***
Дадзай ушел из Мафии. Это обрушилось на организацию невообразимым шоком, причём к тому времени все даже не успели снять чёрный траур со дня потери такого сотрудника, как Ода Сакуноскэ. Мафия - не то место, где сожалеют о смерти. Но и Ода - не тот человек, что был настоящей частью Мафии. Он был частью её людей. И оттого большинство сотрудников сглатывали и вдевали пуговицы рубашки в прорези в чёрной ткани. А теперь ушёл главарь Мафии, сам Осаму Дадзай, и… Акутагава это узнал сразу по приходу в свой кабинет утром. Настроение было замечательным, хоть заходи и обнимай напарницу, беги расцеловывай боевой отряд, проси у господина Мори отпуск, и вот в этом расположении духа, зайдя в свой кабинет заранее с улыбкой… Он не помнит, когда в последний раз господин Накахара задерживался здесь, а потому увидеть его, сидящего на диване, было крайне неловко. Улыбка быстро умирает на его губах, глаза пытаются сморгнуть, вероятно, нечеткую картинку, но… Нет, он все ещё здесь. И когда Ичиё ещё и держит его руки в перчатках в своих, немного поглаживая пальцами, сидя так близко, присутствие этого человека становилось невыносимым и Рюноскэ хмурился. Теперь хотелось рвать и метать, а потом, порвав все необходимое на куски, усталым сесть на место старшего и в трагичном падении подать свои руки Хигучи. - Я просто не знаю, что думать… - Еле-слышно бормочет Накахара, и Рюноскэ не понимает. - Господин Накахара, боюсь, здесь думать и не о чем, - Грустно поджимает губы девушка, более выражено гладя большим пальцем его ладони. Акутагава ссутулился, поклонившись им обоим, стараясь сохранить самообладание, отвернулся, прошел к своему столу. Хигучи очень взволнованно на него посмотрела, но затем, после вопроса в глазах сэмпая, пришла к заключению, что он ещё не знает. И непонятно, будет ли лучше тому знать. - На это повлиял Ода, верно? - Сам у себя спрашивает Накахара, снимая шляпу и облокачиваясь на спинку дивана. Ичие возвращает внимание на старшего. Его глаза бесцельно направлены в потолок. Он молчит, облизывая губы, не слышит ответа, хоть и не сильно-то и ожидал его. - Все это время Дадзай был здесь только ради него? - Вы явно были ему близки, - Мотает головой Ичиё. - Черта с два, - Фыркает мафиози, - Меня другое возмущает - наши способности сочетались идеально! - Он устало стонет, одной рукой щипля себя за переносицу, но все ещё другой - сжимая руку Хигучи. Она была ему сейчас такой крепкой поддержкой, которую, к тому же, не назвать стеной - когда Чуя говорил, она слушала. - Но можно найти много других хороших сочетаний… - Неловко и с вопросительной интонацией проговаривает она, смотря на свои ноги. - Да, но… Сама подумай - где ещё могло понадобиться его это дурацкое, тупое обнуление? - Ваши способности и впрямь подходили друг другу. - Разумеется, Ичиё назовет кучу других способов использовать способность Дадзай-сана, но сейчас Накахара не в том настроении и состоянии. Поэтому она из женской солидарности и искреннего сочувствия только двигается ближе к нему. - Господин Накахара, вы определенно были друзьями, - Второй хмыкает, желая протестовать, но девушка настаивает, - Дадзай тоже был этого мнения, он постоянно отзывался о вас, как о друге, - Она пропускает истинный облик его обращения, вроде «Мой чиби-друг», и от её завуалированной формулировки, Накахаре, вроде, даже легче. Его начинает отпускать. - И он точно подумал о Вас, прежде чем… уйти. - Мимолетный взгляд в сторону Акутагавы, резко распахнувшего глаза, и стыдливый взгляд в пол. - Он не тот, кто привязывается, но тот, кто не запрещает себе полюбить. Любовь в его выражении может быть странной и полной насмешек, это может быть и не любовь, на первый взгляд, вовсе, но… Он ценил Вас. И не хотел потерять. И единственный способ оставить Вас в злобе, а не в сожалении - уйти, ничего не сказав, выставив все под предательство. - Ты сама наводишь меня на сожаление. Дадзай был бы в ярости, - Улыбается парень, сжимая её пальцы, - Но спасибо. - Всегда пожалуйста, господин Накахара. - Искренне отвечает она ему с улыбкой, полной сестринской нежности. Чуе хочется её обнять. - Но вот только, я все ещё в вопросе, почему он никак не насолил мне перед своим ухо-… Громкий взрыв, взор в окно. Багровеющее лицо старшего, пропажа любой тоски и грусти, трясущиеся в гневе руки. Хигучи устало выдыхает - зато, господин Накахара точно будет в ярости. И не будет больше из его уст звучать «Дадзай», никогда. Только если… - Вот подонок! Сукин сын! Отродье! - Это была… - Начинает Ичиё. - Моя машина, черт дери этого лицемерного несчастного суицидника! - Он вскакивает с дивана и идет к двери, ведущей из кабинета, - Убью, приближу его к смерти, грязная свинья! Дверь хлопает, Хигучи присвистывает. - Дадзай-сан ушел из Мафии? - Звучит очень тихо и девушка даже взгляда не поднимает. Ей отчего-то стыдно, вероятно, от того, что она позволяет себе чувствовать жалость к Акутагаве, которую тот так ненавидит, и в этом виноват, в общем-то, виновник торжества. - Откуда ты узнала? - Накахара-сан. - Поясняет она так же еле-слышно, без лишних слов, будто пришла на экзамен. Руки покрываются мурашками, пока Рюноскэ молчит. Что же будет, если он заговорит? Хигучи боится представить и потому сразу, преждевременно, переводит все в жизнь. - Вы огорчены? Акутагава, безусловно, огорчен. Потерян. Он всю жизнь, проведенную не в трущобах, проживал под рамками, поставленными Дадзаем Осаму, поставившего его на ноги, сделавшим из него бойца, человека, полезного работника. Теперь же, он, по правде, без понятия, что делать. Он как актёр под камерой, у которого вырвали из рук сценарий. Он в панике, в неведении, в сильнейшем страхе, если угодно. Но сказать об этом? Определенно***
- Гинни, ты нужна мне! Прямо сейчас! - Бегу! Акутагава молча наблюдает за вскочившей и убежавшей в сторону кухни сестрой, делая новый глоток чая. Татихара с сомнением наблюдает уже за Акутагавой, сидя в ногах дивана и щелкая программы в телевизоре. - Без обид, но чай? - В чем твоя проблема? - Мы буквально заказали пиццу ко дню рождения Хигучи, ты же не собираешь запивать её чаем? - Это моё дело. - Клянусь, я стреляю не так метко, как это масло! - Раздаётся страдальческий голос Ичиё с кухни и парни со спора приходят просто к вопросительному взгляду друг на друга. Акутагава очень и очень серьезно делает ещё один глоток и Татихара закатывает глаза, возвращаясь к выбору фильма. - Так ты сделай огонь поменьше, - Смеётся Гин, что-то щелкая на плите, - Как ты вообще додумалась вылить столько масла? - Я впервые разогреваю еду так, ладно? - Стонет Ичиё, - Никто не ожидал, что микроволновая печка сломалась. - Что бы ты без меня делала? - Смеётся Гин, и по познанию в сестре Рюноскэ знает, что сейчас та обнимает несчастную подругу. - Что мы будем смотреть? - Лениво чешет затылок Мичидзо и Акутагава пожимает плечами. - Ичиё любит детективы и мелодрамы. - А Гин наоборот на дух такое не переносит и смотрит в основном ужасы, - Устало выдыхает парень. - Откуда ты знаешь, что любит Хигучи? - Оттуда же, откуда ты знаешь слишком много о моей сестре? - Он явно недоволен, но просто прикрывает глаза на панический взгляд Татихары, который понял, что проговорился. - Мы друзья, - Пытается он выйти из неприятностей, но Рюноскэ на удивление только в который раз пожимает плечами. - Мы с Ичиё тоже. Они смотрят фильм, остановившись на триллере с добавлением детектива, и Рюноскэ не пару раз удивлённо выдыхает, кажется, весь воздух, стоит только Ичиё в страхе сжать его руку, после извиняясь перед ним. Под конец Гин засыпает, когда Ичиё буквально вне себя от поставленной интриги, и когда все прекращается, она устало откидывает голову, говоря, что сегодня она умерла эмоционально. Татихара, очень опасаясь встречаться взглядом со старшим Акутагавой, поднимает Гин на руки, сказав, что подвезет её до дома, если, разумеется, «Её угрожающий одним присутствием брат соизволит допустить подобный сценарий». Рюноскэ говорит, что теперь Мичидзо подвозит ещё и его, что все трое (Гин не слышит во сне дискуссии) признают решение справедливым и разумным. Уходя, рыжеволосый парень улыбается Хигучи и показывает, что из-за ценной ноши в своих руках, он обнять её не сможет, и удаляется вниз по лестнице многоэтажки. Рюноскэ стоит перед порогом и с какой-то непонятной даже себе целью поворачивается к Ичиё, ласково улыбающейся вслед ушедшим друзьям. - Почему ты улыбаешься? - Нахожу их милыми, - Беспечно пожимает она плечами. - Ты же к этому нормально относишься? - Если Гин будет счастлива - я не имею претензий, - Кивает Акутагава. Вновь повисает молчание. Но он не хочет уходить. - А Гин счастлива? - Она часто улыбается рядом с этим идиотом. Так что, вероятно. - Здорово иметь такого человека, с которым будет комфортно и хорошо. - Как что-то обыкновенное произносит Ичиё. - Хоть всю жизнь с ним проводи… Мне вот уже двадцать пять, ещё немного, и упущу всё. - Акутагава собирается сказать «Да ладно, это же всего лишь двадцать пять», но Ичиё и не напрашивалась на комплимент. - Может, они друг для друга и есть такие? Но ответ Акутагавы относительно неожиданный. - У тебя есть такой человек? Ичиё задумывается. - Почти. - Как это понимать? - Издаёт смешок Акутагава и Ичиё улыбается ему. Нежно, той улыбкой, к которой он привык. Самыми чудными розовыми губами, на самом прекрасном светлом лице с самыми потрясающими карими глазами. Рюноскэ обожал эту девушку. Обожал её вид и её характер, готов был утонуть в её пении, погибнуть в её объятиях, проиграть, держа её руку. Самый близкий человек, сумевший так быстро стать привычным и родным… И тогда он понимает, улыбается в ответ. «Почти». Ичиё даже посмеивается от легкого головокружения. Всё это такое волнующее, но такое предвиденное, что похоже на сон, выстроенный на фантазиях и переживаниях. Она не была уверена во влюблённости, но когда у неё получалось вызывать улыбку на лице и спокойствие в душе этого человека, она чувствовала себя такой счастливой. Акутагава казался ей красивым, интересным, смелым. Он не боялся просить её помощи и не боялся вдруг оказаться слабым рядом с ней. Она ценила это, на отдельный ключик закрывала в своем сердце, словно в сейф пряча эти воспоминания. Рюноскэ Акутагава был любим ею очень долгое время. И половину из него Ичиё была счастлива таять от влюблённости в него. Рюноскэ качает головой, стараясь унять сердцебиение. А потом целует её.***
Они были Криминалистическим Дуэтом, о да, ещё каким. Их боялись и уважали, они всем были примером, они были теми, кого звали либо первыми, либо последними, видя, что никто иной с этой задачей не справится. Они были теми, кому головы склоняли в поклоне. - Ичиё! - Я вижу! - Отзывается девушка, стреляя в очередного наемного убийцу, пока Акутагава легко бьет головой о бетонную стену того же вражеского врага с помощью Рассемона. - Их сегодня много, - С усталостью, но никак не со страхом выдыхает парень, переводя атаку способности на двух других бойцов. - Зато они слабые, - Как ни в чем не бывало улыбается девушка, стоя с ним спиной к спине и стреляя в снайпера, который вот-вот готов был сделать то же действие. Услышав крик она морщится. - Рю, я могу оставить это всё на тебя и уйти за целью захвата? - Будь осторожна, - Напущенным серьезным тоном отвечает Рюноскэ, поворачиваясь к ней, но девушка уже приближалась под звуками боя к двери нужного здания. Он даже не заметил. - Обязательно, господин Акутагава! - Насмешливо кричит она, прежде чем дверь подорвется и она вбежит внутрь. Позже они стоят посередине крохотного двора с кучей людей, разбросанных по нему. Ичиё зажимает под мышкой папку с документами, взволнованно приподнимая одну бровь над этим зрелищем. - Они же выживут? - Я был нежен, - Отвечает Акутагава, склонив голову к левому плечу и вглядываясь в вялые остатки сознания на лицах людей. Девушка рядом немного сдержанно выдыхает, опуская глаза в ноги. Рюноскэ знал, что ей всегда страшно только в самом конце. Что работает она в моменте, распуская патроны, но, достигнув цели, считает допущенный ущерб. Акутагава уже понял, что целится она у людей в основном в не необходимые для жизни органы, что теряется лишь тогда, когда соперник им равен, или когда она остаётся одна. И поэтому легко сжимает ее пальцы. Она отстраненно мотает головой, но руки его не выпускает. - Я же сама их привела к этому состоянию, глупо себя веду. - Я понимаю тебя, - Отзывается Рюноскэ. - Ты можешь не беспокоится о своих чувствах, мне они ясны. - Он очень нежно касается губами к ее лба, практически интимно, хочется эту нежность разделить лишь на двоих, без лишних свидетелей. - Скорая для них уже едет. Мы можем идти. - Да, - Кивает она. - Спасибо. Но Акутагаве не кажется достаточным то, что он для неё делает.***
- Ещё раз? - Мори потирает переносицу, в полном непонимании слушая раз за разом одну и ту же информацию. Акутагава не против повторять её несколько раз. И он ровно стоит на ногах, каждые пару минут говоря единственную реплику. - Я, Акутагава Рюноскэ, и командир боевого отряда Черных Ящериц, Хигути Ичиё, хотим покинуть ряды Портовой Мафии с полной благодарностью за все, сделанное для нас, и уверяя в том, что мы не вступим в иную организацию как в Йокогаме, так и за её пределами. Потому что он спрашивал Ичиё. Потому что она, не в состоянии врать, плакала ему в плечо, что она не хочет убивать. Потому что он не может слышать, как она плачет, и потому что одни его объятия не помогут ей чувствовать себя счастливой. А он хочет ей только самого лучшего. И тогда он спросил, как она смотрит на уход их Мафии. - Рюноскэ, ты же не серьёзно? - Ни капли сарказма. Она отстранилась тогда, заглядывая своими заплаканными глазами в его печальные, но очень целенаправленные. Сглотнула. - Ты всю жизнь там. - И устал от этого, хоть и меньше, чем ты. Поверь, мне не будет ущерба. И если ты хочешь уйти - мы уйдём, у нас будет другая жизнь. - Я… - Она снова проглотила всхлип, пока Рюноскэ вытирал её слёзы, - Я правда не знаю, к лучшему ли это… - Ты хочешь? Она молчала. А он не давил, только заправляя выбившиеся пряди причёски ей за уши и продолжал одной рукой держать её за талию, стоя перед сидящей Хигучи на коленях. - Конечно же. - Сдаётся она. - Тогда мы уйдём. Обещаю, Ичиё. Мори смотрит на него, как на идиота. Хмурится, морщится, не сводит взгляда. Он выглядит очень уставшим. Пару раз в его голову прокрадывалась мысль, что Акутагава над ним смеётся. Но лицо подчиненного было слишком непроницаемым, а потому минимум не походило на шутку, может, на огромных размеров насмешку, но не шутку. И потому он опять щиплет себя за переносицу, оглядывая обладателя Рассемена с ног до головы. - Акутагава, а такой вопрос… С какого перепугу? - Господин Мори, мне и Хигучи уже за тридцать. Я готов был отдать всю свою жизнь Мафии, пока не понял истинных целей своего существования. - Послушай, Хироцу работал здесь до самой своей смерти, - Он на секунду поднимает кверху сложенные ладони, как бы говоря «Вечная память», - И был вполне счастлив. И я готов поклясться, что моя жизнь пройдёт и закончится так же. - Вы действительно стали самой Мафией, господин Мори. Я уважаю Вас и Ваше решение. - Акутагава начинает нервничать, потому что пока он повторял вполне ясную фразу около десяти раз, ситуация стала казаться ему комичной и нестрашной. А теперь он осознал, что выхода назад нет. Что либо его убивают, потому что больше не могут доверять, либо отпускают из этой пропахшей кровью части его жизни. - Но моё решение иное. Я был горд нести на себе звание Бешеного Пса Портовой Мафии и быть значимой её частью. Но отныне я не хочу быть кровавым убийцей. - Мальчик мой, - Несмотря на их возраста, обращается Мори, понемногу разбирая ситуацию, но все ещё надеясь на переход разговора в другое русло. - Ты был рожден в крови. - Все мы. - С самого рождения ты был жесток, что сподвигнуло тебя лишиться желания отомстить? - Она. - Хигучи Ичиё? - Не веря спрашивает Мори. - Так точно, босс. - Какой ты все же ребёнок, - Старший склоняет голову на ладони, растирая ими лицо. - И что ты будешь делать? Вы будете делать. - Вносит он поправку. - Рожать, воспитывать маленьких блондинов с серыми глазами и умирать, держась за руку? Акутагава честно пожимает плечами. Мори смотрит на него, смягчает взгляд. Он не то чтобы сочувствует. Не то чтобы ему вообще есть дело до их с Хигучи счастья. Ему по-настоящему наплевать, но этот парнишка… С самого детства он рос в грязи, в крови, в смерти. Был похоронен, не успев родиться. И все равно так упорно сражался, не поднимая даже головы от моря жестокости, омывающего его тело, затекающего внутрь него. И это заставляет все же немного над ним сжалиться. Он был чудесным работником. - Вот, пришло время, и ты уходишь так же, как твой наставник. - Отстраненно заключает босс. - Прошу заметить, господин Мори, - Подаёт голос младший, - Я не предам Мафию и навсегда останусь её частью. Но я хочу успеть пожить жизнью человека, а не бойца, которого от меня вечно требовали. И Мори вновь смотрит. Обдумывает, осматривает, осознает. Акутагава и Хигучи - сильный дуэт в сражении и газетах. И теперь босс стал осознавать, что, похоже они ещё и сильная пара. До того, что готовы кардинально менять жизни ради друг друга. Акутагаве предстоит впервые выйти в мир без крови на руках. И Мори так завидует ему. - Вы и мисс Хигучи уверены в своем решении? - Он встает со своего места, следуя к теперь, похоже, и не то чтобы подчиненному. Просто к свободному парню, потому что Рюноскэ Акутагава, великий боец Портовой Мафии, кивает, подтверждая кивок головы словами: «Да, господин Мори». И мужчина, уже довольно старый, слабо улыбается, подойдя почти вплотную. - Вы дозволите? - Уточняет, не дыша, младший. - Возможно, в желании не попасть под мою горячую руку, вам придётся переехать, - Усмехается старший, и у Акутагавы сердце в пятки. Получилось? - Но, Акутагава, сынок, - Неожиданно нежным тоном, несвойственным ему, произносит Мори Огай и заставляет второго напрячься. - Насладись тем шансом и жизнью, которую я тебе отдаю, хорошо? Считай, моя собственная молодость сейчас в ваших с мисс Хигучи руках. Рюноскэ, кажется, готов обнять этого человека из-за переполняющей его благодарности. Но он сдержанно кивает, пожимает его руку, не может сдержать такой искренней улыбки и произносит, вложив все свои чувства: - Спасибо Вам, босс. И больше этой приставкой не пользуется с того момента, как заходит в уже не их с Хигучи кабинет, смотрит на поднявшуюся в напряжении девушку и говорит, улыбнувшись: - Давай переедем в Токио?***
Рюноскэ научился быть счастливым. Обнимать каждый день свою девушку, дарить ей хоть и детские, хоть и короткие, но самые любящие поцелуи, со временем стал полностью принимать свою любовь к ней и изредка, краснея, говорить ей те самые заветные три слова: «я люблю тебя» Ичиё научилась не отталкивать свое счастье. Ей было слишком приятно приходить домой с работы и видеть Рюноскэ, идущего к ней, чтобы поцеловать. Он работал из дома и замечательно справлялся с профессией менеджера, в то время как Ичиё была главным бухгалтером очень хорошей компании. Ну, что ж, Мори Огай их, похоже, зарекомендовал. Хигучи немного трясло первое время, что это только их с Акутагавой дом. Её и его. Это казалось чем-то нереальным, но каждый раз при взгляде на него - улыбка, сияющие глаза, в ожидании объятий раскрытые руки - как же сильно он изменился. Был абсолютно другим, в то же время оставаясь собой. И Ичиё не понимала, как это произошло, но каждый раз, вспоминая мрачное лицо некоего Пса Портовой Мафии, она улыбалась, потому что он все тот же, но счастливый. Кажется даже, по-настоящему. Хигучи продолжала созваниваться с выросшей и живущей теперь в Аомори сестрой, спрашивать, как у той дела, все ли хорошо с работой, и девушка рассказывала, как проходили её дни. Рюноскэ так же часто получал входящие от Гин, и со временем он научился воспринимать голос Татихары на заднем фоне в нерабочее время. А затем они с Хигучи оба выключали телефоны и шли в свою спальню, ложились и засыпали в объятиях друг друга. Конечно же, каждый получал заслуженный, долгожданный поцелуй на ночь, каждый чувствовал тепло, независимое от одеяла, но от того, с каким человеком ты его делишь. И каждый был счастлив. Счастье вообще стало им привычно. Поэтому Рюноскэ не упал в обморок от, казалось бы, слишком большого его количества, через чур огромного, поправляя одеяло вокруг лица крохотной девочки, такой маленькой и такой родной, спящей у него на руках. Он просто не переставал улыбаться, глядя на маленькое личико, не переставал дарить своей возлюбленной поцелуи и слова любви. В конечном итоге он расплакался, когда крошка начала плакать и успокоилась, ладошку сложив на указательный палец своего отца. Мурашки по коже. Акутагава не был уверен, что он умеет любить. Что Гин - исключение. И что он получил сейчас? Он не хотел представлять жизни без Ичиё рядом, без своей крохи Нацуко, так похожей личиком на маму. Он задавался вопросом, как же все так обернулось, смотря на звёздное небо со своего балкона, и не мог определить подаваемый ему звёздами ответ. Может, он был очень старателен в течение своей жизни. Может, он уже успел достаточно настрадаться и жизнь решила подарить ему ещё один шанс. А может…«Любовь - удел слабых. Дети - ответственность слишком большая. Это все вообще бессмыслица.»
«Только скажите, что Вы позволите мне помочь. И я останусь рядом. Сколько Вам потребуется.»
- Нацуко уснула, - Раздаётся позади и Рюноскэ оборачивается. Он обернется в любой момент, когда услышит этот голос. Свое личное спасение. - Тебе не холодно, милый? Уже поздно и ветер сильный. - Нисколько, Ичиё, - Он раскрывает руки и она идёт в его объятия, прижимаясь к его груди и выдыхая шумно, немного устало. Но ни капли не сожалея, что здесь и сейчас она находится рядом с Рюноскэ, что в квартире посапывает мирно её любимая дочь. - Очень устала? - Это приятная усталость, - Пожимает она плечами, прикрывая глаза и поудобнее устраивая голову на груди возлюбленного. - Но, боюсь, ночью будешь вставать ты. - Конечно, - Он целует девушку в макушку, гладит её по спине. И внезапно все чувства слишком его переполняют. Он очень, очень рад понимать, что все так. - Ичиё, - зовёт он шепотом, дожидаясь, пока та не поднимет на него глаза, пока она снова не улыбнется той же чудесной улыбкой. И Рюноскэ не уверен, что следующие его слова вообще слышны. Искренность забирает весь их звук, и шепотом Рюноскэ произносит, гладя девушку по щеке. - Ты самое прекрасное, что со мной случалось. - Он сглатывает слёзы. - Я люблю тебя. - Вновь пытается унять дрожь во всём теле, - Спасибо. И она немного посмеивается, говорит, что любит его не меньше, нежно целует, плавится от всей ласки, окружающей их, и почти плачет. Она никогда не пожалеет, что их чувства так странно пропорционально, но верно держались друг за друга мертвой хваткой. Что когда она была доброжелательна, он ненавидел. Что когда она стала видеть в нем обычного человека, он в ней увидел ещё и неплохую девушку. И что когда он полюбил… Она забыла законы математики, пока пелена нежности покрыла её глазные яблоки. Она никогда не пожалеет, что ей, сгоревшему ангелу, суждено было встретить заблудшего. И что теперь в соседней комнате лежит маленькая Нацуко, пока темные пряди обрамляют её лицо и длинные ресницы закрывают её карие глаза. Маленький, самый живой ангел, сотканный из прямой дороги в лучшее будущее.