Рядом

— Я тебя люблю, люблю, — задыхается мужчина, осыпая поцелуями лицо любовника. Родольфо довольно улыбается, подставляясь под грубые пальцы Варгаса, и выпутывается из своей рубашки, чтобы ничего не мешало разгорячённой коже быть зацелованной Алехандро. — Знаю. — Руди резко перехватывает руки Варгаса, прижимая его к дереву, и горячо целует, царапается о щетину, кусает его губы, жадничает так, словно Алехандро куда-то готов убежать. Ночь надёжно скрывает два тела, прижавшихся друг к другу вдали от лагеря, и мужчины торопливо продолжают вырывать у Судьбы кусочки счастья, наслаждаясь им сейчас – в разгар войны между Конфедерацией и Союзом. Шумит ветер в листве древних, почти бессмертных деревьев, и Алехандро громко стонет, когда Руди наконец-то стягивает с него брюки и горячими пальцами оттягивает волосы в паху мужчины, причиняя боль. Парра мягко обхватывает естество Варгаса, большим пальцем массируя головку, вытягивая ещё один стон из любовника и улыбаясь. В груди жар полыхает каждый раз, когда Алехандро так плавится у него под ладонями, тянется за поцелуем, грубо прижимает к себе, словно хочет стать единым с ним организмом. Руди нежно целует Алехандро и на секунду замирает, прижавшись своим лбом к его лбу. У Варгаса морщинки начинают собираться в уголках глаз, и это топит Родольфо в тепле, любви, обожании. Пусть война, пусть смерть, пусть залпы артиллерии – Варгас взрослеет вместе с ним, и годы, которые он провёл рядом с Парра, уже начинают отпечатываться на его лице. Когда двадцать лет назад высокий, нескладный подросток с яркими, горящими глазами по праву заслужил звание самого главного драчуна их поселения, Родольфо понял, что навсегда запомнит Алехандро. «Бретёр!» — ухмылялся один из соседей Парра.* Он бежал когда-то в Мексику от законов Штатов, по которым ему грозило оказаться на виселице. Потом научил их с Алехандро английскому – Варгас на удивление оказался терпеливым учеником и схватывал всё мгновенно. Это Руди часто забывал правила, раздражался из-за этого, но Алехандро сжимал его щёки своими шершавыми ладонями, дул на его нос и успокаивал. И как хорошо тогда его тонкие губы ложились на губы Родольфо – каждый раз, когда выпадал шанс. И подростковая любовь, которая неуклюже расцветала под палящим солнцем Мексики, постепенно превратилась в крепкую любовь и дружбу, которые мягкими поцелуями оседали на грубой коже повзрослевших вместе мужчин. Когда Алехандро убил человека в драке, Родольфо не удивился. Не испугался, не заметался в панике, как Варгас, не начал крушить всё вокруг. Быстро собрал все необходимые вещи, обхватил лицо мужчины холодными ладонями, как обхватывал его собственное Алехандро годы назад, и успокоил его. «Куда бы ты ни направлялся, я буду идти рядом», — произнёс тогда Родольфо, видя, как рвано дышит любимый, отчаянно цепляясь за его руки, как утопающий за соломинку. И Парра шёл рядом. Бежал с Алехандро в Штаты от суда и войны в собственной стране, оказался перед лицом гражданской войны уже в самих Штатах, когда Конфедерация и Союз вцепились в горло друг другу, заливая кровью девственные земли Америки. Пошёл в армию, хмуро глядя на Алехандро. «Я не прошу тебя тоже идти в армию», — пожал плечами. Почувствовал на щеках горячие ладони Алехандро, услышал от него: «Куда бы ты ни направлялся, я буду идти рядом», — и мягко улыбнулся, выдыхая. Их связывали даже не двадцать лет – их связывали миллионы улыбок, ссор, обид, шуток, поцелуев. И осознание того, что любимый взрослеет рядом с ним, грело душу каждого из них. — Ох, — тихо зашипел в поцелуй Алехандро, больно сжимая талию Руди. — Чёртова нога. Надо было отрезать её. — Как бы ты тогда шёл рядом со мной? — Родольфо расстелил пальто на земле и утянул Алехандро за собой. Навис над мужчиной, вздрогнув, когда почувствовал пальцы на своём члене, и плавно толкнулся в кулак Варгаса. Редко удавалось уединиться в лагере на сотни солдат, которые всё делали вместе – ели, пили, смеялись, умирали, – поэтому Родольфо с удовольствием выстонал что-то невнятное, наслаждаясь моментом. Жар сосредоточился в паху солдата, и он быстрее задвигал бёдрами, не попадая в ритм пальцев Варгаса, который хаотично оглаживал орган, размазывая смазку по всей длине, и сжимал его. Вдруг давление испарилось, Парра растерялся и остановился. Оргазм, который давил на виски и который вот-вот должен был взорваться у него под веками, растаял. Алехандро лежал под Родольфо и широко ухмылялся – как всегда, приподняв правый уголок губ. — Куда ты так торопишься? — Тебя убить мало, — задыхается Парра, утыкаясь носом в шею мужчины. Качнул бёдрами, головкой члена задев орган Алехандро, и вздохнул. — Как нога? — Родольфо попытался отвлечься от разочарования, которое ударило со всей силы, и начал выцеловывать шею Алехандро. Тот послушно откинул голову назад, положил здоровую ногу на поясницу Парра и прижал к себе. — Руди… Родольфо резко отстранился от Алехандро, глядя на него сверху вниз. Его плохо видно в темноте, но достаточно слышать, как он отчаянно стонет, двигая ладонью по своему члену, оглаживая живот, задевая соски, впиваясь ногтями в кожу, чтобы привести себя в чувство. Достаточно слышать, как Варгас выстанывает «Руди, Руди, Руди» при каждом движении вверх-вниз, нашаривает его свободной рукой в темноте, сжимает плечо и резко затихает, вздрагивая. Он не кончил – Родольфо даже по звуку может это определить. Просто оттянул момент, чтобы сделать это вместе с ним. И даже это отдаёт теплом в груди. Парра мягко, очень аккуратно выпутывается из длинных ног Варгаса. Ложится рядом, обнимая со спины, пока Алехандро торопливо стягивает с себя брюки и бельё. От земли тянет холодом, но Варгас обжигает Родольфо, оба дрожат от навалившихся эмоций – страх продолжал преследовать их уже который год, и каждый из них не знал, как справляться с грузом ощущений и воспоминаний без другого. — Не хочу делать тебе больно, — шепчет в разгорячённую шею Варгаса Парра. Пах скручивает болезненным теплом, и мужчина медленно толкается между тесно сведённых бёдер любимого. — Ох… — Так не делай. Дай руку. — Алехандро тяжело дышит, хватая пальцы Руди и кладя их на свой член. Крепче сжимает ноги, чтобы вырвать вздох из приоткрытого рта Парра. — Вот так. Продолжай. Ну же? Родольфо заставляет Варгаса двигаться в собственном темпе, пока быстро двигает рукой на его естестве, мычит ему в шею что-то непонятное, выцеловывает всю палитру сверкающих перед глазами красок. Варгас умудряется не потерять концентрацию, продолжая держать ноги вместе, пока горячие пальцы беспорядочно танцуют по его органу, и сжимает траву под пальцами, когда кончает. Руди делает несколько резких, отчаянных толчков и с громким стоном изливается. Ветер уносит тяжёлое дыхание мужчин, которые замерли на пару минут, пытаясь успокоиться. У Варгаса нога болезненно пульсирует, но Родольфо обнимает Алехандро, чувствуя бесконечную любовь, и боль потихоньку отступает на задний план. Холод, ветер, шелест листвы над головой, редкие выкрики птиц вдали – всё отошло на задний план. Родольфо встаёт, садясь. Лагерь мирно спит неподалёку. — Думаешь, победим в этой битве? — Не сейчас, Руди. — Алехандро за его спиной со вздохом встаёт, платком вытирая семя с ног и поправляя одежду. Раздражение вдруг накрыло мужчину – невозможно хочется быть в тёплой постели, не торопиться, показывая Руди всю глубину своей любви, прижимать его к груди и просто лежать в безопасности, спокойствии и тишине. — Такое странное ощущение. — Трусишь? Родольфо мстительно ударяет Алехандро по здоровой ноге. Конечно, он не Варгас. Родольфо не похож на берсерка на поле боя, который бросается в самую гущу событий и голыми руками собирается уничтожить каждого на своём пути. Парра предпочитает для начала понаблюдать за полем боя, выискивая наиболее выгодные стратегии. Но это не значит, что Родольфо – трус. По крайней мере, у него даже не было серьёзных ранений. Он с беспокойством посмотрел на то, как Алехандро сильно просел в ноге при шаге. — Надо идти. Гоуст убьёт, если прознает, что мы ночью из лагеря ушли. — И это я – трус? — усмехнулся Родольфо, надевая пальто. — Третье число уже. Что-то заставляют нас ждать эти дикси. Алехандро недовольно сплюнул на землю при упоминании южан и, поудобнее перехватив своё ружьё, направился в сторону лагеря. Руди быстро нагнал мужчину, шагая рядом в его темпе. — Алехандро! — Чего ты кричишь? — Я тоже тебя люблю. Пусть все слышат. Алехандро отвернулся, улыбаясь. Заканчивалась ночь. Третье июля тысяча восемьсот шестьдесят третьего года холодным предрассветным ветром окутало Алехандро Варгаса. Не прошло и суток, как Алехандро сидел в тишине рядом с Джоном Мактавишем и подполковником Саймоном Райли, тупо глядя на костёр. Языки пламени пожирали дерево, разлагая его на мельчайшие частицы, которые, казалось, тяжёлым пеплом оседали в лёгких Варгаса. Дышать было тяжело. Он обыскал весь лагерь. Заглянул в каждую палатку, прошёлся, не чувствуя жгучей боли в ноге, через ряды стонущих раненых, с надеждой вглядываясь в лицо каждого из них. Тихо подошёл к Джонни и Гоусту. — Hermanos? Тень Гоуста колыхнулась. — Я не нашёл Руди. — Он… Джонни положил свою ладонь поверх руки офицера. Он замолчал. — Я не нашёл его. Падая на колени, Алехандро даже не почувствовал боли в ноге. Вдруг стало слишком тихо – и это в лагере победивших северян, где всё шуметь должно от триумфа. Джон сунул ему в руки фотографию. — Кто? Гоуст пронзительно посмотрел на него. Алехандро в отчаянии посмотрел на подполковника и тихо прохрипел вопрос снова: — Кто это был? — Я убил его сразу же. Руди спас мне жизнь. Алехандро не чувствовал боли. Она разрослась вокруг него, пуская свои мерзкие щупальца под рваную форму солдат, в их широкие улыбки, в листья деревьев, в пламя. Боль пропитала всё вокруг, а Алехандро стал её эпицентром. Он не чувствовал боли, потому что сам стал болью, растворившись в ней полностью. Крепко сжимая фотографию, он бессмысленным взглядом смотрел на костёр и беззвучно распадался на составляющие его бытие. Одна только мысль билась противно в висках: «Куда бы ты ни направлялся, я буду идти рядом». Алехандро закрыл глаза. Мне больше некуда направляться – ты не идёшь рядом.