psychological baby

– Скажите что-нибудь, – Хван с переживаниям выдавливал из себя слова, не отпуская ладонь младшего. Иностранный врач сидел на стуле, сверив свои диагнозы с настоящими возле коек пациентов, которые даже уже не вставили. По коридорам ходили группировки полиции, перевозив оставшихся здесь больных в новые больницы, а Ким Сынмин подавал приехавшей прокуратуре все документы и показания для разбирательств. Тех самых учёных за ночь объявили в розыски. Если бы не сумму, которую внёс Хёнджин за ночь, никто бы даже не шелохнулся приехать сюда. Сейчас тут уже оборудуют органы власти. – Господин Хван Хёнджин, новости не радужные, – с итальянским акцентом начал пятидесятилетний мужчина, – Юношей надо в больницу на полное обследования. После этого вам скажут полный вердикт. Сейчас же у двоих протекает затруднённые двигательные способности и речь может быть нарушена, безмерная сонливость сейчас прогрессирует. – Они вчера здесь ходили и нормально разговаривали. – Сульфокамфокаин и добавочный препарат сыграл роль наркотических средств, поэтому они более менее передвигались. Не медлите, Господин. – Крис, Чонина хватай и в платную клинику. Феликс, давай солнышко, пойдём, – он поднял на руки младшего, который тихо сопел и понёс через табун людей в коридоре. – Хёнджин~а. – Слушаю, ангелочек мой. – Не бросай моего брата, пожалуйста… – Нет, конечно. Крис с ним. Не бросим. Хван сидел в коридоре, пока проводили обследования в палате. Он расхаживал сюда туда около трёх часов, не зная что и думать. Ли Чхве Уна перехватили на границе и забрали в срочном порядке под стражу закона, выдавая выговор казнить. – Господин, - из палаты вышел мужчина с медсестрой. – Да! – Я не знаю откуда вы их привезли, но я ничем не обрадую, не хочу давать ложных надежд. Как ни странно, однако у братьев идентичная кровь, похожие диагнозы, следы на теле тоже у обоих – ожоги. Ваш психотерапевт отдал нам свои заключения… – Не томите прошу вас! – врач отпустил глаза на бумаги. – У Ян Чонина идёт отказ органов, выживет ли – неизвестно. Вкололи успокоительное, он вёл себя не адекватно, на данный момент спит. – Как спасти? Операциями? – Сейчас будем обсуждать с коллегами. Скажем вам завтра. – А Феликс? – Юношей завтра осмотрят приезжий опытный невролог, психиатр. Точный диагноз только после их слова. Сейчас он слаб, можно поговорить чуточку с ним, но не беспокоить больше. – Сколько дней примерно нужно будет? – Примерно дня два и всё скажем. – Спасибо, – врач с медсестрой удалились, ну а он беспокойно зашёл к пациентам. – Феликс, мой ангелочек, ты как? – присел рядом в халате. – Я… Хорошо, не переживай… – сонно-моргал, тяжело дыша, слабо сжимая ладонь старшего. – Завтра тебя осмотрят и ты поправишься, хорошо? А пока отдыхай. – Спасибо тебе, я… не знаю как отблагодарить за всё… – Ты вылечишься и мы улетим отсюда, где тихо и спокойно, – он невесомо чмокнул того в губы. – Хёнджин… – он открыл глаза, смотря на волнующего любимого человека, – Я могу попросить тебя? – Конечно. Проси что пожелаешь. – Тогда, не при каких обстоятельствах не оставляй его одного, – Ликс посмотрел на спящего братика. – Да, конечно. Ты и сам его не бросишь. Так ведь? Поправляйся только, – медсестра предупредила о выходе Господина. Он на прощание поцеловал Феликса и сказал, что завтра обязательно приедет. На следующий день более менее двоим было лучше. Телевизоры, телефоны, колющие предметы убрали, потому что парни могли легко словить панику и поранить не только себя, но и других. – Айен~а. – М? – младший обернулся на соседа, севшего на постель. – Хочешь погулять? На что пепельно-розовый закивал. Ёнбок прикатил рядом стоявшую коляску к койке. – Давай аккуратно, садись, – придержав его, он помог сесть. Ликс одел и себя, и второго. Вывез его на улицу, не спеша толкая коляску, где сидел Чонинка. Сам себя он чувствовал ужасно, но старался никого не пугать. – Ты как? Я испугался за тебя вчера, – поинтересовался младший брат. – Не знаю, чувствую слабость сильную головную боль. – Твой Хёнджин молодец. – Знаю, он лучший, – Ликс улыбнулся, спокойно топая по прочищенной тропинке. – Ёнбок, спасибо тебе! Я полюбил тебя за те две недели проведённые вместе. Обо мне никогда так не заботились, как это делал ты. – Получается мы семья? Остались можно сказать вдвоём. Одни. Я всегда хотел брата или сестру. Оказывается ты был, просто я не знал. – Может мы и не будем такими как все, но я хочу с тобой сходить по магазинам? Погулять. Кушать с тобой. О и поиграть в приставку! Покататься в аквапарке! Это моя мечта. Бинн~и тоже не против, – он ярко посмотрел на позади толкающего коляску, тот тоже светился от радости. – Если суждено, мы с тобой обязательно всё сделаем. А пока давай покушаем. Вернёмся. Становится прохладно. – Давай! Брюнет закончил дела с бизнесом и приехал к мальчикам, принося каждому гостиницы с одеждой. Вечером двоя лежали под капельницами. Чонин не мог заснуть. Их осмотрели несколько врачей, собрали анализы и ушли. Была странная безвкусная тишина, сводившая с ума младшего братишку. – Бок, ты знал, что твои веснушки на карту созвездия похожи? – никто не ответил, – Спишь? – опять молчание. Младший кореец привстал, хватаясь за стержень капельницы подходя к брату. – Феликс… – он в ужасе распахнул глаза и еле-еле выбежал в коридор, – Быстрее врача! Умоляю! – сам восемнадцатилетний упал нервно дёргаясь, хватаясь за волосы, крича, пугая других пациентов в клинической больнице. Хван рванул сразу как только позвонили с клиники и сказали, что Ли потерял сознание. – Нам пришлось молодого человека погрузить в искусственную кому, – хорёк с непониманием уставился на врача, – Результаты… Врачи осмотрели и наш вердикт… Господин… К сожалению, но Ли Феликс… – Нет… нет… Он выздоровеет! – у него в ком горле стоял, начало не лихо так потряхивать. Врач только печально повёл головой. – Идёт вымирание мозга, мне жаль, процесс не… – белый шум в ушах, не слыша дальнейшие слова мужчины, обернулся с гудением в голове. Еле дыша, земля проваливалась под ногами, с гирями на ногах, он выполз на снежную лестницу. По покровом ночи сидел один Хван Хёнджин не нуждающейся ни в чём, кроме живого родного человека. Казалось бы есть деньги, связи, люди, однако он громко плакал на морозе, молясь всем Богам, чтобы Феликс выжил. Такую безнадежную боль он не ощущал. Похоже пришло время… Значит заслужил… Неделя. Две. Месяц. Морально убитый брюнет, забросивший все свои дела, передавая всё Минхо с Кристоферу, не отходил от койки возлюбленного, подключенного к множеству дающих шанс жизнедеятельности аппаратов. Сидел, не отпуская обездвиженную руку цыплёнка. Младший брат очень слабо передвигался, но также не отходя, поглаживал его светлые мягкие волосы. Медработники не давали никаких будущих прогнозов и пустых надежд Господину, не отходивший от своего солнышка, каждый раз отправляя его домой. Всеми силами доктора старались спасти восемнадцатилетнего парня, который не спеша умирал прямо на глазах. За окном падал снег, блистало полнолуние, будто светлячки летали над землёй, гробовая тишина. Писк электрокардиографа, тяжёлое дыхание австралийца под маской. Звук падающих капель раствора, стекающая по трубке к иголке под кожу. Тихое тиканье настенных часов. Тени от деревьев, падающие на кровати и стены, освещенные луной. – Я благодарен вам Хван Хёнджин… – опустошенный старший устало поднял голову с кровати Ликса, уделяя внимание соседу по койке с капающей капельницей, – Вам безумно повезло с ним. Он прекрасный человек. Когда я узнал его, думал, что будет обижать меня. Но он заботился обо мне. Старался всегда успокоить, делился с едой, хоть сам оставался голодным. Всегда первый принимал препараты и уколы и только потом подпускал ко мне. Обнимал меня ночью. Не знаю правда подыгрывал, что видит Бинн~и, но если да, то выходило натурально. Даже меня на процедуру не отдал медбратьям. Он настоящий брат и уверен хороший человек, не смотря на то, что знакомы не больше месяца, – Айен ранимо поднимал уголки губ, скатывающей слезой по щеке. – Чонин, ты должен выздороветь… Ёнбок хочет этого… – А он? Ты теряешь надежды? Я хочу чтобы он жил! Бок~и не бросит же меня… «Я не уйду, буду ждать сколько потребуется. Я не брошу тебя» с не озвученными словами Хёнджин опустошенно положил голову возле руки Ли, нежно поглаживая. Скатывающая слеза оставляла мокрую дорожку, на белой простыне – лужицу. Он не проронил больше ни слова, молча слушая холодное мёртвое дыхание своего когда-то лучезарного цыплёнка. Снежинки падали за окном, Новый год наступал на пятки. Кристофер сидел возле Чонина, смотря на пустующее место рядом. Замкнутый в себе Ян лежал, тяжело опуская веки. – Кристофер Бан Чан… – Слушаю, – синеволосый наклонился к парню. – Где он? Там же? – на что австралиец печально кивнул, – Отвези меня туда... Машина остановилась в глухом лесу. Чонин вышел из автомобиля, не спеша идя к молодому человеку, опираясь на трость, перебирая ногами снег. Там за воротами стоит он, весь в чёрном – пальто, брюки, сапоги, шарф, только снег ложится на грустного человека, волосы развеваются на холодном ветру. В морозе с покрасневшими ушами, носом, холодными руками, каждый день стоит Хван Хёнджин над своим зашедшим солнцем, у которого ночь – теперь спутник жизни без него. Младший не проронил ни слова, смотря надгробную плиту брата, проживший двадцать лет мучений, старавшийся дарить теплоту любимым людям. – Значит не суждено… – грустно улыбаясь он смотрел на заснеженную плиту, брюнет с пустыми глазами взглянул на пришедшего, – Похороните меня здесь, рядом с ним… Хочу быть с братом, – в снегопаде двоя стояли в десятиминутном безмолвие в холодном лесу, сопровождение гула. Младший брат остановился перед тем как уйти, засовывая руку в карман, доставая листочек, – Он просил передать тебе, когда его не станет, писал он уже в камере, но отдал мне в больнице. Мне пора… – засунув в карман чёрного пальто оберток, Ян не спеша ушёл из горизонта брюнета. «Не при каких обстоятельствах не оставляй его одного» Хёнджин замкнулся в себе, посещая сироту, оставшегося без родных. В один день в палате никого не стало. Он зашёл в пустую комнату. – Господин, это был его последний день… – Хёнджин с апатией поднял голову, смотря на врача, – Соболезную… «Хёнджин, мой дорогой Джинни. Ты стал лучиком солнца в моей тёмной жизни, начиная с первой нашей встречи. Я искренне хочу попросить тебя прости меня за всё: прости что ворвался в твою жизнь, прости что зацепил, прости за то, что благодаря мне улыбался, прости за то, что стал частичкой твоей жизни, прости за то что ругался на тебя – я правда жалею об этом. Ты мне подарил любовь, которую я никогда не видел и не надеялся получить. Благодаря тебе я почувствовал жизнь, находясь на свободе – ты меня забрал с угнетённого места, ты заботился обо мне как никто другой на свете, успокаивал когда мне было плохо. Ты был причиной моих улыбок. Я тебе за всё благодарен. Жаль, что я не смог показать насколько ты мне важен. Моё сердце желает, чтобы ты жил и был счастлив, я не могу позволить тянуть тебя на дно своего сумасшествия, каждый день боясь навредить тебе, подвергая твою жизнь опасности. Хван Хёнджин останется навсегда в моём сердце. Я бы хотел, чтоб у нашей истории не было конца, увы, не всегда суждено сбываться мечтам одного ненормального. Спасибо тебе за всё. Ты моё сердце, Хёнджин~» Перечитывая слова Ли Феликса, Хёнджин стоял на том же затоптанном снежном месте. Теперь там три покрывающихся белым покровом могилы. Бетонные гравировки, которые Хван перечитывал из раза в раз, когда приходил и часами стоял перед ними. Ян Чонин. Ли Феликс. Хан Джисон.