comfort person.

Дни, проведённые в Японии, действительно нравились Ёнджуну: и общение с драгоценными кингми, и походы по магазинам или ресторанам с хёнами, и просто Япония - всё нравилось, о чём он очень старался показать в своём небольшом блоге, съёмку которого мемберы поручили именно ему. Но вот ночи... Ночью Ёнджун не мог спать, всё переживая и беспокоясь о грядущей премии — его первой между прочим! — но продолжалось это не слишком долго благодаря умиротворённой музыке и заботливым "спокойной ночи" от ребят, что заставляло Хвона улыбаться. Однако накануне ничего из этого не помогало. Ёнджун перевернулся на другой бок в, казалось, тысячный раз за ночь, но всё равно сон не шёл: не помогали и плюшевые друзья, которых приятно было обнимать, ни музыка, ни особенно любящее пожелание сладких снов. Он снова поменял положение, уставившись в потолок отельного номер, по нему ходили странные черно-белые тени, в которых он видел то злых драконов, то крадущихся многоногих пауков и видения были полны чего-то мерзкого, затягивающего, больного… Сердце щемили такие же мысли. Достаточно ли хорош для других? Сами по себе всплывали отнюдь не милые комментарии "фанатов", которые не хотели продолжать любить группу только из-за него; комментарии, в которых говорили что он никогда не будет на том же месте в сердцах как Сынджун. О том, что он всегда чужак. Обычно его успокаивали заботливые слова Юсона, который прикладывал все усилия чтобы вечно весёлый и забавный парень не ходил как брошенная под дождём побитая дворняжка. Его успокаивали тёплые ладони Джихуна, которые выводили круги и странные узоры на широкой спине, сжимали, в искреннем жесте чистейшей поддержки настоящего друга, плечо. В принципе все ребята могли поддержать, каждый разно, но от всего сердца, однако сейчас они все крепко спали перед ответственным моментом их карьеры. Сейчас Хвон единственный боец своей армии стоит на широком поле против огромного противного нечто, абсолютно один. —Ёнджун-и, ты что не спишь? — тихий шёпот неожиданно раздаётся справа, с постели Сонхо, когда младший продолжает пытаться принять более удобное положение в кровати. Здорово, теперь ты разбудил Сонхо-хёна, а ему сон нужен как никогда, думает про себя Шим, покусывая изнутри щёку, и выглядя почти застенчиво, когда осторожно поворачивает головой в сторону говорящего. Глаза давно привыкли к темноте, поэтому легко заметить как старший приподнимается на локте, всё ещё не прерывая зрительного контакта. — Не могу уснуть, — со вздохом признается Шим, отвечая тем же шепотом, если не тише, что у него и спрашивали, хотя голос всё равно похож на крик, как он думает, — прости, если разбудил, — пристыженно добавляет парень, теребя в едва дрожащих руках краешек одеяла. — Всё в порядке, — в шёпоте нет раздражения, Сонхо в принципе злился редко, дулся на поддразнивания, но не был в гневе, только понимание и проблеск заботы, которой обычно проскальзывает у людей, которые интересуются здоровьем больного. Он поднимается чуть выше, теперь подпирая голову, и медленно моргает, смахивая с ресниц прежнюю дремоту, — Почему ты не можешь спать? Малышу Ёнджун-и необходимы объятия любимого хёна? — Муджин слегка посмеивается, немного хрипло из-за долгого не использования голоса, но Хвон неожиданно серьёзен. — Можно? — крепче сжимает накрахмаленную ткань, и едва повышает голос, слишком удивлённый чтобы сдерживаться. Было бы в номере чуть светлее - можно увидеть как загорелись от этого предложения глаза парня, который из-за Донщика постепенно начал любить тактильности и нежности. — Иди сюда, — в призывном жесте распахивает одеяло и двигается назад, улыбаясь, когда младший выпутывается из тканевых оков, делая неуверенный шажок навстречу. Садится на самый краюшек, боясь помешать, но чуть расслабляется и ложится, когда встречается взглядом с Сонхо. Старший легко берет то инициативу и располагает их так, чтобы Хвон был маленькой ложечкой, почти невозможное с его ростом, и голова покоилась на груди. Муджин спал в одном нижнем белье, поэтому верхняя часть тела была обнажена, однако это ни разу не было сексуально, наоборот, чувствуя тёплую кожу своей щекой, становится уютно и безопасно. Как будто это его дом, место, куда можно уйти от проблем жестоко, несправедливого мира и искать поддержку. Сердце неприятно колит от этой мысли, но руки неуверенно движутся к чужой спине, чтобы прижаться сильнее. Возможно сейчас он выглядит слабым и беспомощным, возможно, если не Сонхо, то Донщик или Юнхо, будут дразнить его позже если узнают о этой ночи, возможно всё что угодно завтра, но пока что... Пока что завтра не существует, только ровно вздымающаяся грудь Муджина, его тепло, проникающее глубоко в израненную душу и окутывающее её со всех сторон. — Лучше? — спрашивает Го, легонько перебирая окрашенные блондом пряди, от которых пахло шампунем и бальзамом, а сами они были пушистыми, ещё не повреждённые утюжком и лаком. Однако осекается, когда Ёнджун вздрагивает, возможно следовало повременить со словами и просто передать через объятия часть своего спокойствия, чтобы младший расслабился и всё рассказал сам, но тот удивляет, приподнимая тяжёлую от мыслей голову, чтобы смотреть прямо в глаза своему спасителю. В них столько света и благодарности, что теперь сердце начинает болеть у Сонхо, который был слаб до всего милого, что выдавали макнэ группы. — Неплохо, — едва-едва слышно выдыхает Хвон, опуская глаза и явно смущаясь. Всё возвращается как было: Ёнджун старается дышать вместе со старшим и, главное, не думать ни о чем плохом, в то время как Сонхо гладит спину одной рукой, а другой продолжает отделять прядочки, - и продолжается ещё некоторое время, точное количество которого никто и назвать не сможет. — Переживаешь из-за выступления? — прерывает комфортную тишину Сонхо, ведь какой толк будет от скиншипа, если причина не будет выявлена и устранена, как бы сильно ему не хотелось, чтобы младший беззаботно уснул в его руках. Хвон кивает, совершенно не доверяя своему голосу прямо сейчас, — и я переживаю, не буду скрывать, но мы волнуемся из-за разных вещей, верно? — снова осторожный кивок, — держи у себя в голове, что есть много людей, которые любят тебя просто потому что ты - это ты, какой ты очаровательный высокий красавчик с хорошим голосом, и хёны тебя тоже очень любят. Всегда стараешься и подбадриваешь других, много тренируешься... мы все так тобой гордимся, малыш Ёнджун-и, — И Муджин в приливе щемящей нежности чмокает в макушку и у Шима прорывается плотина слёз, тело дрожит в беззвучных рыданиях, он почти болезненно держится за старшего, будто если чуть ослабнет хватка - он растворится в темноте, вообще всё это время было иллюзией, и блондин проснется в своей комнате родительского дома с включенным телефоном рядом и глупым популярным аниме про романтику на нём. Сонхо не возражает, ничего не говорит, просто ждёт когда Ёнджун успокоится, пусть это происходит и не сразу. Когда всхлипы становятся всё тише и реже, Хвон расслабляет руки, Сонхо закрепляет свою терапию истинно братским поцелуем в лоб и младший полностью обмякает: глаза держатся открытыми уже с трудом, да и сил не осталось совершенно после плача и такой эмоциональной мясорубке. Он клянётся себе, что отблагодарит хёна как только проснется с утра, и будет долго извиняться за то, что разбудил, что наверное было некомфортно спать с ним в одной кровати всю ночь, за всё. Последнее что он слышит перед тем, как потерять сознание во сне становится: — Спокойной ночи, малыш Ёнджун-и, тебе действительно пора спать.