***
Эндрю ещё пару раз вскакивал, когда Абрам возвращался в квартиру, как и Рене, но они вдвоём быстро привыкли к манере «открывания» двери Абрама, потому уже через пару дней спокойно пропускали его, почти не просыпаясь. Также, Эндрю слышал, как просыпался Жан от кошмаров посреди ночи и уходил пить воду, как Аарон шуршит учебником, как Ники ворочается, и так далее, по мелочи. Звуки стали настолько привычными, что вскоре Эндрю перестал замечать их. Даже Абрама он «впускает» уже без контроля. График перекура почти не изменился. Кроме того, что он курил не на крыше, а по дороге в магазин. Жан каждый день просил его ходить с ним. Точнее, Эндрю ходил с ним, потому что всё равно нужно было покурить, а Жану нужно было в магазин. Каждый. День. Одного его отпускать — себе дороже. Но так как Эндрю всё равно нужно было покурить, он был не сильно против утренней прогулки. Покупал Жан одно и тоже. Йогурт. Эндрю хотел упрекнуть Жана за несерьезность. Можно было бы и потерпеть, покупать больше продуктов, взять йогурт в столовой. Но он молчал. Жан не из тех людей, которые будут по своей прихоти делать всякую херню, тем более — он помнил эту штуку Абрама и Жана по поводу йогурта. Договор о жизни. Потом молчал громче, потому что Моро действительно покупал самый постный йогурт, в котором из сладкого только воспоминания, и отдавал тот Абраму. Каждый день. Свежий. Несмотря на постность, Жан старался вводить то или иное разнообразие, если безвкусную массу можно было разнообразить. Разные производители, добавки, или их отсутствие. И каждый раз он ставил баночку на стол возле ноутбука, пока Абрам просматривал матчи. Тот молча брал его и съедал. Это для них норма. — В Гнезде, — начал Жан, только выйдя из магазина, — кое-что произошло. Мы договорились, что я буду держаться молодцом в обмен на йогурт. Моро замолчал, продолжая идти рядом с Эндрю. Начало стремительно теплеть, потому куртки сменялись кофтами, однако Эндрю видел, как дрожали руки у Жана. Он всё же надеялся, что это холод, а не переживания. Ничего против, но осознание, что Моро настолько плохо, что его руки продолжают трястись, было отвратительным. — Я знаю, что это не поможет, мы ни о чём не договаривались в этот раз, — сказал Жан, сжимая бутылочку в руке, — но… Мне спокойнее. Надеюсь, он помнит наш уговор, поэтому… позволяет надеяться на лучшее. Что-то такое Эндрю уже слышал. Жан даже его имени не назвал. Его нельзя говорить. Они боялись его говорить. Словно это происходило с кем-то другим. Не с их Абрамом. А Эндрю молчал. Ему нечего было сказать на такое откровение, потому они с французом просто молча шли домой.***
— Сколько нужно ещё выпить энергетиков, чтобы моё сердце остановилось? — тяжело спросил Аарон, останавливаясь возле парты. Кейтлин уже ждала его, заняв ему место. Совместные пары с Кейтлин — единственное, что держало Аарона в адеквате. — Тебе, думаю, ещё одна баночка, — ответила девушка, улыбаясь. Аарон стал доставать тетради, раскидывая их по парте, перед тем, как достать и продемонстрировать девушке спрятанную на дне «последнюю» в его жизни банку энергетика. Миньярд оставил её на дне сумки и уселся на стул. Кейтлин хихикнула, завидев «смертельную дозу» запретного напитка. — Что на счёт четверга? — спросила Кейтлин, пока было время на перемене, — всё в силе? — Да, — сказал Аарон. Это была последняя их совместная пара до четверга. Кейтлин спрашивала о том, встретятся ли они после пар, чтобы спланировать время на случай отказа. Но отказа не было. — Эндрю точно против не будет? — спросила девушка, как спрашивала каждый раз после того, как встреча подтверждалась. — Точно, — сказал Аарон. Обычно это был конец разговора, но сегодня — наверное из-за недосыпа — хотелось выговориться , — после того, как его дорогой друг чуть не откинулся, Эндрю на всех плевать. Аарон видел, как Эндрю хлопотал над Крисом. И видел, как все остальные, и Аарон в том числе, отодвинулись на второй план. Ну…раньше было: — Я к Кейтлин. «Нет.» — Эндрю, у меня не идет тама с нервами, потому что они не кости, и я не могу их прощупать, потому не могу их представить и запомнить, и мне нужна помощь, ты не сможешь мне помочь, а она сможет, но если ты хочешь мне всё это объяснить, то прошу, я весь во внимании. Потом в ответ шло что-то вроде: «Через 2 часа в квартире». Либо точное «нет», и Аарон оставался в квартире. Всё. А теперь: — Я к Кейтлин «Буду знать» Была приятна свобода, но то, как быстро Эндрю забил на всех остальных, его поражало. Он отвозит Кевина и Жана на стадион тогда, когда они просят, по первому же велению, разделяя «Монстров» и остался его и Ники на едва дееспособного Абрама. Раньше это было «нет», «позже», «вы уже достали». А теперь «да, хорошо». Как же это всё бесило. Никогда такого не было. Потому что Эндрю всегда был где-то рядом. Всегда знал, кто что делает, а теперь они будто «каждый сам за себя». Да, зачастую это сильно нервировало, но всё же было какое-то ощущение спокойствия, которого Эндрю наверняка добивался. Не смотря на все недостатки Аарон чувствовал себя в безопасности. Теперь безопасность была только здесь, за партой, либо по четвергам после пар. В остальном, он был крайне насторожен. А может, Аарон просто был всё ещё обижен на Эндрю за то, что молчал? За то, что не рассказал о Крисе. Аарон бы и не верил Дрейку, если бы тот не упомянул о прозвище. Да и даже после этого, он не верил, он не думал, что его друзья будут умалчивать от него такое. Он верил Крису, и верил всем остальным. У Аарона было доказательство , чтобы поверить Дрейку. Аарон бы хотел сначала поговорить с самим Крисом об этом. Или же сначала нужно было обсудить всё с друзьями, а потом уже самим «другом». Почему Крис не сказал об этом? Почему Абрам не сказал об этом? Аарон не заслуживает знать правды? Не достоин? Что? Что с ним не так? Хотя, наверняка исход был бы одинаковым. Аарон его ненавидит. Аарон постоянно останавливал себя на размышлениях о прошлом, потому что он не хотел знать, что делал Абрам в его окружении — и доме — до его выпуска из школы. Потому что всё, что могло прийти в голову было чем-то ужасным. Тем более, что в то время Абрам был говнюком. Судя по тому, что рассказывали Кевин с Жаном. И каким Абрам был на интервью у Кэти. — Может, он, как ты, не может говорить о своих переживаниях? — предположила девушка. На что Аарон фыркнул. — Поверь, мы всегда знаем, что чувствует Эндрю, — наиграно убедительно сказал Аарон, — он постоянно об этом говорит: «вы меня бесите, раздражаете, идите нахер». — Ты тоже так говоришь, — снисходительно улыбнулась девушка, на что Аарон закатил глаза, — и ты тоже больше ничего не преподносишь, кроме этого. Аарон удивленно поднял брови, уставившись на девушку. — Ну, я знаю чуть больше, — продолжила Кейтлин, — а их ты до сих пор игноришь. Я же права? Аарон гневно посмотрел на Кейтлин, прокручивая усерднее в голове услышанные мысли, в то время как девушка продолжала: — Поговори с ними. Я понимаю, что они не правы на счёт того, что скрывали, но ты же не собираешься всю жизнь от них бегать. — Не могу, — сказал Аарон, — я сорвусь. И так пару раз сорвался. Если начну, уже не остановлюсь. С Крисом начинать разговор вообще не желаю. Даже думать не могу о том, какими могут быть причины такого поведения. — Абрам же знает, что ты его недолюбливаешь, — подсказала Кейтлин, — и знает, что ты можешь накричать на него. Знаю, что это не есть хорошо, но думаю, что будет лучше, если ты хотя бы начнёшь. Пусть и с истерики. — А если не начну? — Дело твоё, но тогда я тоже вступлю в эту игру, — уверенно сказала Кейтлин, заговорчески улыбаясь. — Ты о чём? — спросил Аарон, немного насторожившись. Не хватало ещё Кейтлин в выяснениях отношений с его семьёй. А Кейтлин лишь улыбалась и, дождавшись звонка на пару, повернулась в сторону учителя. Урок начат — тема закрыта. «Поговори с ними» Да ёб твою мать. Аарон читал учебник, лёжа на кровати, когда Ники влетел в комнату. Зайдя, он быстро захлопнул дверь, разворачиваясь и упираясь в неё лбом. Он подтянул руку к лицу, положив ладонь на нижнюю часть лица. Аарон всё смотрел, ожидая продолжения, потому что только черт знал, что происходит с его кузеном. Спустя пару минут, Миньярд услышал приглушённые всхлипы. Он сразу вскочил с кровати, подходя ближе: — Что случилось? — обеспокоенно спросил Аарон. На это Ники повернулся, и, обернувшись, проверяя дверь, начал шептать, подавляя рыдания. — Эндрю… — пришлось сделать большую паузу, что бы убрать ком в горле, —… я сказал Эндрю… что хорошо выступил на защите своего проекта по рекламе…и что Эрик сможет взять меня после выпуска к себе в фирму… Ники снова остановился, давая себе немного времени, чтобы успокоиться. После он продолжил. — И Эндрю…— с каждым словом, речь становилась всё быстрее, —… он улыбнулся и сказал, что гордится мной. Тут Ники прорвало. Слезы полились с небывалой силой, а рот оказался плотно зажат ладонью, чтобы не побеспокоить Эндрю, который всё ещё был за дверью. Аарон облегченно выдохнул. Это было лучше, чем какие-то проблемы. Миньярд подошёл ещё ближе и опустил ладони на плечи Ники, чуть покачивая. Надо было отдать Эндрю должное. То, что он стал показывать что-то на своем лице, положительно отражалось как на самом Аароне, так и на Ники. Он ничего не говорил — боялся сказать что-то не то. Может, Эндрю не настолько насрать на них? Кейтлин была права насчёт того, что нужно было поговорить. Начать нужно было с Криса. Осталось только набраться сил и смелости. Аарон укачивал Ники, пока тот не заснул. Сидеть на полу в одной позе было больно, но Аарон потерпит.***
— … поэтому они отказали, — сказал Стюарт в трубку телефона, тяжело вздохнув. Дела с продажей дома шли не очень. Люди Стюарта там всё убрали — по крайней мере тот так сказал — но что-то всё же отталкивало потенциальных покупателей. Возможно, то, что ни Аарон, ни Эндрю не забрали своих вещей. Они как уехали — так и не приезжали туда. Хотя, Стюарт должен был позаботиться об этом. Плевать. Всё, что они оставили — полная херня по сравнению с тем, что они испытают, вернувшись туда. А они ни за что туда не вернутся. — Как Абрам? — продолжил Стюарт, возвращая Эндрю из задумчивости. Эндрю улыбнулся. В последнее время это получалось даже лучше, чем планировалось. Каждый раз, когда происходило что-то хорошее, или что можно было до такого округлить, он натянуто улыбался, вспоминая всё светлое, что было в его жизни. Теперь происходит наоборот — происходило что-то хорошее, он, уже неосознанно вспоминая эти моменты, улыбался. Как собака Павлова. Зато действенно. Кажется, что теперь и улыбка настоящая. Эндрю хотел в это верить. А при упоминании Абрама действительно становилось легче. Почему бы не улыбнуться? — Получше, — всё же ответил Эндрю, затягиваясь сигаретой, — говорить не отказывается, но не говорит. Ходит с нами, но словно в другом мире. — Что думаешь делать? — Я бы его к Питеру сводил, — уверенно ответил Эндрю, потому что тема самочувствия Абрама — как и дома в Колумбии — была табуирована. И разговаривать о ней можно было только со Стюартом, — но мы не можем его заставить. Это должно быть его решение. Результата не будет, если он не захочет. — Ждать? — спросил Стюарт. — Ждать, — ответил Эндрю. — Не боишься, что он что-то сделает с собой? — неожиданно спросил Стюарт, — ну, пока вы оставили его одного. Ну, «одного» — это сильно сказано — он всегда рядом. Миньярд наблюдает за ним. Однако, Эндрю думал об этом. Он не знал, как будет лучше Абраму, потому сейчас он исходил из своего опыта и того, что Абрам постоянно умалчивал и справлялся со всем в одиночку. Да, Эндрю не одобрял, но он сам так делал, и знал, что может стать легче. Тем более, что Абрам всегда в зоне видимости. Кроме ночей, но Эндрю доверял ему. Эндрю надеялся, что именно это его способ решения проблем и им стоит только подождать. Эндрю всегда становилось легче, когда его не трогали. Когда они жили вдвоём с Аароном, Эндрю действительно не хватало пространства. Он недосыпал, надеясь хоть пару часов побыть не в школе и не на работе — одному. Подумать, поразмышлять, может даже помечтать, если настроение было лучше. Поэтому давить — нет, заставлять — нет. Эндрю надеялся, что Абрам достаточно взрослый мальчик, чтобы сказать, когда он будет готов поговорить. — Боюсь, что он что-то сделает, если мы будем давить, — ответил Эндрю, — одно дело, когда он дистанцируется от нас, другое, что он почувствует опасность и совсем закроется. — Значит, ждём. Если что-то нужно… — «Звоните, я всегда отвечу». Мы знаем. — Хорошо, — Эндрю услышал, что Стюарт улыбнулся, — Абраму привет передавай. Сегодня Эндрю слишком рано проснулся, поэтому позволил себе позвонить Стюарту и выкурить сигарету. Тот на удивление не спал, а Эндрю надеялся , что разбудит того. Да, общежитие провоняет дымом, но не уходить же ему на крышу, тем более, что Абрам ещё не вернулся.Докурив, Эндрю выбросил акурок в окно. Дверь в квартиру открылась и зашел Абрам. Эндрю его не видел, будучи в комнате, но точно слышал. И это точно был он. Потом Эндрю услышал шорох и приглушённый голос Кевина. Он точно не расслышал слов, но слышал беспокойство в голосе. Как только Эндрю встал, начался гам, всё стало снова громким, хотя из громкого, что в нынешних реалиях кажется странным, был только Абрам. Эндрю стал подходить к двери в своей комнате, когда услышал, как с грохотом отворилась дверь в комнату Аарона с Ники, и как она захлопнулась. Осталось меньше метра между Эндрю и дверью, когда Абрам открыл её до конца. Да так, что та чуть не слетела с петель. Абрам оглядел комнату, и захлопнул дверь, убегая прочь. Эндрю собрался с мыслями от такого поведения. Ошарашило то, что Абрам… беспокоился. Это было отчетливо видно по его лицу. Поэтому Эндрю понадобилась пара секунд, чтобы собраться. Потом дошло, что такое агрессивное беспокойство неспроста. И что-то произошло. Эндрю взял катану и вышел из комнаты, оглядывая команду, которая о чем-то перешептывалась. — Что случилось? — все обернулись на него, пытаясь что-то сказать, но словно не находили слов. За открытой дверью их квартирки, слышался грохот — Абрам врывался в квартиры на их этаже и оглядывал их, как сделал и с комнатой Эндрю. Пока все собирались с мыслями, Абрам влетел в комнату, поднимая руки и открывая рот. Жесты казались уже чем-то привычным, а голос хоть и больше походил на нормальный, но из-за беспокойства, он звучал неестественно: — Где Жан? «Где Жан?»***
Зря он вышел из квартиры. Очень зря. Удар по голове был довольно сильным. Когда Жан очнулся, была темнота. Надетый на голову мешок вообще дезориентировал его. Даже если бы было темно в помещении, он бы всё равно смог что-нибудь разглядеть, а теперь — нет. Он был привязан к стулу, к деревянному, судя по небольшому скрипу при движении. Выбраться нельзя было — Жан попытался, но все его старания закончились ничем. Верёвки были плотно обернуты на всём его теле. Был свободен только рот. — Эй! — крикнул Жан, так громко, как только мог. Было небольшое эхо, но минимальное — так бывало в небольших помещениях, в которых не было мебели. Было довольно тепло. Дверь была слева, потому что спустя довольно долгое время, пока Жан паниковал, она открылась. До того, как она закрылась, Жан всё же крикнул: — Эй! Он надеялся, что кто-то услышит его. Хоть кто-то. Но дверь закрылась. Жан слышал шаги, и странный скрежет по полу, рядом с тем, кто шел. Жан молчал. Его инстинкт самосохранения говорил, что нужно поступать как в Гнезде — молчать. Если при открытой двери был шанс на то, что его спасут, хоть и маленький, то сейчас, когда он только догадывался, кто возле него, он в огромной опасности. Скрежет и шаги остановились напротив Моро, тот сжался, боясь того, что начнётся сейчас. Спустя пару минут, он услышал очень знакомый звук, после чего до боли знакомый звук удара. Мяч и клюшка. Удар. Мяч прилетел Жану в грудную клетку, сразу напоминая об ударах тростью от тренера. Дыхание сбилось, оставляя свои наилучшие пожелания. Казалось, что Жан слышал, как его ребра треснули. Пока Жан старался вспомнить — какого это, терпеть, шаги начали приближаться. И приближались, пока не остановились рядом с Жаном. Скрежет по полу означал, что человек клюшкой поднял мяч. Шаги стали отдаляться. Человек снова подбросил мяч. Удар. Теперь живот. Жан издал небольшой болезненный стон. Он знал, что Рико любит, когда ты показываешь, что тебе больно, когда говоришь об этом, когда ты просишь остановиться. Конечно любил. Обожал. Поэтому чем меньше звуков — тем лучше. Жан сжал руки так сильно, как только мог — насколько позволяла верёвка, чтобы хоть как-то сбивать рвущийся наружу крик. Потерпеть. Он многое перетерпел в Гнезде. Ничего, что всё повторяется. Жан и думал, что не сможет долго жить в спокойствии. Всё просто началось снова. Шаги. Скрежет. Шаги. Взмах. Удар. Нормально, бывает. Удары были не сильными — из-за близкого расстояния. Хотя, Жан поразился, что Рико настолько снисходителен к нему. А Моро знал, что Морияма может сильнее. Шаги. Скрежет. Шаги. Взмах. Удар. Жан думал том, где он находился, чтобы справиться со стрессом. Это помещение. Не на улице. Наверное, недалеко от Гнезда, раз Рико может здесь быть. Пропускать тренировки даже Король не отважится. Шаги. Скрежет. Шаги. Взмах. Удар. Тело, спина, руки, ноги. Удары достаточно сильные, чтобы нанести боль, но недостаточно для того, чтобы что-то сломать. Кажется, Жан стал терять сознание. Почему-то очень медленно — хотелось вырубиться, но у него не получалось. Он снова здесь. И снова ничего не можно сделать. Может, зря Абрам дал ему ложную надежду на счастье, на спокойствие. Зря спас его тогда в ванной. Зря. Жан даже не знал, что хуже: жить, не зная спокойствия, или попробовать «запретный плод», вернувшись в прежний ад. А потом послышался гудок для подъёма. Он звучал как-то очень странно — не так, как Жан помнил. А может, память стала его подводить и Моро уже не помнил, каким на самом деле был этот гудок. Либо ему настолько плохо, что мозг специально искажает звуки. Разум как назло держался в сознании, а тело, изнеженное за несколько месяцев проживания в Лисьей норе, стало подводить и болеть сильнее. Зря. Всё зря. На странном гудке всё закончилось. Жан слышал, как Рико вышел из комнаты, так и не сказав ни слова. Жан был не возле Гнезда. Он был в Гнезде. Опять.