Плюшки для Яевинна

      Частый перестук капель о подоконник разбудил Марко хмурым осенним утром.       Холодно.       Холодно и сыро.       Почему он чувствует сырость? Ведь окно закрыто? Марко поёрзал щекой по подушке и ощутил влагу. Снова... Он снова плакал во сне. Сознание полностью проснулось и мальчик ощупал прохладные, влажные от слёз щёки. Так и есть. Опять ревел. Сна он не помнил, но прекрасно догадывался, от чего мог намочить слезами подушку. Ему снова снилась мама. И страх. Марко боялся, что мама не выздоровеет, уйдёт туда, откуда не возвращаются, где вечная ночь и леденящий холод.       В прошлом году он видел похороны и в его восьмилетней голове не укладывалось, как это, вот недавно человек был, говорил, улыбался, ел, пил, а теперь его закапывают в уродливую глубокую яму. Ведь это так тяжело, лежать под таким толстым слоем земли. Ведь ни пошевелиться, ни вздохнуть...       А мама всё болела. Каждый день приходил лекарь. Отец, как проклятый, вкалывал на каменоломнях, а этот лысый дядька с хитрыми, бегающими глазками, без зазрения совести забирал львиную долю заработка, совершенно не заботясь о том, что им почти нечего есть. Он приносил всё новые снадобья из каких-то там заморских трав, но они не помогали. Мама угасала, как тёплый летний день, истончалась, как весенний ледок на реке. Всё чаще её глаза были закрыты, всё реже улыбка озаряла измождённое болезнью лицо. А ведь раньше мама чудесно улыбалась! В её светлых, словно майский мёд янтарных глазах плясали солнечные зайчики, а к вискам устремлялись мелкие озорные морщинки.       Он скучал и хотел во что бы то ни стало вернуть маме улыбку.       У него даже созрел план, но на его воплощение нужно было набраться смелости.       Яевинн, сидя за круглым, эльфийской работы резным столиком, с удовольствием вдохнул аромат травяного чая и едко улыбнулся - такой чай могут заваривать только эльфы. Люди, как бы ни старались записывать состав и пропорции, никогда не смогут повторить этот божественный вкус.       Одного взгляда за окно было достаточно, чтобы понять - никакого похода в лес сегодня не будет. Мелкий противный дождь не собирался заканчиваться, а серое, без единого просвета небо обещало мряку и холод на целый день. Это расстраивало, мягко говоря. Запас трав истощился и на сегодняшний день эльф возлагал большие надежды, причём сбор трав был скорее поводом, причиной было острое, свербящее желание хоть раз в неделю уйти подальше из ненавистного города. Не слышать опротивевшую человеческую речь, не ощущать их запах, забыть об их присутствии. Но, не судьба...       Настроение окончательно и бесповоротно испортилось. Чтобы как-то отвлечься, Яевинн закурил трубку - благоухающую смесь, которую привозили только для своих, и достал лютню. Виртуозно перебирая струны, гармонично выстраивая арпеджио и наслаивая аккорды, эльф вспоминал далёкие, но не забытые легенды своего народа. Они, без малого, помогали ему выжить, не потерять себя, в них он черпал силы для жизни дальше.       Он погрузился в сладостный, чарующий мир музыки, ушёл в недосягаемую, так ему казалось, даль, но вдруг в дверь что-то грубо и нагло громыхнуло.       Яевинн, как представитель aen seidhe, ругался редко, а если и ругался, то длинно, вычурно и со вкусом. Сейчас был как раз тот случай.       Отставив лютню, он пошёл к двери, за которой всё ещё слышалась возня и рывком открыл её, чтобы увидеть мальчишек. Обычных, неряшливых и оборванных человеческих мальчишек.       Самозабвенно вцепившись друг другу в вихры, они никого и ничего не замечали, дрались молча, сцепив зубы и награждая друг друга тумаками.       У одного в руках был пакет. С первого взгляда Яевинн понял, кто уже на протяжении нескольких дней мазал коровьим дерьмом его дверь, но вмешиваться не стал, лишь сложил на груди руки и громко кашлянул.       Пацанва резво порскнула в разные стороны, причём один, тот, что с пакетом, рванул в правильном направлении и его грязные пятки вскоре благополучно ушлёпали за угол. Второму повезло меньше - не разбирая дороги, он припустил в другую сторону и, со всего маху врезавшись в эльфа, громко охнул и размашисто упал на задницу.       - Дяденька эльф... Милсдарь Ивинн... простите... я... я не хотел, - пискляво зачастил пацан, пытаясь восстановить дыхание.       Его белобрысые мокрые волосы облепили бледную, с кулачок мордашку с острым подбородком. Такие же светлые брови сошлись домиком над огромными карими глазами, по детски пухлые губы подрагивали, отчётливо давая понять - быть слезам.       Раздражение только возросло и Яевинн, не церемонясь, за шкварник оторвал пострелёныша от пола и грозно спросил:       - Что это за представление? Или вы подрались за право первым измазать говном мою дверь?!       Мелкие босые ноги молотили воздух, а губы начали синеть, когда до эльфа дошло, что впившийся в цыплячью шею ворот рубахи не даёт ребёнку вдохнуть.       Яевинн разжал пальцы и его утренний визитёр, снова грохнувшись на дощатое крыльцо громко, взахлёб вздохнул.       - Мне повторить вопрос? - вновь недружелюбно поинтересовался эльф.       - Нет, дяденька, не надо, я понял просто... просто...       - Что, просто?       Мальчишка, наконец, отдышался и продолжил:       - Я пришёл к вам... я хотел... мне так жаль...       - Или ты начнёшь изъясняться понятно или я позову стражу и скажу, что именно ты пакостишь мне всю последнюю неделю!       - Но это не я! - эльфа обжёг негодующий взгляд.       - Чем докажешь? - продолжил язвить Яевинн, - у твоего дружка в руках был пакет с дерьмом, я это видел собственными глазами!       - Так в том и дело! Я хотел помешать!       - А-а-а! Ты увидел, что гениальная идея пришла не тебе в голову и решил забрать у него говно, чтобы измазать мою дверь собственноручно?!       - Нет!!!       - Тогда зачем ты здесь?       - Я, я хотел... - мальчика душили слёзы, а из носа обильно потекла кровь и он усердно размазывал её по щекам, силясь ответить.       Яевинну надоел этот спектакль и он со всего маху захлопнул дверь, оставив на своём крыльце ревущего навзрыд, перепачканного кровью мальчонку.       Мелкий ситничек перешёл в косохлёст. Яевинн выпил ещё чашку отвара и подбросил в очаг дров. Из-за сырости тяга была плохой и дым сочился в комнату, но по сравнению с тем, что творилось на улице, запах костра в доме можно было и потерпеть.       Он присел у огня и попытался успокоиться, вслушиваясь в песнь дождя за окном. Но услышать довелось не только сумбурный стук тяжёлых, подгоняемых ветром капель. Наглый ребёнок всё еще плакал на его крыльце.       Это было досадно. Досадно и неправильно. А вдруг этот мелкий d'hoine замёрзнет и заболеет? Конечно он растрепет всем своим мерзким друзьям и знакомым, что злой эльф бросил его под ледяным дождём. А что если он заболеет и умрёт? Тогда коровье говно это самое малое, что познает его дверь и не только она. Люди ненавидят друг друга, но, когда дело касается эльфов, они с радостью объединяют ненависть и действуют сообща.       Яевинн чувствовал - его терпение на исходе и давно собирался уйти. Уйти из ненавистного города навсегда. В лес. К своим собратьям. Путь он лишится крова, мягкой постели и тёплого очага, зато обретёт семью.       Но, если с мальчишкой что-то и впрямь случится, это воспримут как бегство.       Эльф поднялся и снова сквозь зубы выругался, помимо воли добавив к изысканным эльфийским ругательствам пару человеческих словечек.       Он снова распахнул дверь и увидел сжавшийся, трясущийся от холода комок.       - Заходи, - не слишком приветливо пригласил эльф, однако мышцы ребёнка свело судорогой и он, вместо того, чтобы встать, попросту завалился на бок, тихо поскуливая и тщетно пытаясь выпрямиться.       Яевинн обречённо вздохнул, подхватил почти невесомое тельце под мышки и переставил через порог, с критическим недовольством разглядывая тонкие струйки воды, стекавшие с вымокшей одежды.       - Раздевайся, - не терпящим возражений тоном приказал эльф.       Выстукивая зубами причудливый ритм, названый гость повиновался. Когда его нехитрая одежда серой мокрой кучей расплылась на полу, Яевинн поразился тонкой, почти прозрачной коже, выпирающим, словно у недокормленного курёнка ключицам и узловатым, пестреющим свежими ссадинами коленкам. Раньше ему и в голову не приходило, что дети d'hoine могут голодать так же, как дети его собратьев, борющихся за свободу и прозябающих в лесу. Но это было неважно. Совсем.       Эльф кинул сорванное с кровати покрывало скрючившемуся пацанёнку и грубо спросил:        - Как тебя зовут?       - М-марко, - еле выговорил тот, выстукивая зубами каждый звук.