Долли Фокс

Скарамучча улыбается, изображая радость, слишком наигранно, чтобы в это можно было поверить. Но все вокруг, почему-то, верят – верят чужому чересчур приторному выражению лица, где улыбка перерастает в оскал уже спустя пару секунд, пока Скарамучча честно пытается выглядеть довольным. Ему радоваться, на самом деле, нечем и незачем. Сердце физически у него было, но то, чем его называли люди – нет. Что же тогда так сильно болит в груди? Видеть Чайльда рядом с Люмин – ужасно. Знать, что у них все взаимно – еще хуже. Скарамучча лучше умрет, чем поверит в сплетни, которые ему с усилием втирают. В самом деле, почему хотя бы Мона не могла молчать, будучи осведомленной, как многое это для Скарамуша значит? Годы идут, а видеть счастливого Чайльда становится все тяжелее. С каждым днём. Скарамучча почти жалеет и признает, что сам был виноват. Может, они бы остались друзьями. Может, сейчас он остался бы той "хорошей" и "лучшей" в чужих глазах версией себя. Но сердце болит так сильно, что хочется плакать и надеяться, что он умрет от приступа в ближайшие дни. Скорее, конечно, Скарамучча умрет от зависти и обиды. Зачем Чайльд бросил его? Чтобы в итоге найти ему замену в Люмин? Скарамучча не может понять, злится он или давит в себе обиду. Гнев захлёстывает так, что он с огромными усилиями сдерживает себя, чтобы не швырнуть что-то в ближайшего человека. Губы растягивает оскал, а взгляд темнеет от злобы. Он зол. Он очень зол. Скарамучча терпеть не мог день Святого Валентина. И не мог отвести взгляд от Чайльда, который с яркой улыбкой протягивал Люмин маленькое бумажное сердечко.