Это семейное

      Проведя годы с доступом к значительному бюджету и самым передовым технологиям на планете в одном помещении, Ангела находит ограничение вычислительной мощности устройств у себя дома на целых две недели сильно удушающим. Конечно, обычно она проводит выходные в Стокгольме, но, помня об этом, она всегда откладывает на это время именно ту работу, которую можно выполнить удалённо. Таким образом, она очень быстро обнаруживает, что ей совсем нечем заняться в доме семьи.       Но всё хорошо. Цель её отпуска освежить ум и тело, дать возможность сформироваться новым мыслям в голове, загромождённой старыми. Это, конечно, совершенно не нужно для Ангелы, которая не испытывает недостатка в идеях и не способна к переутомлению. Выгорание возможно в гипотетическом смысле, да. Но учитывая, что она потратила на свои исследования около половины жизни и с не меньшим энтузиазмом относится к перспективе продолжать это неопределенный срок, любое беспокойство на этот счёт кажется преждевременным. Может быть, лет через сто. Реалистично говоря, это должно произойти когда-нибудь, как бы далеко ни был этот момент. Пока этот день не наступил, Ангела испытывает наибольшее спокойствие, работая над улучшением условий жизни человека. В конце концов, у неё есть века на эту трудовую программу, чего нельзя сказать об остальных представителей её вида.       Тем не менее, есть вещи, которые течение времени всё равно отнимет у неё. Например, через несколько лет Бригитта станет совсем взрослой и уже не будет восприимчива к подтруниваниям, которые сейчас могут обрушиться на неё без последствий. Её сестра тоже будет жить вечно, но даже в этом случае она будет подростком только один раз, и только один раз сможет сделать все неловкие воспоминания, связанные с этим этапом жизни.       Правда, неловкие для них обеих.       — Хэй, Гела. Можно тебя спросить? — произнесла девочка ни с того ни с сего, пока Ангела помогала ей пристегнуть ролики на скамейке в парке. Однажды она уже пыталась присоединиться к ней, но быстро обнаружила, что этот вид спорта не входит в число её значительных талантов.       — Конечно. Что такое?       — Как, эмм... — Она отводит взгляд, явно напрягаясь, когда её щёчки начинают гореть красным. — Как ты призналась своей девушке?       ...       — Моей кто? — Ангела ничего не понимает, она слышит слова, но не понимает их.       — Твоей девушке. Как ты ей призналась? — повторяет её сестра, не более осмысленно, чем раньше. — И-или это она призналась, наверное. В... ну... в моём классе есть один мальчик, и–...       — У меня нет девушки, — выпаливает она, совершенно не готовая к тому, что их разговор примет такое направление.       — Нет? — хмурится Бригитта. — Тогда с кем ты болтаешь каждую ночь?       Каждую ночь? Она про Афину, что ли?       — Не каждую ночь, — ну... может быть, с тех пор, как она вернулась домой... но только потому, что им не удаётся поговорить на базе, как они обычно делают. — В любом случае, не слишком ли ты маленькая для этого?       И разве нет? Ангела честно не может сказать, её собственный опыт в романтической стези равен круглому нулю, а её общий интерес к вопросам сексуальности начался и закончился на её бесплодии, вызванным нанитами.       — Ты говорила с мамой?       — Нет? Ты что, глупенькая? Я не маленькая, мне одиннадцать.       — Ну, мне двадцать пять, и у меня никогда не было никого такого.       — Ты... стой, у тебя не было? Никогда-никогда? — девочка смотрит на неё так, как будто это какая-то невероятно странная новость.       — Не-а. Никогда не хотелось, — она завязывает последние шнурки и помогает сестре подняться. — Может быть, лет через десять. Ну или сто. А может, и никогда, кто знает, — пожимает она плечами.       Она лично никогда не задумывалась о перспективе, будь это её естественное состояние или побочный эффект дядиной работы. Ей трудно сказать, хотя не чтобы это её особенно волнует.       — Так странно слышать это от тебя. О, да, может быть, я буду встречаться, когда мне будет двести лет.       — В том-то и прелесть, что ты бессмертен. У тебя есть всё время в мире. Вот увидишь.       Это приятно. Может быть, немного неловко, но всё равно приятно. Знать, что она часть жизни Бригитты. Знать, что Бригитта может прийти к ней со своими проблемами, хотя она и не подходит для того, чтобы давать советы по некоторым вопросам. Сказать, что Ангела не может поставить себя на её место, через что проходит её сестра, было бы преуменьшением. В одиннадцать лет их жизни не могли бы быть более разными. Будущее Бригитты уже гарантировано. Она умная девочка. Не гений, насколько может судить Ангела, но она встречала в своей жизни несколько гениев, и, судя по всему, их интеллект далеко не всегда определяет, где они окажутся в жизни. Где бы она сама была без их родителей в этот самый момент? Помощницей одного из тех, кто ещё месяц назад работал под её началом? Была бы она вообще в «Overwatch»?       Она бы точно не стала смотреть, как её сестра носится по Стокгольму на роликах.       Тем не менее, много времени проводить вместе они вряд ли могут, школа там и всё остальное. Точно так же, хотя атмосфера между мамой и Ангелой с каждым днём становится всё менее удушающей, остаётся напряжение, с которым они обе не знают, что делать. Кроме того, у женщины есть своя работа, которую Ангела вряд ли может ожидать, что та вот так просто возьмёт и бросит.       Её давно забытые документалки иссякают с поразительной скоростью; она принципиально отказывается смотреть американскую продукцию. Может быть, она и не способна терять клетки мозга, но в данном случае ей так не кажется.       Всё это означает, что на второй неделе своего вынужденного отпуска Ангеле хочется лезть на стены от скуки и безысходности.       — Если не против, я могу высказать предложение, — рискнула заикнуться о её проблеме Афина после того, как Бригитта ушла в школу, а мама на работу солнечным утром понедельника. — Компьютерные игры. Это распространённый способ скоротать время среди людей. Я могу познакомить тебя с некоторыми экземплярами, которые я нахожу мимолетно стимулирующими.       Это открытие заставило Ангелу задуматься, не в последнюю очередь потому, что ей очень интересно узнать о программе, у которой нашлись предпочтения среди других программ для использования.       — Разве бытие искусственным интеллектом не делает прохождение любой компьютерной игры тривиальной задачей?       — Так и есть. Я иногда накладываю ограничения на доступ к данным или использую виртуальные контроллеры, увеличивая тем самым свою смертность.       — Иногда?       — Я обязана преуспевать.       Хах.       — Это... похоже на недосмотр.       И это мягко говоря. Программы побуждения предназначены для стимулирования ИИ к выполнению своих задач на должном уровне. То, что одна из этих программ активировалась, выйдя далеко за рамки предназначенной Афине функции, может показаться достаточно невинным в данном случае, но также может свидетельствовать о более обширной проблеме.       — Что это вызывает?       — Виртуальное поле боя для меня ничем не отличается от физического для вас. И то, и другое представляют собой данные. Сбор, анализ и распространение данных о поле боя входит в число моих основных функций. Моё стремление доминировать над нубами в сети это побочный эффект, а не недосмотр.       — Прости, доминировать над чем?       — Моими оппонентами. Я думаю, ты бы использовала термин: профаны.       Назвать знакомство Ангелы с играми катастрофическим было бы, пожалуй, чересчур. Ей действительно удаётся добиться победы в приличном количестве партий с другими игроками, когда она прочно обосновывается на нижней ступени того, что Афина называет рейтинг, ну или по большей части её тянут за собой благодаря усилиям самого ИИ. Что ещё важнее, это занятие прекрасно служит для того, чтобы скоротать время, пока она не сможет провести его со своей семьей, но в конце концов им обеим приходится признать, что из неё не получится чемпион по StarCraft.       Не то чтобы у неё было на это время, даже если бы она обнаружила в себе скрытый талант к этому. Многое предстоит сделать, когда проходят две недели и она наконец возвращается в Цюрих.       Перво-наперво, она составляет объявление о наборе на вакантные должности в исследовательскую и хирургическую команды, что Командир должен утвердить и передать по инстанциям. Ей придётся более тщательно отсеивать людей, не подходящих для работы, которую они будут выполнять, но, учитывая, что теперь у неё есть пример такой работы, на который можно ссылаться, процесс в целом должен быть менее чреват ошибками, чем в прошлый раз. Ей действительно нужно больше двух человек в лаборатории, не говоря уже об операционной.       Вторым делом она проверяет самого мистера Шимаду.       В той мере, в какой сбор информации о человеке из вторых рук можно назвать проверкой.       Возможно, она больше не является его лечащим врачом, но это вряд ли помешает ей обеспечить ему необходимый уход. Этот человек в значительной степени является пробной концепцией, и ему необходим надзор, чтобы выявить любые потенциальные проблемы. И даже не только для него, но и для человечества в целом было бы очень полезно провести интервью и подробный анализ человеком, наиболее осведомлённым о технологиях, составляющих его тело. Она бы очень хотела добавить к объективному пониманию принципов, лежащих в основе мужчины, его субъективный опыт жизни в этой новой оболочке.       Откровенное избегание мистера Шимады ставит точку в этом плане, который ей приходится обходить. Даже с помощью Афины ей удаётся лишь мельком увидеть мужчину, прежде чем он снова исчезает. Иногда в буквальном смысле: в один момент он стоит на месте, а в следующий – нет. Конечно, она знает, как это происходит: конечности, которые она ему дала, способны на сверхчеловеческие достижения, такие, что их исполнение повредило бы внутренние органы любого обычного человека. К счастью, мистер Шимада больше не обладает такими жалкими и хрупкими внутренностями. Или, может быть, к несчастью, поскольку она всё ещё хотела бы поговорить с ним снова, чтобы собрать информацию.       Ещё в университете им всем говорили, что некоторые из их пациентов могут почувствовать обиду за якобы проступок с их стороны. Что рано или поздно они столкнутся с этим. Это неизбежно. Похоже, она ошибалась, сомневаясь в таком предупреждении. Она думала, что достаточно просто не делать ничего плохого, чтобы избежать подобной ситуации.       Это... не хорошо, но без разницы. Возможно, это даже к лучшему. Что касается здоровья мужчины, она сделала своё дело. Да, ему было бы лучше, если бы она заботилась о нём, но она для этого не нужна. Справятся другие.       Её исследования, с другой стороны, вот их сдвинуть с места может только она.       Это подводит Ангелу к третьему пункту.       — Коровы? — хмурится Командир, на этот раз, похоже, больше из любопытства, чем тревоги.       — Или свиньи, или любое другое животное с достаточным объёмом тела. Грызуны зарекомендовали себя как недостаточные подопытные для получения обширных травм, — уточняет она.       — А под опытами ты имеешь в виду...?       — Уверяю вас, это будет настолько гуманно, насколько это вообще возможно. Им не надо быть сознании ни для одного из тестов.       Хотя время от времени она может навлечь ужаснейшую смерть на лабораторную крысу, которой не свезло стать подопытной для одной из самых загадочных строк дядиного кода, ей не доставляет никакого удовольствия наблюдать, как жизнь распадается на части у неё на глазах. Это просто необходимость её работы. Лучше грызуны, чем люди.       Так или иначе, есть разница между проведением опыта над животным, который может привести или не привести к вреду, и вредом, который является обязательным условием для опыта. Эту разницу Ангела осознает, чувствуя, как у неё сводит живот, когда она заживо жарит одну из своих недавно полученных подопытных свиней. Она может быть без сознания, у неё могут быть полностью отключены болевые рецепторы от мозга, но знание этого не делает задачу менее неприятной.       Или необходимой.       Большинство подопытных она может усыпить до начала опытов. Тело остается практически живым ещё несколько часов после смерти мозга, и ей не нужен живой мозг для тестирования способности нанитов удерживать тепло и утилизировать его, только туша, которой тот управляет. Всех животных, которых она кладёт под нож, в любом случае ждёт смерть. Это стандартная операционная процедура, да и что ей делать с полуискусственным хряком? Сделать ему УПСМН? Всем двадцати? Эти ресурсы гораздо лучше потратить на людей.       Некоторых, однако, она всё же оставляет в живых, по крайней мере на некоторое время, для наблюдения и сопоставления с более мелкими организмами, а также для наблюдения за износом без имплантированного УПСМН и другими потенциально непредвиденными результатами – которых существует множество. Особенно, если речь идёт о повреждении мозга, и вдвойне о его термическом изменении.       Проходят недели. Затем месяцы. Её органический штамм нанитов запускается в производство после небольшой задержки, вызванной необходимостью добавить охлаждающую камеру в производственный блок. По честному мнению Ангелы, это по сути мера плацебо, но достаточно простая и дешёвая, чтобы она не нашла веской причины не добавить её, даже если её некачественные наниты не обладают такой же способностью к перегреву, как её синтетические, просто из-за сыроватого стандарта их работы.       Напряжение от всей этой ситуации с мистером Шимадой со временем тает, так же как и её спор, лишённый аргументов, с мамой. Помогает и то, что в какой-то момент этот человек исчезает из Цюриха, и «с глаз долой» в точности оказывается «из сердца вон», поскольку только после этого последняя вакансия в её исследовательской команде наконец-то заполняется, пусть и совсем новеньким сотрудником.       Не то чтобы у людей никогда не было недостатка в новых темах для сплетен. Она даже не является самой перемывающей косточки фигурой среди медицинского персонала «Overwatch», не говоря уже о всех их учёных. Титул и того, и другого крепко держится в надёжных руках Мойры. Подумать только, когда-то она считала свою коллегу глупой за то, что та так откровенно пошла против течения, даже не попытавшись проявить взаимопонимание. Ангела до сих пор не может заставить себя думать, что это совершенно правильный подход, но она, конечно же, может понять эти чувства после недавно пережитого опыта. Эта женщина свободно говорит обо всём, что находит интересным, независимо от желания кого-либо слушать, и она находит работу Ангелы над мистером Шимадой действительно интересной.       — Погоди, ты работаешь с ним? — чуть ли не восклицает Ангела после того, как другая учёный проговорилась об этом.       — О да, — дразнящая ухмылка Мойры выставляет напоказ её зубы. — Он тот ещё попрыгунчик, должна сказать. Он тааак смотрит на меня, когда я бываю рядом, и чем меньше я говорю о том, сколько мне приходится латать его, тем лучше. Что, кстати, случается не так уж часто. Потрясающая работа, хотя я бы на твоём месте не стала использовать столько пластика.       Эта женщина умеет говорить так, что одновременно отвечает на вопрос и задает ещё десять. Это качество Ангела находит весьма привлекательным, честно признаться. Разговор с Мойрой никогда не бывает скучным.       — Я и не знала, что ты полевой агент.       — Так я им и не являюсь.       Он также очень раздражающь.       Судя по всему, усовершенствования мистера Шимады хорошо помогают ему в его новой работе, как и предполагала Ангела. В чём заключается эта работа, Мойра не уточняет, но она должна быть достаточно опасной, чтобы ему время от времени требовалась медицинская помощь, хотя его новое тело не настолько хрупкое, чтобы беспокоиться о нескольких шальных пулях. Или нескольких десятках. Почему он до сих пор отказывается даже встретиться с ней, непонятно. Очевидно, что он хорошо использует свои аугментации. Самое меньшее, что он мог бы сделать, это дать своему врачу должную оценку.       Когда Ангеле исполняется двадцать шесть, жизнь снова входит в привычное русло. Какими бы неполноценными они ни были, её УПМНы наконец-то, наконец-то спасают жизни. Сначала сотни, затем тысячи, по мере того как летят месяцы, а количество больниц, в которых используется её технология, увеличивается с десятков до сотен, и ещё больше на подходе. Её исследования идут стабильно, команда снова полностью укомплектована и устраняет один недостаток за другим. Иногда на решение конкретной проблемы уходит день, но чаще всего неделя. Иногда больше.       По-настоящему революционные функции, из алхимической стези, остаются за пределами понимания Ангелы, но на самом деле это не самые важные вопросы для выяснения. Преобразование энергии в материю изменило бы мир в одночасье, да, но для спасения жизней это не является чем-то критически важным – лишь для улучшения качества жизни, каким бы нелепо продвинутым оно ни было. В более насущных вопросах Ангела, похоже, добилась приличного прогресса: она достаточно разобралась с дядиным кодом, чтобы её мыши могли вынашивать беременность в течение недели, прежде чем её наниты решат, что хватит, и уничтожат меньшую жизнь. Благодаря сконцентрированным усилиям всей её команды и помощи отца, они сокращают выработку тепла на целых пять процентов без потери мощности. Она также отказывается от попыток повторить то, что делают дядины наниты для перестройки органов, и вместо этого пишет собственную поднастройку для этой задачи с нуля, и хотя она, возможно, не идеальна, она всё же делает свою работу.       Это монотонная работа, но если раньше она могла смириться с этим, то теперь Ангела ценит её. Возможно, дело в том, что она наконец-то работает над тем, над чем всегда должна была работать. Возможно, с помощью мистера Шимады она доказала, что её идеи работают. Возможно, дело в том, что до сих пор её жизнь состояла из одних больших перемен, которые сменяли друг друга, будь то сиротство, дядя, детский дом, удочерение, смена школы, смена страны, Бригитта, Цюрих, Overwatch.       А возможно, она просто становится старше и менее суетливой.       Это не значит, что всё идет гладко. Выпустив первую итерацию наномашин, она думала, что заинтересовать медицинский мир её гораздо более совершенным собратом будет проще простого. И в самом деле, интерес к этой новой технологии от пионера нанотехнологий довольно велик. Однако, этот интерес в значительной степени лежит за пределами медицины, имея отношение к производству микроскопических устройств, переработке и утилизации отходов. Промышленное использование – всё это Ангела поручает своей матери. Присутствует некоторый академический интерес, но ничего такого, чем пользовался бы УПМН. Почему бы просто не улучшить его? Зачем такой резкий поворот?       А зачем ей довольствоваться меньшим, когда возможно большее?       Около ста лет назад некий британский биолог предложил философскую позицию (впоследствии популяризированную ещё одним британским биологом), согласно которой тело – любое тело, как человека, так и животного – является лишь сосудом для генов, обеспечивающим самовоспроизведение. Гены – которые мутировали и путём проб и ошибок сохранили черты, позволяющие им лучше добывать ресурсы и избегать разрушения до репликации – передали свои полезные мутации будущим поколениям, что в конечном итоге привело к появлению таких сложных механизмов, как человеческое тело, с его ногами и руками, позволяющими легче добывать ресурсы, необходимые для выживания, а также всеми органами, обеспечивающими функционирование этих конечностей. По чистой космической случайности человечество также приобрело разум – очевидно, полезный инструмент, учитывая продолжающееся выживание и конечное доминирование хомо сапиенс на всей планете.       К несчастью для человеческого генома, разумность в конечном итоге привела к контрацепции и способности не желать детей. Она также привела к появлению Ангелы.       Гены, по её совершенно рациональному мнению, непостоянны и хрупки, мутируют при одном только упоминании о радиации, а иногда и вообще без какой-либо особой причины. Это достаточно хорошо сработало для человечества, позволив тому распространиться по всем биосферам планеты и за её пределами (несмотря на временную проблему обезьян на Луне). Однако этот способ не может быть бесконечно эффективен: каждая положительная мутация обходится десятками тысяч вредных, а скорость адаптации, рассматривая генофонд в целом, через потомство комически низка. Например, если бы положительная мутация, возникшая в ней самой, распространилась на всё человечество, ей бы пришлось сначала родить как минимум двух детей, которые затем сами должны были бы родить двух детей. Потребуется несколько поколений, прежде чем ген распространится настолько, что ему больше не будет угрожать вымирание в результате смерти всех его носителей, и несколько сотен поколений, прежде чем он распространится на бо́льшую часть человечества – это, конечно, при условии, что скорость воспроизводства будет замещающей, а не постоянно растущей, иначе некоторые люди никогда не станут носителями её гипотетического гена. Это можно улучшить, если каждое поколение будет иметь больше детей, но даже если не принимать во внимание неправдоподобность этого, это всё равно бесконечно неэффективный способ распространения гена по сравнению с прямым редактированием живого человека.       В течение естественной человеческой жизни Ангела могла бы иметь, ну, от тридцати до пятидесяти детей (в зависимости от количества многоплодной беременности), если бы она поставила эту миссию во главу её жизни и эта задача не убила бы её, что вполне возможно. По сравнению с этим она может прямо сейчас, используя проверенную и испытанную технологию, за месяц отредактировать гены такого количества людей, которые затем будут переданы их потомкам. Мойра, вероятно, может сделать больше, и она уже давно работает над тем, как ускорить этот процесс – каким бы устаревшим ни был весь этот процесс в глазах Ангелы.       В конце концов, зачем вообще париться из-за генов? Это правда, что работа Мойры со временем изменит состояние человека к лучшему, но она игнорирует основное условие, вызывающее все проблемы с человеческим телом в первую очередь – его органическую форму.       Ангела много думала над этим вопросом с тех пор, как впервые задумалась о том, чтобы изменить направление своих исследований в сторону синтетики. Синтетика не так легко изнашивается, она более долговечна, чем органические материалы, лучше переносит информацию, менее подвержена мутациям, более устойчива к температуре и радиации – список можно продолжать. В настоящее время она (и дядя) ближе всех к бессмертию, насколько известно Ангеле. Но они могут стать ещё ближе.       Одно из преимуществ синтетики перед органическим материалом является отсутствие необходимости в постоянном топливе. В случае с мистером Шимадой это ещё не доведено до конца, но если бы он снова отделился от своего тела, то спустя год тело осталось бы почти неизменным, чем в случае с плотью и кровью.       Основной причиной смерти в мире, если отвлечься и посмотреть на общую картину, является почти полная неспособность организма поддерживать свой мозг, обычно из-за отказа какого-либо органа или другого, на втором же месте – потеря крови. Сам мозг разрушается редко, скорее, он просто быстро задыхается до смерти. Этого можно избежать, если сделать мозг синтетическим, тогда он сможет легко отключиться, когда тело перестанет снабжать его ресурсами, и снова активизироваться, когда ему их предоставят.       Как всегда, легче сказать, чем сделать. В то время как тело можно просто заменить, мозг не позволяет себе такой роскоши; в конце концов, как она не так давно раз и навсегда продемонстрировала, именно в мозгу содержится личность. Единственный выход: ручная замена, причём постепенная. Насколько постепенная, никто не знает. Нейрогенез работает по иному принципу, чем остальные человеческие клетки, поскольку нейроны не имеют фиксированного срока жизни, после которого они заменяются новыми, что значительно усложняет дело.       — Циглер... — Командир трёт переносицу носа, — ...ты предлагаешь заменить мозги компьютером?       Господи, спаси её от профанов, говорящих о вещах, в которых они ничего не смыслят.       — Разумеется, нет. Это всё равно будет мозг, только из другого материала. В любом случае, это было просто ради контекста, на самом деле я здесь не ради этого.       — Значит, у этой штуки синтетический мозг?       — Нет, — она открывает крышку, а затем кладёт мышь на стол. Она не двигается, только дышит, но это всё равно заметное улучшение по сравнению с тем, чтобы, ну, не дышать. Или вообще ничего не делать. — Я работала над улучшением способности моих нанитов создавать искусственные нейроны, смею добавить, с заметно бо́льшим успехом, чем при работе с органическим вариантом, хотя до полностью синтетического мозга ещё далеко. Даже для чего-то такого просто, как мышь.       — Разве уже не существует искусственный интеллект мышей?       Ууух.       — Существует, но, я повторюсь. Я создаю мозг. Не компьютер. Две совершенно разные системы. Это не будет омник. Это не будет искин. Это будет мышь с синтетическим мозгом. Вот и всё.       В кои-то веки её слова, похоже, дошли до визари, если судить по умозрительному выражению лица Моррисона.       — Но возвращаясь к теме, — она тыкает мышь чуть выше хвоста, побудив её сделать полшажка вперёд. — Прогресс, которого я добилась, позволил мне впервые применить мои наниты непосредственно для лечения повреждений мозга. Мне удалось полностью залечить чистые раны на нём, такие как порезы и проколы у моих подопытных. У меня также получилось вернуть к жизни мёртвый образец.       Ангела думала, что уже видела, как Командир теряет дар речи. Только сейчас она понимает, что этого никогда не случалось. К его чести, он достаточно быстро приходит в себя, бросая широко раскрытые глаза на мышь перед собой.       Смерть, в конечном счёте, не что иное, как постоянное прекращение работы мозга. Теоретически, воскрешение должно быть простым делом восстановления мёртвых или поврежденных нейронов. По своей сути, это ничем не отличается от восстановления любой другой ткани, только на порядки сложнее. Вся проблема кроется в том, что живые ткани, особенно мозг, быстро разрушаются, если им перекрывают доступ кислорода. То есть, как только тело отключается, мозг быстро следует за ним во всей своей полноте. Целые пучки клеток мозга по всему органу начинают отмирать, что приводит к постоянной инвалидности, а вскоре и к смерти. Хуже того, чем дольше продолжается эта депривация, тем больше нейронов приходится заменять её нанитам, и, говоря откровенно, её технология ещё недостаточно развита, чтобы должным образом исправить ущерб от часа, проведённого без кислорода. Восстановление мозга, как выяснила Ангела, сродни восстановлению термический повреждений – самых неприятных из всех существующих.       Тем не менее, как доказывает признанная вялая мышка на столе, это возможно.       Естественно, проделать то же самое с человеческим мозгом будет гораздо сложнее. Не говоря уже о неизбежном ущербе, который потеря клеток мозга нанесёт памяти, когнитивным функциям и даже личности человека. Но амнезия излечима, а самое главное, человек будет жить.       — Думайте об этой мышке как о жертве несчастного случая, которая нуждается в реабилитации, чтобы восстановить полную подвижность своих конечностей, — пытается представить она концепцию.       — Мне кажется, есть разница между тем, что ты описала, и простой реабилитацией.       — Реабилитация не бывает прост–... — Ангела прерывает намёк, на которую инстинктивно наводят слова мужчины. — Командир, если это сработает, я смогу возвращать к жизни недавно умерших.       — А если нет?       — В худшем случае они останутся мёртвыми, — отвечает Ангела, приподняв бровь. Что это ещё за вопрос такой?       — А что если они вернуться как овощи? Что тогда?       Тогда это всё равно было бы огромной вехой для науки и заметным улучшением по сравнению с, объективно говоря, мёртвым состоянием. Провал для проекта, но победа для науки. Кроме того, это не будет иметь никаких последствий для человека, который останется мёртвым – он просто останется мёртвым. Восстановление мозга настолько, чтобы он мог управлять телом, ещё не означает, что внутри него есть человек. Кроме того, это даст ей наглядный пример для изучения, чтобы понять, как улучшить работу в будущем.       Одни плюсы, правда.       — Тогда я буду работать над устранением всех повреждений, чтобы завершить лечение.       — Как ты поработала с Шимадой?       Ангеле не удаётся сдержать раздражённое вздрагиванием во всём теле, но почти.       — Насколько мне известно, Overwatch извлёк пользу из этой процедуры, нет?       Теперь очередь Моррисона давить вздрагивание.       — Что именно ты просишь?       Точно. Делай или умри. Она подготовила всю эту речь, зная, что Моррисон отвергнет её сразу же, не дослушав до конца.       — Добровольцы, — она смотрит мужчине прямо в глаза. — Мне нужны тела, чтобы проводить испытания на людях. Свежие тела. До сих пор мне не удавалось сделать ничего стоящего после тридцати минут. Вероятно, для людей этот период будет ещё короче. А это значит, что поставка обычных подопытных просто... не подходит.       На офис опускается тишина. Тяжелая, тягучая, такая, что можно услышать, как падает песчинка.       — Ты сейчас серьёзно.       — Я понимаю, это может показаться бесчувственным–...       — Да ну?       — Да, Командир, понимаю, — она возвращает мужчине его взгляд. — Но я также понимаю, что все мы здесь, в Overwatch, стремимся ради лучшего будущего человечества. Учитывая это, я не думаю, что не найдутся люди, готовые принять участие в величайшем медицинском испытании в истории.       — Ты просишь меня передать тебе людей в момент их смерти.       — Я прошу вас позволить им самим сделать этот выбор.       Их снова охватывает тишина, и на этот раз её нарушает Ангела.       — Я уже делала невозможное. Я могу сделать это снова. Я могу спасти жизни, — и на этот раз она даже не будет рисковать. Они уже будут мертвы. — Я работаю над этим уже некоторое время. Результаты, как вы можете видеть, многообещающие.       Мужчина ничего не говорит, вместо этого он встаёт и прохаживается по кабинету. Это знакомая картина, поэтому Ангела знает, что нужно молчать. Это помогает ему успокоиться, кажется ей. Или, по крайней мере, направить излишнюю энергию на что-то более продуктивное, чем сомнение в её методах. Всё это время она не сводит с него глаза, отмечая, как время от времени его взгляд останавливается на мышке, которую она принесла с собой.       В конце концов, он останавливается перед окном и проводит руками по лицу. Когда он, наконец, поворачивается к ней, ей словно перерезают ниточку внутри.       — Покажи мне всё.       А показать есть что. Подопытная мышка, которую она ему принесла, была лишь последней из десятков, на которых она проводила свои исследования. Есть видеозаписи и журналы, документирующие каждый опыт, а также целые книги, содержащие анализ данных. Достаточно сказать, что даже когда Моррисон прибегает к помощи других учёных «Overwatch», что, как Ангела знала, было неизбежно, им всё равно требуются недели, чтобы проанализировать данные и прийти к единственно возможному выводу.       — Ты уверена, что можешь сделать это.       Наступающая судорога замирает в её нутре, хотя бы потому, что слова звучат скорее как утверждение, чем как выражение сомнения.       — Я бы не стала просить иначе.       Между ними проходит несколько напряжённых секунд. Она уже бывала здесь, представляла все свои аргументы и хорошо продуманные ответы, но её встречала лишь стена безразличия.       — Ладно, — напряжение, которое она испытывала лишь косвенно, покидает её плечи. — Ладно. Ты можешь искать своих добровольцев. Но ты будешь постоянно держать меня в курсе твоего прогресса, это ясно?       — Да, сэр. Спасибо, сэр.       — Я как можно скорее организую тебе базовую тренировку.       ...Чего?