Огонь и Лёд

"Мир, говорят, сгорит в огне Иль станет льдом. Вкус страсти я познал вполне — Пожалуй, мир сгорит в огне. Но если дважды гибель ждёт, То, ненависть познав сполна, Я знаю, как смертелен лёд — Боюсь, зима Нас всех убьёт." Лунный свет проникает в комнату сквозь льняные занавески. Холодные лучи озаряют грани стеклянной бутылки, стоящей на ветхом деревянном прикроватном шкафчике; стулья, в разноцветных обивках и расписными спинками; стены, разрисованные причудливыми узорами и резкими мазками, расползающиеся по всей комнате и переплетающиеся между собой, образуя дерево, которое отливает психоделическими оттенками. Первая «ветвь» тонкая, в каких-то местах почти исчезает, но ночное «солнце» придает четкие черты и окрашивает ее в цвет цубаки, можно сказать, светло-кровавый оттенок. Другое ответвление толще и извилистее, имеет глубокий тёмно-зеленый, похожий на лесную хвою оттенок. Третий побег отливает светло-голубой тенью, акварельной, почти прозрачной — как роса. Луна обливает светом картины, на которых изображены морские пейзажи, написанные хозяином комнаты и самого владельца комнаты — высокого, статного мужчину. Он сидит на кровати, немного нагнувшись, как будто пытается согреться, но, как мы знаем — вампиры не чувствуют холода, тем более Клаус. На удивление, в этом году зима в Мистик Фолс выдалась очень холодной. Показатели градусников опустились до -10°C, а ночью до всех -20°C. Люди, не привыкшие к таким холодам, на глазах мчались в ближайшие моллы, скупая все зимние пальто и пуховики. Кажется, только первородный гибрид был рад непогоде: окна в его комнате были открыты настежь, впуская в комнату леденящий воздух, а свечи уже несколько ночей стоят без дела. Ночь всегда была любимым временем суток мужчины. Не только потому, что это естественная среда для неестественного, но и один из источников вдохновения. Гибрид считает, что ночь оголяет человеческие души. Его «душа» не исключение. Тишина январской ночи, бодрящий мозг воздух; темнота, разбавляемая бледным светом луны навевают воспоминания о всех событиях, чувствах, мыслях, произошедших за его длинную жизнь. Единственный способ справиться с этим гигантским грузом — превратить это во что-то бесконечное, бессмертное, как сам Клаус. Искусство. Его комната завалена черновиками, палитрами, кистями. И он творит. Творит шедевры, подобные ему. Портреты, пейзажи, живописи. Его душа подобна искусству. Хоть он и не считал, что имеет её. Душа. В его понятии она присуща только людям — живым, смертным. Но были и противники его мнения. Один точно был — неугомонный мальчишка, который всегда добивался своего. Из-за остужающего воздуха ткань, обтягивающая тело гибрида кажется мокрой. Она выделяет каждую мышцу крепкого напряжённого тела: рельеф кубиков пресса, накаченную грудь, бицепсы. Если бы мужчина не дышал, то ничем не отличался от скульптуры. Первородный расположился на гигантской ложе с явной заинтересованностью в глазах и игривой улыбкой, смотря в глянцевое стекло настенного зеркала, которое отражает обстановку в комнате, кроме самого темного и дальнего угла, где и кроется его интерес. Ник грациозно встаёт, подходя к маленькому шкафчику; аккуратно откупоривает старую бутылку виски и терпкий аромат с цветочно-цитрусовыми нотами резко наполняет комнату. Клаус не спеша наливает алкогольный напиток в стакан, как будто растягивает удовольствие от своей нарочной медлительности. Жидкость золотистого цвета переливается в стакане, отбрасывая на лицо первородного целую палитру темных оттенков, отражающихся в его глазах, окрашивая их в нереальный глубокий морской цвет — как океанские глубины. Светловолосый подносит спиртное ко рту, отпивая маленький глоток, после которого алкоголь остаётся на губах в виде маленьких капель, а внутри ощущается приятное тепло и жжение. Гибрид вальяжной походкой вернулся к гардеробному шкафу: Майклсон поддевает пальцами края футболки и оттягивает вверх, оголяя роскошное мускулистое тело. Мужчина отбрасывает футболку, перебирает кончиками пальцев деревянные фигурки на его ожерелье, которые издают характерный постукивающий звук — для него это развлечение, а для гостя — отсчёт бомбы замедленного действия. Ник повышает эмоциональное напряжение в помещении, растягивает каждое свое действие, будто находится в наркотическом опьянении. Он пытается выманить гостя, соблазняет его. Белокурый возвращается к постели, раскидывая руки в стороны и падает на кровать. Тело постепенно расслабляется, соприкасаясь с бельем из дорого египетского хлопка. Время действовать. — Кол, ты же знаешь, что заходить без приглашения, как минимум, невежливо. — Резко прерывает тишину Никлаус, произнося эти слова вполгромкости серьезным голосом, но лукавая улыбка все ещё не сходила с лица первородного. Из противоположного угла комнаты слышен слабый неприятный скрип пружины старого кресла, на котором расположился младший Майклсон и звук кожи, которую судорожно сжимают напряжённые руки. В пространстве комнаты эхом раздается громкий звук, напоминающий рычание, а через мгновение Кол нависает над своим старшим братом, фиксируя его руки над головой. Расстояние между телами мужчин составляет буквально несколько сантиметров. К карим глазам младшего подступают вены, его дыхание тяжёлое и горячее, словно он задыхается. Плечи немного дрожат, подчёркивая взбудораженное состояние вампира, что зажигает огоньки в выразительных глазах Никлауса. Губы влажные, в крови: видимо, кто-то попал под горячую руку. Скулы напряжены. Бездонные очи вампира смотрят пристально, с неким презрением и высокомерием. В расширенных зрачках первородного отражается злость и боль — неподдельные, честные страдания не сказавшего себя прямо чувства. Прошло несколько секунд после того как младшего резко переворачивают на спину и теперь Клаус дышит ему в шею. Выражение лица гибрида резко изменилось, к двусмысленной улыбке прибавился наигранный нахмуренный взгляд. — Ты не можешь так со мной, — нежно шепчет старший Майклсон бархатным голосом, заставляющий содрогаться каждый атом тела, — я здесь главный. — Ник приподнимает голову и прошептывает это в самое ухо, отчего в груди брюнета зарождается огонь, медленно распространяющийся по всему телу — как яд. Он сжимает горло, блокируя возможность сделать вздох, плавит все изнутри. Мышцы сводит, парализует, будто они больше не принадлежат владельцу. Темная пелена опускается перед глазами, затуманивая чёткое зрение вампира, лишает осязания, словно бы он внутри чужого тела. Сердце бьётся неравномерно, пропускает удары, будто останавливается, а через секунду гонит кровь с бешеным ритмом. Но в этот раз Кол не сдастся — ярость сильнее. Она пробивается сквозь туман, который застлал сознание первородного, медленно пробуждая его от «отравления». В голове мужчины эти необъяснимые чувства длились часами, когда за ее пределами прошло каких-то пятнадцать секунд. Колу понадобилось мгновение на осознание того, что он попал в очередную ловушку собственных чувств, перед тем как он с гигантской скоростью вылетает из-под Клауса, со злобой его отталкивая. Темноволосый с грохотом врезается в стену, вжимаясь в нее. От силы удара по стене начала расползаться паутина трещин, с каждым сантиметром увеличиваясь в толщине. Брюнет небрежно сжимает тяжело вздымающуюся грудную клетку, словно внутри происходит несколько стихийных бедствий сразу: «пожар» не даёт возможности сконцентрироваться на собственных мыслях — они мечутся со скоростью света, врезаясь друг в друга. Айсберг злобы тает, и по идее, должен «потушить» бурю страстей, но каждая растаявшая капля только сильнее распаляет её. От гнева скулы на лице Кола сводит, брови непроизвольно сводятся, кровь приливает к глазам, окрашивая их в темно-красный цвет, как смола. Брюнет чувствовал первобытную злость внутри него — она сконцентрировалась ядром внутри грудной клетки, пульсируя. Он понимал, что в случае бездействия ядро взорвётся как сверхновая звезда, и тогда пострадает не только спальня Клауса, но и все поместье Майклсонов. Первородный позволяет «яду» выходить из него, распространяясь на всю комнату. Кажется, что злоба материализуется, приобретая форму черного густого дыма с резкими отливами бардового. Он выходит из него и растворяется в леденящем кожу воздухе. Через миг вампир оказывается у миниатюрного стеклянного столика, подкидывая его в воздух и разбивая о стену, следствием чего осколки стекла рассыпаются с неприятным звуком. Младший Майклсон в мгновение ока переносится к широкому деревянному столу, который использовался как склад всего нужного в повседневной жизни Никлауса: кисти, наборы красок, длинные полотна бумаги, ножи для заточки карандашей. Кол с минимальными раздумьями сгребает все со стола, поднимая гул, прерывающий ночную тишь. В его поле зрения попадается холст, на котором изображена девушка. Утончённые черты лица четко выражены аккуратными линиями: маленькие глаза смотрят вдаль, высматривая что-то неизвестное; брови напряжены, но скорее от радости, а не страха; губы расплылись в приятной лёгкой улыбке. Руки темноволосого нервно сжимают портрет. На лице появляется еле заметная ехидная ухмылка. — Отвратительно. — с желчью процедил Кол сквозь зубы, хотя в голосе слышится насмешка. — Просто отвратительно! — голос срывается на крик. Мужчина разрывает лист бумаги на мелкие клочки, медленно опускающиеся на землю. Высокая фигура застыла на месте, мечась между выбором: разнести каждый уголок этого дома в щепки или устроить охоту на «ведьм». Выбор пал на первое — Кол предпочитал оставлять все самое весёлое напоследок, а под этой крышей осталось слишком много нерешённых вопросов. Майклсон пытается вывести своего брата на действия — за долю секунды рука сжимается в кулак, взмывающий вверх и в тот же момент, рассекая воздух сталкивается с крепкой древесиной старого стола. Сила вампирского удара с первого раза проламывает стол насквозь; Майклсон подхватывает его за уцелевшую ножку так, будто это пушинка, и запускает в стену. Мебель, или вернее сказать, её остатки разбиваются о преграду, задевая висящие там картины и прочие элементы декора, разлетаясь по всей площади комнаты. Эмоции на лице старшего Майклсона меняются каждую секунду: от недовольства до дикой ярости в глазах, опущенных вниз, наблюдающие как ваза за вазой слетают на пол и разбиваются с неприятным звуком, а стоящие неподалеку мольберты уничтожают в древесную пыль; его губы подергиваются, а ладони сжаты в кулаки. Клаус никогда не отличался терпеливостью, но в случае своего младшего брата он старался держаться до последнего — это приносило ему истинное извращённое наслаждение. Кол с рождения был вспыльчивым, дерзким, прямолинейным — Нику иногда казалось, что в гневе младший был страшнее его. Надменность, хитрость, саркастичность, испорченность — Кол никогда не пытался скрыть этого, скорее наоборот. Ему нравилось наблюдать за страданиями людей и то, как они с ними справляются. Если гибрид не всегда мог совладать с соблазном и красотой моментального убийства, то у Кола все было наоборот. Кол убивал сразу только в самых редких случаях, считая это за проявление наивысшего милосердия. Он не вызывал страха у гибрида — только бурный интерес. Кол всегда мог удивить своего старшего брата, а самое главное, что ему это нравилось. Брюнет предпочитал действовать на нервы, преследовать своих жертв, проникать в их сознание, показывать галлюцинации. Тот погром, который происходит в покоях Клауса уже больше пятнадцати минут указывает на крайнюю озлобленность его неповторимого брата. Очередной предмет интерьера разбивается о пол, разлетаясь на осколки. Каждое действие Кола все больше снижало выдержку Ника — лицо нахмурилось как туча, всем своим видом показывая утекающее терпение. Губы кораллового цвета приоткрываются, создавая соблазнительную картину: тело первородного вновь напряжено, лунный свет пронзает золотистые локоны, отбрасывающие тень на стальные мускулы; влажные уста подрагивают, будто издают немой стон. — Не принуждай меня делать плохие вещи, — вполголоса, но достаточно громко, то-ли кричит, то-ли шепчет Клаус: нескончаемый грохот мебели не даёт сконцентрироваться на голосе, — В чём.. — не успевает произнести старший, как его прерывают. Вампир уже стоит вплотную к Нику. Громкое дыхание разбивается о кожу гибрида, губы первородных разделяют считанные сантиметры. Карие глаза пристально изучают острые черты лица, проводят линии от скул к подбородку и обратно, обращая внимание на каждый миллиметр кожи. Восхищённый взгляд судорожно переводит внимание на мягкие, как шёлк, пряди волос, завивающиеся на кончиках — всегда было необъяснимое желание коснуться их. Спустя столетия Клаус не перестал вызывать это едкое пламя в сердце Кола — настоящий греческий бог от которого невозможно отлепить глаз. Нет, боги и в подмётки ему не годятся. Уста гибрида ничем не отличались от магнита — они всем своим естеством зацикливали мысли, не давали шанса на то, чтобы не представлять поцелуи с их участием, в которых хочется дотронуться до каждого атома кожи. Волосы, аромат которых невозможно объяснить. Алкоголь, цветочные ноты; что-то сладкое, но не приторное, в это же время с какой-то приятной горечью. В сознании этот запах вызывал ассоциации с солнцем, но и этого было недостаточно. Темное солнце. Оно прожигает насквозь, кажется, можно потерять сознание, но в тот же момент появляется прохладная дымка, разбивающая тебя о штыки собственных эмоций. Ты томишься в этом тумане, теряешься в пространстве и не можешь понять: стоишь ты, лежишь, а может ты уже падаешь в бездонную яму. Стоит тебе только оторваться от заветных прядей и запах обычного воздуха кажется чужеродным, ты понимаешь, что больше не можешь дышать им; даже альпийский эфир оказывается ничем по сравнению с дурманящим вкусом атмосферы Клауса. Глаза Майклсона были истинным шедевром. Две гигантских кристально чистых глыбы, в которых, по мнению Кола мог отразится весь мир — ему просто не хватало слов, идиом и выражений всех языков мира чтобы описать их неземную притягательность. Младший видит свое отражение в глазах брата и это вырывает его из некого транса. Брюнет хриплым голосом выдавливает: — Давай... Заставь меня остановиться, Ник! — агрессивно шепчет младший. Расстояние между телами двух мужчин настолько маленькое, что Клаус ощущает как бешено колотится сердце в грудной клетке — от злости кровь кипела в венах. — Ну же, заставь меня! — с каждым словом голос Кола становился на тон выше. Глаза сузились в щели, буравя лицо напротив, а губы сложились в злобную ухмылку. Эмоции переполняют обоих Майклсонов. Рука Кола замахивается, хочет ухватиться за лицо брата и притянуть к себе, но гибрид перехватывает инициативу на себя, схватывая руку на полпути, и отбрасывает парня в стену так легко и быстро, словно тряпичную куклу. Треск деревянных панелей и грохот осыпающихся осколков наполняет комнату. Кол впечатывается в стену, оставляя на ней следы массивных плеч. Томные глаза вампира полу-скрыты под веками, наблюдая за происходящим, будто он сейчас уснёт — нет, ему не больно, просто моральная усталость уже не может скрываться за улыбкой. Никлаус агрессивной походкой приближается к младшему брату — Кол чувствует как на него давит особая аура Клауса: сердце, лёгкие, мозг замирают в ожидании чего-то зловещего; ступор вновь охватывает каждую клетку тела и не даёт ни малейшего шанса на спасение. Он так себя за это ненавидел. Никто не влиял на него так, как это делал Клаус. Гибрид нависает над брюнетом как отвесная скала, окидывая злобным взором. Кол пытается привстать, но тело подчинялось с большими усилиями ещё с тех пор как он зашёл в комнату. Ник хватает брата за воротник шёлковой рубашки и подтягивает вверх, ещё сильнее вдавливая в стену. — В чём твоя проблема?! — грубый голос раздался как гром средь бела дня. Хитрая улыбка, игравшая на лице Ника двадцать минут назад превратилась в звериный оскал. В голове Кола вместо путаницы заняло место разрывающие внутренности бессилие — сил еле хватило чтобы оторвать друг от друга слипшиеся губы. Пересохшие уста приоткрываются: — У меня нет проблем, — с желчью прыскает Кол, — полагаю, Брат, я и есть проблема. — Каждое слово давалось ему с гигантским трудом — они сдавливали горло изнутри, вызывая режущую боль, будто в глотку заливали расплавленное железо. Чопорный взгляд гибрида прожигал лицо младшего Майклсона в жажде объяснений. — Не находишь забавным, как ты пытаешься уследить за каждым моим шагом? — хрипит Кол. — Думаешь, я не поотрывал бошки твоим тупоголовым упырям? Скулы на лице Клауса сводит. — Это всего лишь меры предосторожности. — скрипя зубами отрезал Клаус. — Меры предосторожности? — с напором отвечает Кол. Вампир пытается вырваться из крепкой хватки, отталкивая гибрида рукой. — Посмотри в какого параноика ты превратился... — глаза брюнета пристально наблюдают за эмоциями на лице хозяина комнаты. — Указываешь своим «полукровкам» ходить за мной по пятам: где я, во сколько, с кем. — Чего ты так боишься? — Кол прекрасно видел как эти слова задевают самолюбивое эго Клауса. – Может ты так испуган тем, что я трону всеми ненаглядного двойника? — Майклсон аккуратно перешёл на игривый тон с лицом ничего не понимающего десяти летнего ребёнка. — Или тебя возмущает возможность того, что я опять убью очередную, принадлежащую тебе потаскуху? — голова мужчины медленно отклоняется в бок, пытаясь заглянуть в отведенные глаза Ника. Кол делает резкий шаг к напряженному телу напротив так, что его губы оказываются в дюйме от уха Клауса. — Но вероятнее всего... — еле слышным «невинным» голосом произносит Кол. — Боишься, что кто-то узнает о нас. Боишься, что все узнают о твоих слабостях — обо мне. — Влажные губы вампира уже полностью соприкасаются с кожей гибрида, покрывая ее мурашками. — Ты испуган тем, что все узнают как ты любишь трахаться со мной — собственным братом. Похотливая ухмылка выступает на лице брюнета и вампир замирает, слыша как от злости зубы Клауса стучат друг о друга, сжимается его челюсть; чувствует как без лишнего труда Ник резко оборачивается и с гигантской силой буквально швыряет его от себя. Гибрид настолько быстрый, что Кол не успел осознать свое положение тела в пространстве, как его ловят сзади и в то же мгновение отправляют в последний уцелевший столик комнаты. Кол влетает в него, разнося в щепки. Настольная лампа и стеклянная ваза с цветами разбиваются в ту же секунду о тело вампира. Деревянные осколки вонзаются в одежду первородного, оставляя на ней мелкие порезы. — Кха.. шлюшка Форбс больше не в силах остудить твой пыл? Если хочешь... Я могу дать ей пару советов. — Надрывающийся смех наполняет комнату, пока руки Кола аккуратно шарятся по полу в поисках чего-то, что можно использовать как оружие. — Тебе, должно быть, очень неприятно, что она мечется между упырем, которого создал ты и самим тобой! — не смотря на истерический хохот Кол каждым своим словом показывает свою надменность. После этих слов вампир почувствовал как забурлила кровь в жилах Ника. Пальцы натыкаются на сломанную пополам дубовую ножку бывшего стола и схватывают в ладонь. Он знает, что никому из них она вреда не нанесёт, но возможность дать брату ощутить свой гнев во всех красках лишней не бывает. Темноволосый взмывает с пола и молниеносно рванулся в сторону гибрида. Клаус не ожидал настолько быстрых действий со стороны брата, вследствие чего пропускает удар. Острый деревянный конец пронзает упругие мышцы пресса, вызывая острые режущие ощущения, распространяющиеся по всему телу. Тело Ника сгибается в попытках уменьшить оглушающую боль, но Кол пресекает каждую попытку. Первородный с большей силой давит на кол, вгоняя глубже — ближе к сердцу. Болезненные стоны, доносящиеся изо рта светловолосого и ощущение его крови на руках ослабляют каменную хватку Кола. Вампир с целью занять более выгодную позу отшатывается на несколько шагов назад — он знает, что эта деревяшка не задержит Клауса и на минуту. Рука гибрида хватается за кусок дерева, торчавший из левого бока и с громким стоном извлекает из себя, откидывая в открытое окно. От затянувшейся раны, из которой ещё пять секунд назад капала темная кровь не осталось ничего, кроме красных разводов на коже. Никлаус выпрямляется и сжимает ладонь в кулак для удара, но промахивается — Кол успевает выгнуться, отклоняясь в сторону. Старший пользуется моментом и оказывается сзади брата и с размаха бьёт ногой в спину. Кареглазый теряет равновесие и пятится вперёд, но его останавливает неожиданно появившаяся грудь Ника — он пытается удержаться: его отталкивают и наносят серию ударов по лицу. Тонкая кожа покрывается кровоточащими ссадинами и царапинами, которые сразу заживают, но красная жидкость все же остаётся. — Ну что, все ещё хочешь «лаять»?! Давай, давай! — словно из самых глубин ада вырывается оглушающий крик. Рука Ника схватывается за горло брюнета и подымает на несколько десятков сантиметров вверх. Первородный оказывается у стены, вдавливая вампира в неё. Кажется, Клаус сконцентрировал в руках всю свою силу — они так впечатывают тело темноволосого в перегородку, что голова буквально вызывает вмятину в ней. Тонкие пальцы гибрида обвивают лебединую шею Кола оставляя на ней темно — багровые следы. Ярость наполняет глаза старшего Майклсона, из-за чего слезы скапливаются на веках. Давление на глотку и недостаток воздуха останавливают припадочный хохот Кола, но бесовская ухмылка не сползала с лица — наоборот, становилась более зловещей. Дорожка из крови, ведущая от зажившей раны на виске остановилась на устах, засыхая. Томный взгляд исподлобья дополняет картину. Глаза выглядят именно томными — ни то чтобы уставшими, но что-то такое, что нельзя описать словами: будто они тоже улыбаются, заглядывают в саму душу Никлауса. — Расскажи мне, что тебя злит? — прохрипел Кол. — Ты же не думал, что никто не видит как ты носишься с этой блондинкой? Ты же не думал, что я не знаю каждую шлюху, которую ты отымел в этом городишке? Губы брюнета расползаются в широкой улыбке, оголяя ровные зубы. Любой, кто застал бы сейчас это зрелище пришел к одному выводу: Кол и Клаус Майклсоны — сумасшедшие. И этот человек оказался бы прав. Кровь темноволосого мелкими каплями стекает с губ на зубы, смешиваясь со слюной и окрашивая их в бледно — алый цвет, а явно нездоровый смех пытается прорваться сквозь них. Ноздри бешено сжимаются и разжимаются, в попытках вдохнуть драгоценный кислород. Из-за переизбытка самых разных эмоций на краешках глаз скапливаются слезы, медленно стекающие к щекам. Сильные руки Клауса держат брата над землёй, сковывая в «тюрьму» из тонких пальцев. — Наверное, я даже понимаю тебя. Выслушивать её бесконечную болтовню, невпопад, так ещё и с ненужными прикрасами.. невыносимо, — напущенная драматичность характера и удушье вынуждали делать паузы между словами, — даже по телефону. – Первородный вампир уже не хрипит, а шипит. С каждым словом количество воздуха в лёгких уменьшалось. Хватка гибрида резко ослабевает, но рука все ещё лежит на шее, сохраняя пространство для «тюрьмы». Как только тиски разрываются, драгоценный воздух начинает поступать в легкие в полном объёме. Несмотря на то, что Кол вампир — задыхаться... Не самое приятное действо, даже для бессмертного. Первородный сгибает голову и лихорадочно откашливается, в попытках насытить кровь кислородом и прогнать режущую боль изнутри. — Что за несуразицу ты несёшь? — слова, как пули — резко срываются с языка Клауса. — Я уже несколько недель общаюсь с Кэролайн, — кареглазый сделал особый акцент на имени, в какой раз показывая свое отвращение к ней, — стоило мне представиться твоим братом, так из ее рта и полились ответы на вопросы, которых я не успел задать: начиная с претензий о нашей семейке, заканчивая тем, что ты ни такой уж и плохой. — Озорной тон совершенно не соответствовал ситуации и атмосфере в комнате. Ладони Ника плавно переходят с шеи на подборок, приподнимая лицо брата вверх. Темные локоны застилают глаза вампира, представляя его абсолютно в развратном виде. Клаус пальцами другой руки поправляет волосы, заводя их ко лбу. Через мгновенье комнату наполняет сухой звук — светловолосый даёт отрезвляющую пощечину, оставляя на разгоряченной коже алый след. — К чему ты ведёшь? — Не могу поверить, что ты не заметил как от нее больше не несёт вербеной. Мне пришлось пообщаться с ней пару дней, прежде чем она перестала принимать её. — Хитрые глаза внимательно изучали выражение лица гибрида. — Теперь, я знаю каждую подробность твоих похождений.. Да и Форбс теперь считает нас отличными «друзьями». Сделает для меня все, что захочу, представляешь? — можно заметить как в темных глазах заиграл злобный огонь. Кровь непроизвольно начинает приливать к глазам гибрида, окрашивая их в красный, почти что в черный цвет, а толстая вена на лбу пульсирует. Еще пару секунд и бомба внутри Клауса рванёт. Первородный собирает пальцы в кулак и наносит несколько сильных ударов в стену. Кратер, оставшийся после столкновения кирпичей и Клауса находится в десятке сантиметров от лица Кола. Пыль и куски камня сыпались на пол, а Кол даже бровью не повел. За тысячу лет можно привыкнуть ко всему — даже к такому взрывчатому «веществу», как Ник. — Ты блефуешь! — дрожащий от гнева хрип пронзает пространство. — Хочешь проверить? — Рука брюнета легко подбирается ко внутреннему карману джинсовой накидки, в котором лежит телефон. — Мне потребуется время, чтобы придумать ей задание. — Игриво шепчет младший. — Может, приказать ей вырвать себе сердце?.. В таком случае, я смогу наглядно показать какое место ты там занимаешь. Интонация хищника только усиливает действие сказанных слов. — Или предложить ей встретить рассвет, но перед этим снять свое дневное кольцо? — уверенный взгляд сверлил лицо голубоглазого. — Хочешь, я убью её сам?.. Может только так до тебя дойдет, что ты принадлежишь мне! — челюсти вампира резко сводит, а глаза становятся ледяными буквально за доли секунды. Клаус срывается, с гигантской мощью врезается в тело Кола, выбивая тихий всхлип. Теперь их абсолютно ничего не разделяет. Колено гибрида разводит ноги младшего Майклсона; руки, на которых от напряжения выделяется каждая вена схватывают кисти и соединяют над головой. Полуоткрытые губы Ника впиваются в шею брата и горячее дыхание накрывает чувствительную кожу, вызывая дрожь. — Ты чертов безумец. — Кажется, Клаус уже не говорит, а стонет этими словами. В комнате на пару минут воцарилась гробовая тишина. Ветер на улице стих, а звук настенных часов доносился будто из-под воды. — Кто меня таким сделал? — удивлённым тоном отвечает Кол. — Кто сделал меня безумцем? Первородный вампир полностью потерял контроль над голосом — он срывается с шёпота на тяжёлый баритон. — Ты. Руки Кола аккуратно обвивают тело гибрида, ещё сильнее вдавливая в себя. Запах Клауса оказывал поистине наркотическое действие на брюнета — губы лихорадочно впиваются в мраморную кожу, покрывая нежными поцелуями, а нос «зарывается» в ключицу, вдыхая божественный аромат. — Ты и я. Мы ведь одинаковые. — Губы медленно подымаются к раковине уха, оставляя за собой короткие горячие поцелуи. — Я жутко завожу тебя. Тебя возбуждают мои хриплые стоны, когда ты душишь меня. — Вампир чувствует эрекцию, упирающуюся ему в бедро. – Ты хочешь вонзиться в мою шею, почувствовать мою кровь на своем языке, — кареглазый шепчет это в самое ухо, — хочешь увидеть, как я прогибаюсь под тобой, как твои руки вдавливают меня в постель, как ты контролируешь каждое мое действие, движение, стон... — уста Кола переходят на скулы, оставляя влажную дорожку. — Это сводит тебя с ума. Ник не хочет на это отвечать, просто потому, что это чистая правда, а отрицание слов Кола только сильнее раззадорит его. Вместо этого его кисти резко подымаются к затылку брата и ухватываются за мягкие волосы. Подушечки пальцев массируют затылок, сжимают локоны, накручивают их. Никлаус повышает хватку, и оттягивает голову вбок, открывая доступ к тонкой шее. Изо рта брюнета доносится тихий возбуждённый всхлип. Бордовые губы гибрида порывисто касаются идеальной кожи, прикусывают ее, оставляя яркие «метки». — Рай. — Болезненный хрип вампира жалобно раздается в комнате, после чего ноги предательски подкашиваются. Братья медленно сползают по стене, становясь на колени, но Ник не может и не хочет отрывать себя от Кола. Голубоглазый сжимает волосы ещё сильнее, подавая сигнал о желании иметь доступ к каждой части тела и вампир отклоняет голову назад, закрывая глаза от удовольствия. Светловолосый переводит внимание на адамово яблоко, прикусывает его и сразу зализывает ранку, извиняясь. Дрожащие руки Кола обхватывают тело брата, умоляя прижаться к нему. Гибрид подаётся на просьбу и льнет упругими мышцами к брюнету, разрывая ткань на его теле в клочья. — Ты настолько изломан... – неразборчиво шепчет Клаус. — А ты?.. Брюнет скользит горячими ладонями по рельефной спине старшего Майклсона, переходит на шею, аккуратно проводит по пальцами, еле дотрагиваясь кожи и перебирается на прекрасное лицо, приподымая вверх. Карие глаза концентрированно заглядывают в лицо брата. — Я такой только из-за тебя и для тебя. Для тебя я сделаю всё, что угодно. Убью кого угодно. — Темноволосый наклоняется и судорожно проговаривает это в разомкнутые уста. – И тот факт, что ты не отталкиваешь меня значит то, что ты сошёл с ума вместе со мной, — еле слышно бормочет Кол, — не сдерживай себя. Позволь прочувствовать твое настоящее «Я» — извращённого, страстного садиста. Ты хочешь этого. Ты можешь ранить меня, как захочешь. — Произнося это, он казался умалишённым, но все это не имело значения — ни для него, ни для Клауса. Кол нуждался в своем брате; нуждался в осознании, что его брат чувствует к нему хотя бы тысячную часть того сумасшествия, что чувствует он. — Ты делаешь меня безумным. — Гибрид утробно рычит, немного отстраняясь от брата. — Мы безумцы уже тысячу лет, с той самой секунды, когда признались друг другу в чувствах. Когда мы занимались сексом каждый день — от заката до рассвета; когда я выкрикивал твое имя настолько громко, что Элайдже приходилось уходить из дома, помнишь? — соблазняющим тоном мурлычет Кол. Зрительный контакт между Майклсонами «разгорается»: младший с самого появления в комнате был взбудоражен, а состояние старшего ухудшается с каждой секундой: дыхание учащенное, прерывистое, жаркое; член упирается о натянутую ткань брюк, доводя гибрида до точки кипения. Кареглазый резко кладет руку на выпирающий орган, сминая его, выбивает возбужденный рык. Гибрид тихо «скулит» от желания, провоцируя похотливую ухмылку на лице вампира. — Я хочу тебя. — Лепечет он, после чего страстно припадает к желанным губам. Кол кусает нижнюю губу, оттягивает ее, проводит языком, пытается углубить поцелуй. Ник отвечает, впускает его внутрь, позволяет ему хозяйничать там. Языки первородных переплелись, страстно танцуя. Младший Майклсон прорывается ещё глубже, переводит язык на нёбо, вырисовывая на нем непонятные символы. Из-за жара, исходящего от Ника — глаза, скрытые под уставшими веками будто горели; а сердце, колотилось так быстро, что казалось, выбьет рёбра изнутри. Светловолосый прерывает поцелуй, но между их ртами остаются соблазнительные «мостики» из слюны; окидывает хищным взглядом знойное от возбуждение лицо брата, подхватывает за бёдра, беря на руки и опять ластиться к сладким губам. Никлаус быстро движется в направлении подоконника, чтобы усадить своего любовника. Сильные руки сжимают талию, окончательно рвут дорогие брюки, рубашку, куртку. — К чёрту брюки. — Отрываясь от уст агрессивно пришептывает Ник. — К чёрту всё! — С тела первородного медленно слетают лоскуты одежды. Клаус размещает брата на деревянной плите, предварительно сметая осколки разбитых стаканов и ваз; яростно разрывает ткань на его теле, в то время как Кол уже аккуратно порвал его штаны на две части и скинул на пол. Теперь два горячих тела разделяло только нижнее белье, на котором выступала вязкая смазка. Вампир соблазнительно обхватывает гибрида за ягодицы, притягивая к себе и увлекает в очередной поцелуй. Голубоокому не хватает только лица, он переходит на шею, покрывая ее десятками прикусываний; спускается ниже, к груди, обводит языком набухший ореол соска, а подушечками пальцев сминает второй. Жажда, в смеси с возбуждением заставляет буквально трястись от ощущения крови во время жестоких ласк. Острые зубы оставляют проколы на блестящей от слюны коже. Кровь скапливается в большую каплю и стекает по груди, но гибрид примыкает языком, слизывая дурманящую жидкость. Комнату беспрерывно наполняют стоны наслаждения, вырывающиеся изо рта первородных. Горячие ладони Кола шарятся по телу гибрида, поддевая тонкую ткань боксеров, водят по напряженному члену, умоляют снять их. — Думаю, с ними, — Ник опускает страстный взгляд на нижнее белье, — у тебя проблем не возникнет. Брюнет понимает намек и в мгновение ока срывает материю с брата, полностью оголяя божественное тело. Пальцы аккуратно обхватывают горячую плоть, совершают плавные движения вверх-вниз, сдавливая у основания и расслабляя хватку у головки. Большой палец нежно надавливает на уретру, распределяя липкую смазку по всей длине. Густая субстанция остаётся на руках, связываясь между пальцами клейкими дорожками. — Ты так возбужден... — хитрый смешок вырывается из Кола. В ответ Ник ещё сильнее кусает многострадальную шею брата, подразнивая; фиксирует бедра Кола своими руками, поднимая вверх. Никлаус стремительно «влетает» в кровать, сдвигая ее на несколько метров в центр комнаты и кидает темноволосого на холодные ткани постели. Вид на гибрида сверху был поистине неземным: глаза буквально пылали, наблюдая за движением каждой мышцы вампира; а улыбка принадлежала настоящему альфа-самцу: уголки губ дрожали, будто каждая клетка Клауса усмехалась над неравномерным дыханием и дрожащими плечами Кола, как охотник насмехается над добычей. Мускулистое тело нависает над кареглазым — чем ближе, тем быстрее его сердце гонит кровь по артериям. Кол притягивает Ника к себе, и меняется с ним позицией: теперь он сверху и ближайшие минуты будет приносить удовольствие гибриду, полностью подчиняясь его желаниям. — Эй, я тоже люблю делать приятно! — Кокетливо проговаривает младший. Кол хватается за бедра Ника, и притягивает его ещё ближе к себе. Пульсирующий член сквозь натянутую ткань трусов упирается между ягодицами Никлауса, заставляя возбуждённый стон вырваться наружу. Брюнет наклоняется к подбородку, оставляя кроткий чмок, и спускается ниже по шее, покрывая тысячью таких же горячих прикосновений. Немного распухшие от нежностей губы спускаются на мускулистую грудь, облизывая розовые ореолы. Сколько бы лет не прошло, кареглазый не перестанет любить тело своего брата. За сотни лет он изучил его полностью ни один раз, дотронулся к каждой клеточке этой медовой кожи, к каждой границе стальных мускул; дышал запахом этого тела — кажется, оно выделяло настоящие феромоны, способные привлечь кого угодно и свести с ума. Чёрт, он сходил с ума из-за своего братца столько раз, что ни один смертный представить не может. Кол поистине считал его непостижимым, не с этой планеты — божественным. Вампир спускается с груди на безупречные кубики пресса, обводя контуры каждого горячим языком. Кол оставляет яркие засосы на возбуждающей коже, которые, к сожалению, сразу исчезают. Тонкие пальцы бережно касаются спины, вызывая гусиную кожу. Ник выгибает позвоночник навстречу искусному языку своего брата, в желании получить больше удовольствия. Пылающие уста спускаются ниже пупка, оставляя мокрые тропы, приближаясь к члену. — Посмотри на меня. — Рычит Клаус указывающим тоном. Темно-красные глаза медленно поднимаются вверх, исполняя приказ. На лице гибрида проявляется искажённая довольная улыбка: ему подчиняются. Мягкие подушечки пальцев приближаются к покрасневшему от возбуждения лицу, притягивая на несколько сантиметров ближе. Большой палец нажимает на губы, раскрывая их; продвигается глубже: проводит по ряду белоснежных верхних зубов, приподымая губу; спускается на нижние клыки, надавливает на них. Светловолосый движется далее, входит в раскалённый рот. Обводит круг на языке, направляя его в разные стороны. Кол подчиняется властным действиям, внимательно наблюдая за по-животному жуткими эмоциями на лике брата: дьявольская ухмылка, помутненные азартные глаза, сведённые к центру лба брови. Никлаус с характерным звуком извлекает перст из влажного рта, перенося ладони на щёку, поглаживая её. Через несколько секунд он заносит руку, нанося резкий хлопок по лицу брата. Легкие шлепки наносятся ещё несколько раз, распаляя огонь возбуждения ещё больше. — Ты выглядишь так развратно. Но это делает тебя ещё красивее… Особенно с моим членом во рту. — Похотливое бормотание гибрида вызывает на их лицах ещё более извращённые ухмылки. — Это меня ублажает. «Дьявол тебя подери, он тоже чувствует. Чувствует как раньше.» — Именно такие мысли носились из одного края сознания Кола в другой. Сильные руки схватывают брата за волосы и обратно притягивают к прессу, ближе к паху. Первородный опускается ртом к стоящему органу, проводит языком по самой головке. Ловкие пальцы приходят на помощь, обхватывая пенис у основания. Природная смазка накапливается и стекает вниз, увлажняя и слепляя между собой бледные пальцы. Темноволосый водит рукой по всей длине, выбивая возбужденные всхлипы. Большая ладонь почти полностью покрылась липкой жидкостью, вынуждая Кола оторвать руку от гибрида. Кареглазый окидывает страстным взглядом мокрую ладошку, усмехаясь; он медленно подносит пальцы ко рту, смачивая их горячей слюной. Двигает подушечками пальцев друг о друга, смешивая между собой естественные лубриканты; другой рукой обхватывает бедро и притягивает к себе, вызывая удивленный взгляд гибрида. — Я знаю, как приносить тебе удовольствие. — Убеждающей интонацией лепечет Кол. Указательный и средний палец принимают форму ножниц, скользя по восковой коже ягодиц. Младший медленно входит внутрь, проходя сквозь горячие тугие мышцы, и в это же время вбирая пульсирующий «ствол» в рот. «Если Бог существует, значит он видит каждый поступок, который мы с Клаусом совершили. И если мы ещё не горим в аду, то можно прийти к выводу, что Всевышнему нет до нас дела, либо, он такой же извращенец как и мы.» — Кол не любил рассуждать на такие темы, но именно в такие моменты навязчивые мысли лезут в голову. «Но если Ник и в правду божество, то это все объясняет. Да, мы окончательно сошли с ума.» Майклсон старается заглатывать по самое основание, принося максимум блаженства, в то время как фаланги пальцев все глубже погружаются, массируя мягкие ткани изнутри. Умелый язык обводит орган, чувствуя как он скользит между нёбом и самим языком. Сильные руки Ника вплетаются в густые локоны, сжимают их, направляя голову вверх-вниз. Кол поддается, переводит концентрацию на головку, бережно ее вылизывая; влажные губы касаются уздечки, вызывая мелкую дрожь, медленно распространяющуюся по телу. Подушечки пальцев внутри палящего тела двигаются довольно легко, задевая простату; массируют её, вынуждая старшего буквально трястись от удовольствия. Ник отрывает голову брата от члена, лихорадочно переводя дыхание, а он другой рукой размеренно сминает орган у основания. — Посмотри.. на меня. — Тяжёлым баритоном хрипит он. Вампир моментально исполняет приказ, перемещая взгляд на Никлауса. Они оба были вне себя во время этого звериного, дикого, первобытного зрительного контакта: охотник и добыча; волк и лис; хозяин и раб. Налитый кровью орган дрожит, упираясь о пухлые губы, обильно смачивая их смазкой. К остальным пальцам добавляется третий, ещё больше растягивая первородного и увеличивая зону соприкосновения подушечек и простаты, доводя старшего до кульминации. Тонкие, как свечи, пальцы ещё жёстче сжимают волосы, следствием чего Кол болезненно стонет, приводя брата в нездоровое остервенение. — Медленнее. — Возбуждённый, с хрипотцой голос за секунды вызывал миллиарды мурашек по всему телу. Клаус аккуратно направляет голову вниз, обратно к члену, побуждая к действиям. Брюнет обхватывает пульсирующий орган ртом, спускаясь ниже; обводит языком уретру и уздечку; проводит вниз, перебираясь на саму плоть, вбирая глубже, в то время как рукой нежно перебирает и оттягивает мошонку. Ник яростнее насаживает голову на свой орган, и в этот же момент пальцы внутри него ускоряются, с каждым мгновеньем все чаще задевая предстательную железу, доводя его до эйфории. Светловолосый яростно выгибается на встречу движениям кареглазого, изливаясь в рот с громким рычанием. Горячее семя со слабо-сладким привкусом наполняет рот темноволосого, заставляя его проглотить; он лихорадочно откашливается, крупные слезы накапливаются на уголках глаз, а слюна соблазнительно стекает по подбородку. Кол не успевает даже опереться головой о напряжённые мышцы бедра, как его брат подлетает с кровати, переворачивая подминает под себя. Один из плюсов быть вампиром, тем более «оригинальным» — практически полное отсутствие усталости. Буквально, вы можете заниматься сексом двадцать четыре часа в сутки, включая мелкие передышки. Все зависит только от вашей взаимной страсти, наличия посторонних в помещении и голода. Майклсонам не мешал ни один из перечисленных пунктов: взаимной, всепоглощающей, сжигающей изнутри страсти было настолько много, что хватило бы на сотни людей; хоть Клаус и всеми силами скрывал их тайну, но Элайджа стал свидетелем их связи. Что касается жажды, которая усиливается с каждым часом знойной страсти, то здесь практически не было никаких препятствий. Они справлялись с этим по-особенному; собственно, в их случае по-другому быть не может. Кол не находил ничего вкуснее горячей крови гибрида и наоборот, но их дома всегда населяло несколько горничных и слуг, которые в перспективе становились закуской. Пламенный поцелуй выводит брюнета из растерянности и он покорно впускает Клауса в свой липкий рот. Ник доминирующе хозяйствовал внутри, одновременно сдирая обтягивающую бедра ткань, обнажая стоящий колом член. Тонкие пальцы аккуратно касаются органа, дразня — мол, удовольствие надо заслужить. Бледные подушечки еле касаются кожи талии, создавая разряд статического электричества между ним и телом вампира. Гибрид переключается на уста, терзая их: ухватывается зубами за нижнюю, оттягивая к себе; острые, как бритва клыки прокалывают губу. Тонкая струйка крови подбирается к краям рта, стекая вниз по подбородку. Старший отрывается от брата и подносит руку к голове. Указательный и средний палец приближаются к губам, проникая внутрь; надавливают на кровоточащую ранку, вызывая тихий скулеж. — Тебе же нравится боль, да? — Нечеловеческой, грозной интонацией он задал вопрос, на который уже знал ответ. Фаланги первородного продвигаются дальше в рот, надавливая на язык. Ему не пришлось указывать, темноволосый моментально начал облизывать умелые пальцы, обильно смачивая горячей слюной. Помутненный взгляд цепляется за что-то в конце комнаты. Светловолосый отрывает пальцы, за половину секунды отлучается и возвращается обратно, держа в сухой руке маленькую, на удивление уцелевшую после погрома стеклянную баночку с прозрачной жидкостью. «Кто бы мог подумать, что он до сих пор это покупает.» — сказал про себя Кол и хитрая ухмылка выступила на лице. В ладони Клаус перебирал небольшой флакончик с экстрактом трав, которые продают ведьмы французского квартала в Новом Орлеане; туристам они это впихивают как расслабляющее масло для ванн, но, кажется, только Ник и Кол нашли для него альтернативный метод использования. Никлаус откупоривает деревянную пробку и резкий аромат масла рассеивается в зимнем воздухе; выливает холодную жидкость на тело брата. Холодный экстракт соприкасается с пылающей кожей вампира, обжигая холодом. Крупные ладони голубоглазого присоединяются, втирают настойку в кожу, опускаются ниже — к промежности ягодиц. Ник опускается все ниже и ниже, так, что уже целует идеальные мышцы ног, скрытые под бархатной кожей. Влажные от слюны и масла пальцы касаются входа внутрь брюнета. — Шире. — С хрипом шепчет старший, и Кол разводит ноги, открывая вход. Майклсон резко вводит сразу три пальца, выбивая жалобный всхлип. Честно говоря, ему вообще было все равно на эти прелюдии, он действовал по принципу: захотел — получил. Но в случае с кареглазым все было иначе. Ник и в правду жутко возбуждался от истязаний своего брата: от того, как он извивается от каждого слова или действия, подчиняется каждому приказу; как его тело реагирует на само нахождение старшего в радиусе десяти метров. Гибрид растягивает брюнета, втирает наркотик изнутри. Травяной экстракт впитывается в мягкие ткани, попадает в кровь — опьяняет; в груди будто открылось второе дыхание — кажется, Колу никогда так не дышалось как сейчас; сердце несётся бешеным галопом, буквально вырывается из грудной клетки. Он ощущает как все клеточки его тела дрожат одновременно. Перед его глазами носится лёгкая разноцветная дымка, медленно исходящая от волос брата — словно огонь. Первородный хочет дотронуться к себе, чтобы разрядить напряжение; к шелковым прядям гибрида, впутаться в них, сжимать, оттягивать, но получает рыхлый рык в ответ. — Я не разрешал. — Грозно прыснул он, проводя ровными зубами по внутренней части бедра. Взгляд Кола остервенело носится по потолку, рассматривая расписные стены. «Ха, зачем Нику расписной потолок?» В голове было нечто: это нельзя назвать мыслями, но и опустошенностью тоже — он переключался с одной всплывшей мысли на другую; судорожно сжимал хладные простыни; он буквально был не в себе. Бредовые картинки и звуки заполняли голову, одаривая ощущением полного безумия. Красные глаза резко спускаются вниз и натыкаются на бронзово-золотые брата. Глаза окрасились в темный оранжево-желтый оттенок, а в центре остался черный, как смоль, зрачок. Вампир не успевает ничего сказать, как в его ногу впиваются острые клыки, вводя в кровь смертоносный токсин. Контроль над собой полностью теряется — лёгкие, сердце, мозг: все пылает изнутри. Громкий болезненный крик наполняет комнату, эхом отдается от стен и выходит на улицу. С каждым бешеным ударом сердца яд все быстрее распространяется по телу, вызывая адскую боль. Кол не осознает своего положения во времени и пространстве: он вообще себя больше не ощущал. Никлаус, как скала, уже нависает над ним, быстро входит членом в растянутые податливые мышцы; он резко, рвано движется внутри младшего, жёстко попадает по простате; сжимает руками его плечи, шею. Кажется, ломает их. Тело Кола инстинктивно отвечает на толчки, двигаясь им в такт. «Если это ад, я его с удовольствием принимаю.» — Таковым было одно из его унесшихся в небытие умозаключений. Адская агония поражала каждый миллиметр внутренностей и кожи, но в то же время вызывало смешанное, нездоровое наслаждение. Кол чувствовал колющую боль абсолютно повсюду, словно в скальп врезались тысячи иголок, а глаза полыхали. Ледяной ветерок с улицы бьётся о его тело, вызывая ужасный контраст: бурлящая как лава кровь сжигает вампира изнутри, а зимний воздух ужасно морозит, вызывая ощущение, что весь мир исчез и осталось только бушующее пламя и глыбы льда. Слезы больше не скапливаются на краях глаз, наоборот. Всё, что копилось, теперь льется бурной горной рекой. Теперь, Кол, сам того не осознавая рыдает, надрывно задыхаясь. Он не мог сравнить это ни с чем в жизни, словно все его тело бьет электрическим током; будто он заживо горит и в этот же момент находится под холодным водопадом. Кол чувствовал абсолютно все и абсолютно ничего одновременно. Очередное попадание по простате возвращает брюнета в реальность на несколько секунд и он с неистовым стоном кончает на пресс Ника, но кажется, возбуждение у обоих возросло еще сильнее. Яд абсолютно стирает рамки реальности: не знаешь где ты, как долго ты в этом состоянии; черт возьми, ты забываешь кто ты такой. Существование в виде первородного определенно имеет свои плюсы. Обычный… Боже милостивый, о людях и речи идти не может — ни один обычный вампир не пережил бы такое. Кол абсолютно не понимает как и каким образом он оказался вплотную к брату — сверху его бедер, обвивая его ногами и вызывающе двигаясь навстречу жёстким толчкам. Пальцы Ника бороздят по телу вампира, вдавливая кожу, что вызывало необъяснимое ощущение: словно кожа на теле была чужой; пока каждая вена и жила пылала, то вмятины, оставленные Клаусом были ледяными. — Смотри. На. Меня. — Рваные фразы еле пробиваются в сознание первородного, будто из-под толщи воды. С исполинскими усилиями младшему удается разлепить друг от друга горячие веки и встретиться с мутными янтарными пятнышками — глазами гибрида. Зрачки притягивают, совсем как черные дыры — кромешно темные, по бокам обитые яркой радужкой. Лицо Клауса настолько притягательное, что даже сквозь ядовитую пелену от него нельзя оторваться. Старший путешествует по изящным изгибам спины младшего, подушечками очерчивая ровные линии; медленно подбирается к затылку, а от него опять на лицо. Горячие прикосновения отдавались эхом в каждой части тела: они врезались в кожу как острие ножа; затухали, уходя куда-то внутрь и всплывали уже в месте другого соприкосновения тел — и все это длилось бесконечно. Голубоглазый разворачивает его голову вправо, в сторону зеркала. Мутный взгляд Кола цепляется за образы в отражении стекла: идеальное, будто высеченное из мрамора тело гибрида жёстко вбивается в его расслабленные мышцы. Его рот извращенно приоткрыт и только заметив это вампир ощущает как дрожит горло — он полностью отпустил себя, и теперь возбужденные всхлипы без остановки раздаются в помещении. Из-за токсина оборотня кровь потеряла свое исцеляющее свойство: на плечах, шее и груди были яркие засосы, пересекающиеся с глубокими следами укусов. — Взгляни на себя, — еле слышно хрипит Ник, — ты такой испорченный. Но, знаешь.. Временами я хочу, чтобы эти метки, укусы, царапины.. Не сходили с твоего тела. Я хочу, чтобы каждый знал, насколько Кол Майклсон грязный сучонок. — Тональность голоса опускается все ниже и ниже, делая его более зловещим. Ладонь Никлауса резко подымается к подбородку и оборачивает к себе. — Я хочу чувствовать, как ты чувствуешь меня. Его взгляд опускается вниз, на косые мышцы живота — он ухмыляется тому, что черты его члена видно даже так. Клаус водит пальцами по прессу, словно пытаясь дотронуться до самого себя. Светловолосый вдавливает кожу, касаясь пениса и громкий хрип моментально прорывается наружу, смешиваясь со стонами. Они слились в одно целое. По крайней мере, именно так это ощущается. Будто плоть воссоединилась в одно целое: Кол чувствовал каждый миллиметр Клауса, а Клаус полностью ощущал Кола. Словно кожа одна на двоих. Когда каждое касание отражается абсолютно повсюду, накатывая как цунами: с каждой секундой набирая скорость и разбиваясь о невидимую стену, разлетается вдребезги по всему организму. Словно воздуха не существует, потому что вы дышите друг другом. Когда адское пламя выжигает внутренности и единственное, что тебя спасает это агония, которая так же жжет, но с каждой секундой этого пожара она превращается в ледяные осколки, не дающие потерять сознание. «Никто никогда не любил так, как я.» — Колу не хватает сил осознать, произнес ли он это в слух или это очередная пронесшаяся ураганом мысль. Но думать об этом так же легко, как дышать. Наверное, эта фраза у него в рефлексах — она может вырваться наружу при любом упоминании брата. Острая боль вновь пронзает тонкую шею и брюнет чувствует как холодная жидкость стремительно распространяется по артериям. Теперь, на место боли приходит забытие. Кол словно проваливается в глубины своего сознания. Уши наполняет высокий, по ощущениям, тонкий как нить, пищащий звук — будто по голове ударили бейсбольной битой. Материя отсутствует, но брюнет чувствует как тонкие прохладные цепи обхватывают его сознание, засасывая в неизвестные пучины. Наверное, это и есть нирвана. «Что будет если поддаться?» Цепи медленно оковывают оставшиеся островки сознания, принося неземную лёгкость. Покой. — Кусай, Кол. — Никлауса практически не слышно, его голос еле прорывается сквозь незримый купол, медленно вытаскивая со дна. Ровные клыки неловко дрожат над белоснежной кожей шеи. Рука Ника подталкивает голову к артерии, побуждая выпить противоядие. Кареглазый протыкает пульсирующую «трассу», врываясь зубами в кровоток. Горячая жидкость с привкусом металла медленно наполняет рот, приводя вампира в сознание. Целительная кровь Клауса возвращает дух в тело, заставляя почувствовать как адское пламя тянется внутри, медленно растворяется, приносит леденящую негу, обволакивая каждый сантиметр. Темноволосый яростнее вгрызается в тело, жадно глотая. Гибрид утробно рычит и делает темп более гладким, аккуратно вбиваясь в мышцы, уже сильнее сжимающие член. Младший Майклсон нежно подаётся, размеренно двигаясь в такт движений и сильнее сжимает орган внутри себя, доводя обоих до окончания. Ник делает последний резкий рывок и с пошлым хрипом изливается внутрь, а Кол не успевает даже дотронуться себя, как ощущает вязкую жидкость внутри и стон голубоглазого, кончает, пачкая их обоих в сперме. Бурный оргазм забирает последние остатки сил, отчего вампир откидывается на простыни, притягивая за собой брата. Мягкая ткань, горячее дыхание гибрида; приятное чувство усталости растекающееся по организму медленно вводит в сон. Вернее сказать, он находился в приятнейшей полудрёме. Он чувствует, как Ник бережно проводит губами по зажившей коже, поглаживает ее подушечками пальцев, вызывая мелкие судороги мышц, словно приятные покалывания электрического тока. Медленно отстраняется и бесшумно движется в душ, откуда через пол минуты слышен приятный шум воды. Кол ощущает, как адская боль утихает: она скапливается в кончиках пальцев, будто пытается вырваться наружу — распадается. Брюнет ощущает, как с каждой секундой сердце бьётся все размеренее, стабилизируя пульс; он чувствует, как легко теперь дышится, когда твое горло не пронзает миллион острых невидимых ножей и ты можешь вздохнуть полной грудью. Спустя некоторое время слышится тихий скрип двери, и ещё через мгновение приятный холод, касающийся тела. Яд уничтожает границы времени: секунда длится часами, а часы секундами, именно поэтому моменты расслабления ощущается в десятки раз сильнее. Кубики льда, закутанные в махровую ткань скользят по телу под чутким руководством Майклсона, очищая его от пота, крови, семени. Ник выводит на коже орнаменты из холодных следов, будто оттягивая что-то. Кол знает, что это значит. Конец близок. Темноволосый томно разлепляет глаза, вглядываясь в прекрасное лицо. Уста Никлауса неохотно размыкаются и из них бархатной мелодией льются слова. «Ты знать не можешь, как тебя люблю я, — Ты спишь во мне, спокойно и устало. Среди змеиных отзвуков металла Тебя я прячу, плача и целуя.» Голос светловолосого незаметно дрожит, а в глазах, на секунду Кол увидел то, что появлялось там очень редко: сожаление. Сожаление и бескрайнее чувство вины. Вина за уничтожение семьи; чувство сожаления за то, что они превратились в нечто, что нельзя объяснить. Кареглазый собирает остатки сил, пытается ухватиться за руку старшего брата, притянуть к себе, умолять не делать этого; заверить в том, что все будет хорошо. Но хорошо быть не может. Они – не хорошие. Они – два испорченных дьявола, которые будут вечно гореть в ненавистной любви друг к другу. — Ты был прав, Кол. Ты не можешь жить без меня. Гибрид незаметно выводит серебряный клинок с пеплом на конце из-за спины и направляет его в грудь младшего. Черт, Колу так много хочется сказать, но металлическое лезвие уже касается кожи. Когда говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами — они правы. Младший Майклсон переживает это уже не первый раз, и все, что он может сказать — это ужасно больно. Больнее, чем сама смерть. Смерть — это лёгкость, покой, конец мирских страданий. Жалко вот, что по-настоящему умереть он не может. В мозгу проносятся воспоминания о каждом разговоре, дне, десятилетии с Клаусом и без него. Клаус был его жизнью, ему больше не о чем было думать. Думать о том, как горячо они любили; как Ник умолял выкрикивать его имя. И черт, черт, черт — это все было в тайне. У них была страсть, скрытые жесты друг другу, пошлые перешептывания; но обычных, человеческих прикосновений... «Дьявол, мы ведь даже за руки никогда не держались. Мы так мало обнимались.» Сейчас, когда железное острие почти проникает в сердце, брюнет осознаёт, как же ему хотелось обычной жизни с его братом. Хотелось, чтобы они были незнакомыми людьми, родившиеся в хорошей стране, в это время. Когда бы они смогли любить друг друга, не скрывая этого; когда Кол мог бы в любой момент поцеловать его у всех на виду. Даже в такой жизни, они бы нашли вампиров и были бы вместе всегда и навечно, связанные только любовью и бессмертием. Им бы не пришлось столетиями бежать от кого-то, ссориться, убивать тысячи людей. Они бы жили. И сейчас, когда Кол попадет в гроб на ближайшие несколько десятилетий — он не сможет разлюбить его, потому что такая любовь неподвластна ничему. Когда он вытащит из него клинок и скажет кроткое «прости меня» – он не услышит «нет». Он никогда не услышит «нет». Комнату быстро наполняет тихий всхлип: острие прошло насквозь. Сердце остановилось. «Не просыпайся, жизнь моя, и слушай, Какие скрипки плещут моей кровью! Далек рассвет и нет конца погоне!..»