Это семейное

      Ангела потакает желанию сестры посмотреть какой-то невыносимо розовый фильм в пятничные две минуты двенадцатой ночи, когда в такую же розовую комнату девочки врывается отец.       — Была атака в Осло.       Она с Бригиттой переглядываются, а затем молнией спрыгивают с кровати и спускаются вниз, чтобы включить телевизор, где к ним вскоре присоединяются их родители.       Там полнейший хаос. Прошло всего несколько минут после взрывов в норвежской столице, а никто до сих пор никто не может сказать, что происходит – хотя не то чтобы это мешало новостным каналам трещать об этом. К счастью, в море бессмысленного шума о теракте имеется хотя бы одна крупица правды, а именно: он уже закончился. Этот факт вскоре подтверждает отец, когда возвращается из кухни, куда он ушёл, чтобы ответить на звонок.       — Они ударили по нашим объектам.       Нашим?       — Ты говоришь об «Overwatch»? — уточняет Ангела.       — Такая догадка. Ни с кем из персонала на месте нет связи. Наблюдения тоже нет.       — Оу, — Ангела падает обратно на спинку кресла, на котором она неосознанно наклонилась вперёд. — А мы разве не должны пойти и сделать... что-нибудь? — спрашивает она, когда мужчина снова усаживается рядом с женой.       — Что, например? Половина Готландского Дозора уже в пути, и они доберутся туда намного раньше нас... Как раз к тому моменту, чтобы прийти и покрасоваться, — с досадой добавляет он.       — Я врач, — отвечает она просто, потирая крылья о спинку стула, чтобы унять зуд. У людей вроде неё во время всяких кризисов никогда не бывает недостатка в делах.       — И ты не одна на свете врач. Это Осло. Дай другим людям делать свою работу, — его глаза смягчаются. — Я уверен, они свяжутся с тобой, если ты им понадобишься.       Таким образом, Ангела сидела и ждала, с тревогой просматривая новости в Интернете, параллельно не отрываясь от телевизора. Отец лишь немного преувеличил, когда сказал, что половина острова-крепости Готланд – несокрушимого бастиона человечества на Балтике – улетела в Осло. Судя по всему, шведский флот вместе со своими норвежскими и датскими союзниками перекрывает все возможные пути отхода с полуострова, а армия выставляет блокпосты как раз в тот момент, когда она читает о ведущейся охоте. Всё воздушное пространство Скандинавии тоже закрывается для вылетов. Если только преступники не сбежали по морю сразу после нападения, они теперь фактически в ловушке.       На её сообщение Афина не отвечает целых три минуты – это первое, что заставляет Ангелу встать с кресла и зашагать по дому, чтобы унять все те мурашки, гулящие под её кожей. Когда ответ наконец приходит, он состоит из единственного слова:       «занята»       Лишь по прошествии нескольких секунд её мозг улавливает смысл. Занята? Афина? Ну да, она знает, что её подруга сейчас наверняка работает, причём с такой интенсивностью, которая буквально порвала бы человеческий мозг на части. Но Афина – не человек. Искусственный разум не ограничивается одной мыслью за раз. В случае Афины это выполнение десятков задач в любой момент времени, обычно состоящих из наблюдения и бесконечного поиска неисправностей в её собственном коде. В случае необходимости она может без проблем расширить этот процесс до сотен других. А если понадобится, то и тысячи.       Чтобы она была настолько загружена, что не могла или не захотела выделить ни одной подпрограммы для утоления её любопытства? Насколько же загружены тогда её сервера? Может, её тоже атакуют?       Ангела остановилась в написании ответа, заставляя свои руки не двигаться, а мысли – подхватить те. Угрожай ИИ непосредственная опасность, она бы вообще не стала писать ответ. С одной стороны, у неё могут быть причины. С другой стороны, эти причины не объясняют ситуацию. Её создательница не позволила бы ей так поступать. Ангела точно бы не позволила. Велика вероятность, что Афина просто делает то, для чего была создана – перебирает петабайты данных в секунду.       «Сообщи, когда освободишься», оставляет она в итоге такое сообщение. А затем ждёт.       Проходит несколько часов, и её семья один за другим возвращается в свои спальни. Первой, по настоянию всех троих взрослых, уходит Бригитта, которая хоть и сопротивляется, но ей всё труднее бороться со сном после целого вечера, проведённого со старшей сестрой. Второй уходит мама, которая просит дочь и мужа не проводить всю ночь перед телевизором. И наконец, устало покачав головой, уходит отец, велев ей не забивать голову новостями. Утром у них будет гораздо больше точной информации, чем у журналистов через десять лет.       Это не мешает Ангеле провести остаток ночи, свернувшись калачиком в кресле.       Она старается этого не делать. Не спать, конечно, никогда не было для неё вариантом. В большинстве ночей она прекрасно засыпает, однако отсутствие усталости как таковой не сильно способствует сну. Неизбежно, она пытается сесть за работу, хотя очень скоро становится ясно, что она мало что успеет сделать, если её внимание будет разделено между её исследованиями, пустым экраном телефона и вкладкой новостей, которую она открыла первым делом после запуска компьютера. Впоследствии ей придётся потратить больше времени на сам пересмотр её некачественных работ вместо того, чтобы изначально сделать их как следует.       Оставаясь непоколебимой, Ангела пробует смотреть разные телеканалы, но как бы ни был интересен закулисный обзор производства консервированного тунца в любой другой день, она всё равно периодически переключается на «SVT24», пока, наконец, не отказывается от притворства и просто не оставляет новостной канал включенным на фоне для своих мыслей.       Наступает утро, и, так и не дождавшись от Афины ни единого звука, мама только вздыхает, видя, что её дочь всё ещё (опять) сидит там, где она её оставила, и спрашивает, не против ли она яичницы на завтрак. Не желая ждать и рисковать сойти с ума, услышав в двадцатый раз одни и те же тезисы от одних и тех же журналистов, Ангела предлагает свою помощь в готовке завтрака.       Она, прикусив губу, сдерживает шипение, когда нож режет не только колбасу. Кровь не льётся по своей хотелке – наниты сразу же активизируются и отказываются оставлять её тело без присмотра. Однако, ей удается выдавить крошечную капельку перед тем, как её кожа полностью восстанавливается.       — Всё хорошо?       Ангела засовывает палец в рот, удивляясь металлическому привкусу. Она смутно помнит вкус крови из её далекого детства. Железо, знает она. Быть может, сейчас оно сильнее отдаётся, чем тогда, поскольку каждый отдельный нанит переносит его больше, чем десять её собственных эритроцитов. Ей становится интересно, каков на вкус её собственный синтетический вариант. Она никогда не пробовала, но, учитывая, что он выполняет ту же работу, вероятнее всего, такое же железо. Хотя она могла бы взять весь элемент из обычной крови. Попробовать, так сказать, на вкус.       — Ангела?       — Хмм?       — Ты в порядке? — мама бросает на неё взгляд, который почти наверняка показался бы обеспокоенным, если бы не слезящиеся глаза, прищуренные из-за нарезанного лука.       Ангела вынимает теперь уже полностью заживший палец изо рта.       — Да, просто... — всё, ничего. Она должна была лечь спать. Она не могла заснуть. Она должна была лететь в Осло. Могла бы полететь в Осло. Если бы она им понадобилась, они бы ей позвонили. Всё ли в порядке? Все уже мертвы? Как проходят операции? Проводятся ли вообще какие-нибудь операции? Чем занимается Афина? Она в порядке? В то время как она сама здесь, готовит завтрак, в это время умирают люди. Повсюду. Постоянно. Всегда. Тысячами.       Она пожимает плечами. Мама не напирает.       Лучше не становится, когда внизу к ним присоединяется отец, который, проснувшись вместе с женой, разговаривал по телефону и только что заканчивает разговор.       По словам мистера Райнхардта, который сам узнал новости напрямую от Командир Моррисона, виновником нападения стал малоизвестный преступный синдикат под названием «Коготь». Ангела впервые слышит о них, но, по словам отца, «Overwatch» уже давно охотится за ними (и многими другими подобными им).       Прошлой ночью, видимо, они дали сдачи.       Было ли это шагом, вызванный отчаянием или демонстрацией силы, ещё предстоит выяснить, а сами террористы пока не выступили с заявлением. Ангела не понимает, что они могут выиграть от всего этого. Все неприятности, которые доставлял им «Overwatch» перед их нападением, ничто по сравнению с тем, что их теперь ждёт. Являясь по сути мечом Организации Объединённых Наций, нападение на «Overwatch» фактически можно счесть нападением на весь мир. Пусть они и все их жалкие сородичи прощаются с жизнью, ведь их дни сочтены. В жизни и без гадства других людей хватает страданий.       Столько страданий, которые можно прервать, без остальных людей, которые их несут.       И тем не менее они несут их, постоянно прикрываясь тем, что страдания, которые они учиняют сегодня, приведут к лучшему завтра. В конце концов – и это остаётся неизменным – кому-то другому придётся собирать осколки, оставшиеся после них.       Какая злая мысль, что можно изменить что-то к лучшему путём разрушения. Снова и снова оно поднимает свою отвратительную голову, только для того, чтобы снова и снова доказывать свою ложность, только для того, чтобы урок никогда не запомнился. Любой дурак может лишить жизни одним нажатием на крючок, но сколько усилий нужно приложить, чтобы это исправить? Сколько труда, времени и раздумий нужно, чтобы построить дом, который можно снести одним махом?       Сколько всего стоит за каждой жизнью. И все их спускают в унитаз, раз и всё, а исправлять приходится другим.       Ей.       Начиная со звонка, который она получает, пока переодевается в пижаму.       Всё начинается, как это часто бывает, с оглушительного взрыва в наушниках, из которых раздаётся другой голос – гораздо более синтетический, чем голос Хаганэ Мику – тот разматывает узел у неё в животе, о существовании которого Ангела узнаёт только в его исчезновении.       — Афина! — восклицает она, вероятно, настолько громко, что её слышит весь дом. — Что случилось? Ты как?       — Я в порядке, Ангела. Я всё ещё занимаюсь урегулированием ситуацией, однако я считаю, что она находится под достаточным контролём, чтобы мне можно было снова разделить моё внимание.       Облегчение, которое приносят слова, длится всего мгновение, которое требуется ИИ, чтобы передать всю историю.       В пять минут до полуночи на всех трёх объектах «Overwatch» в Осло отключились системы безопасности. Сигнализации. Камеры. Микрофоны. Всё. Сама физическая атака началась, предположительно, в четыре минуты до полуночи, взрывы были зафиксированы городскими системами наблюдения, а также касательно редкими частными записями. Всё закончилось в течение следующих пяти минут, после чего прогремела вторая волна взрывов, уничтожившие местное отделение, его охранные сооружения и серьёзно повредившие исследовательскую лабораторию. Быстро, эффективно и жёстко. К тому времени, когда террористы ушли, они оставили после себя шесть трупов.       А в скором времени, может, к ним прибавится седьмой.       — Директор Ляо находилась в лаборатории в момент взрыва, в результате чего получила несколько травматических повреждений головного мозга в дополнение к сильным ожогам. Она перенесла операцию и сейчас находится в состоянии комы.       Травматических?       — Насколько травматических?       — Множественные проникающие осколочные ранения, — лаконично поясняет Афина, вынуждая Ангелу ругнуться.       Выжить после единственной пули в мозг явление само по себе достаточно редкое, хотя и достаточно распространённое, чтобы дать надежду. Выжить до получения медицинской помощи уже означает преодолеть девять из десяти шансов. Тем не менее, даже те, кому везёт в статистическом броске монетки, почти всегда страдают от осложнений до конца жизни. И всё это из-за одного крошечного кусочка металла.       — Покажешь мне?       Шквал файлов, наводнивших чат спустя секунду, ясно показывает, что они имеют дело не с одним крошечным кусочком металла. В послеоперационном отчёте говорится, что врачам удалось извлечь осколки, не причинив новых повреждений, что, хотя и является хорошей новостью, мало утешает, учитывая уже имеющиеся повреждения. Попроси Ангелу дать оценку, основываясь на имеющихся в её распоряжении снимках, она бы назвала это мясным куском, попавшим в блендер.       — Какая у неё оценка по шкале «FOUR»? — спрашивает она, меняя телефон на планшет, чтобы лучше рассмотреть мозг.       — Единица по двигательной реакции.       Вместо того, чтобы перечислить остальные три категории, следует тишина.       Ангела осторожно кладёт планшет в сторону, а затем проводит пальцами по затылку.       Они с Миной Ляо никогда не были друзьями. Ангела готова признать, что хотя бы отчасти это связано с той ролью, которую женщина сыграла в преддверии войны, но то же самое можно сказать и об отце. Разница, однако, в том, что отец осознал ошибочность своих действий и с тех пор отказывается разрабатывать больше оружия, чем уже успел сделать, а это не такая уж и маленькая вещь для изобретателя. В случае с Ляо всё с точности наоборот: её безумная одержимость омниками ни разу не померкла. По её глупому убеждению они должны стать ещё более совершенными, а не менее, чтобы избежать очередного Восстания машин. Как такая явно умная женщина пришла к такому глупому выводу, без конца продолжает удивлять Ангелу. Даже освободившись от контроля Программы-Бога, миллионы омников продолжили свою геноцидную войну. Только делали они это по собственной воле, а некоторые из них до сих пор продолжают её, что скорее доказывает правильность их нынешнего решения по вопросу омников.       Но Мина Ляо не хочет решения.       Конечно, она никогда не говорила об этом прямо – ведь в таком случае её потенциальная работа ограничилась бы ковырянием в местном гараже – тем не менее, её позицию не так уж сложно истолковать. Всего через несколько десятилетий, за редким исключением, омники перестанут существовать. Нет необходимости в другом решении. Если, конечно, не ожидать, что в мире появятся новые представители их вида.       С какой безумной целью – остаётся только догадываться. Вряд ли эти новые и улучшенные омники будут служить новой дешёвой рабочей силой, чем являлись их предшественники, прежде чем споткнуться о разум. Всё это означало бы появление в мире ещё одного потенциально враждебного вида. В лучшем случае, тщеславный проект, не приносящий никакой пользы человечеству. Более вероятно, это готовящаяся катастрофа, учитывая, что их опыт создания разумной жизни до сих пор сводился к отражению одной попытки геноцида на планете и неспособности предотвратить другую на Луне.       Но это не значит, что она желала зла женщине. Директор Ляо, как бы та ни заблуждалась, никогда не стремилась причинить кому-либо вред, а когда её ставили работать над реальными проблемами под надлежащим контролем, она творила самые настоящие чудеса, такие, как та, с которой она прямо сейчас разговаривает.       — Ты можешь помочь ей? — спрашивает Афина, нарушая тишину, и в её голосе звучат нотки, которые Ангела никогда не слышала раньше. Словно удар в живот.       Может ли она помочь ей? Это правда, в последнее время она сосредоточилась на мозгах, однако живые опыты в ближайшее время проводить она не собиралась, и на то имелись веские причины. С другой стороны, насколько велика разница между мертвецом и Миной Ляо?       — Мне казалось, что это скорее ты дашь прогноз.       — Мои модели предсказаний не могут учесть чудеса, Ангела. Даже желай я их.       В комнате снова воцаряется давящая тишина, нарушаемая лишь постукиванием пальцев Ангелы о подпрыгивающее колено. Может ли она помочь?       — Я могу попытаться, — наконец, заговорила она, отрывая своё тело от кровати. Это наверняка принесёт хоть что-то в отличие простого бездействия. — Пожалуйста, соедини меня с Командиром Моррисоном.       Афина этого не делает. Оказывается, Командир сейчас находится на совещании с директором Петрасом, которое ИИ не имеет права прерывать без угрозы надвигающейся катастрофы. Но ничего. Они никуда не торопятся.       В конце концов, вряд ли директор куда-то денется.       Тем временем она, слушая выкладку Афины, заканчивает переодеваться.       По её словам, роль ИИ в ведущейся охоте за террористами сводится к координации работ различных других, менее мыслящих программ, отправляющих ей огромные объёмы данных для анализа. Дошло до того, что ей пришлось направить всю свою вычислительную мощность на выполнение этой задачи. С тех пор круг поисков был сужен, что позволило Афине одновременно проверить своего создателя и связаться с Ангелой по её требованию.       — Ой, э-э... извини, — она вздрогнула. Её сообщение действительно звучало как приказ. — Мне следовало уточнить. Я имела в виду при первой же возможности, а не в тот же момент, когда ты сможешь.       — Всё хорошо, — успокоила ИИ её. — Твоё благополучие входит в число моих приоритетных задач. Я бы в любом случае связалась с тобой при первой же возможности. Изучив данные, полученные с твоих домашних устройств, я пришла к выводу, что тебе полезно моё присутствие. Твоё поведение в течение последних девяти часов свидетельствует о нарастающей тревожности.       ...Тревожности? Её преследовало некоторое беспокойство, это так, но тревожность?       — Спасибо? — она не высказывает своих возражений. Даже искусственный интеллект может ошибаться, если у того не будет на руках всех необходимых данных, а Ангела не в настроении разгребать весь этот бардак в своей голове из-за такой мелочи.       Особенно если эта ошибка в суждениях означает, что Афина составит ей компанию.              

(...)​

      К тому времени, когда Командир Моррисон наконец-то отвечает на её звонок, Ангела заканчивает изучение всех полученных ею материалов по Ляо и составляет набросок плана лечения, с которым её босс сможет ознакомиться при первой возможности. Когда бы такая ни наступила, учитывая всю ту лавину работы, которая свалилась ему на плечи.       — Циглер, — в её ушах звучит его измученный голос, тон его таков, что даже с учётом искажения сигнала Ангела может сказать, что это не будет просто. — Насколько это важно?       На мгновение она задумывается, как отреагировал бы мужчина, если бы речь шла о какой-нибудь другой жизни, которую она предлагает спасти. Менее важную жизнь. Не менее ценную жизнь.       — Я считаю, есть возможность спасти директора Ляо.       — Что? Как ты–... — Моррисон резко прерывается. — Афина. Ну конечно. Конечно. Тогда, я уверен, тебе также сообщили, что Мина уже успешно перенесла операцию и находится под самым лучшим медицинским наблюдением?       Самое лучшее медицинское наблюдение будет предоставлено самой Ангелой, но она может простить дилетанту его незнание. С его точки зрения, нейрохирург действительно должен казаться разумным выбором для решения поставленной задачи. С точки зрения нейрохирурга в Осло, наверное, нет особой разницы, будет это какой-нибудь деревенский знахарь или ещё кто-то.       — Она умрёт, — Ангела излагает суть дела как можно проще. — Уверена, вам сказали, что есть шанс на выздоровление, но, если позволите откровенно выразиться, мы так говорим, чтобы подстраховаться на случай чуда.       Это Ангела может сказать с полной и безоговорочной уверенностью. Бывало время, когда ни один врач не стал бы даже париться о том, чтобы поставить единицу по шкале «FOUR» – один балл, отделяющий пациента от смерти. С тех пор системы жизнеобеспечения развивались не менее впечатляюще, чем самый первый компьютер, и в конце концов привели к созданию настоящего искусственного интеллекта, но для травм мозга это всё ещё мало что значит.       Да, такие системы могут поддерживать тело в рабочем состоянии, а мозг – в более или менее стабильном, но кроме этого мало что можно сделать. При любой другой травме достаточно поддерживать жизнь и стабильность пациента до тех пор, пока не будет найдена и реализована замена или какое-нибудь исправление. С мозгом же всё обстоит иначе. В нейронауке достигнуты огромные успехи, но что касается лечения, то она всё ещё не может дать ничего лучшего, чем поддерживать жизнь тела и надеяться, что оно само себя вылечит. Иногда, такое даже случается.       В остальных тысячах случаях? Нет.       — Ясно. Дай угадаю. Твои наработки предлагают нам решение, — тональность мужчины трудно различить, но Ангела общалась с ним достаточно долго, чтобы уловить... скептицизм, когда слышит его.       — Так и есть, — она предпочитает просто подтвердить, отбросив все ненужные примочки. Нет смысла потакать конфликту. — Как вам хорошо известно, конечная цель моих исследований – вернуть мёртвый мозг в рабочее состояние. По сути, воскрешение. До этого ещё далеко, однако повреждения, с которыми мы имеем сейчас дело, на самом деле менее обширны, чем в случае некроза. Они более локализованы. И поэтому гораздо лучше поддаются лечению теми средствами, которые сейчас есть в моём распоряжении.       К примеру, устранить её технологиями обычную, пусть и обширную травму гораздо, гораздо проще, чем общемозговую травму на микроскопическом уровне. Даже если целые участки мозга превратятся в кашу, остальная часть всё равно будет цела. Если, скажем, всадить нож прямо в кору головного мозга и расколоть его надвое, то, хотя это и смертельно опасно, повреждения всё равно ограничатся лишь тонкой линией разреза. Да, вызов немаленький; искусственные нейроны всё ещё слишком велики и усугубляют состояние биологических, но некоторое повреждение мозга по сути своей приемлемый компромисс, когда альтернативой является смерть. Некроз, с другой стороны, поражает весь орган сразу. Замена таких нейронов – гораздо более проблематичная задача, даже если по объёму повреждений меньше. В каком-то смысле это можно сравнить с извлечением капли яда, размешанным в стакане воды, что гораздо сложнее, чем зачерпнуть осадок со дна.       Достаточно очевидно, что травма, полученная директором Ляо, гораздо более обширна, чем та, что остаётся после чистого разреза, но здесь действует тот же принцип. Гораздо проще склеить её мозг, так сказать, заново или даже заменить его кусочки, чем полностью заменить всё повреждённое вещество фактически мёртвого мозга. Это ступенька на пути к настоящему воскрешению. И шанс успеха здесь гораздо больше.       — Что-то я не припоминаю, чтобы Мина соглашалась стать твоей подопытной, — замечает Командир. Обоснованное, хотя и неуместное беспокойство.       — Мои добровольцы соглашаются отдать своё тело, — подмечает Ангела. — Мина Ляо не умерла. Вашего разрешения будет достаточно.       Между ними воцаряется тишина.       — Погоди-ка.       Он ждёт.       — Погоди-ка, — и вот здесь она также узнаёт нотки в его голосе. Подозрение. — Ты хочешь сказать, что всё это время мы могли использовать твою работу для лечения травм мозга? Почему ты раньше ничего не сказала?       Что ж, всё до боли очевидно: с мёртвыми можно сколько угодно экспериментировать. Хуже им уже не сделаешь.       — Это всё ещё тестовая технология, Командир. В ней замешаны риски, которые меня не устраивают.       — То есть сейчас тебя всё устраивает?       Ангела позволила себе излишне сильно закатить глаза, прекрасно понимая, что Командир ничего не поймёт и за сотню лет.       — Сейчас, как я уже говорила, Мина Ляо умрёт без моего вмешательства.       Они, конечно, могут попытаться положиться на шанс, который выпадает один на тысячу. По крайней мере, на какое-то время. Но смысла в этом, конечно же, нет. Ущерб, нанесенный её коллеге, больше склоняется к шансам один на миллион, что, как и разговоры о чудесах, является лишь затаптыванием жестокой правды. Прямо сейчас директор Ляо, по всем практическим соображениям, мертва. Единственная причина, по которой её статус в настоящее время хоть как-то оспаривается, это чудеса современной медицины, насильно поддерживающие её тело в отсутствие работающего мозга. Пожелай они, то могли бы поддерживать номинальную жизнь женщины до конца её естественной жизни и, возможно, даже дольше, если у Ангелы найдутся готовые решения этой конкретной проблемы.       Однако, к сожалению, это не означает, что у женщины найдётся всё это время для возможной поправки. Мозг, как и любая другая машина, биологическая или иная, страдает от неиспользования. Повреждения, которые уже получила Мина Ляо, вполне возможно, стерли из её жизни заметную её часть, и её состояние будет только ухудшаться, чем дольше будет длиться кома. Через несколько лет, возможно, уже нечего будет возвращать.       Проходят секунды, в течение которых Ангела представляет себе взволнованную поступь Командира по коридорам штаба. Она хорошо её слышит.       — Мы поговорим об этом лично, когда ты вернёшься в Цюрих.       Это, может быть, и не согласие, но ей доводилось работать с гораздо меньшим.       Вечером того же дня Ангела с рюкзаком, набитым синтетическими нанитами, садится на поезд, идущий в Гамбург, а вместе с ней её отец. Мужчина всё ещё номинально не на службе (как и она, если уж на то пошло), но, узнав, что их дочери приказано (возможно, наверное) вернуться в Швейцарию, родители отказались отпускать её одну. Слишком опасно, говорят они. Как будто ей может угрожать реальная опасность в случае нападения. Тем не менее, они непреклонны, а шансы на то, что по дороге в Цюрих нападут именно на неё, исчезающе малы, поэтому она не сопротивляется, предпочитая взять с собой на всякий случай оружие для самообороны.       На деле же большую часть шестнадцатичасового путешествия отец проводит во сне, а бодрствование приходится на смену поездов. И это тоже хорошо. У него нет нанитов, текущих по венам, чтобы компенсировать бессонную ночь, как у неё. Солдаты, проводившие обыск в Фемарне, похоже, оценили этот факт, раз позволили мужчине уснуть, даже не спросив его удостоверения личности. Наверное, это можно назвать преимуществами славы.       Штаб-квартира в Цюрихе же, напротив, напоминает больше крепость.       Она впервые убеждается в этом, когда такси, на котором они ехали, не пускают на территорию штаба, и им приходится сойти в полукилометре от главного входа, куда перенесли контрольно-пропускной пункт, который оказался усилён полным отрядом вооруженных агентов. Таких отрядов явно расставлено гораздо больше по всей базе, быстро подмечает Ангела. Это немного настораживает. По своей сути «Overwatch» военная организация, но она не припомнит, чтобы когда-нибудь видела в здании столько вооружения, выставленного на всеобщее обозрение. Ясно как день, обычных мер безопасности всегда хватало, раз на штаб-квартиру никогда не нападали. Но опять же, она бессмертна. Ангела полагает, что демонстрация силы может утешить обычных, хрупких людей.       Они находят Командира в радиоцентре, где, по словам Афины, он провёл почти все последние два дня. И это видно. Под глазами у него тёмные мешки, кожа исхудала от переизбытка кофе, воды и недосыпания. Он выглядит старым, с некоторой тревогой осознает она. Она не в первый раз замечает это, но впервые оно настолько выражено. Должно быть, стресс от работы донимает его, каждый кризис толкает его всё дальше и дальше.       — Вы рано, — по голосу это тоже заметно. — Торбьорн.       Мужчины пожимают друг другу руки, и в этом пожатии, как она может судить, заключён целый разговор, хотя его содержание остаётся для неё загадкой, подобно тому как её родители иногда общаются, не произнося ни слова.       — Командир, — она заводит руки за спину, прерывая их странности. — Вы хотели поговорить лично.       Мужчина вздыхает, и тяжесть того разделяется между ним и отцом в ещё одном обмене взглядов, который она не может понять.       — Ещё я хотел узнать до разговора мнение со стороны. Что я попросту ещё не успел сделать.       Похоже, ей и директору Ляо повезло, что она торопилась! Каким бы мнением ни поинтересовался бы этот человек, оно могло лишь заронить в его сознание ложные заблуждения, которые впоследствии пришлось бы ей искоренять. Что вообще способен знать весь остальной мир о её технологиях, чего не знает она сама? Чего стоит их мнение?       — Командир, вы и так самый информированный человек на планете, сразу после моей исследовательской команды. Если у вас есть сомнения, позвольте мне их развеять.       Мужчина постукивает пальцами по столу, к которому он прислонился, а затем он снова поворачивается к её отцу.       — Что ты думаешь?       Ангела давит в себе стон. И это его мнение со стороны? Она не желала никак оскорбить своего отца, но он всего лишь инженер. Конечно, гениальный инженер, но всё ещё специалист по робототехнике! Совершенно иная область исследований, совершенно оторвано от работы человеческого мозга. Моррисон мог бы хотя бы обратиться к правильным специалистам.       — ...Думаю, Мина, по крайней мере, выслушала бы её, — он на мгновение встречается взглядом с её глазами, и Ангела всё не может взять в толк, умывает ли он таким образом руки или нет.       — Ясно, — судя по крохотной гримасе на его губах, Командир явно хотел услышать совсем не это, и Ангела трудно сказать, хорошо это или нет. — Давай перенесём этот разговор в мой кабинет. Торбьорн, подмени меня здесь, ладно? Мне всё равно нужен перерыв.       Ангела не обижается на намёк в его словах, но это лишь в силу смягчающих обстоятельств. Она вынуждена признать, что ликвидация последствий террористической атаки и последующее выслеживание людей действительно требуют на порядок больше усилий, чем уделение должного внимания её словам.       Почти всю дорогу до кабинета Командира они проходят в молчании, по пути делая короткую остановку у кофейного автомата и ещё одну – у туалета, у которого Ангела в ожидании босса делает один-единственный глоток отвратительного угольно-чёрного напитка.       Когда они добираются до его кабинета, Моррисон, по сути, падает в кресло, где остаётся без движения ещё некоторое время, прежде чем, наконец, потянуться к своему кофе и предложить ей начать.       По большей части она повторяет тезисы, которые уже высказала ранее, но теперь, когда у неё есть время подумать, она их расширяет и дополняет.       По большому счету, нет никакой разницы между тем, что, как она ожидает, её технология будет делать в конечном итоге, и тем, на что она способна в настоящее время – то есть заменять повреждённые (или отсутствующие) нейронные и глиальные клетки новыми. Однако, хотя шансы, которые она под давлением представит своим добровольцам, равны шансам на выигрыш в лотерею, Мина Ляо вполне может поправится, если ей назначат её лечение даже в том виде, в котором оно доступно сейчас.       — Дай мне цифры, — требует мужчина, когда она заканчивает.       — Командир?       — Каковы шансы на успех? На провал? Если всё правда так замечательно, дай мне цифры.       Ах.       Ну, что же. Стоит начать хотя бы с того, что цифры требуют данных, из которых их можно извлечь, а без возможности провести тесты на человеческом мозге Ангела испытывает острую нехватку в этих самых данных.       Дальше, она бы не сказала, что шансы директора Ляо прямо таки высоки. По крайней мере, не в том смысле, с которым согласился бы Командир. Начнём хотя бы с того, какие шансы можно считать хорошими, зависит от каждого конкретного случая. Если речь идёт об обычной операции по удалению аппендикса, то шансы начинаются с девяноста девяти процентов, а единственное оставшийся процент отводится на вмешательство дьявола. Для её добровольцев один шанс из ста или даже один из тысячи, что её лечение сработает, это просто потрясающе, с учётом остальных шансов на то, что они вернутся к жизни самостоятельно. Что же касается Мины Ляо...       — Какова, по-вашему, вероятность того, что она очнётся без моего вмешательства, Командир?       — Просто ответь на мой вопрос, — прорычал мужчина.       — Я отвечу, — она уступает и вскидывает перед собой руки. Не похоже, что любой другой её ответ будет более правильным или неправильным, чем следующий. — Как только вы ответите на мой вопрос. Пожалуйста. Это важно, — это важно для того, чтобы определить уровень ожиданий. Не стоит давать мужчине неудовлетворительный ответ, особенно до того, как он развеет возможные предубеждения.       — Ладно. Два, три процента?       Что? Как он к этому вообще пришёл? Разве она не говорила, что шансы Ляо стремятся к нулю? Даже если они будут отталкиваться от худшего, эти шансы всё равно останутся глупо оптимистичными... их даже оценкой нельзя счесть. В лучшем случае догадки. Нелепо оптимистичные догадки, но хотя бы не оторванные от реальности.       — Ага. Предположим, это так, а я вынуждена сказать, что это не так, как долго вы готовы ждать появления этих двух процентов? Вы же должны понимать, что чем дольше промедление, тем хуже становятся шансы директора Ляо?       Судя по выражению лица мужчины, он прекрасно осознаёт этот факт.       — Я тебе дал свои цифры. Дай мне теперь свои.       У неё зудят крылья. Какими бы ни были эти самые его цифры, их пророчества не имеют абсолютно никакого эквивалента ни в каком виде, ни в какой форме, что, однако, не мешает Моррисону в них верить. Если она действительно знает, о чём говорит, то Командир же достал из головы случайное число, которое ему привиделось в не слишком ясный момент, когда его лишённый сна разум, должно быть, грузился в течение последних двух дней. Однако. Она ведь сказала, что сделает это, не так ли?       — Выше, чем без лечения, в этом я уверена, — она делает паузу, размышляя. — Где-то до пяти процентов, я бы сказала.       В любом случае в пределах статистической погрешности, как ты ни посмотри.       — И это твой хороший прогноз?       — Лучший, на самом деле, — Ангела стоит на своём, так как знает, что здесь она права.       Как бы ни была мала или велика возможность спасти Мину Ляо от безвременной кончины, она существует. Все эти разговоры о процентах, цифрах и шансах не способны точно передать всю серьёзность возможности. Словно это какая-то игра, в которой можно делать сколько угодно попыток. В качестве врача она обязана предоставить своим пациентам лечение, которое наилучшим образом повышает их шансы на выздоровление. От одного на миллион до одного на тысячу. От одного из тысячи до одного из ста. Хотя все три варианта, скорее всего, приведут к одному и тому же мрачному финалу, они не одинаковы. Не для неё. И не для всех людей, которые работают над тем, чтобы надежда жила на всём белом свете.       То ли из-за её слов, то ли из-за ситуации, то ли из-за навалившейся на него усталости, но мужчина обмяк в своём кресле и стал казаться ещё старее, чем полчаса назад.       — Ты уверена, — это не походит не вопрос.       — Я не творю чудеса, Командир.       Мужчина фыркает. Пораженческий звук без как таковой искры.       — Ну разумеется. А то, что ты сделала с Шимадой? То есть... — он замолкает и хмурится. — А что там с нанитами? Те, которые ты используешь.       Вопрос вынуждает Ангелу задуматься. Она никогда не задумывалась о том, чтобы использовать дядины наниты на других, это никогда не было вариантом, достойным рассмотрения, по целому ряду причин, главная из которых заключалась в том, что она не смела рисковать, раскрывая их существование. Но Командир уже знает. Афина уже знает. И хотя её кровь не может быть использована для спасения всего человечества от смерти, может ли она вернуть тех счастливчиков, которые заслуживают особого обращения?       — Я не уверена, — пространно отвечает она. — Будь у меня на руках партия с сохранённым на них слепками директора Ляо, тогда да, они наверняка смогли бы её исправить. Но сейчас?       Она лишь однажды дала свои наниты другому человеку, и, что бы ни случилось во время конфликта, в результате которого Гэндзи Шимада оказался под её опекой, ему повезло, что его мозг остался практически невредим. Её наниты обладают лишь ограниченной способностью исцелять раны тех, кто не был сохранён в их банке памяти, о чём свидетельствуют два факта: пациент не просто не отрастил своё тело из обрубка под подбородком, но и не приходил в себя в течение нескольких дней после обезглавливания.       Последнее особенно не давало покоя Ангеле, словно игла, воткнутая ей в затылок. Чудо инженерной мысли, которым является творение Дяди, сеть нанитов способна различать изменения, известные как повреждения, и изменения, вызванные телесными процессами. В противном случае она сама существовала бы только в момент активации нанитов, а все новые воспоминания, которые она формировала, стирались бы с момента их запечатления в её мозгу. Задача, которую, невзирая на протесты дяди, они определённо способны исполнить, учитывая состояние её памяти после их разговора.       Насколько она может судить, это либо мера безопасности, призванная предотвратить насильственное воздействие на мозг пациента в момент введения нанитов в новую систему, либо просто Дядя никогда не разрабатывал их для ухода за повреждённым мозгом, который достался им до их внедрения. Да и зачем ему это? Она ничуть не удивится, если у него в шкафу пылится что-то другое, уже способное справиться с этой задачей, рядом с другими устройствами, каждое из которых может изменить мир как в лучшую, так и в худшую сторону.       Могла ли она насильно заставить своих нанитов попробовать, несмотря ни на что? Безусловно.       Поможет ли это Мине Ляо? Не обязательно.       Не существует такой вещи, как пустая нейронная сеть. Ещё до рождения человека в ней уже формируются связи, которые полностью уникальны для того, кто в неё входит. Некоторые функции мозга, такие как управление моторикой или основные жизненные функции, в основном одинаковы у всех людей. То, как нейроны соединяются друг с другом в одном мозге, чтобы позволить одному человеку поднять руку, не сильно отличается от того, как они делают это в другом мозге. Создание общего слепка для их заполнения не должно быть сопряжено с риском навязывания, не считая странного желания почесать нос тут или там.       В противовес, взаимодействие нейронов в конкретном человеке буквально единственное в своём роде. Миллиарды и миллиарды нейронов создают модель, которой нет и никогда не будет ни у кого другого. Одно и то же событие, произошедшее в одном и том же месте, в одно и то же время, будет запомнено сотней разных способов у сотен людей. Иначе и быть не может. Только не тогда, когда мозг, формирующий такие воспоминания, делает это на основе системы связей, которую больше нигде не сыскать. И всё это без учёта переменных, вносимых конкретными телами, содержащими эти самые мозги.       При самом лучшем исходе, искусственно созданное мозговое вещество, изготовленное с конкретной целью привнесения как можно меньшего вмешательства, будет адаптировано мозгом и сформирует свои собственные связи по мере необходимости. К сожалению, они имеют дело с оценкой в один балл по шкале «FOUR», и для такого результата, скорее всего, потребуется немного функционирующий мозг, чтобы облегчить процесс внедрения.       Тем не менее, такой вариант всё равно лучше того исхода, к которому приведёт метод с нанитами, которые гарантированно вернут мозг Мины Ляо в рабочее состояние.       Мозг, но не обязательно саму Мину Ляо.       В конце концов, она могла бы вручную наложить слепок собственного мозга на слепок мозга директора. Ограничить, насколько это вообще возможно, собственный слепок только повреждёнными участками мозга Мины Ляо, а затем скрестить пальцы и надеяться, что она всё сделала правильно с первой и, скорее всего, единственной попытки, которая когда-либо будет у этой женщины.       Её тело пробирает дрожь, а в голове проносится множество других вариантов развития событий. Нет. Нет, лучше ничего подобного не делать.       Так или иначе, существует ещё один способ использовать работу дяди в своих целях.       — Мы могли бы использовать их для снижения рисков, — она оживляется, идея набирает обороты, даже когда она продолжает говорить. — Сделаем слепок мозга Ляо такой, какой он сейчас, и отмотаем его назад, если что-то пойдёт не так!       В настоящий момент, как бы она ни старалась добиться точности, удаление синтетических нейронов из мозга неизбежно нанесёт хотя бы небольшой ущерб окружающим нейронам. Снова и снова, с каждой попыткой ущерб будет распространяться всё дальше и дальше. Пока от оригинала не останется ничего. Использование её собственной крови для удаления синтетических нейронов если и не избавит от риска, то уж точно снизит его. Это обеспечит безопасность, давая ей возможность повторять процесс столько раз, сколько потребуется, пока она не добьётся нужного результата. И это, в свою очередь, сведёт на нет большинство опасений, которые Командир мог бы высказать по поводу её методов. Кроме того, это позволит избежать ухудшения состояния, которое непременно наступит с течением времени, как и в случае с её собственным штаммом, но без вовлечённого риска.       Идеально!       Она может без всякой оглядки на осторожность продвигаться скачками, а не постепенными и добавочными изменениями, как это позволяет ей лечение пациента, у которого только один шанс на выздоровление. Она может попробовать всё. Все идеи, которые слишком рискованны или имеют слишком мало уверенности в пользе, чтобы оправдать их применение. Если это сработает, тем лучше, а если нет? Не беда. К сожалению, мозг Ляо не настолько мёртв, чтобы она могла использовать его для доведения своих исследований до самого конца...       ...но и этого достаточно. Гораздо больше того, что она имела до сих пор, и она находится на расстоянии всего лишь одного решения, которое находится на грани принятия.       — И как это сработает? — спрашивает Командир, и Ангела не может сдержать лучезарной улыбки.       В считанные дни – время, потраченное Моррисоном на получение стороннего мнения – Ангела прилетает в Осло с баком, полным её крови, готовой для переливания.       Директор Ляо представляет собой не самое приятное зрелище. Её мозг не единственная часть тела, которая серьёзно пострадала, а лишь единственная часть, остающаяся проблемой. Шрамы, появившиеся после введения УПМН, покрывают столько площади тела женщины, что Ангела, скорее всего, не узнала бы её по одному только виду. Тем не менее, как бы ни уступал её синтетический штамм оригиналу, наниты дали её коллеге отсроченную жизнь, и для её целей этого достаточно.       Прямо сейчас ей приказано лишь создать слепок для его только возможного использования в будущем. Она была бы гораздо более раздражена этим, если бы не знала, что чудо, на которое рассчитывает Командир, не имеет ни малейшего шанса произойти. Это лишь вопрос времени, когда он тоже поймёт это и одобрит её проект.       И это время она не проводит без дела.       Все мелкие детали целого, над которыми работала её команда, отложены на потом, чтобы подготовиться к предстоящей задаче. В лаборатории, понятное дело, недовольно ропщут по поводу этой новости, да и сама Ангела, стоит признать, была бы не в восторге от того, что её заставляют вот так всё бросить, но лучше бы им все переключиться и быть готовыми вернуться к работе, а не тратить время и силы на то, чтобы делать то же самое, когда в их распоряжении окажется мозг Ляо.       Помня о ценности практического опыта, Ангела незамедлительно приобретает у своего обычного поставщика подопытных меньшего качества, по одному для каждого из своих подчинённых (Афина, по понятным причинам, исключена из этого списка).       — Итак, что на этот раз? — спрашивает фермер, доставив свиней на стоянку у штаба, где её люди отгрузят их в лабораторию. Раньше он вообще не задавал вопросов, но после публичного открытия «Валькирии» в нём проснулось любопытство к её работе.       — Работа с мозгом. Заполняем дыры, собираем кусочки воедино. Всё в таком духе, — отвечает она, завершая перевод денег со своего личного счёта. Она знает, что её обдирают, но такова цена, которую приходится платить за осмотрительность, иначе в следующий раз ей понадобится ветеринарный сертификат для маленького загона, который она построила для более крупных животных.       — ...Ясно. А разве, э-э... Не то чтобы я жалуюсь, но разве для этой задачи не подойдут лучше обезьяны?       — Не то чтобы, — Ангела ловит себя на мысли прежде, чем успевает пуститься в объёмистые технические объяснения различий между обезьянами и приматами. Ценность последних заключается прежде всего в сходстве их генетического состава с человеческой генетикой – именно по этой причине их выбрали для вознесения на Луне, а не, скажем, собак. Кроме того, хотя шимпанзе действительно может выглядеть впечатляюще рядом с домашним питомцем, это преимущество сравнимо по масштабам с тем, как если бы особо умный малыш хвастался превосходством над своими менее впечатляющими сверстниками.       — Мне просто нужно на чём-нибудь потренироваться, прежде чем мы перейдём к реальной задаче.       За двумя исключениями, выбранный ею способ убийства животных, после того как те напитываются её нанитами, максимально похож на повреждения, нанесённые директору Ляо. Хотя высокоскоростное введение осколков и костей в мозг было бы идеальным для их целей, делать это в контролируемой среде довольно непрактично. Вместо этого они вскрывают черепа и вручную вставляют подготовленный металл с помощью молотка. Что же до тех двух исключений: одному они простреливают череп, а из другого вынимают мозг, чтобы четвертовать тот.       В течение следующих двух месяцев её команда усердно трудится, пытаясь вернуть функции повреждённому мозгу. Ангела условно называет это успехом. Хотя им удалось вернуть функциональность только четырём из пяти мозгов, пятая свинья, мозг которой Ангела разрезала на аккуратные кубики, после склеивания снова стала нормально передвигаться.       Они оказываются не единственными, кто готов поделиться хорошими новостями.       Террористов, ответственные за теракт в Осло, теснят, словно крыс, по всему Скандинавскому полуострову, и только двоим из них удаётся перебраться через пролив Зунд, что оказывается их фатальной ошибкой, поскольку именно камеры слежения на паромах позволяют их поймать. Некоторые добираются до Лапландии. Ни одному не удалось уйти дальше Финляндии. Человек, ответственный за этот успех? Некий Жерар Лакруа, который, судя по всему, уже сталкивался с этими преступниками из этого «Когтя». Им даже удаётся захватить некоторых из них живыми, хотя сами террористы не спешили сдаваться. Ей рассказали, что по крайней мере один из них остался жив только благодаря тому, что её наниты нейтрализовали яд, который он проглотил за мгновение до захвата.       Фанатики. Честное слово. Её удаётся прочесть полстраницы их манифеста в Интернете, прежде чем ей надоедают искренние попытки школьника пофилософствовать. Казалось бы, достаточно одного взгляда на любой уголок мира, чтобы отвергнуть идею конфликта как движущей силы человеческого прогресса. Война не изобрела сельское хозяйство или каменную кладку. Она также не спровоцировала появление компьютеров, медицины, математики, любой другой науки или чего-либо ещё хорошего в мире. Всё, что война делает, это берёт и извращаёт то, что может быть использовано во благо, для того, чтобы нести и распространять несчастье. Любой, кто настолько глуп, чтобы умереть за такое, должен оказать миру услугу и избавиться от себя прямо сейчас, избавив от надобности тратить на себя усилия.       К сожалению, этого они не делают. Их истреблением приходится заниматься капитану Лакруа, и, судя по тому, что она слышала, он занимается этим с недюжим рвением, если не с наслаждением. Она никогда не встречалась с ним, но новости об уничтожении одной ячейки за другой говорят о его способностях. В какой-то момент она задумывается о том, чего могли бы достичь такие люди, как он, если бы им были предоставлены те же возможности, что и ей. Возможности, которые она совсем скоро сможет предоставить всем людям в мире.       Всё за счёт усилий таких людей, как она. Как капитан Лакруа. Как Афина. Как директор Ляо. Отец, мать и, в конце концов, даже Командир.       Несмотря на все монументальные вызовы, которые им приходится преодолевать, все невзгоды и опасности, с которыми они сталкиваются, всё идет своим чередом и будущее кажется светлым.       Длится это недолго.