Освобождение

      Алис вошла внутрь, с силой прижимая скрипучую деревянную дверь. Час уже поздний. В покосившейся лагуче, что стояла посреди густого темно-зеленого леса, было холодно и сыро. Алис поежилась. Лунный свет бил в небольшое окно, а ветки деревьев со скрипом царапали стекло, просясь внутрь. Алис наугад прошла вперед, ступая по знакомой утоптанной земле, и зажгла все свечи, какие только нашла. Стало немного уютнее. Алис сильнее укуталась в накидку, подбитую мехом, и поднесла сложенные в замок руки к губам, согревая их дыханием. До рассвета не так много времени, поэтому мешкать не стоит.       Алис достала из припрятанной деревянной шкатулки всё необходимое, разложила в правильной последовательности и принялась нашептывать выученные наизусть слова. Они уже стали для неё молитвой, отпечатавшись глубоко в памяти. Разбуди её посреди ночи, и она выдаст текст, ни разу не запнувшись.       Но что-то шло не так, как и всегда. Алис уже много дней не оставляла своих попыток: казалось, всё должно было получиться, только протяни руку, смешай всё в верной последовательности и произнеси слова. Но что-то мешало, что-то не поддавалось. Алис чувствовала, как слова застревают на языке, а перетёртые в труху кости, засыпанные в маленький тканевый мешочек, сопротивляются, не отзываются на её усилия, не говорят с ней.       Резкий порыв ветра колыхнул раскидистые ветви деревьев, пустив по лачуге загадочные тени. Где-то завыл волк. Алис дёрнула плечами, разогревая занемевшие руки. Она злилась. Уже который день она пыталась разгадать эту задачку, но решение от неё ускользало. Алис чувствовала, что она уже близко, стоит только чуть потянуться вперёд, ухватиться за сияющую нить, но в последний миг разгадка отдалялась, проходила сквозь пальцы. Алис не оставляла попыток постичь это таинство: она пробовала снова и снова, пока голову не начинала раздирать пульсирующая боль, а из носа не выходила капля крови. Под пальцами она ощущала вибрацию, но столько только продвинуться чуть дальше, всё обрывалось, гасло, и приходилось начинать заново.       Алис упрямо сжала кулаки, впиваясь длинными ногтями в ладонь, и вновь сосредоточилась на своём деле, потирая виски и прикрыв глаза.       — А ты не сдаёшься, — над головой раздался мягкий спокойный голос.       Алис вздрогнула, но быстро собралась — она не покажет старухе, что испугалась её появления.       — Меня учили не сдаваться, — выплюнула Алис, приподнимая голову и одаривая гостью презрительной улыбкой.       Старуха чуть заинтересованно мазнула по ней мутным взглядом, устраиваясь на стуле напротив. Алис невольно взглянула на ее лицо: то была самая обычная старуха, если не знать, на что она способна. Когда-то эта женщина с седыми волосами, собранными в тугой пучок на затылке и мутными серо-желтыми кошачьими глазами обучала её саму. Как же давно это было.       — Твои намерения не изменились? — спросила старуха, поочередно беря в руки ингредиенты для заклинания, удерживая их на кончиках пальцев. Рассматривала с интересом, словно видела впервые.       — Нет.       — Ты точно уверена?       — Я молила тебя о помощи, — взорвалась Алис. — Ты несколько раз отказала, но прежде не упустила возможности помучить меня. Сначала я подумала, что заклинание не срабатывает из-за того, что в его душе нет никакой… никакого чувства , но ты переубедила меня и всё равно отказала. Зачем пришла сейчас?       Старуха печально улыбнулась, глядя так знакомо, почти по-родному. Алис разозлилась еще сильнее. Когда-то они были близки, но то время давно прошло — Алис пошла своим путём. И всё же, без её помощи Алис не справиться. Как бы она ни была искусна в своем колдовстве, с такого рода магией ей не совладать. Алис была хороша в целительстве, но то, что ей было нужно — это совсем другое, это что-то тонкое и эфемерное, едва уловимое. То, чего не в состоянии были увидеть и почувствовать её глаза и руки. Такой магии не обучиться — она просто должна гореть в тебе.       — Я помогу тебе. Надоело смотреть, как ты приходишь сюда каждую ночь и бессмысленно чахнешь над ступкой. Ты пугаешь моих зверей, а своими громкими мыслями пробуждаешь то, что не должно пробудиться.       Алис недоверчиво покосилась на лицо, испещрённое морщинами. Столько дней она просила, обивая порог чужой лачуги, слыша в ответ лишь скупое “нет”, а сейчас… Но Алис не гордая и никогда такой не была.       — А что хочешь взамен?       — Расплата обязательно будет. Но платить придется не мне, — пожала плечами старуха. Ее лицо было бесстрастным, но глаза ярко сияли в темноте.       Женщина принялась за работу. В её руках кости и камни сами рассыпались, превращаясь в мелкую пыль и поднимаясь в воздух, а веточки разламывались, стоило лишь прикоснуться к ним кончиком ногтя. Мертвая плоть животных сочилась темной кровью, словно добытая только что. В ее узловатых морщинистых пальцах жуткие вещи приобретали новый смысл, она творила настоящее волшебство. Такое, какое Алис никогда в своей жизни не сотворить. За стенами лачужки даже сверчки прекратили свою трель, всë словно замерло вокруг. Алис могла слышать лишь свой пульс — уши закладывало от звенящей тишины вокруг.       Большинство людей считают магию неправильной, злобной, несущей только плохое. У многих кровь в жилах стынет только от слова "ведьма", но им не понять: то, что может эта старуха, что может сама Алис — это чудо. Это дар, который даётся только избранным. Это настоящее искусство. И нужно быть глупцом, чтобы не творить. Дело было вовсе не в ингредиентах: они всегда одинаковы. Весь смысл в том, кто именно колдует. Увы, Алис не обладала талантом вершить людские судьбы; талант не выбирают.       — Спрошу еще раз: ты точно уверена? — вкрадчивый голос прерывает мысли Алис. Она приосанивается, удобнее устраиваясь на колченогом стуле.       — Да.       — Тогда дай сюда руку, — старуха вонзает в её большой палец осколок мутного голубоватого стекла. Горячая кровь изливается в ступку, перемешиваясь с остальными составляющими.       — Теперь произнеси свое желание, — просит ведьма, держа руку Алис своими холодными пальцами. Алис дёргается, желая вырвать собственные пальцы из морщинистых рук, но старуха вновь тянет ее на себя. — Аккуратно выбирай слова. Имени своего не произноси. И помни, что обратной дороги не будет.       Алис кивает, медленно выпутываясь из чужой хватки. Она давно знает, чего хочет. Слегка прочистив горло, она произносит четко и уверенно, не колеблясь:       — Я хочу, чтобы Эймонд Таргариен всегда был с той, кого он по-настоящему любит.       Алис не боится, что Эймонд завтра же помчится к матери — заклинание не подпитывает родственную любовь. И, если старуха согласилась ей помочь, это значит только одно — у принца есть возлюбленная. В противном случае ведьма не стала бы терять время и силы — она знала, что здесь было то, с чем можно работать. Эта мысль заставляет сердце Алис биться громче и быстрее.       Ведьма прислушивается, склонившись над ступкой, словно ждёт чьего-то возражения, а после режет и свой палец. Она кивает сама себе, капает немного своей крови и произносит заклинание, слов которых не разобрать — настолько тихо она их нашептывает. Алис мысленно проговаривает их вслед за ведьмой, беззвучно шевеля губами. Ведьма секретничает с неизвестными богами, делится с ними тайной, создает новую нить, которая совсем скоро будет вплетена в полотно чужой жизни.       Алис моргает, уставившись на серое лицо старухи — глаза её ярко пылают. Алис много раз видела, как та колдует, но каждый раз по спине бегут мурашки. Сегодняшний вечер исключением не становится: Алис пробирает до костей, но не холодом, а жаром. По виску катится капелька пота, несмотря на то, что в лачуге жутко холодно.

***

      С Эймондом Таргариеном Алис познакомилась не очень давно, но ощущалось всё так, будто она знала его вечность. Прибывший в Речные земли на огромном драконе, свирепый и беспощадный, Эймонд сжигал замки и селения. Он убил множество людей, но пощадил именно Алис.       Алис не верила в любовь с первого взгляда, но Эймонд почти заставил ее в неё поверить, как глупую наивную девчонку из старых книжек о трепетно влюблённых рыцарях. Алис не думала, что в разгар войны, утопая носками ботинок в человеческой крови и костях, ей посчастливится встретить любовь.       Эймонд словно оцепенел, как только их взгляды встретились. Он был очарован. Принц впивался своим единственным глазом ей в лицо, ощупывая каждый миллиметр кожи. В тот страшный день, когда он казнил Стронгов, Эймонд пощадил лишь её одну по какой-то только ему известной причине. Позже он велел страже привести Алис к нему, и с тех пор они никогда не расставались.       Эймонд нечасто говорил, что любит, но неоднократно подтверждал свои слова действиями. Он был добр и учтив, любил проводить с Алис свободное время, и всегда усаживал ее рядом с собой на спину Вхагар, когда нужно было сменить место пребывания. Эймонд любил просто читать в ее присутствии, просил рассказывать ему истории из детства. Алис каждый раз грустно улыбалась и говорила, что истории у неё по большей части печальные, но Эймонд желал знать и их.       Алис часто ловила на себе пристальный взгляд принца. Порой он смотрел на неё, не моргая, ловя каждое движение. Эймонд очень любил зарываться в её волосы, пропускать темные вьющиеся пряди сквозь пальцы, приподнимать их у корней. Любил ее большие карие глаза. Считал родинки на ее теле. Алис не нужны были подтверждения его любви — доказательства его преданности она видела в каждом его движении.       Но этого было мало. Алис всегда была жадной. Как ребенок, бастард, которого никогда не баловали вниманием, сейчас она получала его с лихвой и не желала отпускать от себя принца. Алис всегда хваталась за любые крохи доброты и участия, она быстро привязывалась к людям, и потому Эймонд стал для неё важнее всех, он стал центром её жизни. С ним Алис была счастлива и любима: впервые за всю жизнь с ней рядом был кто-то, кому она небезразлична.       Эта война могла продлиться долго. Многие дни люди зелёных просто пребывали в затянувшемся ожидании, но Алис чуть ли не с первого дня переживала, что Эймонд покинет ее. Эта мысль заставляла что-то тёмное глубоко внутри нее неприятно шевелиться и зудеть.       Когда закончится война, Эймонд здесь не задержится. Алис доверяла Эймонду, но он был не просто её принцем, он был принцем-регентом. Его старший брат сейчас очень плох, он мог умереть в любой момент, и тогда присутствие Эймонда потребовалось бы в столице. А еще Эймонд мог жениться — такой сценарий был почти неизбежен. Поэтому Алис решила положиться не только на судьбу — та её никогда не жаловала.       На рассвете следующего дня, Алис потянулась на мягкой перине, разминая затекшую спину — половина кровати Эймонда пустовала. Алис прикоснулась кончиками пальцев к сбитому в кучу постельному белью. Принц покинул её давно: ткань уже остыла. Алис не виделась с Эймондом до самого вечера, будучи занятой бытовыми делами в небольшом замке, в котором они сейчас остановились. Замок был в плохом состоянии, требовал много сил и времени, но даже несмотря на усталость, Алис хотела увидеть Эймонда.       И она его увидела. Поздно ночью, когда Эймонд вернулся в замок вместе с сиром Кристоном, он был очень раздражённым и дерганым. Принц и раньше и не отличался сдержанностью, его часто заносило: Алис понимала, как разрушительно действует на его психику война, и всегда относилась к нему с пониманием, успокаивала и поила травяным чаем.       Алис распутывала волосы Эймонда, проводя по ним щёткой, когда он вдруг резко дёрнулся влево, прислушиваясь. Алис наблюдала, как двигались его ноздри, а зрачок бешено вращался.       — Ты это слышала? — спросил Эймонд, оглядываясь по сторонам. Он заглянул сначала в окно, потом повернул голову в сторону двери.       — Что я должна была услышать, мой принц?       — Ничего, — Эймонд постарался расслабиться, но его спина оставалась прямой и напряжённой. — Забудь.       В ту ночь Эймонд ерзал на своей половине кровати, перекручивая белые простыни, мотал головой из стороны в сторону и пытался дотянуться до своего изуродованного глаза, впиваясь в кожу щеки, рассеченную глубоким шрамом. Алис вовремя это заметила: она отняла руки принца от его же лица, разминая каменные пальцы. Алис всегда действовала на Эймонда успокаивающе, поэтому вскоре он забылся сном и больше не вздрагивал — в тусклом свете дрожали лишь его светлые ресницы, отбрасывая тени на щёки.       Утром второго дня Алис снова не обнаружила Эймонда рядом, зато увидела на его подушке несколько мелких капель крови — он все-таки добрался до своего лица во сне…       На этот раз Эймонд уехал куда-то один, не взяв с собой никого, кроме лошади. Сир Кристон лишь отмахнулся от Алис, когда она попыталась узнать маршрут принца.       Эймонд опять вернулся под вечер, уставший, поникший и раздражённый пуще прежнего. Он даже не смотрел в сторону Алис, не поднимал головы, пряча царапину на щеке под вырезанным глазом, а ближе к ночи ушёл спать в другие покои, необжитые и холодные. В груди Алис жгло от обиды, а мерзкий липкий холод, что полз по её позвоночнику, рождал в голове мрачные мысли.       Алис отмахивалась от мыслей о том, что с того самого вечера в Эймонде что-то перемкнуло. Пока она списывала всё лишь на побочные эффекты от колдовства: она сама ни раз видела, как люди были не в себе после её заживляющих отваров — порой они бредили, психовали и даже забывали собственные имена. Позже всё приходило в норму, это не было чем-то удивительным, нужно было просто немного подождать.       Алис попыталась успокоиться и убедить себя в том, что в их отношениях ничего не изменилось. Они с Эймондом не в самой благоприятной обстановке, немудрено, что ему нужно личное пространство и уединение. Но противная пульсация, бьющая по вискам, настойчиво твердила, что всё это не просто так. Алис отгоняла эти мысли прочь — скоро Эймонду точно станет лучше.       Лучше не становилось.       С каждым днём Эймонд становился всё более озлобленным. Он бурно реагировал на громкие звуки, старался избегать людей, даже тех, кому безоговорочно доверял. Он редко навещал свою драконицу, что больше всего поразило Алис, которая первое время даже ревновала Эймонда к ней, настолько много внимания и любви Вхагар получала от своего всадника.       Эймонд мало ел. Его лицо заострилось сильнее — на нём очень чётко стали выделяться впалые щеки и резкие линии подбородка. Под глазом залег синяк, а пальцы его теперь постоянно кровоточили: Алис заметила, что Эймонд с силой впивался ногтями в кутикулу, раздирал кожу вокруг ногтя до крови. Как только ранки затягивались, он сдирал корочку и всё повторялось снова.       Эймонд больше не проводил ночи вместе с Алис — он отдалился, практически не разговаривал с ней, отворачивался, если ловил её взгляд, отмахивался и сбегал, когда Алис пыталась с ним заговорить или просто приблизиться. Поведение Эймонда изменилось до неузнаваемости: перед Алис предстал совершенно иной человек, закрытый и испуганный, шарахающийся от каждого звука, избегающий людей и её саму. Спустя шесть дней Алис наконец признала, что всё это — последствия колдовства. Эймонд не мог без причины избегать её и делать вид, что никого рядом с ним вокруг не существует.       Алис снова выбралась в лес. Она заставляла себя злиться и громко думать, чтобы ведьма почувствовала её присутствие. Но все было тщетно: просидев в лачуге всю ночь, туда так никто и не наведался. Алис ходила и к хижине ведьмы, но та не показывалась: её жилище было пустым и выглядело так, словно там никто никогда и не жил. Ведьма всегда умела хорошо прятаться — обнаружить её можно было только если она сама того желала.       Алис долго размышляла, строила догадки о том, что могло пойти не так. Возможно, Алис была глупой дурой, доверившись старухе, ведь та наверняка Эймонда ненавидит: он убивал людей, он жёг деревья и земли, он отравлял воздух, покушаясь на ведьмины владения. С другой же стороны, Алис никогда не забывала слова ведьмы, брошенные давным-давно, о том, что человеческие жизни — и смерти — ее не интересуют, и она не стала бы тратить свои ресурсы на истребление обычных людей. Люди и сами с этим прекрасно справляются, говорила она ей.       Алис ушла ни с чем, просидев всю ночь в одиночестве, продрогнув насквозь.       В один из мрачных дождливых дней, Алис, не выдержав холодного равнодушия и отстраненности Эймонда, нашла его в оружейной: он затачивал нож, погруженный в свои мысли. Услышав чужие шаги, Эймонд резко вскинулся и быстро отвернулся от Алис всем корпусом.       — Позволь помочь с твоими руками, — шептала Алис, осторожно приближаясь к Эймонду. Он стоял, сгорбившись над стойкой, вертел в руках нож, бросающий блики на его осунувшееся лицо. Пальцы его были покрыты красными потрескавшимися корочками.       Алис осторожно дотронулась до лопатки Эймонда — тот развернулся к ней лицом, сверкая безумием в глазу, а после грубо схватил её за предплечье, больно впиваясь ногтями в кожу. Может быть Эймонд и выглядел осунувшимся и изможденным, но хватка его была крепкой. Эймонд отступил, ничего не сказав, и ушёл прочь. На руке Алис наливались красные пятна от чужой руки, а чуть позже налился и синяк. Эймонд ещё никогда не был с ней так груб.       Алис пыталась искать решение. Ведьма сказала, что сделанного не вернешь, но, возможно, она могла бы чуть скорректировать сказанное, вплести новую нить. Сама Алис была в этом бесполезна, поэтому она продолжала ходить в лес и звать ведьму. Та не приходила.       Однажды, почти отчаявшись, Алис начала обламывать ветви деревьев, до каких только могла дотянуться — ведьму всегда бесил такой способ Алис справляться со стрессом. Алис снова подумала о том, что происходящее с Эймондом, возможно, просто банальная месть. Это злило её пуще прежнего, ведь выходило так, что она собственноручно предоставила ведьме повод отомстить. С другой стороны, обряд был на крови, что предполагает некую честность участников процесса... Алис запуталась, разнервничалась и снова вернулась ни с чем, только разодрала подол платья и поцарапала руки.       Худшее было только впереди.       В один из дней Эймонд чуть не казнил собственного оруженосца — молодого веснушчатого мальчишку. Виновен он был в чём-то или нет, Алис не стала выяснять. Она увидела, как Эймонд замахнулся на него мечом, и просто побежала вперед, не думая о последствиях. Она выставила руку вперёд, загораживая собой мальчишку. Алис кричала и умоляла Эймонда остановиться, звала его по имени, просила вернуться к ней. Глаз Эймонда, сияющий безумством, метнулся в ее сторону — его расширенный зрачок медленно сужался, а во взгляде постепенно проявлялась осознанность.       Эймонд посмотрел на Алис так, будто снова увидел впервые: он смягчился, напряженная челюсть расслабилась, а рука с занесенным мечом опустилась. Эймонд впивался в лицо Алис нечитаемым взглядом, а спустя несколько бесконечных секунд посмотрел поверх ее плеча — на испуганного оруженосца — и улыбнулся. Алис могла бы порадоваться его улыбке, вот только она была другой: темной, обреченной и слишком широкой для человека, который терял сам себя.       На следующий день Эймонду сообщили, что Деймон Таргариен прилетел в Харренхолл. Он прислал письмо, в котором обвинял племянника в трусости и мелочности, и требовал, чтобы тот прилетел в замок и сошелся с Деймоном в честном поединке. Алис была уверена, что Эймонд на письмо не отреагирует. Но каково же было ее удивление, когда Эймонд не просто отреагировал на письмо — он повеселел. Безумная улыбка светилась на его худом лице, а сам он будто бы впервые с того рокового вечера очнулся ото сна. В тот день он снова подарил Алис осознанный взгляд и почти ласково улыбнулся.       Эймонд рвался в бой с дядей, но почти две недели его удавалось удерживать на месте: во время очередной вылазки на юг стрела угодила Эймонду в руку. Рана была не смертельная, но требовала покоя. Алис поила его своим чаем, вливая жидкость в рот, и пару раз всерьез задумывалась о том, чтобы подмешать в него что-нибудь особое — то, что могло бы удержать Эймонда рядом. Но сделать этого все же не решилась.       С момента весточки от Деймона прошло уже двенадцать дней. Кристон Коль во главе своей армии собирался завтра на рассвете выступить на юг, чтобы объединиться с армией Ормунда Хайтауэра. Эймонд же собирался вылетать в Харренхолл, чтобы сразиться с Деймоном. Алис была в ужасе. Она не понимала, почему её принц так отчаянно хотел встретиться с дядей — до всех этих безумных дней он наоборот его избегал…       Как же заклинание? Как же ведьма? Как же сама Алис? Почему то, чего она так сильно желает, не исполняется?       Алис умоляла сира Кристона взять Эймонда с собой, умоляла уговорить его полететь на юг.       — Вашей армии нужна будет поддержка с воздуха, — говорила Алис, а сама слышала, как надрывается ее голос. Из горла вылетали лишь низкие хрипы.       Алис кусала губы и заламывала руки. Она смотрела на спокойное лицо сира Кристона, но видела лишь смазанные пятна сквозь непролитые слезы. Как жалко она, должно быть, выглядит сейчас, стоя здесь перед этим мужчиной и умоляя его. Глупая девчонка-бастард, отчаянно нуждающаяся в любви.       — Я не обсуждаю приказы принца-регента, — ответил Коль, а спустя секунду прибавил: — Миледи.       Алис громко рассмеялась в спину удаляющемуся рыцарю, вытерла рукавом скатывающиеся по щекам слезы и, подхватив юбки, отправилась на поиски Эймонда. Нашелся он в оружейной, затачивал свой меч, задумчиво глядя вперед. Его лицо было безмятежно. Казалось, он готовился отправиться не на верную смерть, а на самую обычную прогулку.       — Эймонд, — тихо позвала Алис. — Пожалуйста, не уезжай от меня.       Она подошла ближе, опустилась на землю возле Эймонда и положила голову на его острое колено. Эймонд на неё даже не взглянул. Он выглядел довольным и спокойным. Безмятежным. Лицо его было серым, волосы потускнели, но тело было расслаблено.       — Ты отправляешься на верную смерть, — голос Алис сорвался, последнее слово она выкрикнула, но Эймонд не шелохнулся.       Алис зарыдала, впилась ногтями Эймонду в колено, сжала что есть силы, всхлипывала и что-то кричала.       — Тебе нужно отдохнуть, Алис, — сказал Эймонд, убирая ее руки со своего колена.       Эймонд поднялся, вложил меч в ножны и вышел.       Алис просидела в оружейной несколько долгих минут, а после направилась в замок, в свои — в их — покои. Как только дверь закрылась изнутри, она рухнула вниз, разбивая колени о каменный пол. Всю ночь Алис не сомкнула глаз: сон никак не шел, а в минуты острого отчаяния дыхание словно выбивалось у нее из груди. Приходилось открывать окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха, но это не сильно помогало. Грудь как будто сдавливало.       Алис проклинала ведьму, Кристона, эту кровавую войну, Эймонда и себя. Почему он не борется за них? Почему уезжает от нее? Почему бросает? Она была недостаточно хорошей для него? Зачем Эймонду вдруг понадобилось разрушать их? Алис отчаянно не хотела мириться с мыслью, что вскоре ей снова придется быть одной — никому неизвестной служанкой без имени, разбитой и потерянной. Эймонд показал ей, что такое счастье, но также быстро и забрал у неё его.       Несправедливо. Нечестно. Жестоко.       Утром Кристон Коль, облаченный в сияющие доспехи, повел армию зеленых на юг, а серый унылый замок накрыла огромная тень. Алис вглядывалась в крылья дракона, которого ненавидела — Вхагар наверняка даже не догадывалась, что задумал её наездник. Глупое животное. Драконица всё уменьшалась, отдаляясь, и солнце снова залило двор своим ярким светом.       На следующий день Алис узнала, что Эймонд пал в схватке с Деймоном Таргариеном, пронзенный Темной сестрой прямиком в уцелевший глаз. Эймонд погиб вместе со своим драконом.       Чего Алис не знала в тот день, так это того, что в сердце одноглазого принца действительно теплилась любовь. Крохотное чувство размером с орех, который раскололся в момент, когда ведьма закончила шептать свое заклинание. Это чувство всегда было хрупким, робким, оно пряталось, закопанное где-то глубоко, но высвободилось наружу и заставило Эймонда осознать его и принять.       Алис не узнает, что Эймонд любил Люцериса Велариона. Мальчика, собственного племянника, которого он сам же и убил: по слухам, Люцерис упал со своего раненого дракона над Заливом разбитых кораблей. Тёмные воды поглотили его, утягивая юное тело всё глубже и глубже.       Чуть позже объявится ведьма и поведает Алис о том, что её желание исполнилось в полной мере, а долг был уплачен.       Где-то на дне морском, в водах Узкого моря, что соединяется с Божьим оком безымянной рекой, Эймонд Таргариен воссоединился с человеком, которого по-настоящему любит.       Навсегда.