зависимость.

      — я тебя ненавижу, Викторов,— оседая на прохладный кафель, произносит Кирилл, будто выплевывая яд, что губит и убивает всех и вся на этой крошечной планете под названием Земля.       — пошел нахуй,— лишь шипит Глеб, глядя на свое отражение в разбитом только что зеркале.       трещины ползут по всему стеклу, переплетаются, будто дерутся между собой за главенствующую роль, и даже в них можно увидеть что-то прекрасное, на мгновение даже кажется, что чье-то лицо в них виднеется туманным очертанием. дева мария, вы ли это? с религией шутить плохо, но ещё хуже религия шутит над нами, управляя и манипулируя всеми религиозными фанатиками, что в жизни своей видят только лишь сакральные смыслы. но нет, нет там никакой девы марии или иисуса, в зеркале лишь отражение Глеба с вымученным лицом и кровоточащими ссадинами, они не болят, только противно жгут, будто их обильно присыпали солью. Викторов не злой, скорей опустошенный, во впалых глазах нет жизни ни грамма, они пустые и бездушные, в них смотреть неприятно и больно, как и на всего Глеба в целом.       раньше в нем хотелось тонуть словно в омуте, изучать будто книгу покрытую пылью столетней, вникать словно в заумные текста и любить будто завтра не станет. сейчас ничего. пустое тоскливое ничего.       Мисан стирает кровь с разбитой губы, мажет пальцами по подбородку.

ты будешь любить меня, если я буду таким?

      но Викторов не умеет любить. разучился. а Кирилл наивно верит в обратное. ведь к каждой теореме есть обратная ей. только вот Глеб не учебник геометрии, и даже не технарь. на нем это не работает. и это разбивает, разбивает как рокер разбил зеркало несколькими мгновениями ранее. больно. но настолько чтоб идти к врачу.       — перекись принести?— спрашивает Мисан, глядя на капли крови, что разбиваются о холодный кафель ванной комнаты.       сколько же это место повидало, представить страшно. здесь любили, страдали, убивались, спали и залечивали раны, рыдая в плечо. никто не видел столько, сколько видело это зеркало, но и оно больше не видит, его разбили, разбили как надежду на светлое будущее, и как памятник жизни, которая в этой комнатушке была. ничего больше не осталось. ничего.       Глеб кивает, и Кирилл, словно сам не изранен, идет за аптечкой. они созависимы друг от друга, один рушит, другой пытается склеить, меняются ролями, но не сценарием. и выйти из этого порочного круга не могут. финал для их кино - смерть одного из главных героев. но никто умирать не планирует, они будут друг друга мучить, терзать и также сильно желать.

не любовь - зависимость.

      Мисан в руку свою трясущуюся вкладывает чужую, льёт перекись, наблюдая как пероксид водорода вступает в реакцию с ферментом каталаза, расщепляя перекись на кислород и воду. красивая картина. Кириллу нравится, нравится чувствовать, как пальцы крепко сжимают его руку, потому что щиплет, потому что больно. Глеб тяжело вздыхает, молчит, лишь хмурит брови и на без того хмуром лице. Викторов — суровая российская поздняя осень, Мисан — поздняя весна, дающая жизнь, они противоположны и противоестественны друг для друга, но без одного не настанет другого.       Кирилл, словно самый заботливый и любящий, аккуратно мазь ранозаживляющую наносит и бинты накладывает, завязывая крепко, чтоб не спали. Глеб благодарит тихим «спасибо», наконец, глядя на мальчишку, он в чужих глазах кажется слабым и бесхарактерным, но отпустить он его никогда не сможет, поэтому сам вату пропитывает перекисью, поднося к царапинам и разбитой губе, касается нежно и смотрит взволнованно, будто это в последний раз, словно такого больше не повторится. но это лишь их общие мечты, так не будет, они продолжат драться, рушить квартиру, разбивать друг другу лица, потому что так надо, потому что «любят».       — спать пошли,— Викторов мягко хватает за запястье и тянет отсюда подальше, завтра уберутся, завтра решат что с зеркалом делать, а сейчас пора на покой, там, где нет друг друга, туда, где нет проблем.       Глеб укладывается на тяжело вздымающуюся грудь Кирилла, больной рукой выводя на чужом торсе только ему понятные фракталы.       — все ещё ненавидишь?— парень спрашивает совсем тихо, будто боясь прервать мягкую тишину, что дает надежду на лучшее.       — люблю,— шепчет в ответ Кирилл, зарываясь пальцами в спутанные кудри.

не любит, зависит и осознаёт это.