Disconnecting, Reconnecting, New

— Знаешь, Акито, — сказала Ан после одной репетиции, стащив немного картошки фри с его тарелки, несмотря на то, что он пытался отбиться от нее, — я заметила, что твои родители никогда не приходили ни на одно из наших шоу. Почему это? В отместку он стащил один из ее маринованных огурцов. — Ну и что? Какая разница придут они или нет? — Я имею в виду, никакая. Но, да ладно тебе! Даже отец Тои видел наше выступление! Они оба посмотрели на Тою, который был слишком занят укладыванием приправ вместе с Кохане, чтобы вставить пару своих слов. — … Ладно? Я все ещё не понимаю, что ты хочешь мне сказать. — Акито. Акито. Не может быть, чтобы твои родители ненавидели уличную музыку больше, чем отец Тои. Я начинаю думать, что ты стыдишься нас или что-то по типу такого. Он закатил глаза. — Я стыжусь только тебя. — Воу. Бифобия… — О Боже мой, заткнись. — Эм, Шинономе-кун, — нервно пискнула Кохане, — если ты беспокоишься, что твоим родителям не понравится наша музыка, то я уверена, что им очень даже понравится! Сначала я тоже не думала, что моим родителям придётся по душе наша музыка, но им наоборот, очень даже зашло! — Мне буквально наплевать на то, что думают мои родители, — невозмутимо ответил Акито. Со стороны Тои донёсся тихий смешок. Ну, хотя бы до его партнёра дошло. Кохане, как обычно, выглядела так, будто она вот-вот расплачется. — Это довольно-таки невежливо, Шинономе-кун. Они же твои родители! — Мои родители не такие, как твои, Кохане. Все в порядке. — Ты все равно должен дать им шанс! — спорила Кохане. — Я более чем уверена, как только они увидят, насколько ты увлечен музыкой, они будут умолять тебя пригласить их на твое выступление. Ан положила руку на плечи Кохане. — Да, Акито! Ты просто должен пригласить их на наше следующее выступление! Он потер затылок. — Ну, не знаю… — От одной мысли о приглашении родителей у него скрутило живот. Он посмотрел на Тою, чтобы узнать его мнение. Тоя всегда знал, что делать. Его напарник, казалось, глубоко задумался, уставившись на Акито. — Я думаю, тебе решать, Акито, — наконец сказал Тоя. — Ты должен приглашать их только в том случае, если сам этого хочешь. — Бу-у! — Ан игриво усмехнулась. — Тоя, харе быть таким добрым с Акито. Тоя медленно моргнул, в его глазах блеснула искра хитрости. — Ни за что. Он же мой маленький мяу-мяу. — Ан и Акито тут же лопнули от смеха, а на лице Тои появилась самодовольная ухмылка за то, что он заставил их смеяться. — Не называй меня так, чел, это странно! — Акито улыбнулся, чтобы Тоя понял, что он на самом деле не расстроен, придвигаясь ближе, так что их плечи соприкоснулись. — Но всё равно спасибо, партнер. — Не за что, Акито. Ан хихикнула, все еще вытирая слезы. — Дебилы. Ты хотя бы подумай об этом, Акито. Пожалуйста? Он вздохнул. — Да, да. Я подумаю. ------------ В истинной манере Акито это было фактически все, о чем он мог думать. До мероприятия оставалось еще больше недели, но беспокойство о том, должен ли он попросить своих родителей прийти, чуть ли не доводило его до тошноты. Упрашивание его родителей приходить на его мероприятия всегда приводило к неоднозначным результатам в прошлом, когда он еще играл в футбол. Его мать приходила редко, но она, казалось, никогда по-настоящему не обращала внимания, вместо этого используя время, чтобы поговорить со своими друзьями среди зрителей. Иногда ему было больно от того, что она никогда не признавала, насколько хорошо он играл, но, по крайней мере, тогда у него была Эна, которая всегда смотрела его игры и подбадривала его. Но Эна теперь практически не разговаривает с ним, не говоря уже о том, чтобы посещать его концерты. Его отец, с другой стороны, ни разу не ходил ни на одно мероприятие ради Акито. Какая-то его часть действительно хотела, чтобы отец послушал его выступление. В конце концов, это несколько приободрило отца Тои. Может быть, это сработает и с его стариканом тоже. Но все же… Акито колебался. Его отцу не нравилось, когда его отрывали от работы. Не помогло и то, что Ан продолжала донимать его по этому поводу. Она дала Акито два дополнительных билета «на всякий пожарный» и почти каждый день спрашивала, согласны ли его родители прийти на шоу, независимо от того, как часто он говорил ей, что никогда не просил их прийти. Кохане также помогала подбодрить его, хотя и более добрым способом. Она даже предложила пойти спросить вместе с ним (он сразу же отказался; его родители уничтожили бы ее) и продолжала пытаться найти способы раскрутить его. Хуже того, даже Тоя, казалось, проникся идеей о том, что Акито пригласит своих родителей. «Это может быть полезно для тебя», — осторожно сказал его партнер. Родители были щекотливой темой для них обоих, и Тойя хорошо осознавал этот факт. «Ты почти никогда не вспоминаешь своих родителей. Это может быть для тебя хорошей возможностью наладить с ними контакт». Конечно, Акито хотел наладить контакт со своими родителями. Кто бы этого не хотел? Проблема была в том, что он был почти уверен, что его родители не хотели контактировать с ним. Виртуальные певцы также ничем не помогли. Мику сказала спросить их, Лука возразила, что не стоит (вероятно, просто чтобы быть эдаким противовесом), МЕЙКО сказала ему повременить и сначала взвесить все за и против, КАЙТО спросил, хочет ли он мороженого, а близнецы Кагамине съели мороженое, когда Акито отказался. Итак, Акито сделал то, что сделал бы любой нормальный человек в подобных обстоятельствах: он поддался. Он решил сначала спросить свою мать. Мало того, что ее было легче выследить, но и вероятность того, что она придет, была наибольшей, и если бы она сказала «да», он мог бы использовать это, чтобы заставить своего отца пойти тоже. Во время ужина выловить её было легче всего. Акито спустился вниз пораньше, после того как убедился, что Эна встала, чтобы поговорить со своей мамой на кухне. Она готовила гёдзу. Не то, чтобы ему они нравились, но как бы то ни было, это было не то, на чем он был сосредоточен прямо сейчас. Он выудил из кармана билет, стараясь не помять его своими потными руками. Он открыл рот, чтобы заговорить. — Хей, ма— — Пожалуйста, накрой на стол, Акито, — сказала она, прерывая его. — Ты разбудил Эну? Акито ругнулся себе под нос. Тут у него сдали все нервы. — Да, я разбудил, — пробормотал он, кладя билет обратно в карман, чтобы он мог взять тарелки. — Ты же знаешь, я не слышу тебя, когда ты бормочешь. Он застонал. — Да, мам, я разбудил её, — сказал он, тщательно выговаривая слова. — Хорошо. Спасибо тебе, дорогой. Он нахмурился, услышав милое прозвище, и быстро расставил тарелки. Похоже, что его отец не будет ужинать с ними сегодня вечером. Ну и хрен с ним. — Ага. Итак, эм, я хотел сказа- — Акито, не мог бы ты, пожалуйста, и напитки налить. Ему хотелось кричать. — Мам, я должен сначала тебе кое-что сказать. Она повернулась, чтобы посмотреть на него острым и разочарованным взглядом. — Сначала налей напитки. Не отвечай мне. Акито сглотнул и пошел наливать напитки. — Прости, мам. Она покачала головой и вернулась к готовке. Всё хорошо. Он подождёт, пока они не начнут есть, и тогда спросит. Эна приплелась на кухню несколько мгновений спустя, протирая глаза. — Помоги мне расставить чашки, — сказал он ей. — Аргх. Ладно. Когда Акито и Эна закончили накрывать на стол, их мама выложила пельмени. Обычно к этому времени Акито уже боялся очередного неловкого ужина, поэтому, честно говоря, он испытывал некоторое облегчение от того, что ему было о чем поговорить. — Итак, эм. Мам. — Что такое, Акито? — Она не выглядела особо заинтересованной в том, что он хотел сказать, что его немного задело, но неважно. Не было ничего такого, к чему бы он не привык. — Я, эм. Я хотел спросить, не хочешь ли ты прийти на мое выступление в следующую пятницу. Не в пятницу через два дня, но… да. — Он вытащил билет и подтолкнул его через стол к своей маме. Он старался не обращать внимания на Эну, которая таращилась на него с другого конца стола, а палочки для еды безвольно болтались в её руке. Это не было чем-то из ряда вон выходящим для него — спрашивать об этом, чёрт возьми. Его мать взяла билет и, прищурившись, посмотрела на место и время. Его сердце затрепетало — скажет ли она «да»? — Эна, дорогуша, не могла бы ты выбросить это? Акито прикусил язык. Черт, это реально чертовски больно. Он не заплачет, он не заплачет, это того не стоит, он драматизирует— — Мам, какого черта?! — выпалила Эна. Часть его чувствовала утешение от её ярости. Он не съедет с катушек из-за того, что просто расстроился. — Что? — спросила их мать, по-видимому, в искреннем замешательстве. — Я не могу пойти, поэтому, пожалуйста, выброси билет. Эна сердито фыркнула и, выхватив билет, встала из-за стола. Она умчалась на кухню. Акито прижал пальцы к столу. Он сделал глубокий вдох. Всё в порядке. Всё хорошо. — Если ты передумаешь, дай мне знать. Я буду рад, если ты придёшь. Я много практиковался и… — О, Акито, я знаю, я слышала. — Его мама улыбнулась. Ничего никогда не доходило до ее глаз. — Может быть, в следующий раз, милый. У меня уже есть планы на эту пятницу в 19:00. Они оба знали, что у неё нет никаких планов. Но всё было нормально. Он всё ещё мог спросить своего отца. Он пытался сосредоточиться на этой мысли, пока ел, а Эна шипела оскорбления в адрес их матери, пока та не сорвалась и не отправила Эну в школу раньше. Акито напомнил себе, что позже нужно купить Эне немного чизкейка. С его отцом всё будет по-другому. Акито чувствовал это. ------------ На следующий день, после репетиции, он помчался в студию своего отца. Он был изрядно измотан, так как не спал всю ночь, пытаясь придумать, что сказать. Тоя беспокоился о нем весь день. Он продолжал спрашивать, не случилось ли чего, как будто Акито как-нибудь проболтается; в конце концов, Ан тоже спросила, потому что, очевидно, его усталость повлияла на его пение. На этот раз ему было все равно. Он был слишком обеспокоен реакцией своего отца. Он должен был спросить его сейчас, иначе он просто взорвётся. В семье Шинономе существовало одно негласное правило, согласно которому Эна и Акито не должны были отвлекать своего отца от работы. Только их мать могла прийти в студию; всем остальным приходить было запрещено. Акито никогда не подвергал сомнению это правило. Ну что ж, похоже, сегодня он узнает о последствиях его нарушения. Используя ключ, предназначенный только для экстренных случаев, Акито отпер дверь студии и вошел внутрь. Студия была на удивление аккуратной, если не считать брызг краски на столах и стенах, и, несмотря на темноту снаружи, студия оставалась почти клинически светлой. Его отец сидел прямо посреди комнаты на табурете, водя кистью по холсту, который был почти такого же роста, как он сам, изображая оранжевые лилии и чёрные георгины. Казалось, он не слышал, как открылась дверь, но он обернулся, когда Акито её закрыл. Он не выглядел счастливым. — Что ты здесь делаешь? — спросил его отец, вставая. Акито не позволил ему себя запугать. — У меня есть к тебе вопрос, и я не знал, когда ты будешь дома. Его отец нахмурился. — Ты не мог подождать? Акито яростно замотал головой. — Нет, я должен спросить тебя сейчас. Это очень важно для меня. Его отец вздохнул, на мгновение закрыв глаза, но махнул Акито рукой, чтобы тот подошел ближе. — Тогда в чем же дело? У Акито перехватило дыхание без всякой реальной причины. Он вытащил из кармана оставшийся билет, изо всех сил стараясь разгладить несколько складок, образовавшихся на карточке. — Ты не мог бы прийти на мое выступление на следующей неделе? Это бы много значило для меня. Его отец посмотрел на лицо Акито, потом на билет, а потом снова на его лицо. У Акито почти закружилась голова от того, как быстро забилось его сердце — он мысленно приказал себе успокоиться, надеясь, что его нервы не выдали его отца. — Это все? — спросил его отец. — Ты из-за этого пришел? — Да. Его отец усмехнулся. — Акито, меня не интересует твоя музыка. Я думал, что я ясно дал это понять. Нет! Он не мог так легко сдаться. — Д-да, но я… Я все еще хотел бы, чтобы ты пришел. Я добился большого прогресса в своем пении, и моя команда просто потрясающая. Я действительно горжусь сет–листом и- Отец схватил его за руку и грубо усадил на табурет лицом к мольберту. Его отец быстро заменил холст листом бумаги. — Я хочу, чтобы ты нарисовал эти цветы, — сказал он, вкладывая палочку угля в руку Акито. Акито отдернул руку. — Но я же разговаривал! — Мне плевать, — спокойно ответил его отец. — Нарисуй их. Акито зарычал, поднося уголь к бумаге. Его набросок был беспорядочным и грубым — грязный контур. Его линии были резкими и слишком темными, в то время как тени были блочными и размытыми. Ему было все равно; он был слишком зол, чтобы беспокоиться. Конечный продукт едва ли напоминал вазу с цветами. Его отец неодобрительно промычал: — И вот поэтому я не хочу смотреть, как ты выступаешь. Он так сильно сжал уголь, что тот хрустнул и рассыпался под его пальцами. — Это не имеет никакого отношения к моей музыке. — Конечно имеет. Такая же неопрятная. — Мою музыку нельзя сравнивать с наброском, который я сделал за минуту! Его отец усмехнулся. — Я не имею в виду эскиз, Акито. Я имею в виду его создателя. Акито почувствовал, как его лицо вспыхнуло. — Что? — Это ты, Акито. Посмотри на себя, ты так расстроен из-за пустяков. Мне нет смысла слушать твою музыку, потому что я уже знаю, как она будет звучать: натянуто, хаотично и уродливо. Ты никогда не сможешь стать музыкантом, так же как Эна никогда не станет художницей- — Не затаскивай Эну в это всё, — сказал Акито, чувствуя волну заботы о своей сестре. Его отец отмахнулся от этого. — Хорошо. Но моё мнение все еще остается в силе. Твоя техника не имеет значения. Твои художественные познания не имеют значения. Ты не музыкант, Акито. У тебя просто нет таланта. Гоняйся за фалдами своих товарищей по команде сколько хочешь, но ты просто зря тратишь свое время. Я не планирую тратить свое время, наблюдая, как ты терпишь неудачу. Акито стиснул зубы. Он должен отступить. Он должен просто уйти. Но он так устал от этого. — Я не прошу тебя выступать в качестве критика. Я прошу тебя пойти как родителя. Ты никогда не был мне родителем. Атмосфера стала удушающей. Его отец был очень спокоен. — Следи за своим языком, Акито. — Нет! — закричал он. Как всегда. — Меня тошнит от этого! Разве ты не можешь быть рядом со мной хотя бы один раз? — Акито, — сказал его отец, и в его голосе прозвучало что-то опасное. — Остановись. — Нет! Пошел ты нахуй! Я ненавижу тебя! Это было слишком. Что-то происходит, но Акито не может понять, что именно. Он был на земле — когда он упал с табурета? — и мольберт валялся на земле рядом с ним. Он что, опрокинул его? Его руки дрожали. Его лицо болело, а уши горели. Его отец что-то говорил, кричал, но он слышал только шум. Должно быть, в какой-то момент он встал, потому что в следующую минуту он был снаружи. На улице было темно, но машины все еще проносились мимо. В котором часу это было? Где он был? Его сердце билось так громко, что он мог его слышать в своих ушах. Могли ли другие люди слышать его? Приступ паранойи заставил его действовать, и он бросился бежать. Кто-то следил за ним? Где он вообще? Чья-то рука коснулась его плеча. Он ахнул, отпрянув назад так быстро, что его голова ударилась о стену. Он понял, что больше не находится снаружи. Где я? Где я? Казалось, он никак не мог успокоиться. Он ударил кулаками по земле. Стоп, он сидел? Да, да, он сидел. Он сидел… он сидел, и… Акито судорожно вздохнул и заставил себя сосредоточиться. Он не мог паниковать, не сейчас. Он должен был выяснить, что происходит. Его спина была прижата к стене. Хорошо. Он уже знал это. Казалось, что он был под… столом? И там были кабины с обеих сторон, и, о боже, он был в Weekend Garage, не так ли? Этого было почти достаточно, чтобы снова закрутить всё по новой. — Акито? Эй, ты со мной? О Боже, о Боже. Он знал этот голос. Акито заставил себя кивнуть, не отрывая взгляда от пола. Он не хотел, чтобы вообще кто-то видел его таким, но особенно Кен-сан. Ан тоже работала сегодня вечером? Блять. — Хорошо, хорошо. — Кен-сан вздохнул. Акито снова зажмурился и потянул себя за волосы. Он не мог сказать, попадет ли он в беду или нет. — Почему бы тебе не вылезти из-под стола, Акито? Мне кажется, там не особо удобно. Акито немедленно покачал головой. Уход был похож на ловушку. Здесь было безопаснее. Меньше людей могли видеть его, и было труднее схватить его, когда он был окружен со всех сторон. Он снова запрокинул голову, чтобы убедиться, что стена все еще на месте. Было больно, так что… да, все ещё там. Кен-сану, похоже, это не очень понравилось, он издал резкий шипящий звук сквозь зубы. — Вау, Акито, не делай этого. Ты сделаешь себе только хуже. — Он услышал, как Кен-сан вздохнул. — Я немного двину кабинку. Что?! Нет, нет! Раздался скребущий звук, когда диван слева от него отодвинулся от стены. Он отодвинулся от отверстия, изо всех сил стараясь дышать ровно. Он снова ударился об пол в тщетной попытке удержаться на земле. Это мало что дало, только оцарапало ему костяшки пальцев. — Акито, хей. Прекрати. — Диван подвинулся еще немного, чтобы Кен-сан мог опуститься на колени перед Акито. Он подтянул колени к груди, пытаясь спрятаться за своими руками и ногами. Он хотел, чтобы его оставили в покое! — Не буду врать, я сейчас очень волнуюсь. Я думаю, что нам следует осмотреть эту рану на твоей голове. Какая рана? Он дотронулся до той части лица, которая болела, в основном до виска, и с удивлением обнаружил, что красный цвет на его пальцах смешивается с темно-серым цветом древесного угля. Это никак не помогло унять его головокружительную панику. — Не волнуйся, Акито, с тобой все будет в порядке. — Кен-сан положил руку на колено Акито. Акито знал, что это должно было успокоить, он знал, что это не причинит ему боли, но его тело, казалось, не понимало, и внезапно он вскочил, пнув руку Кен-сана и ударившись головой о стол так сильно, что он подскочил и двинулся в сторону, позволив ему встать. Он застонал, отступив на шаг и положив руки на макушку. Ай… Чувство вины обрушилось на него всего через секунду после боли. Он только что пнул Кен-сана после того, как устроил массовую сцену в его кафе. Блять. Кен-сан, должно быть, очень зол, но Акито никак не мог исправить ситуацию прямо сейчас. Это может быть завтрашней проблемой. Акито вытиснулся из кабинки и вышел за дверь. Всё было нормально. Он всё через чур драматизирует. На самом деле ничего не произошло. Он может это исправить. Всё хорошо. Ничего не произошло.