***
И когда Смирнов приходит в себя, первое, что он чувствует — холод. Просто жуткий. И то, как сильно что-то давит на запястья. Верёвки. Тугие. Настолько, что сложно пошевелить онемевшими пальцами. Он в одних брюках и рубашке на холодном бетонном полу какой-то заброшки, по виду даже не понятно, какой именно. В их любимом городе таких тысячи. — С пробуждением, — Юра поднимает взгляд, ориентируясь на уже знакомый голос, и натыкается на Станислава. — Всё так же «Просто Стас»? — язвительно выдаёт Смирнов, тут же получая удар ногой в живот откуда-то сбоку. Их тут много. Наверняка слишком много. — Для твоего положения — Станислав Викторович. Но не волнуйся, это формальности. Юра тяжело дышит. Удар выбивает, кажется, последние силы. Их и так не то чтобы много. — Давай с тобой для начала просто поговорим, — Стас всё ещё в костюме, как будто только из того самого злосчастного казино. — Как тебе у нас? Понравилось? — Такого «продолжения банкета» у меня ещё не было. Ещё один удар вынуждает замолчать. От боли сводит всё тело. Если ему не отобьют все внутренние органы — будет уже неплохо. — Тш-ш-ш, — Стас взмахивает рукой и наклоняется к Юре. — Ты же не хочешь, чтобы он продолжил? — он кивает куда-то в сторону. Рука ложится Смирнову на загривок, поглаживает, а потом крепко сжимается, как будто новорожденного котенка собираются куда-то тащить. — Поэтому будь вежливым. Не вынуждай тебя воспитывать. Юра молчит. Знает — чем меньше скажешь, тем меньше дашь зацепок. Если и болтать, то только не по существу, но и тут велик шанс снова огрести. — Мне тебя лучше называть Димой или всё же Юрой? — у него в руках фальшивое удостоверение. — То есть мы тебя пасём без продыху, а ты заявляешься прямо к нам в казино с фальшивой бумажкой? Саша вообще не ценит своих людей? Юра не отвечает. Нет. Нельзя говорить. Он знал, что рано или поздно впутается во что-то подобное, это было ожидаемо с таким-то образом жизни, но Геннадьевич своих людей действительно ценил, по крайней мере приближённых, в отличие от этих. Юра за время работы под прикрытием узнал многое, выбрать сторону было достаточно времени, и он выбрал. Правда… Это решение было тогда не совсем осмысленным. Не то чтобы у него даже был этот выбор. Скорее второй шанс без права отказаться. — А я ведь говорил, что ты достоин чего-то получше, чем быть на побегушках у мелкого бандита. Как минимум, лучшего отношения. Жаль, у меня другие указания. Давай сразу начистоту. Ты нам выкладываешь всё, что знаешь, и получаешь быструю безболезненную смерть. Убью собственными руками, обещаю. Один выстрел. Юра поднимает на него взгляд затравленной собаки. Им нужна информация. Вся, что поможет быстро расправиться с конкурентом. Настолько сильно Геннадьевич расширил свою власть, что другие начали бояться? Не важно. Юра нужен им живым. Значит, они не убьют его, пока не узнают всё, что хотят. Надо потянуть время, но… Но для чего? Его не будут искать. Некому… С его образом жизни абсолютно все вокруг привыкли к его спонтанным исчезновениям. Ни на одной из двух «работ» его не станут искать после даже нескольких недель отсутствия. — Даже если так, я ничего не знаю. — Работаешь на него несколько лет и не знаешь? — он цыкает, но довольно улыбается. — Ну про майора Грома расскажи. Про то, как вы нам задание сорвали. Удар приходится словно по команде. Попадает в грудную клетку, но от этого не легче. Дыхание перехватывает в момент. — Откуда информация по делу? — От «знать тебе не обязательно». Ещё один удар, и Юра сгибается, упираясь головой в пол. Холодно и больно. Чёрт. Глаза предательски начинает щипать. Только не сейчас. — Хорошо, я тебя понял. По-хорошему ты не хочешь, будет по-плохому. По-плохому, так по-плохому. Избиение, пожалуй, то, к чему Юра мог быстро морально подготовиться. Даже когда следующий удар приходится по лицу, которое он сейчас не способен закрыть. Тепло разливается от места удара вместе с болью, но становится не так холодно. Вязкая алая кровь течёт из носа по губам и подбородку, когда его голову поднимают за волосы. — Говорить начнёшь? Или сразу тебе язык отрезать? — Ну тогда ты ничего не узнаешь, — шикает Юра, и удары продолжаются. Когда они прекращаются, у Юры в голове кромешная пустота. Абсолютный ноль, когда его за волосы тащат к столу, развязывают руки, чтобы сразу прицепить их наручниками. Холодный металл словно обжигает. Классический стол из допросной, к которому пристёгивают подозреваемых. Попытка дёрнуться — бесполезно. Приковано намертво. К затылку приставляют пистолет. Правда или смерть. Как всё просто. Нет. Смерть ждёт его в любом из случаев. От правды зависит лишь то, как быстро она наступит и насколько болезненной будет. — Не выстрелишь… — Юра едва может говорить. Адски больно, кажется, где-то в области ребер эта боль становится жгучей и слишком уж яркой. Слышится злобное цоканье. Не выстрелит. Смирнов нужен. Нужен ровно до того момента, пока всё не расскажет. На стол перед Юрой с оглушительным лязгом ложится молоток. Все звуки словно выкручены до максимума. — Палец за пальцем, пока ты не начнёшь говорить. Это будет длиться долго. Бесконечно. Потом запястья, предплечья. И так, пока у тебя не останется костей, которые можно будет сломать, или, пока ты не умрёшь от болевого шока. Приятная смерть? — Ломай, — Юра хрипит. Едва соображает, что говорит. Провокации сейчас ни к чему не приведут, но что остаётся? — Ну что ты, я не изверг. Дам тебе время подумать, — на стол ложатся его же, Юрины, мать их, часы. — Три часа. Посиди, подумай.***
Гром на автомате достаёт две тарелки, еду раскладывает. Полностью уйдя в свои мысли, он даже не замечает сына, который подрывается к нему практически сразу. Пацан словно опасается, но всё равно спрашивает. — Пап, а дядя Юра, он?.. — не знает, как продолжить. — Он вернётся? Костя вздыхает и поводит плечами. — Да… Думаю, да. Наверное, — звучит с откровенным сомнением. Видимо, тот так и не возвращался. — Мы вчера немного повздорили и… И кажется, я его сильно обидел. Он кладёт Игорю еды побольше, сам садится напротив и гипнотизирует взглядом тарелку, растерянный. — Он вчера сказал, что пойдёт прогуляться, — Игорь расстроенно смотрит перед собой. — И так и не вернулся. — Ну… Мы не немного повздорили и, возможно, — Костя тяжело выдыхает, собираясь с мыслями. — Он просто больше не хочет меня видеть. Говорит быстро, отодвигает тарелку, не притрагиваясь к еде. Руки тянутся к пачке, Костя закуривает. Говорить о своей ошибке ещё хуже, чем прокручивать эти тревожные мысли весь день в голове. По идее, так ему, наверное, и надо. Сам виноват. — Но дядя Юра бы сказал, если бы уходил, — во взгляде Игоря сомнение. Смирнов же не мог просто их бросить. Просто развернуться и уйти. — Пап, он сказал, что всё будет в порядке, когда уходил. Костя глубоко затягивается и срывается на хриплый тяжёлый кашель. Чёрт, а ведь давно приступов не было. Болью, кажется, выжигает гортань. Гром шатко уходит в ванную, плотно прикрывая дверь. Желудок от спазмов скручивает безуспешно, блевать Косте нечем. Когда он ел в последний раз? Перекусывал в обед? Больше суток назад… Он возвращается, ещё более хмурый, смотрит на Игоря с сомнением. После того, что Гром натворил, Юра мог действительно уйти, а сказал, чтобы… Чтобы успокоить? Чёрт, а ведь Юра совершенно не умеет врать, когда не на работе. У него словно тумблер переключается, и в обычной жизни ложь у него внезапно несвязная и бредовая. Нервничает сразу сильнее обычного. Внутри что-то неприятно скребёт предчувствием. Это ощущение лишь усиливается, словно оно и раньше было, но гложимый виной Костя отчаянно старался его игнорировать. Паршиво всё как-то. — Пап… Я вчера всё слышал, — Игорь поднимает виноватый взгляд. — Я знаю, ты хотел, чтобы я не лез, но… — он запинается. — Когда дядя Юра съехал, он же просто собрал вещи сказал, что переезжает. Он же… Он же не планировал сейчас уходить? Правда ведь? — Игорь складывает руки на столе, упирается в них головой. — Ну мне бы он сказал. Костя хмурится больше, кивает медленно, соглашаясь. И в участке его тоже не было. Ни ночью, ни в рабочее время… — Сказал бы… Он ничего не говорил кроме? — Костя смотрит на сына внимательно, понимая, что, пожалуй, тревога не безосновательна. Куда Юра вообще мог пойти? С квартиры той они все вывезли, он же и ключи сдать хотел. Очередная подработка? Но как искать? Особо никаких зацепок Юра не оставлял. Да и время позднее. Игорь поднимает голову, пытается вспомнить. — Взял только пальто, сказал, что пойдёт воздухом подышать. И что всё в порядке, — младший Гром поднимает взгляд на отца. — Ты в прошлый раз говорил, что дядя Юра не придёт, а он пришёл. Но… Мог и не прийти, да? — Игорь обиженно смотрит куда-то сквозь. — Ты его лучше знаешь… Костя хмыкает под нос. Юру знать… Куда там. Он тяжело выдыхает, поднимается, забирая пачку. Проверить участок? Нет, сомнительно, что Юра туда пойдёт под вечер. Его другая работа? Никакой информации. Да Гром только недавно осознал, что Смирнов ещё где-то работает, а не только заданиями под прикрытием занимается по приказам начальства. Тот мужчина на рынке… Он точно должен что-то знать. Он же тогда предупреждал. Может знает, где искать Смирнова? — Меня не жди, ложись спать, — получается хрипло, Костя накидывает кожанку. — Пап… — Игорь срывается с места, идёт за отцом почти до самой двери и уже там решается обнять, хоть и со спины. — Тогда я попросил дядю Юру научить меня мухлевать, — он прижимается к Грому, зажмуриваясь. — Ты вернёшься? Хотя бы завтра? Костя тяжело вздыхает, кладёт мозолистые руки поверх его и кивает. — Конечно, вернусь… — он гладит пальцами тыльные стороны ладоней Игоря, поворачивается, ерошит копну непослушных волос, вечно топорщащихся на манер гнезда. — Еда в холодильнике, позавтракай обязательно. Он слабо улыбается и выходит. — Хорошо пап. Игорь закрывает за отцом дверь, едва ли не плача. Как так получилось, что после двух счастливых недель всё снова вернулось к пустой квартире?