***
Репетиции проводились в актовом зале, студенты, разбившись по маленьким группам, занимали зал и оценивали друг друга в качестве тренировки. Первым отрепетировать свой номер вызвался Феликс, который, как раньше казалось Джисону, имеет неплохое чувство ритма. Особенно это становилось заметным, когда младший, слушая музыку на своей кровати, внезапно начинал долбить по стенам и мебели, будто в барабаны. В такие моменты Феликсом восхищался не только Джисон, но и соседи за избитой стенкой. После того, как Хан увидел друга на сцене, убедился, что и ритм чувствует и танцует он не просто неплохо, а шикарно. Ли абсолютно ощущает и контролирует своё тело и его, как казалось, безграничные возможности. Но больше всего поражало то, каким парень становился на сцене: он превращался из робкого цыплёнка в грациозную куропатку. Феликс излучал неудержимую энергию и неожиданно для него — сексуальность. Джисону казалось, что, если бы он сам танцевал подобное, пришлось бы выпить минимум пять энергетиков, чтобы просто дожить до конца номера. А Енбок не просто дожил, он занял энергией каждую секунду этой песни. В зрительном зале находились всего несколько человек из импровизированной группы, которые сидели, открыв рты, и громко хлопали, отбивая ладони. — Ты не говорил, что так хорошо танцуешь,— поражённо сказал Джисон другу,— Где ты этому научился? — Я почти не занимался, — пожал плечами Феликс, как будто привыкнув к тому, что его об этом спрашивают,— Но я с детства довольно гибкий и ритмичный. Танцевал для себя перед телевизором, а потом увидел тик-ток, и понеслось… До этого Джисон был восхищен только танцами Минхо, но знал, что тот не обладал каким-то чудесным врожденным талантом, он просто любил танцевать и достигал мастерства упорным трудом. Хан в прошлом иногда тренировался с Ли в душных съемных залах, чтобы улучшить свои навыки для того, чтобы стать трейни. Но ещё чаще он бывал на выступлениях Минхо и всегда странно им гордился, будто в его победах есть и его доля заслуг. Джисон поймал себя на мысли, что соскучился по тем временам и по сценарной энергетике Минхо. Но на этом выступлении поражать других решил не только Хан. Готовя свой план, он достал списки песен для выступлений и выяснил, что Ли будет выступать с танцем под мэшап из песен, но совсем не тех, что были в его стиле. Вместо хип-хопа, или в крайнем случае, электроники, напротив его имени были вписаны композиции, отличающиеся спокойным звучанием. В строке с видом выступления было написано неожиданное: танец в жанре «контемп». Джисон не сильно разбирался в разновидностях танца, но кое-что о них знал, так сказать, издержки профессии. Посмотрев пару выступления в интернете, Хан уже отчётливо представлял, какое волшебное зрелище их ждёт на выступлении старшего. В какой-то момент ему стало даже жаль портить всем впечатления от другого, непривычно чувственного Минхо, но больше всего жаль, что он сам не сможет насладиться Ли в такой необычной для него роли. Сам же Джисон выбрал для себя то, чего от него также не мог ожидать никто. Даже те немногочисленные друзья, которые были в курсе того, что он трейни и, в основном, читает реп. Хан решил исполнить песню, написанную недавно, но под влиянием сильных эмоций, навеянных прошлым. Джисон боялся, что Минхо буквально заглянет к нему в душу с помощью этой лирики, но в тоже время хотел этого больше всего. Ведь, если бы не хотел — просто бы исполнил привычный для себя рэп, не так ли? В нем же не обязательно открываться Ли, но парадокс был в том, что Минхо единственный человек из прошлого, которому Джисон не хотел врать, но и довериться боялся. На выступление Хана Феликс отреагировал подобным образом, слыша до этого момента только J.One — крутого репера, он был поражен, услышав на репетиции другую сторону Хана — чуткого вокалиста, исполняющего и проживающего лирику о привязанности, жертвенности и сжигающей изнутри любви. Ли не стал высказывать предположения об истоках подобных текстов, он мог только слушать и чувствовать все то, о чем поет друг. Но вопросов о прошлом этого парня в голове австралийца накопилось еще больше.***
В день выступления Джисон больше переживал из-за своего выступления, чем из-за плана мести. Его мысли были заняты песней, которую он собирался исполнить, песней его собственного написания, с вложенным в неё разбитым сердцем и неотпускающими болезненными эмоциями. Хан стоял в стороне, у дерева, наблюдая за установкой сцены и оборудования, и повторял текст песни, раз за разом начиная ее заново. Он часто забывал собственные тексты, которые исполнял уже множество раз, но был уверен, что подобную лирику забыть невозможно, однако, выполняя привычные действия, становилось спокойнее. Джисону часто приходилось справляться с тревогой, которая сильно возрастала перед выступлениями. Со временем эта борьба превратилась в определенные ритуалы: пролистывание тетради с лирикой, записанной от руки и на эмоциях, прогон в голове всей песни, будто в режиме перемотки. Чан бегал от одного конца сцены к другому, раздавая указания настройщикам аппаратуы. Казалось, он прямо сейчас собирается дебютировать с группой, а не готовится к ежегодному университетскому мероприятию. Джисону стало стыдно, что придется немного подпортить Чану радость от мероприятия. — Чан, там тебя звал какой-то парень из параллельной группы, кажется, у него после обеда жуткая диарея, и он не сможет выступать,— Хан мялся на одном месте, с отвращением морщась, чтобы ложь выглядела более правдоподобно для отвлечения старшего. — Я предупреждал Дон Мина, чтобы он не ел эту странную зеленую жижу, которой, на вид, уже было больше недели,— Чан заметно утратил остатки уверенности и направился туда, куда указал Джисон,— сделаю клизму, если нужно, но от выступления не отвертится. Джисон явно недооценил уровень ответственности лидера, но сейчас он закапывает внутри себя отголоски совести и протягивает флешку сегодняшнему “диджею”. — Ли Минхо, который выступает под номером “десять”, попросил включить эту музыку, он перепутал флешки и отдал не ту,— Джисон невинно улыбается и хлопает глазами, боясь, что парень напротив что-то заподозрит, но на лице диджея написана лишь скука и безразличие. Фух, пронесло… Джисон отошел к своему излюбленному месту под деревом, даже почувствовав долю злорадства и удовлетворения от того, что его маленький план удался, и никто не обнаружил этого невинного обмана. Зрительный зал стремительно заполнялся студентами и преподавателями, для которых это мероприятие было по-своему значимым. Фестиваль начался с нескольких номеров девушек из параллельной группы, они танцевали и пели, выглядя при этом очень гармонично на сцене, но Хану до них не было дела. Он отвлекся от своих мыслей лишь на выступлениях Феликса и Хенджина, и если номер Ли он видел на репетиции и сейчас испытывал те же эмоции, то номер Хенджина вызвал у него и у многих сидящих людей в зале неожиданную для подобного мероприятия эмоцию — смех. Парень в своей привычной манере примерил на себя роль комика и исполнял на сцене какой-то стендап. Шутки ожидаемо содержали пошлый подтекст, что не укрылось от краснеющих ушей Бан Чана, который на протяжении всего выступления Хвана держал руку у лица. Именно этой реакции окружающих Хенджин и добивался, поддерживая свой образ. Хан Джисон ждал своего выступления под номером “восемь”, бесконечно повторяя в голове текст собственной песни и тревожно надеясь, что счастливая цифра восемь поможет ему в удачном выступлении. С каждым номером на улице становилось все темнее и прохладнее, месяц занял свое место на мрачном сумеречном небе. Появилось несколько звезд, на которые Джисон перевел свое внимание в перерыве между номерами своих одногруппников. Минхо смотрел на Хана, стоя под деревом на другом конце посадочной зоны, ему не хотелось сидеть, тогда бы остыли мышцы, и пропал бы обзор на младшего, который представлялся для Ли все тем же школьным другом, теребящим края футболки, кусающим губы и повторяющим свои тексты, глядя на небо. Минхо откровенно пялился на Джисона, кто угодно, сидящий в зале, мог заметить этот полный нежности и ностальгии взгляд, но в этот момент самого Ли мало, что волновало. Он помнил о тревоге младшего, но видел и ту уверенность, которую Хан транслировал на сцене, как завораживал и вовлекал в свое выступление всех, кто на него смотрит из зала. Минхо скучал по прошлому, лелеял в себе воспоминания и жаждал снова увидеть горящие глаза младшего, почувствовать какие полярные эмоции Джисон дарит людям в зале: одни хотят от него детей, а другие хотят усыновить самого Джисона, положить в кармашек и унести домой. Но сейчас перед собой Минхо видел одного из своих когда-то потерянных котов, которых он спас. Ему вдруг захотелось поддержать парня, подойти и обнять, сделать хоть что-то, что покажет, что он рядом. Как сам Джисон сделал для него той ночью в отеле…не смотря на все обиды, боль от разбитого сердца и несбывшиеся мечты. Минхо соврал бы, сказав, что полностью простил друга и отпустил все то, что было между ними, он до сих пор чувствовал недосказанность и пустоту пространства между ними, ему до сих пор хотелось как-то подшутить над Ханом, но больше из-за милой реакции младшего, чем из внутреннего чувства обиды или злости. Ли почти отпустил эту ситуацию… почти. Но до сих пор, когда просыпался в одиночестве ночью после страшного сна, думал, что бы он смог изменить, что нужно было сделать, чтобы все исправить, чтобы Джисон оставался рядом, как той ночью в отеле. Ли не успел сдвинуться с места и раскрыть свои намерения перед младшим, как имя того объявили для выхода на сцену. Минхо ничего не оставалось, как просто смотреть на удаляющуюся и слегка дрожащую фигуру парня. Когда наступила его очередь, Хан постарался натянуть на лицо широкую улыбку и сделать беззаботное выражение лица, хотя его руки заметно тряслись, а во рту пересыхало. Как же он дебютирует с такой психологической устойчивостью? Ответ на этот вопрос искал и сам Джисон, но пока что не находил. Поднимаясь на сцену, парень чувствовал на себе взгляды всех студентов и преподавателей, сидящих в импровизированном зале, который представлял собой множество рядов стульев, принесенных из актового зала на улицу. Минхо обошел все ряды сзади и встал в середину прохода между стульями. Ли знал, что Джисон найдет его глазами, знал, что их фирменный жест поможет парню справиться с тревогой. Младший подходит к подготовленной для него гитаре и неловко устраивает ее в руках, которые продолжают намокать и трястись с новой силой. Хан встает на середину сцены, бегая взглядом по дощечкам на полу, после чего заставляет себя поднять глаза от пола и направить их в зрительный зал. И в этот момент он видит Его…Ли Минхо, который по очереди прислоняет оба пальца к уголкам рта, поднимая их вверх и изображая улыбку. Его глаза блестят, отражая либо звезды либо душу. Джисон помнит этот жест, они всегда показывали его друг другу в разных обстоятельствах, но всегда в знак поддержки и любви. Хан обычно подбадривал Минхо на его баттлах, а старший частенько таким способом успокаивал тревогу младшего вне сцены. Последний раз, когда Джисон видел этот жест, был в день, когда он видел Минхо в последний раз, когда еще не думал и не ждал, что неожиданно потеряет его, а потом также неожиданно обретет снова.***
Год назад
Они катались на колесе обозрения в парке аттракционов, где через час начнется фестиваль, в котором участвует Минхо, это будет одно из первых крупных его выступлений. — Джисон-и, пообещай, что когда-нибудь ты станешь известным айдолом, и вы с группой наймете меня в качестве хореографа,— сказал Минхо со смехом, стараясь отвлечься от предстоящего выступления. — Ты уверен, что не хочешь тоже стать айдолом? Танцуешь ты уже чудесно, да и голос у тебя приятный, всего лишь нужно немного его развить, — Младший в который раз задает этот вопрос другу, стараясь подчеркнуть диапазон его талантов,— А еще до тебя я не знал ни одного человека, который бы подходил на роль вижуала лучше меня. Минхо засмеялся своим самым заразительным смехом, который постоянно находился в голове младшего. Джисон убирался дома, писал песни и засыпал, крутя на повторе этот чудесный звук в своих мыслях, как заезженную пластинку. — Я уверен, что сейчас ты определенно выглядишь как вижуал, и мне определенно хочется тебя сфотографировать,— Ли в очередной раз уходит от вопроса о будущем. Парень тянется за телефоном, наводит камеру на младшего и переводит взгляд за его спину, где уже вовсю виднеются облака и кроны деревьев. Вот это высота… Вот чёрт… Лишь секундная мысль и испуг, и вот телефон уже соскальзывает из его руки и падает вниз через бортик, к которому прижимался Минхо. Блять. — Вот дерьмо, там же было столько… — Начал осознавать происходящее Минхо. — Записей твоих выступлений... — Моментов с тобой,— Закончил свою мысль Ли. — Что?— У Джисона округлились глаза. — Что? Повезло, что телефон упал в пустую кабинку, находившуюся в этот момент под ними, и никто, за исключением самого телефона не пострадал. Устройство, в котором находилась вся память Минхо, уже не подлежало ремонту, являясь теперь кучей бесполезного железа. Джисон испытал чувство вины, посчитав, что телефон упал из-за него. И какой черт их дернул кататься на колесе обозрения… Теперь Минхо окажется без связи, ведь компьютером он мог пользоваться только в школьной библиотеке. — Я пошел на сцену, Джисон-и, не переживай, я справлюсь,— Минхо подмигнул другу, стараясь скрыть разочарование, и стал подниматься на сцену,—как и всегда. — Удачи,— прошептал куда-то ему в спину Джисон и стал привычно нервничать, плетясь вслед за Минхо. Хан присутствовал на выступлении в роли поддержки, которая даже больше требовалась ему самому. Заметив со сцены младшего, Минхо приложил пальцы к уголкам губ, подняв их вверх и давая понять Джисону, что все хорошо и он рядом. Но оба не думали, что уже на следующий день это будет казаться самой болезненной ложью.***
Джисон всматривается в глаза напротив и улыбку старшего, это навеяло ему воспоминания и легкий флер сожалений. Он начинает играть мелодию, перебирая струны подрагиваюшими пальцами, звучит музыка, которая разительно отличается от того, что от него могли ожидать Минхо и Феликс. Уж Чан постарался сделать к его чувственному тексту соответствующую аранжировку. Хан не отводя взгляда от Ли, наблюдает за его реакцией. Ожидал ли он подобного от Джисона? Получилось ли его впечатлить? Минхо чувствует свое сердце, бешено колотящееся в груди, но не от того, что его номер будет скоро, а от вида и звучания такого Хана. Искреннего, не скрытого за маской безразличия, знакомого и родного.Я буду защищать тебя, Я перевяжу все раны, которые ты прольешь.
— Я здесь, засыпай снова, тебе всего лишь приснился страшный сон. — Не уходи.Ты для меня уже грех, что слаще зла. Не смогу отказаться от тебя.
— Ладно, но если мы попадемся, я не задумываясь убегу без тебя. — Идет, Хани, я не дам тебя в обиду.Даже в чёрную ночь, пока ты со мной, я не боюсь. Пускай сотни раз тебя увижу, мне будет этого мало.
Джисону показалось, что вселенная над ним издевается, потому что, подняв голову вверх, он обнаружил над собой улыбающегося чеширской улыбкой Минхо.Моё сердце полное шрамов, Будто только ты мог видеть его.
Только шум и этот голос — насмешливый и родной, а потом холодный и безумно далекий, почти чужой. Почти, потому что Джисон все же узнал его.Ты можешь воспосмениться, Можешь ранить меня, когда я рядом.
— Ой, извини. Я тебя не задел? — Нет, не задел. — Отлично.Если ты захочешь, Я могу быть кем угодно.
Ли заметил, что алкоголь в бутылке после Джисона не убавлялся, а Хан помнил, что старшему необходимо гораздо больше, чем одна бутылка, чтобы напиться.Даже, если ты причинишь мне боль, Мне все равно.
— Даже если сейчас ты не услышишь, хочу сказать спасибо за то, что сделал год назад, я бы не был тем, кем я являюсь сейчас.Да, ты можешь сжечь меня. Но в отличие от тех, кто убегает от тебя, я обниму
Джисону показалось, что в этой просьбе звучало их прошлое, невысказанные обиды, и то, что сам Хан говорил ещё год назад: «Не уходи».Даже если я сотню раз обернусь назад, Моим выбором всегда будешь ты.
— Красивые виды? — Какими бы там ни были виды, здесь они определенно лучше.Обними меня, даже если будет больно. Все в порядке.
— В следующий раз не забывай. «Следующего раза не будет, я его не допущу».Твои руки. Мой дом. Мое дыхание. Мой Бог.
Все это казалось давно забытым прошлым — ощущение чьего-то тела рядом, особенно если «кем-то» был Ли Минхо.Когда я думаю о тебе сейчас, моё сердце как вулкан.
«Ты мне вроде как пиздецки сильно нравишься, Хан Джисон, больше чем танцы, представляешь…я сам в ахуе, такого не бывает». Джисон последний раз перебирает струны гитары, боясь поднять глаза в зал и встретиться с внимательным взглядом Минхо. Хан знал, что Он на него смотрит, поэтому первым делом младший поворачивает голову на Чана, с гордостью наблюдающего за своим первым талантливым «ребенком». Крис ярко улыбается другу и начинает хлопать в ладоши, задавая темп последующим аплодисментам от застывшей в изумлении публики. Джисон все же решается перевести взгляд в центр импровизированного зрительного зала и встречается с глазами Минхо, в которых читается восхищение и нежность, в этот момент абсолютно очевидные и нескрываемые. Все еще пребывая в шоке от своего, на удивление, хорошего выступления, Хан спускается со сцены и садится на первое попавшееся свободное место первого ряда. Он опускает лицо в ладони, в ушах все еще раздаются хлопки затихающих аплодисментов. А в голове роятся мысли, наиболее яркими из которых являются: «Я справился. Он помог мне с этим. Ему понравилась песня, видно по взгляду. Интересно, он догадался?» Шум в ушах Джисона постепенно стихал, к лицу возвращался его привычный цвет, а руки почти перестали дрожать, Хан вдруг окончательно признал, что не может так жестоко поступить с Минхо, ведь тот его так поддержал, не может же младший в самом деле устроить ему ловушку, из которой не выбраться без неловкости и разочарования. Но было уже поздно. Как только Джисон принял вертикальное положение и собрался подойти к диджею, предвкушая свои слезные мольбы вернуть Минхо прошлую музыку. Ведущий объявил, что следующий участник под номером «девять» не сможет выступить по причине жуткого отравления какой-то несвежей едой. Хан уж точно не думал, что кто-то действительно так вовремя решит последовать его искусно созданной лжи. И именно в момент, когда в Джисоне так ясно проснулась совесть. Ему ничего не остается, как наблюдать Минхо, поднимающегося на сцену своей привычной уверенной походкой. Даже жаль, что эта уверенность улетучится в никуда, как только включится музыка… И музыка включилась, начало не предвещало ничего необычного, Минхо начал свой чувственный танец, состоящий из множества сложных и безумно красивых движений. Джисон был почти уверен в своих наблюдениях, что в душе Ли именно такой, как сейчас на этой сцене — сильный, но нежный, расставляющий акценты каждым движением, но при этом мягко сглаживающий все острые углы. Хан старался запомнить каждый момент перемещения Минхо по сцене, пока не случилось то, что окончательно испортит выступление старшего. И прямо в злополучный момент Джисон ловит на себе взгляд старшего, который будто чувствует, что произойдет дальше. Спокойная музыка резко, но профессионально сделанным переходом меняется на агрессивную, в тексте которой нет абсолютно никакого смысла. Теперь движения Минхо кажутся слишком правильными и нежными для подобной песни, в которой то и дело звучат слова: ад, демон, распятие, расплата и кровь. Ли не теряется и ведет себя как профессионал, не обращая внимание на растерянные лица в зале, продолжает танцевать так, будто у него в ушах звучит все та же изначальная мелодия. Его лицо сохраняет хладнокровие, а движения все также расставляют акценты. Джисон понимает, что перед ним не просто танцор-любитель из подпольных клубов, а настоящий профессионал, которого не смутить такой глупостью, как замена музыки, ведь музыка уже у него в ушах, в его собственной программе. В этот момент Хан становится бледным как полотно, понимая, что это далеко не конец, и дальше будет только хуже. Но в момент, когда песня переключается на какие-то глупые матерные частушки, которые Джисон нашел в интернете, случается чудо и звук выключается. Хан переводит взгляд в сторону диджея и видит красного от стыда Чана, который выглядит абсолютно растерянным, будто не знает, что выбрать: сбежать и выплакаться в туалете или выйти на сцену и извиняться за подобное происшествие. Джисону становится стыдно вдвойне, потому что он совсем забыл подумать о Чане и его реакции на подобную глупость, о его рабочем месте и последствиях. Он только что мог разрушить карьеру лучшего друга и выставить Минхо посмешищем перед всем университетом. Но Ли не из тех, кто может позволить себе упасть в грязь лицом на сцене, поэтому он продолжает свой танец без музыки. К большому удивлению Джисона зрительный зал все еще сосредоточено наблюдает за Минхо, будто никто и не заметил произошедшего. Ранее, возможно, Хан бы расстроился из-за отсутствия реакции, но в данный момент он был этому рад, Ли Минхо действительно завораживал, притягивал внимание и заслуживал своего звездного часа. Поэтому, когда танец кончился, громче всех в зале аплодировал Хан Джисон, а старший, наконец, расслабился и улыбнувшись, приставил два пальца к уголкам рта, подмигивая младшему. Он знает… Минхо спускается со сцены и садится рядом с поникшим Ханом. — Это было круто,— начал диалог Джисон,— Я уже и забыл, как уверенно ты это делаешь. — Ты тоже был крут,— Минхо не был уверен, что это слово идеально подходит для описания того, что услышали уши всех, сидящих в зале,— это было очень искренне. — Почему ты продолжал танцевать, зная, что впечатление от танца для простого зрителя уже испорчено?— Джисон задавал вопрос после долгой обработки его у себя в голове, будто пытаясь выяснить что-то для себя, — Почему ты не растерялся и не сдался? — А кто сказал, что я танцевал для какого-то абстрактного зрителя, а не для одного конкретного и очень гордого, раз решил мстить мне подобным образом,— Минхо лишь беззлобно усмехнулся, давая понять, что шалость не вызывала в нем прилив негатива,— А если серьезно, то идеальным быть скучно. Задай себе вопрос: будут ли другие помнить идеальное выступление? Все бы увидели очередной номер очередного внешне холодного, но внутренне чувствительного парня, все бы посчитали, что разгадали величайшую загадку, однако забыли бы через день, как я выгляжу. А теперь я буду кем-то вроде местной легенды-мема, и ты будешь слышать обо мне гораздо чаще. — То есть, ты рад, что твое выступление не было идеальным? — Шутишь? Я счастлив, особенно, если тебе это помогло почувствовать себя лучше,— Минхо беззлобно рассмеялся над младшим,— Хан Джисон, тебе не нужно стараться быть идеальным, каждый найдет в тебе что-то свое, прекрати попытки что-то кому-то доказать. — Но я и не… — Я слышал, как твои пальцы сорвались со струн и в этот момент дрогнул голос, ты не был подготовлен к случайностям, ты хотел их контролировать,— Минхо положил руку на колено младшего в знак поддержки,— Но это было мило, Хани, не идеально, но так по-твоему. Джисон же в ответ на откровение и поддержку старшего снова зарылся лицом в ладони, скрытая краснеющие от стыда щеки. — Прости, Хо. Я действительно хотел отомстить за случай на отработке, но вышло слишком жестко, я слишком поздно это понял, когда уже совесть замучила, да и лицо Чана увидел… — Джисон стал бегать глазами за чем-то сзади старшего, чтобы скрыть свой стыд и волнение,— стоп, а как ты узнал, что это был я? — Я и не знал, ты сам только что подтвердил, — Минхо захихикал, радуясь, что вывести на чистую воду младшего оказалось гораздо проще, чем он себе представлял. — Ли Минхо… да как ты? Когда я думаю о тебе сейчас…— начал Джисон. — Знаю знаю, твое сердце как вулкан,— улыбнулся Минхо.