Цансэ

Последний год обучения сплошь состоял из тренировок, медитаций и Ночных охот. Лань Цижэнь, получивший наказание за то, что случилось с ними в деревне, теперь сторонился их, лишь наблюдая издали. Стремление поймать Цзян Фэнмяня и Вэй Чанцзэ на нарушениях правил в нём не иссякло, но он испытывал жгучий стыд перед Цансэ. В остальном же мало что изменилось. Как и прежде, Цзян Фэнмянь проводил время с Цансэ и Чанцзэ, как и прежде, замечал немало холодных и нечитаемых взглядов Юй Цзыюань в их сторону. Она не пыталась больше говорить ни с ним, ни с Цансэ, только наблюдала за ними издали, и исподволь в сердце всё росла и росла вина. Цзян Фэнмянь не раз спрашивал себя, отчего его душа столь прихотлива, почему вдруг откликнулась самыми чистыми чувствами не на будущую супругу, а на лучшего друга и на девушку, в которую тот влюблён без памяти? Почему без этих двоих он не мыслит жизни? Отчего именно они?.. Приближался праздник белых фонарей, когда старшие приходящие ученики Облачных глубин отпускали в небеса собственные мечты. Сразу после него оставалось только пройти последний экзамен — и обучение заканчивалось. И это значило, что от свободной жизни у Фэнмяня оставался лишь год. Когда Юй Цзыюань отправит свой белый фонарь в небо, им придётся сочетаться браком. Цзян Фэнмянь не представлял, какая их ждёт свадьба, не хотел и думать, как они будут смотреть друг на друга. «Всё это — ради неё», — слышал он снова и снова голос Юй Цзыюань. Долгие луны он всё пытался постичь, что спряталось за этими словами. И мысли его становились всё безрадостнее — Цансэ, словно луч солнечного света, озарила собой множество судеб. Сияние её коснулось и Лань Цижэня, и Вэй Чанцзэ, и его самого, и даже Юй Цзыюань. Одинаковые ли чувства оно вызвало или разные, но совершенно точно было одно — никто из них ни за что не сумел бы избавиться от этой незримой печати. Потому Цзян Фэнмянь был так виноват. Если бы помыслы его были чисты, если бы в нём не зародились какие-то чувства, он хотя бы постепенно мог научиться любить супругу, но так в брак им предстояло вступить как соперникам, отвергнутым истинной любовью. Отвергнутым?.. Нет, он поспешил найти это слово, стремясь представить их получившими равное количество света. Но на самом деле ему досталось гораздо больше, чем Юй Цзыюань, могла ли она теперь смотреть на него без ненависти?.. Он сам порой ловил себя на том, что сам себе противен. Возможно, Цансэ бы заметила, что с ним что-то не так, обратила бы внимание и обязательно заставила бы поделиться спутанными мыслями, но она наконец обнаружила доказательства, что Яньлин Даожэнь действительно отыскала тёмное железо и старалась совладать с ним. Вместе с Чанцзэ они теперь часто отлучались из Облачных глубин, шаг за шагом приближаясь к ответу на главный для Цансэ вопрос, а Фэнмяню оставалось только покрывать их вылазки, потому что Лань Цижэнь следил за ними особенно пристально. *** ...Когда до праздника оставалось не больше луны, Чанцзэ и Цансэ вернулись из очередной вылазки глубокой ночью. Фэнмянь, конечно, не мог уснуть и привычно терзался мыслями о скором браке, но увидев лица своих возлюбленных, мгновенно забыл о собственных печалях. — Что произошло? — спросил он, поддержав пошатнувшуюся от усталости Цансэ. — Всё потратили на талисманы перемещения, — опустился прямо на пол Чанцзэ, не в силах даже дойти до циновки для медитаций. — Мы снова были в той деревне, где тогда появились цзянши. Нечисть опять подбиралась к селянам, и нам были очень рады, — Цансэ с благодарностью приняла из рук Цзян Фэнмяня чашу с чаем. — И так я узнала, что некогда туда всё же приходила заклинательница, не принадлежавшая ни к одному из кланов. Когда я рассказала, какой помнила Яньлин, они подтвердили, что та была очень похожа… В прошлый раз Лань Цижэнь не позволил нам как следует узнать этих простых людей. Однако увидев нас снова, они оказались куда благожелательнее и охотно рассказали о прошлом, — она сделала несколько глотков. Свечи горели спокойно и ровно, но Цзян Фэнмяню отчего-то казалось, что по лицу Цансэ скользят тени. Ему оставалось только догадываться, что за печальные новости ей удалось услышать. Только догадываться и ждать, когда же она поделится с ним. — Яньлин обещала селянам найти ответ, почему их так часто тревожат существа инь, и всеми силами оградить их от подобного, — продолжала она. — Я не подвергаю сомнениям её записи — шицзе действительно обнаружила там осколок тёмного железа, пробудившийся, а оттого притягивающий к себе всё больше и больше инь. Но когда она попыталась обуздать его силы, когда только попробовала запечатать его, в деревню прибыли заклинатели клана Вэнь. — И тогда Яньлин сразилась с ними? — удивился Цзян Фэнмянь. — Ей так интересен был осколок, что она решила защитить свою находку? Это потому она стала… — Она никого не убивала, — покачал головой Чанцзэ, усаживаясь удобнее. — Жители деревни рассказали нам, что она добровольно согласилась отправиться вместе с ними в Безночный город. Она обещала прийти и закончить начатое, но не вернулась больше. — Мы отыскали её укрытие. Неподалёку от деревни, где начинаются предгорья. Там были и записи, и следы тёмной энергии, — вздохнула Цансэ. — Само место требовало очищения, и именно оно стало причиной постоянно приходящей нечисти. Но вот тёмного железа там не оказалось. Селяне же не винят Яньлин ни в чём, они давно убеждены, что клану Вэнь безразличны простые люди, и заклинателям с солнцем они не доверяют. — Так значит, клан Вэнь забрал осколок, — удивлённо качнул головой Цзян Фэнмянь. — Но чтобы никто из Великих кланов не узнал об этом, оказалось проще казнить заклинательницу, за чьей спиной не было ни рода, ни знакомых. Ту, о которой никто не станет спрашивать. Кому придёт в голову расспросить простой люд? Даже когда мы отправились разбираться с цзянши, Лань Цижэнь не собирался долго беседовать с селянами. — У меня нет доказательств, — Цансэ отставила наполовину пустую чашу. — Как ты и сказал, никто не станет слушать крестьян, и их свидетельства не примет Совет кланов, чересчур гордый, чтобы снизойти до столь простых людей. Но Вэнь Жохань должен ответить за это своё злодеяние. Едва закончим обучение, я все силы брошу на то, чтобы найти следы его преступлений. Я приду на Совет кланов и заставлю его посмотреть мне в глаза! — Мы придём, — мягко поправил Чанцзэ, а после внимательно взглянул на Цзян Фэнмяня. — Тебе ни за что нельзя в это ввязываться. На клан Цзян не должна пасть тень. Мы отправимся странствовать вместе, прости, что не помогу тебе, как обещал прежде, но я уверен, под твоим началом Пристань Лотоса ждёт процветание. — Просто возвращайтесь в Юньмэн, когда потребуется отдых, — вздохнул Фэнмянь. Неволить друзей и возлюбленных он не мог, но и сорваться с ними вместе в путешествие тоже никак не получилось бы. Глава клана Цзян, его отец, постепенно угасал. Цзян Фэнмянь был ребёнком поздним и единственным, и после обучения в Облачных глубинах на его плечи должны были лечь заботы о Пристани Лотоса, потому что отцу это было уже чересчур тяжело. Вместе с матерью он собирался уединиться в доме среди озёр, чтобы дожить последние годы в тишине и покое. — Непременно, — Цансэ взяла ладони Фэнмяня в свои, отвлекая его от тягостных мыслей. — Где бы мы ни были, но наши сердца будут рядом с тобой. Не забывай об этом. Впервые за множество дней Фэнмянь ощутил жажду прикосновений. Очень давно она не посещала его, и даже краткого соприкосновения губ было чересчур много. Но теперь он потянулся к Цансэ, и она мгновенно угадала, чего он хочет. Поцелуй её был полон любви, нежен и сладок. Фэнмянь забылся в нём и едва почувствовал, как сильные ладони Чанцзэ скользнули по плечам, добрались со спины до пояса. Неспешно раздевая друг друга, они переместились на узкую постель, стоявшую за ширмой. Пока Цансэ распускала ему волосы, массировала нежными пальцами кожу головы, целуя в шею и высвобождая плечи из плена нижнего ханьфу, Чанцзэ переместился вперёд, прикусил кожу совсем рядом с кадыком, скользнул ладонью по обнажившемуся животу, накрыл оформившееся желание. Фэнмяня захватило наслаждение, сначала оно казалось лёгким и едва уловимым, затем обрело силу и мощь, как наполняются горные реки в период таяния снегов. Чанцзэ понимал его тело лучше его самого, умел повести за собой, заставить забыться. Цансэ была нежной и едва уловимой, ускользала от рук, чуть слышно смеясь, чтобы вновь оказаться поблизости и целовать, целовать до умопомрачения. И всё же даже в эти мгновения, когда они, казалось бы, принадлежали друг другу безраздельно, Фэнмянь не мог не вспомнить строгое лицо Юй Цзыюань. Снова вина горечью оплавила его душу. Цансэ, в этот миг устроившаяся у него на бёдрах, склонилась к его лицу. — Что за тревоги тебя терзают? — и она сжала его внутри себя, добиваясь краткого стона. — Что за призраков ты взял с собой в постель?.. Он только лишь сглотнул, не в силах ответить. Цансэ прижалась к нему всем телом, улеглась на грудь, и он обнял её, закрывая глаза. Слёзы смочили ресницы. *** Во время праздника фонарей Цзян Фэнмянь осознал, что все его желания несбыточны. Ему нечего было загадать, нечего было начертать на рисовой бумаге. Он застыл с кистью в руках, пока рядом Цансэ и Чанцзэ в четыре руки собирали фонарь. Захваченные действом, все старшие ученики смеялись и переговаривались. Сегодня их не ждало наказание за пренебрежение правилами. И оттого Фэнмянь чувствовал себя лишним здесь. Лишним и пустым. Его судьба предопределена — жизнь с нелюбимой женщиной, забота о клане. Вечная разлука с теми, ради кого только ему и хотелось дышать. Что за слова отдать фонарю, когда будущее кажется столь понятным, простым и безрадостным? Он услышал шорох и поднял голову. Рядом с ним стояла Юй Цзыюань. Младшим ученикам позволялось смотреть на запуск фонарей, и ничего странного в том, что она оказалась здесь, не было. Но Цзян Фэнмяня поразило, что она приблизилась к нему. Задать вопрос он не решился, а Юй Цзыюань тем временем опустилась рядом, отобрала у него кисть и решительно начертала на бумаге несколько черт. — Наши жизни связаны, пусть против нашей воли, — сказала она тихо, — так пусть этот фонарь несёт в небеса то, что должно лежать между нами. Ничего иного я не могу тебе обещать. Ничего иного от тебя не прошу. — Уважение, — прочёл он. — Да будет так. — В следующем году я не стану отпускать в небеса фонарь, — добавила она. — Тогда сейчас мы сделаем это вместе. Останься до конца праздника со мной, — попросил Фэнмянь. *** …В день свадьбы Цансэ и Чанцзэ прибыли в Пристань Лотоса и в числе прочих поздравляли молодожёнов. На пиру Цзян Фэнмянь едва понимал происходящее. Сердце нестерпимо ныло, словно было истерзано ядом или разбито. Лицо Юй Цзыюань едва угадывалось за густой алой вуалью, и он лишний раз опасался взглянуть на неё. «Уважение», — вспомнилось ему. Невозможно было не проникнуться к третьей госпоже Юй уважением. Она мастерски владела и мечом, и Цзыдянем, была сведуща в ядах и обладала несгибаемой волей. Не похожая ничуть на мать семейства, которая будет беспокоиться о детях и смиренно готовить суп из корня лотоса супругу, она вместе с тем могла стать надёжной опорой тому, кто должен закрепить положение клана и достичь новых высот. Однако он почти с тревогой ждал того момента, когда старейшины на пиру решат, что им пора отправляться в покои, убранные для первой ночи. Посмеет ли он коснуться супруги?.. А может, она откажет ему, напомнив, что знает, о ком плачет его сердце?.. Но вот миг наступил, они остались одни за запертыми дверями, в стороне от свадебного шума. Цзян Фэнмянь со всей осторожностью отбросил вуаль с лица Юй Цзыюань и изумлённо замер, обнаружив следы слёз. — Не из-за тебя, — сказала она со вздохом. — Но невыносимо видеть того, кому желал бы подарить сердце, счастливым с другим. — Чанцзэ? — не понял Фэнмянь поначалу. — Что? Нет, — Юй Цзыюань посмотрела на него, чуть наклонив голову. — И тебе, и мне сердце разбила одна и та же дева. Только досталась она твоему невыносимому другу. — Цансэ… — выдохнул Цзян Фэнмянь, не в силах объяснить, что для него нет разница, что он бы желал их обоих. — Знаю, вы были близки, — продолжала Юй Цзыюань. — Так стань на эту ночь ею, покажи мне, что это, как это. Сумеешь?.. И я прощу тебе, что ты — мой супруг, а любишь другую. Цзян Фэнмянь на миг закрыл глаза. Та ночь, что была до праздника фонарей. Последняя, что он посмел разделить с теми, кого на самом деле любил, сразу же откликнулась чередой картин. Он раздумывал лишь минуту, а после потянулся к тяжёлому венцу феникса и вытащил сдерживающие его шпильки, высвобождая голову Юй Цзыюань. Он распустил её волосы, как некогда Цансэ распускала ему, помассировал кожу головы, и ответом был короткий удивлённый стон. Воспоминания повели его дальше, и с каждым мгновением его всё сильнее охватывала горечь, но смешанная с нежной сладостью, сладость, но становящаяся горькой на кончике языка. И когда они оказались на одной постели, на ресницах Юй Цзыюань он увидел такие же точно слёзы. *** Цансэ и Вэй Чанцзэ поклонились Небесам и земле и на следующий год пришли в Пристань Лотоса уже как семейная пара. Прежний глава удалился на отдых, и теперь Цзян Фэнмянь занял его место. Юй Цзыюань носила под сердцем дочь, и та должна была скоро родиться. Увидеться со старыми друзьями супруга она отказалась, сославшись на недомогание. Цзян Фэнмянь не стал настаивать — ему ли было не понять, от чего на самом деле бежала супруга. — Наши странствия уводят нас всё дальше, — рассказывала Цансэ. — И всё более страшные тайны нам открываются. Впереди грядёт что-то чудовищное. — Чудовищное? — переспросил Цзян Фэнмянь. — Что это значит?.. — Это лишь чувство, — она опустила взгляд. — Только чувство. Но клан Цишань Вэнь замышляет недоброе, помни. — Запомню, — кивнул он, — обязательно. Цансэ налила себе чай и медленно сделала глоток. Лицо её казалось отрешённым и печальным, и Фэнмянь внезапно понял, что запомнит её именно такой, даже если увидит ещё много раз после. Словно бы этот образ затмил все прочие, даже тот, переполненный нежной печалью, когда последний раз она лежала в его объятиях. — Обещай мне кое-что, пусть даже покажется страшным, — снова заговорила она. — Обещаешь? — Что угодно, — поспешил он согласиться. — Если вдруг с нами случится что-то, ты обязан отыскать нашего ребёнка и вырастить его как своего, — Цансэ чуть сощурилась. — Разве у вас… будет ребёнок? — сглотнул Фэнмянь ком в горле. — Будет, — кивнула Цансэ. — Не так скоро, как родится твоя дочь — а это обязательно будет дочь, но будет. Но, боюсь, мне не увидеть его свадьбы. — Да что же ты говоришь такое?! — Фэнмянь потянулся к ней, поймал её ладони. — Что ты… Конечно, вы увидите это! — Поклянись, — не поддалась она. — Клянусь, — непослушными губами вымолвил Фэнмянь. Снова сердце окутало болью. Цансэ отстранилась, а мгновением позже повела разговор о другом. Фэнмянь смотрел на неё и чувствовал свет, мягкое сияние, что до сих пор грело ему душу, пусть он не был достоин подобного, никогда не был достоин. …На рассвете он смотрел вслед Цансэ и Чанзэ. Сердце его уходило из Пристани Лотоса вместе с ними.