидывается на спинку стула, но тут же серьёзнеет, поднимается, разминает спину. — Собирай свои чемоданы и идём. Тут недалеко, сам знаешь, а там разберёмся, — он подходит ближе, смотрит на него сверху вниз внимательно.       — Костя, я знаю, что ты себя низко ценишь, но курица из тебя, как… — Юра замолкает, осознавая слова Грома. Куда собираться? Недалеко… Картинка складывается, но не так быстро, как хотелось бы, и Смирнов сбивчиво переспрашивает. — К тебе что ли? Не, Кость, у меня денег даже на аренду дивана в твоей квартире не хватит, так что, уж прости.       — Да не деньгами, Юр, и так знаю, что у тебя их нет, — Костя отмахивается, явно не задумываясь о том, как звучит сказанное. — Мы там с Игорем немного… Поругались. А вы с ним вроде как поладили тогда неплохо, вот я и подумал, — он поводит плечами. Если Гром говорит прямо «немного поругались», сразу становится очевидно, что ссора весьма серьёзная. Костя же о своём сыне в принципе никогда не разговаривает. Точно не с Юрой.       — А спать в участке, на самом деле, так себе.       — Да, так себе, — Юра колеблется, и это чертовски бросается в глаза. — И всё же мне кажется, что я в глазах твоего сына не прям лучший ав-авторитет.       Смирнов пожимает плечами. У Феди наверняка получилось бы найти подход к ребёнку. Юра-то с ним всего лишь один раз в шахматы сыграл. Такой себе советчик в делах семейных и решении проблем.       — У тебя и спать-то негде, если уж быть честным.       И всё же между койкой в участке и полом в квартире Грома, Юра выбрал бы последнее. Кто знает, заселят сейчас кого-нибудь полноправного в изолятор, и Смирнову останется ютиться на стуле за своим рабочим местом, а там — постоянная крыша над головой.       — А я авторитет? Он со мной совсем не разговаривает больше! — Костя фыркает. — Возится вечно с этим другом своим. А если тот опять его куда-то втянет? Так хоть какой-то контроль… — он хмыкает, шагая обратно в участок. — Идём давай, потом с зарплаты нормально арендуешь… Ну или обратно сюда уедешь, если совсем не понравится.       Гром говорит об этом так просто, словно вещи совершенно очевидные: вот так вот привести Юру к себе домой, к своему ребёнку. А Юра под напором Грома прогибается. С его слов это звучит, как нечто само собой разумеющееся, словно так и должно быть. Да и правда, он может съехать в любой момент. На другую квартиру или обратно в участок — значения не имеет. — Гуляет с другом, а будет сидеть под присмотром твоего коллеги? Кость, ты сыну компанию выбирать не умеешь вовсе, — Смирнов уверен, что он — худший на роль няньки из всех возможных вариантов, но спорить с Костей не решается. Или не хочет. Гром лишь фыркает, качает головой, с Юрой явно не соглашаясь. Да, он-то в своем плане уверен.       Вещей у Смирнова немного. Всё уместилось в две небольшие спортивные сумки. Забирать из квартиры было нечего.       — Идём, они в каморке за комнатой с вещдоками, — он выкидывает сигарету по пути. — Собирать особо нечего.       Гром берёт одну из сумок более здоровой рукой, дожидается Смирнова.       — У тебя как самого-то… Спина и вообще.       — Не знаю, не было особо времени проверить, — Юра машинально тянется к спине и морщится. — Заживает, я думаю.       Он закидывает сумку на левое плечо, чисто по привычке. Про все предписания не нагружать раненную руку он забыл уже давно. Она как-то не давала о себе знать, и на том спасибо, а Юра этим нагло пользовался. Несмотря на то, что обе руки его довольно хорошо слушаются, он интуитивно предпочитал именно левую. Даже бумажки иногда подписывал ей, забывая о том, для чего вообще переучивался на правшу.       Гром только усмехается, шагает рядом и головой качает. Понимает, что не ему читать лекции про санитарию, здоровье и безопасность, но почему-то очень хочется. Вскоре они действительно подходят к дому Кости, тот открывает дверь, пропуская Юру вперёд.