Плюшки для Яевинна

      Марко усердно кутался в покрывало и тянулся к огню. Ему было страшновато наедине с вечно угрюмым эльфом, но отступать поздно и он, заглушая страх, старался громче думать, не забывая исподтишка осматриваться.       Кровать — обычная, старый, видавший виды комод, шкаф с кухонной утварью, кувшин и таз для умывания, стол, пара стульев. Чисто. Над очагом висят пучки трав. Странно. Это всë? Почти то же, что и у них дома. Только у окна не стоит детская кровать и стол не заставлен до отказа пузырьками и баночками с порошками, истолченными травами и микстурами.       Жадный до мелочей, цепкий мальчачий взгляд приковал к себе висящий на стене лук.       "Краси-ивый. С двойным изгибом. Интересно, эльф умеет из него стрелять? Конечно умеет! Зачем тогда ему здесь висеть?"       Казимир, двоюродный брат Марко, в свои тринадцать казавшийся тёртым калачом, веско заявлял, что эльфы —искусные лучники, способные на лету попасть воробью в глаз! Как же так? Ведь воробьи летают так высоко и так быстро, что их глаз не разглядеть! А ведь у самого эльфа глаза ну вот такие же, как у папы, дяди Бьорна или у него, Марко...Или нет? Может, он что-то проглядел?       Вот бы научиться, стрелять, как эльф! Тогда он сможет ходить на охоту и у них на столе появится мясо! Шкуры можно продавать, а на вырученные деньги купить настоящие лекарства, мама выздоровеет, папа уйдёт из каменоломен, а он купит себе книгу! Ту самую, большую, в кожаном блестящем переплëте, с картинками, которую он так хотел полистать, насладиться яркими, красочно и детально нарисованными чудовищами, но бородатый торговец-краснолюд заявил, что сей фолиант для подобных оборванцев не предназначен, что его не лапать надобно, а читать, отвесил больнючий подзатыльник и прогнал. За что? Ведь только картинки хотел посмотреть! Не признаваться же, что сперва принял красочный том за азбуку. Быть грамотным его заветная мечта. Нет, теперь вторая по заветности. Мама понемногу занималась с ним. Это было так весело и увлекательно, но теперь... Когда ещё они продолжат? А папа... Папа приходит такой уставший, что лезть к нему с этим стыдно.       Невесëлые мысли спугнул взбунтовавшийся желудок — отлипнув от позвоночника, он громогласно возвестил о своей, требовавшей принятия незамедлительных мер, пустоте.       Марко сильно-сильно прижал руки к животу, требуя от своего нутра послушания и тишины, но не тут то было. Потусторонние завывания лишь усилились. Он устремил на сидящего за столом эльфа виноватый взгляд и напоролся на ответный — холодный, как льющий за окном дождь, прямой и хлёсткий, словно удар под дых.       Марко сжался, улиткой юркнул в спасительную раковину покрывала, опустил глаза долу и увидел под кроватью большой кованый сундук. Вот! Наверное, там всë и спрятано! Что же делать? Ведь он пришëл именно за тем, что эльф наверняка прячет в сундуке…       Яевинн проклинал всë — ненастье, заставившее остаться дома и пригнавшее этого мокрого щенка к нему под дверь, нерадивых родителей, не уделяющих должного внимания воспитанию и дозволяющих сорванцу шляться далеко от дома. Эльф совершенно не интересовался своими соседями-d'hoine и не предполагал, что Марко живëт на одной с ним улице. Ему были абсолютно до лампады жизнь, быт и проблемы людей. Лишь бы его не трогали, пусть себе там... копошатся.       Так они и сидели - один за столом, другой на полу. В очаге лениво потрескивали поленья, отложенная лютня красноречиво лежала на соседнем стуле, но музицировать перехотелось. Да и перед кем? Какой из этого тщедушного мелкого сопляка ценитель искусства? Небось только и знает, что швырять камни в лягушек, да привязывать всякий мусор к собачьим хвостам, тешась собственной безнаказанностью.       Рёв, раздавшийся из желудка незваного гостя, заставил скрипнуть зубами и снова мысленно выругаться, теперь уже в адрес родителей. Ну вот, он ещё и голодный. Перехваченный щенячий взгляд особого сострадания не вызвал, но усилил раздражение и желание поскорей избавиться от посетителя. Однако дождь не думал прекращаться и в голову закралась непрошенная мысль, что в такую погоду хороший хозяин не выгонит и собаку...       Длинными, музыкальными пальцами эльф отбил по столу нервную дробь и встал. Небрежно плеснул в таз воды из кувшина и коротко бросил:       — Умывайся.       Марко послушно подошёл, но никак не мог заставить себя выпростать руку из-под согревающего покрывала. Он поднял полные немой мольбы глаза и беспомощно шмыгнул разбитым носом. Яевинн нервно повёл плечами, собрался с духом и опустил руку в прохладную воду.       После того как умытый мальчишка вернулся к огню, жадно сжимая цепкими пальцами кусок козьего сыра и краюху хлеба, мужчина задумался о том, что надо бы сообщить родителям, где их отпрыск, а ещё лучше отвести домой. Но перспектива вымокнуть самому совершенно не радовала, а от взгляда на мокрые лохмотья, по спине пробежал липкий озноб. Детской одежды он не держал за ненадобностью, поэтому пришлось осторожно, дабы не порвать в хлам, отжать эту и развесить у очага на ножки перевёрнутого стула.       Марко, словно угадав мысли эльфа, сказал:       — Дома только мама. Папа на работе и придëт аж вечером.       — Твоя мать, наверное, будет волноваться?       — Наверное, — снова шмыгнул Марко, — но она сейчас спит.       — Хорошенькое дело, — язвительно фыркнул эльф, — спит! Ей, видимо, совершенно наплевать на своего ребёнка. Конечно, чего ещё ожидать от непутёвой d'hoine.       — А что такое непутёвой дхойне?       Яевинн поперхнулся, но оставил вопрос без ответа.       — Вы не думайте, — с набитым остатками нехитрой трапезы ртом, пояснял Марко, — маме не наплевать, мама меня любит, просто она болеет.       — Чем?       — Папа говорит — чихотка, только какая же чихотка, если она не чихает? Только кашляет, да так страшно, будто у неё в груди нечистая сила завелась. То как захрипи-ит, то как засвисти-ит. Аж жуть... И бледная совсем стала. А губы синие... И не улыбается. — последние слова Марко прошептал, силясь не расплакаться снова.       — А лекарь?       — А, этот лысый хмырь, — мальчишка сконфуженно улыбнулся, — ну, так его наш сосед назвал, я не знаю, что такое хмырь, но лысый он на самом деле. А можно водички?       Утолив жажду, Марко продолжил:       — Так вот, этот лысый говорит, что испробовал почти всё, но толку мало и нужны очень дорогие травы. По счастью, у него припасено немного, но это будет стоить денег. А у папы их пока нет. Мы ... копим.       — Копите, значит.       — Да, да, — с готовностью подтвердил Марко. Он был сыт, согрелся и теперь потянуло на поговорить. — осталось немного, вот только... дотянет ли мама...       — Этой беде я не могу помочь..., — начал было Яевинн, но не договорил:        — Как же, не можете, милсдарь Ивинн, когда можете. Я ведь за этим и пришёл!        — За чем ты пришёл? — услышанное обескуражило эльфа, но виду он не подал.       — Не притворяйтесь, — заговорщически подмигнул мальчик, — все знают, что вы - эльфийский колдун, да что там, все эльфы с волшебством водятся. Вон, у вас трав сколько! Небось варите по ночам зелья-то. — сообразив, что болтнул лишку, Марко зажал рот рукой и в ужасе уставился на эльфа, — дяденька Ивинн, пожалуйста, не обращайте меня в крысу! Я ... я ведь не просто так! Я что угодно сделаю! — прижатую к губам ладонь он так и не убрал, поэтому всё сказанное больше походило на невнятное шипение, и эльф не понял почти ни слова.       — Повтори, что ты сказал? — потребовал он, но Марко, спрятав руку в покрывало, только теснее сжал губы, а взглядом готов был прожечь в эльфе дыру.       — Повтори, — по слогам выговорил своё требование Яевинн.       — Казимир говорит — все эльфы волшебники. И все травы знают. И с животными могут разговаривать. Милсдарь Ивинн, вы же можете сварить зелье, чтобы мама поправилась? А ведь можете! Я знаю!       — Ты пришëл.. .       — Да, я пришёл просить помощи!       — Я не помогаю людям. И я не волшебник. — Вы нарочно так говорите, потому что у нас нет денег? — Яевинн изогнул бровь, а его ладонь наотмашь, раскатисто громыхнула о стол. Марко вздрогнул, но взгляд не отвёл и твëрдо произнёс:       — Я на всë готов! Душу продам, умру, если надо, только пусть она выздоровеет! Вы не смотрите, что я маленький и худой. Я всё смогу, на всё согласен. Она — моя жизнь!       Яевинн на миг забыл, что перед ним ребёнок. Столько решимости, горячей надежды и отчаянного упорства было в его взгляде. Он даже подумал, что Марко одержим. Одержим любовью.       "А я... чем одержим я? Ненавистью?"       Увы. Он позволил этой уродливой гадине свить уютное гнездышко в своей душе и старательно, с завидным постоянством прикармливал еë. Каждое утро воспринимал, не как собственное, а как ещё одно рядом с ненавистными d'hoine. Радовался походам в лес не ради леса, музицировал не ради музыки, жил не ради жизни...