блядские бёдра

Чифую хорошо помнит, что до встречи с Ханемией не был фетишистом. Его никогда не заводили определенные части тел других людей, не заводили разные пошлости, которыми порой раскидывались окружающие его сверстники, не заводило даже порно, которое парень временами тайно смотрел у себя в комнате, спрятавшись под одеялом. Он уже даже подумывал о возможной асексуальности, но потом в его жизни внезапно появился Казутора со своими блядскими бёдрами и округлой задницей, на которую невозможно было перестать смотреть. Форма банды только ухудшала положение, ведь имела пояс, который, если его сильно затянуть на талии, выделял ягодицы ещё ярче, чем обычно. Такие упругие на вид, они то и дело приковывали к себе внимание Мацуно, и только остатки здравого рассудка не давали ему прикоснуться к ним и попробовать на ощупь прямо перед всеми. Казутора всегда привлекает к своей блядской персоне внимание — он громкий, активный, а его ебанутая голова иногда за минуту генерирует столько планов разной степени «гениальности», что заместитель командира первого отряда порой поражается, как другие люди вообще могут общаться с этим чертёнком нормально. У Казуторы длинные пальцы и тонкие руки с бледной, практически что белой, кожей, на которых особенно сильно видно вены, что ползут синими полосами по всему его телу, от чего при малейшем напряжение сразу начинают выделяться. У Казуторы манера речи тоже блядская. Он растягивает слова, вальяжно улыбается, обнажая небольшие клыки, открывая вид на свою шею, которая стала очередным фетишем Мацуно. Казутора весь и полностью был одним сплошным воплощением всех его пошлых влажных мечтаний, словно идеально подобранный специально под все извращённые хотелки. Чифую никогда бы и не подумал, что является геем, не появись в его жизни Ханемия. — Чифую, ты чего так упорно пялишь на меня? — неожиданно спрашивает сидящий напротив Казутора, и машет перед лицом друга ладонью, пока тот не приходит в себя, и не переводит на него растерянный взгляд. — Ты чё, уснул сидя? — Задумался. — спокойно ответил Мацуно, хотя почему-то был уверен, что дрожь и лёгкий румянец на лице выдаст его с потрохами. — Обо мне? — продолжает давить Казутора, словно не видит, как Чифую несёт от всего его блядского образа. Он ведь и не знает, в скольких позах уже побывал в мечтах заместителя командира первого отряда, но ему лучше и дальше оставаться не осведомлённым в этом. — Не слишком много на себя берёшь? — пытается отшутиться Мацуно, натягивая на лицо неестественную, слишком широкую улыбку, и Ханемия приподнимает бровь вверх, удивлённо глядя на него. Он хоть и был наглухо отбитым на голову, но никак не слепым. Только слепой не заметил бы, каким пожирающим взглядом смотрит сейчас Чифую. Мацуно не повезло, потому что вступать первым в какого либо рода отношения не было в привычках Казуторы. Он всегда ждал инициативы со стороны другого человека, и даже после этого не всегда шёл на контакт — парень слишком сильно не доверял людям после всего, что произошло за последние два года. «Чифую я бы доверился» — неожиданное признание самому себе резко бьёт по вискам, а кровь приливает к лицу, от чего Ханемия краснеет, опуская взгляд. Чифую возбуждается от одного взгляда на красного, тяжело дышащего парня. Мацуно и не подумал бы никогда, что может завестись с полуоборота, но, оказалось, Казутора и тут всё в нём изменил. Кажется, они оба уже чувствуют повисшую в помещении атмосферу, но никто не спешит двигаться и предпринимать какие-либо действия. Оба — потому что не умеют, потому что всё ещё не уверены в взаимности. — Блять, Тора. — неожиданно разрывает тишину Мацуно, склоняясь над другом, но ещё не слишком низко. — Ты меня с ума сводишь. В его глазах столько разных чувств, что Ханемия словно ощущает их все тоже. Они делят их напополам, буравя друг друга взглядами. Не осознавая до конца свои действия, он тянет руки к Чифую, обнимая его за шею, притягивая к себе. Мацуно перестаёт дышать, когда их губы соприкасаются в поцелуе. Оба целоваться не умеют от слова совсем, но пытаются, сминая губы друг друга, кусая. Когда воздуха становится критически мало, заместитель командира третьего отряда отрывается от чужого рта. Он тяжело дышит, и чувствует, что Тора такой же — потерянный, горячий — от этого возбуждение накатывается новой волной, и Мацуно возвращается к аккуратным розовым губкам, углубляя поцелуй, проникая языком в чужой рот, исследуя чужие зубы и десна. Их рта Ханемии вырывается что-то похожее на стон, и голову от этого Мацуно сносит окончательно. Он опускается губами ниже, лижет и кусает чужую шею, оставляет красные следы на светлой коже, которые мгновенно наливаются кровью. Будут синяки, но никто об этом не думает. Чифую расстёгивает верх на Казуторе, стягивает пиджак, под которым у того ничего. Парень ловит ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, и опускается к груди старшего, обхватывая губами чужой розовый сосок, сминая его, посасывая, кусая, а после зализывая, словно извиняясь. Казутора стонет особенно громко, выгибаясь в пояснице, прижимаясь возбуждённым членом к животу Чифую, руками пытаясь стянуть его одежду. С горем пополам они наконец раздеваются полностью, и происходит то, чего Мацуно, наверное, хотел больше всего. Блядские бёдра Казуторы обхватывают его за талию, сжимают, притягивают для очередного поцелуя. Рука Мацуно опускается на член партнёра, он обхватывает его пальцами у основания, продолжая пыхтеть от ног, так уверенно сжимающих его. Второй рукой Чифую опускается на правое бедро, похлопывает по нему, а после сползает ещё ниже, присасываясь к внутренней его стороне губами. Ханемия весь дрожит, хватается за всё, что попадается под руки, а после берёт светлые волосы младшего в свои тонкие длинные пальцы, приподнимая того выше, к своему животу, призывая покрывать тот поцелуями. Чифую ещё сильнее несёт от такого Казуторы — который требует, нуждается, управляет. Хочется дать ему всё, что он пожелает, лишь бы блядские бёдра продолжали сжимать его, прикасаться к нему. Да лишь бы просто продолжали существовать, этого уже достаточно, чтобы свести Мацуно с ума. Он вылизывает живот и бока старшего, покрывает поцелуями, оставляет засосы. Неожиданно для Чифую их положения меняются, и через несколько секунд он уже сидит на диване, а лицо Казуторы опасно близко к паху младшего. Он соблазнительно облизывается, улыбается так пошло, что можно кончить только от этого, а после опускается к члену парня, обхватывая головку губами. Спектр разнообразных эмоций быстро пролетает в сознании младшего, прикосновения разбегаются импульсами по всему телу. Ханемия обхватывает лишь головку, но этого уже хватает, что кончить. Однако Мацуно держится, ждёт, пока Тора сам оторвётся от своего занятия. Старший выпускает член из рта, пытается отдышаться и подавить неожиданные рвотные рефлексы, но не успевает окончательно прийти в себя, как уже оказывается сидящим на чужих бёдрах. Чифую держит оба их члена, и надрачивает, заставляя своими действиями Казутору выгибаться в обратную сторону, опираясь руками на диван. По комнате Мацуно разносятся постепенно становящиеся всё громче стоны, а вскоре они кончают, практически одновременно. Казутора падает на чужую грудь, вжимаясь лицом в изгиб шеи, медленно, лениво выцеловывая её, пока рука Чифую гладит его по волосам, перебирая цветные пряди. — Ты лучший. — шепчет он на чужое ухо, а после кусает за мочку, слегка оттягивая серьгу. — Да, и ты тоже ничего. — отвечает с улыбкой Тора, а после тихо хихикает. Казутора неисправимый идиот, но Чифую и сам такой же, поэтому никуда его больше не отпустит.