Последний глоток

      Илья пьет почти каждый день и определенно не знает меры: ему смешным кажется то, что в пьяном угаре он может прыгнуть из окна коттеджа прямо в бассейн, что может лезть к девушкам без страха отхватить по лицу, что может творить всякую чушь и оставаться безнаказанным, ведь «ну он же в говнище, что с него взять?». Мазеллов считает, что не пьянеть и прикидываться бухим в стельку — это правда весело и интересно, а особенно интересно — наблюдать за тем, как окружающие его люди изо всех сил стараются утихомирить разбушевавшегося Илью, поскорее уложить спать и обратно по своим делам пойти, хотя бы на десять минут забыв о с ума сошедшем Илье; а тот ведь все равно припрется через какое-то время в гостиную, ляжет посреди комнаты на спину и сделает вид, что сейчас станет фонтаном. Только Денис посмеется, только Денис останется в гостиной, пока все остальные начнут искать убежище, куда Коряков точно не заявится, и только Денис ляжет рядом, вновь захохочет, как обычно рот ладонью прикрыв, и не скажет ничего по типу: «Алкашня подзаборная, когда ты уже успокоишься?»       Денис пьет очень редко и почти всегда — именно по праздникам: он буквально боится напиться, боится не рассчитать с дозой алкоголя и потом бегать от унитаза к унитазу, шататься по всему дому, опираясь о стены, представляя себя Скриптонитом на обложке альбома «Дом с нормальными явлениями», падать и вновь подниматься из последних сил, а потом и вовсе остаться валяться на холодном полу, где его потом обязательно найдут и всей компанией поднимать будут, а потом — вести до свободной спальни. Коломиец вовсе старается не пить без повода, потому что «алкоголизм — это плохо, и неважно, что я пью уже третью бутылку пива»; держать все под контролем в состоянии алкогольного опьянения парню слишком тяжким кажется, а контролировать самого себя в предобморочной фазе кажется практически невозможным. Денис знает, что пьяный несусветную чушь несет, может сильно обидеть и задеть своими словами, или наоборот — раззадорить, рассмешить и очень-очень редко возбудить.       С каждой проведенной внутри дома секундой парню становится только хуже: его раздражает нарастающий шум, голоса друзей и знакомых, громкая музыка, постоянные вспышки телефонов и иногда камер, звон бокалов, да и в целом — вся атмосфера сегодняшней ночи; Дрейк не уверен, что так сильно поменяло его мнение об относительно недавно начавшейся вечеринке в честь первого концерта его друга, Ильи, но сейчас совсем некомфортно ему находиться среди огромного количества людей, потому он медленно, но верно, направляется к выходу на террасу, полностью свободную. Юноша руками раздвигает панорамную дверь на улицу, тратя на это последние силы, и проходит на свежий воздух, делает глубокий вдох и от удовольствия прикрывает глаза: вот, чего ему не хватало — спокойствия и слабоватого ветра, практически тишины и отсутствия витающего аромата алкоголя поблизости, одиночества. Светловолосый шагает к одному из стульев на террасе, аккуратно отодвигает его от рядом стоящего столика и садится, руки складывая на ручках и закидывая ногу на ногу. Он откидывается на крепкую спинку стула, голову запрокидывает, но сразу же меняет свое положение тела на более прямое, потому как после такого «выпада» его голова закружилась так, словно он наглотался соленой воды в море и наконец вышел наружу. Денис проводит по собственному бедру вверх, к карману, стараясь нащупать телефон, но, не найдя его внутри, резко дергает головой и непроизвольно мычит что-то невнятное: он оставил смартфон внутри, а внутрь — совсем не хочется.       Коломиец опирается руками по бокам стула, не торопясь подниматься начинает, но до конца дело довести просто не успевает, потому что буквально через пару секунд после попытки встать дверь позади со скрипом распахивается, что странновато, ведь до этого дверь не издала ни единого звука. Парень оборачивается в надежде увидеть в проеме какую-нибудь маленькую мышку, которая своими лапками невообразимым образом отворила дверцы и прошла на улицу; конечно, надежды не оправдываются, и в проеме оказывается не небольшой грызун, а довольно-таки приличный по размерам парень, держащий в одной руке сразу две бутылки пива, и спасибо, что не целый ящик. Илья по-глупому лыбится, закрывая за собой двери, даже подмигивает раздосадованному сидящему парню, в глазах которого читается «Бля, Илюх, я реально хотел побыть один». Но Илюха все равно подходит ближе и садится за соседний стул, сразу же придвигаясь сбоку к Денису. Он протягивает младшему бутылку пива, уже открытую, а свою же крышкой прислоняет к выступу стола и резко бьет: крышка отлетает черт знает куда, а пиво мгновенно пенится, что Коряков непременно пытается предотвратить, сразу же засовывая горлышко бутылки себе в рот. От такого зрелища Дрейк неловко смеется, прикрывая ладошкой улыбку, и в эту же минуту успокаивает хохот, отстраняет руку от лица, но ухмыляться не перестает. Старший жадно пьет пиво, будто оно исчезнет, если парень этого не сделает, а Коломиец лишь медленно прикасается губами к горлышку стеклянного сосуда и небольшими глотками начинает «трапезу».       — Может, выпьем на брудершафт? — вдруг глухо произносит Коряков, как-то игриво глядя на юношу.       А юноша знает ведь, как правильно пьют на брудершафт и что следует после распития алкоголя, потому головой мотает и хлопает глазками:       — Нет, не стоит, — нервно хмыкает и взгляд отводит, надеясь, что парень не начнет уговаривать его.              — Ты что, боишься целоваться со мной? — черт, Илья ведь тоже понимает, что на брудершафт лучше пить с любимыми людьми, а не с друзьями. — Мы ведь уже целовались, — и напоминает о том, что Коломиец так сильно хотел забыть.       Мысли о поцелуе в его собственной квартире из головы еще долго не выходили (да и все еще там находятся), потому как младший посчитал все неправильным, посчитал все необдуманным действием, посчитал все обычной ошибкой. Но он соврет, если скажет о том, что никогда после того случая не думал о продолжении вечера, не думал об Илье, таком открытом и готовым ко всему, да и не дрочил.       — Это все в прошлом, — с трудом проговаривает Дрейк с комом в горле.       На удивление, после такого заявления Илья практически за пару секунд почти осушает собственную бутылку пива, заставляя друга рядом поперхнуться от такого поступка, кулак ко рту прикладывает и рыгает, спасибо, Господи, что в себя, а не на всю округу. Мазеллов садится вполоборота к светловолосому, локтем упирается в ручку чужого стула, из-за чего Денис непроизвольно слегка отодвигается, и заносит руку с бутылкой вверх:       — Я даже последний глоток пива, — Илья прикрывает рот ладонью, чтобы снова случайно не рыгнуть, и поворачивается к младшему, часто-часто моргает и прислушивается к сердцебиению. — Тебе посвящаю, — он допивает остатки алкоголя и ставит опустошенный сосуд на стол.       Коломиец принимает своеобразный комплимент, приподнимает уголок губ и тоже делает глоток, только вот далеко не последний.       — Я тебе и треки посвящаю, ты же знал? — кажется, Коряков специально подбирает неудобные моменты, после которых парень давится пивом и ужасно сильно кашляет, чуть ли не выплевывая печень и остальные внутренние органы.       Голубоглазый непонимающе смотрит на Илью, вытирая губы от алкоголя, и одну бровь поднимает, ожидая более подробных объяснений данной фразы. А парень как знал, что младший не сразу поймет, о чем идет речь, потому сразу поудобней уселся на стуле, выпрямился и подготовился к разъяснениям.       — «Девочку из аптечной» слушал? — дожидается короткого кивка со стороны Дениса и продолжает. — Там строчки есть: «Дождик закончится, аривидерчи, надо отчаливать. Но ты дождись меня тут: когда-нибудь мне станет плохо, и я сразу приду». Когда мы впервые поцеловались, на улице шел дождь, — и это звучит так, словно у них и второй, и третий, и десятый поцелуй в ближайшее время будет. — Я хотел и потом тоже прийти: грязным, потрепанным, ну прям в говнище, например, чтобы ты меня снова обхаживал. Волосы мне сушил, полотенчиком вытирал… Я тебе этот трек посвятил, а ты даже не знал об этом. Эх, Динь, ну нельзя же так. Я тут так стараюсь, в чувствах признаюсь, а ты все так же молчишь и смотришь на меня своими глазами.       А Диня и правда только смущенно разглядывает пьяную физиономию рядом сидящего парня, который кажется слишком искренним, слова которого кажутся такими романтичными, хоть и слегка глуповатыми, взгляд которого кажется живым. Дрейк думает, что ему просто чудится то, что Мазеллов ему как-то странно в любви признается, чудится этот двусмысленный взгляд и прошлые подмигивания. Дрейк думает, что пьянеет все сильнее и сильнее.       — Докажи серьезность своих чувств, — сам не осознает, что говорит. — Зафристайли прямо сейчас. Про меня. Начинай, нахуй.       Младший понимает, что данная просьба оказывается ошибкой, когда Илья прокашливается, еле-еле встает со своего места, а за дверью на террасу, там, в доме, внезапно включается какая-то лиричная мелодия, и Мазеллов довольно улыбается. «Диджей», словно прочитав мысли обоих парней, специально врубает какую-то ущербную песню, текст которой различить практически невозможно, а Корякову это только на руку: он подстраивается под мелодию, готовится к началу импровизации и с вызовом оглядывает Дрейка. Старший долго не может собраться, потому как по непонятной ему одному причине волнуется, сбивается с темпа песни, путается в словах и просто еле говорит. Лишь к моменту припева зеленоглазый набирает побольше воздуха и выдает:       — Ты — моя последняя семечка… — Коломиец задыхается от собственного внезапного смеха, истерически угарает от такого странного начала, но жестами будто говорит: «Продолжай». — И мы должны быть вместе до утра. Я клянусь, Денис, всем своим темечком, — юноша уже плачет со смеху. — Что никому тебя я не отдам.       А последняя строчка врезается в самое сердце, глубоко проникает внутрь души Дрейка, застревает там и явно вылезать не собирается. Улыбка с лица парня пропадает, когда Илья кланяется и практически в эту же секунду подходит ближе, почти вплотную, и нависает над младшим, двумя руками опираясь о ручки стула и преграждая все пути выхода из сложившейся ситуации. Он глядит слишком серьезно, пальцами крепче впивается в стул и, кажется, стискивает зубы.       — Ты принимаешь мои чувства?       Вместо ответа Денис резко притягивает друга к себе за края чужой толстовки и грубо впивается в губы, дерзко и жадно, неловко, смазано целует, не отдавая себе отчет в действиях, уже не контролируя себя и собственные руки, чертовы губы и язык, который вот-вот залезет внутрь рта и исследует все от и до. Коломиец держит парня крепко, не желая отпускать, не желая отдавать кому-либо, да даже делиться с кем-то — нельзя, это неправильно, сейчас Илья только его.       А Илья и не спорит: улыбается прямо в поцелуй, в ответ хватается за юношу, тянет так сильно, что ему даже встать со стула приходится, хотя ноги уже становятся ватными; Мазеллов сзади вцепляется в чужие волосы, оттягивает слегка, вызывая изо рта Дрейка то ли стон, то ли просто выдох, но такой сексуальный и манящий. Старший кусает нижнюю губу, но сразу же облизывает, как бы прося прощения за сделанное, свободной рукой талии светловолосого касается, через футболку так сильно сжимает, что, кажется, чуть ли не ломает кости. Такая грубость оказывается по душе младшему, потому как он точно с такой же силой ногтями впивается в шею парня, углубляет поцелуй, вылизывает все внутренности, а чуть позже — пальцами чуть ли не по всему лицу проходится, оглаживает щеки, касается ушей, но уже нежнее и осторожнее, вплетает пальцы в короткие волосы; он полностью вплотную становится, дабы ощущать чужое сердцебиение всем нутром, чувствовать каждый сантиметр тела Ильи, осознавать даже все чувства, вложенные в поцелуй.       Коряков внезапно проникает ладонью под футболку Дениса, вверх ведет и мягко очерчивает мышцы его тела, высчитывает едва ощутимые ребра, прислоняется к груди, чтобы услышать, буквально потрогать каждый удар сердца, чуть ли не проникнуть внутрь и не только в сам организм — в голову, в мысли, так сильно и крепко, а после повесить табличку «Вход запрещен», чтобы никто даже не посмел глубоко впечататься в душу Коломийца. Мазеллов вдруг отстраняется от губ парня, напоследок быстро целует его, прислоняется к нежной коже на шее, кусает, зализывает ранку, впивается со всей дури в шею, и, если бы он мог — стал бы с юношей одним целым. Коломиец рвано дышит, жадно глотает воздух, уже совсем забыв о том, что, вообще-то, двери на террасу стеклянные, сука, прозрачные, и любой желающий может подглядеть или же просто открыто попялиться на двух сосущихся парней на улице.       И голубоглазый не сразу понимает, когда же рука Ильи оказывается в его штанах и касается члена сквозь ткань белья.       — Блять, Илья, что ты делаешь? — еле получается произнести что-то связанное.       Внизу живота приятно вяжет, по всему телу разливается такое желанное тепло, а от внезапно нахлынувшего удовольствия сдержать возбужденный стон просто не получается. Дрейк цепляется за чужие широкие плечи, вдавливается ногтями в толстовку и голову чуть ли не в капюшон прячет, пока Коряков тихо посмеивается, так и не отвечая на вопрос, показавшийся, очевидно, риторическим, и проникает под трусы.       — Не здесь, только не здесь, Боже, — Денис проглатывает окончания слов, но все равно старается говорить как можно внятнее. — Илья, пожалуйста, давай уйдем отсюда…       — Но ты не против продолжения? — шепчет прямо на ухо, горячим дыханием опаляя кожу.       — Не против. Поцелуй меня.       И Илья слушается, затягивая в жаркий и мокрый поцелуй. Если бы он был псом, то его обязательно бы наградили за послушание вкусным кормом, а чуть позже — погладили за ушком.       А Денис наградит за послушание, только далеко не едой.       Да и погладит, только далеко не за ушком.