С чистого листа

Так наши туалетные встречи происходили всё чаще и чаще. Непременно, мне льстило его внимание, я обожал каждое мгновение, проведённое с ним. Тем более во время процесса он становился нежным и любящим. Я чувствовал, как он обо мне заботится, как бережно держит мои волосы и вытирает слёзы, когда я люблю его в уборной. К тому же он перестал поднимать на меня руку. Я видел, как он смотрит на меня на уроках и теперь не отводит взгляда, когда я смотрю на него в ответ. Иногда он даже улыбается. В такие моменты мне хочется делать что-то прекрасное для него, для себя, для всего мира, чтобы разделить всё то счастье, что внутри меня, со всеми. Единственное, что, пожалуй, меня разочаровывало, это то, что мы почти не разговариваем. Все наши встречи заканчиваются сексом и ничем более, а потому я взял на себя смелость пригласить его на свидание. Я купил небольшой букет цветов. Их запах очаровывал меня, надеюсь, на любимого он произведёт такое же впечатление. Надев белую рубашку и чёрные брюки, с букетом в руках я отправился к дому любимого. Я часто провожал его до дома, правда он об этом не знал, ведь наверняка бы прогнал меня или сделал бы что-нибудь похуже. Жил мой Каччан в обычной хрущёвке на втором этаже. Я никогда не понимал, как такой человек, как он, мог жить в таком небожественном месте. Мне всегда хотелось его оттуда забрать. Поднявшись по лестнице подъезда, который пропитался запахом сигарет, алкоголя и ещё чего-то вонючего и противного, я постучался в дверь номер «7». Дверь не открывали довольно долго. Я уже хотел было вознести руку для повторного стука, как дверь всё же отворили. Передо мной стояла девушка, что была невероятно похожа на мою любовь. Она была высокой, на ней была одна майка и домашние шортики. Я даже засмущался, слишком уж домашний был её вид. Это была мама Каччана, я вижу её уже не первый раз. Девушка оглядела меня с ног до головы, а после приветливо улыбнулась. — Изуку, если не ошибаюсь? Ты ведь одноклассник Кацуки, верно? — Произнесла она, отходя с порога, дабы я мог пройти. — Да, здравствуйте, это так. Кач… Кацуки дома? — Я улыбнулся девушке в ответ, проходя в дом. Из кухни шёл запах свежеприготовленной еды, а также, если постараться, можно было уловить запах сигарет. Вдруг из комнаты вышел Мой Бог. Он был в домашних адидасовских трикошках, которые были потёртые, кое-где по-моему дырявые, домашние в общем трикошки. Я улыбнулся. Домашний Каччан выглядел мило, заспанно. Таким его могут увидеть только очень близкие люди. Интересно, он считает меня близким человеком? — Привет, Кацуки. — Улыбнувшись, произнёс я, несмело приветсвенно помахав рукой. Он взглянул на меня сначала удивлённо, а после нахмурил брови, приблизившись ко мне. — Зачем пришёл? — Холодно спросил он. Наверное, не хотел проявлять чувств при маме, а так бы наверняка меня обнял. — Я… я хотел… — Робко произнёс я, бросая неуверенный взгляд на девушку. Та, кажется, поняла, что её присутствие здесь лишнее. — Ох, чайник уже закипел! — Максимально неправдоподобно воскликнула она и убежала на кухню. Я проводил её неловким взглядом, а после, собравшись, посмотрел в глаза любимому и произнёс: — Я хочу пригласить… Пригласить тебя на свидание, Каччан. — Я протянул ему букет, после чего сжал вспотевшие ладони. Дыхание участилось, а воздуха стало не хватать. Я испытывающе глядел в его алые глаза, которые теперь не скрывали своего удивления. Мы пребывали в молчании всего пару секунд, а мне казалось, что прошла целая вечность. — Нет. — Кротко ответил он. — Зачем мне этот веник? — После этих слов он впихнул мне мой букет обратно в руки. Кажется, в этот момент на моём сердечке появилась ещё одна трещина. Нет, я конечно знал, что Каччан такой, но почему-то теперь я ждал от него другой реакции, я думал, я ему интересен, что он тоже хочет проводить со мной время, просто, может быть, стесняется. А оказалось, что ему даже мои знаки внимания безразличны. — Но почему? Давай проведём время вместе, Каччан! Я же тебе нравлюсь, да?! Мир в моих глазах плыл, глаза слезились от жёсткого удара, нанесённого им этими ужасными словами. На лице Каччана появился злобный оскал. Он схватил меня за плечи и встряхнул. — Не ной, придурок, а то врежу. Я проморгался, смотря на него растерянно. Давно он не угрожал мне кулаками. — Не надо…— Я всхлипнул и вытер проступившие слёзы. — Пожалуйста, пошли. Я распланировал весь день с тобой… — Тебя кто-то просил это делать? — спросил он. Я молчал стыдливо, а Каччан смотрел на мои дрожащие губы. Взгляд его сверкнул в ненависти, мне стало страшно. Но через секунду я почувствовал, как его тяжёлая рука растрепала мои кудри. — Ладно, хер с тобой. В ресторан, или куда ты меня там звал, я не пойду, но можешь посидеть у меня. — Буркнул он, а после развернулся и, почесав спину, от чего его серая футболка чуть смялась, зашёл в комнату. Я стоял в ступоре, слова любимого доходили до меня медленно, но, спохватившись, я снял с себя кеды и двинулся за ним, всё ещё держа букет свежих тюльпанов в руках. В комнате было не убрано. Это бросилось в глаза сразу, хотя, как мне кажется, это вполне в стиле Каччана. Ему не нужно быть собранным и аккуратным, чтобы выглядеть невероятно. Каччан плюхнулся на кровать, и я услышал звук звенящей от напряжения пружины в ней, от чего чуть поморшился. Кровать наверняка твёрдая. У него не болит спина после сна на ней? Я положил букет на стол, а после сел рядом с ним, чувствуя под ягодицами твёрдые пружины. Он же посмотрел на меня с презрением, будто я сделал что-то ужасное. Я хотел было встать, но он схватил меня за запястье и притянул к себе, укладывая на свою грудь. — Я засну, потом уйдёшь. — Кротко ответил он на мой немой вопрос. Я ничего не понимал. Крепкие руки сжимали моё плечо, прижимали к его груди, не давая двинуться. Каччан закрыл глаза, всё ещё чуть хмурясь. А я не знал куда себя деть. Волнение завязалось в животе в крепкий узел, а дыхание участилось. Я побоялся, что Каччан почувствует, как я часто дышу, а потому попытался поумерить дыхание. А любимый мой действительно просто лежал. Вскоре недовольство на его лице испарилась, и я мог видеть очаровательную картину: мирно спящее личико самого Бакуго Кацуки. Я видел, как вздрагивали его ресницы, мог разглядеть в деталях его обкусанные тонкие губы. Мог видеть на его лице каждое пятнышко, каждую родинку. И я изучал его лицо без стыда, надеясь запечатлеть его образ в своей памяти на всю жизнь. Пусть мои планы и не осуществились, пусть ситуация эта была странной и даже нелепой, пусть кровать была твёрдой и впивалась в меня своими пружинами, пусть цветы, что я купил для него, скоро завянут от того, что мы не поставили их в вазу, мне нравилось происходящее здесь, в этой комнате. Потому что каким бы он ни был грубым, каким бы он ни был уродом в глазах людей, сейчас я лежу на его груди и вижу в нём, в его чертах лица самого прекрасного человека, ради которого я могу продолжать жить. За этой огромной стеной непробиваемой ненависти и жестокости прячется Мой Каччан, который любит меня, который бережно прибирает мои волосы, когда я люблю его в уборной, который помогает залечивать мне мои раны, созданные им же, который любит меня и доверил Мне свой сон. Вскоре я сам не заметил, как погрузился в сон и засопел в унисон с Каччаном. Мальчики уснули, как вдруг в комнату зашла Мицуки. Девушка хотела что-то сказать, как вдруг увидела Изуку, лежащего на его сыне. Увиденное её удивило не на шутку, Кацуки ещё никого не подпускал к себе так близко. Она задумалась, смотря на них, а после быстро сбегала на кухню за своим телефоном и запечатлила эту очаровательную картину, после чего оставила их мирный сон на успокоение вечера, плотно закрыв дверь в их маленький мирок. Эту фотографию Мицуки отправила маме Изуку, перед этим конечно поздоровавшись, а после предложила Инко Мидории, чтобы сегодня её сын переночевал у неё. Инко знала прекрасно о безграничной любви сына к Кацуки. Знала и боялась, что когда-то Бакуго ответит взаимностью. Женщина понимала, что парень этот ему не пара, что опасна эта любовь, которая после контакта двух половинок покрывается синяками и ссадинами. Ей стало конечно спокойнее, когда Кацуки перестал поднимать руку, а она точно знала, что руку поднимает именно Кацуки, хотя Изуку и говорил, всячески защищая любимого, что это не он. И стало ей действительно спокойнее, но материнское сердце чувствовало, что ничем хорошим это не закончится. Завидев эту фотографию, она испытала смешанные чувства. Она не хотела, чтобы они сближались, и надеялась, что Бакуго, который предподносит себя в мир холодным и незнающим чувств, не примет её сыночка, её маленький и добрый лучик счастья, что она когда-то внесла в этот мир. А Бакуго, кажется принял. Инко понимала, как Мидория сейчас счастлив. Действительно, его мечта исполнилась. Наконец-то, спустя столько лет! Ей больно было от того, что не может она порадоваться за сына, что тот не нашёл себе нормальную пару, что тот вообще смог влюбиться в такого человека. Но теперь оставалось только молиться о том, чтобы Кацуки, злой, холодный зверь, смог сберечь невинную искреннюю доброту её маленького мальчика. «Здравствуйте. Очаровательные мальчики! Да, конечно, пусть Изуку остаётся. Спасибо вам.», — Коротко ответила она Мицуки, выдавив из себя всю вежливость, а после положила телефон на тумбу, устало потерев переносицу. — Господи, лишь бы всё хорошо с моим мальчиком было. Боженька, побереги ты свет его души, прошу тебя, милый, только об этом тебя прошу. Ни о чём больше просить не буду… — тихо шептала женщина, смотря на стоящую на тумбе икону. Бог, очевидно, не ответил, так что оставалось только надеяться, что небеса услышали молитву бедной материнской души.