***
Отец курил на балконе, как Хэнк и думал. — Пап. — Давно это? — Не очень. Хэнк не уверен, что это правда. Он сам не знает, когда все по-настоящему началось. Может, с того поцелуя в толчке, а может, год назад, когда они стали друг друга бесить. А может, с самого их знакомства. — Че, совсем вариантов нет, Борь? Отец это спрашивает без вызова, совершенно спокойно. Хэнк даже стопорится, так как не совсем осознает, что именно он имеет в виду. — Я понимаю, семнадцать, гормоны, а девочкам парней постарше подавай, на машинах, — продолжает отец и теперь, конечно, Боря понимает. — Да вы еще и долбите свою дрянь постоянно. — Ты думаешь, это от безысходности? — он так возмущен, что ему даже не страшно. — Типа, бабу не могу выебать, так хоть лучшего друга? — Странная у вас дружба. В мое время с друзьями не лизались. Хэнку хочется сказать про Кудинова, но вряд ли сейчас стоит нагнетать. — Не только дружба, значит. — Че, типа любовь? — отец пытается смотреть прямо в глаза, и Хэнку больших усилий стоит не отвести взгляд. — Реально, Борь? Иначе я вообще не понимаю. Он не знает, что на это ответить. Они с Кисой не говорили на эту тему прямо. Вроде как и все понятно, а вроде и не очень. — Наверное. — Ясно, — Хэнкин-старший тушит бычок в банке из-под кофе. — Не пались. Особенно перед матерью. И перед его матерью тоже, понял меня? Ей и так непросто. — Понял, — Хэнк ожидал другой реакции. Не очень понятно, какой, но не такой. Она была подозрительно спокойная. Словно он подозревал. Может, и прав Киса насчет ментовского нюха. — За грехи мне это мои расплата пришла. И так понятно за какие, — медленно говорит отец, смотря на улицу. — Кислов на лавочке сидит твой. Передай ему мои слова. Пусть отнесется к ним очень серьезно.***
— Ну что? — Киса подрывается, и Хенк понимает, как сильно он нервничал. — Все нормально, — он подходит к скутеру и садится на привычное место. — Поехали в мастерскую, поговорим. — Прям нормально? — Лучше чем я думал. Поехали. Хэнку не хочется говорить под окнами. Он чувствует на себе взгляд отца, но не хочет проверять.***
— Ну, так что он сказал? — спрашивает Киса, когда они оказываются на базе, где их точно никто не услышит. — Сказал не палиться. — И все? — Киса садится на диван и смотрит на Хэнка с недоверием. Он пожимает плечами. Сейчас идеальный способ все прояснить. А можно забить и дальше дрочить друг другу по углам и ебаться, когда удается выбраться из дома на ночь. Хэнк выбирает самое сложное и садится рядом. — Он думал, что мы только… Короче, просто ради развлечения ебемся. В мастерской ненадолго наступает молчание. Он очень боится услышать: «А что, не так что ли?». — А ты что сказал? Они сидят на диване, но не смотрят друг на друга. Хэнку это до ужаса что-то напоминает. — Что я должен был сказать? — А я ебу? — Киса кажется раздраженным. — Может, тебе по приколу? — По приколу спать с парнем? Кого-то такие приколы до могилы доводят, ты не забыл? — У меня нет истеричного слепого сына, — напоминает Киса, — И ты не ответил. Хэнк вздыхает. Ему всегда сложно удавалось выражать чувства — он предпочитал словам действия. И, казалось, Киса должен понимать. — Ладно, проехали, — Киса резко встает, но Хэнк успевает схватить его за локоть и посадить обратно. — Да что, бля? — Я могу ответить, — он всматривается в глаза Кисы, чтобы было легче сказать, хотя так нихуя не легче. — Это не развлечение. И не было никогда. У тебя ведь тоже? — Ясное дело, — говорит Киса, и Хэнк чувствует, как он расслабляется. — Я же тебе сказал тогда. Забыл, что ли? — Ты про то, что думал обо мне? — он вспоминает рассказ про побеги в душ, но Киса качает головой. — Не. Когда ты мне додрачивал. Или ты не помнишь? Хэнк помнил, что Киса говорил что-то неразборчивое. Но он был в такой прострации, что не вслушивался. — Повторишь? Киса хитро улыбается, Хэнк знает эту улыбку. Такая у Кисы всегда, когда он очень доволен собой. Он придвигается ближе, берет его за шею и притягивает к себе. Не целует, а говорит прямо в губы: — В следующий раз придется слушать лучше, ок?