Обрести при потере

***

- Здравствуй, милок. Что тебе? - женщина, стоящая за церковной лавкой, мило поприветствовала парня, протирая иконки. Добродушная улыбка, приторная и, казалось, истинно притворная. По крайней мере, парень был в этом уверен. Мерзость. - Свечу за пятьдесят, - он протягивает смятую купюру, отводит взгляд. Почему служители церкви считают, что каждый, кто в нее приходит, готов к активному общению? В чем проблема их назойливости? Ничего не меняется.       Женщина кладет свечу на прилавок и моментально переключается на знакомую бабульку. Чудесно. Лишний повод не желать людям смерти. Схватив свечу, Еденичка поспешил пройти вглубь Церкви. Ему ни к чему было ждать очередной попытки людей начать с ним диалог. Про погоду и ладан, хамство нынешней молодежи, или, не дай бог, "мальчик мой, как же ты повзрослел". Со времён его детства много воды утекло, слишком много.       А церковь никак не изменилась. Всё те же высокие потолки, величественно смотрящие на тебя свысока, та же потрескавшаяся напольная плитка. Это так странно. Десять лет прошло, а он мог узнать каждую из этих трещин. Пламя свечей, изящно играющих на ветру, от неизвестно чем созданного сквозняка.       На самом деле, непонятно данное явления для простых прихожан. Еденичка, как сейчас, помнил, что сквозняк гулял по полу из-за вахтера, вечно открывающего окно в своей коморке. Вредный тип, однако, и не уволишь ведь. За прожитые пятьдесят четыре года, все сорок, что он умел играть на колоколах, никто так и не смог заменить его на посту звонаря. И его присутствие ощущалось, отражалось на танце свечей. Была бы она рядом с ним, точно потащила в коморку к старику. Поздороваться, вспомнить всё, что было раньше. Выпить чаю да посмеяться с тех историй, в которых она, будучи ребенком, пыталась попасть в колокольню. Но её здесь нет. Поэтому деревянная дверь остаётся за спиной.       Аромат ладана, напоминающий о прошедшей недавно службе, оседал на одежде. Возможно, придя домой, парень нескоро отправит свою кофту в стирку.       И вот, его короткий маршрут подходит к концу. Небольшой столик, на половину заполненный свечами встает перед лицом. - Ну, здравствуй, Ари, - почти беззвучно шепчет парень, обращаясь к образу в своей голове. - Я, пришёл. Как обещал, пришёл и стою с куском воска в руках.       Считаются ли разговоры с человеком, которого больше нет нормой? Или это явный намек на проблемы с ментальным здоровьем. Да какая к черту разница. Всё равно никто не узнает, а память наверняка скроет воспоминания. Поэтому, последний раз поговорить с близким человеком в месте, являющимся связью с так называемым загробным миром, не казалось плохой идеей.       Оплавив конец свечи, чтобы она прочно стояла в кандиле, юноша поднес фитиль к ближайшей из свечей. - Всё, как ты хотела.       Смерть. Кому есть дело до этой естественной для всего вещи? Каждому суждено умереть, это закон мира, в котором мы живём. Но, почему же смерть какой-то девочки из прошлого, что давно перестала что-то значит в его жизни, вызывает эмоции. Какие? Погружающие в раздумья о детстве, о людях, которые в нем были. - И ты тут, - раздался голос девушки. Откуда-то снизу, казалось, такой знакомый и родной. - Куст, - сухо прошипел он. Закатывать глаза - любимая привычка Еденички, уж слишком часто он так делал. С самого детства. Так и не изменился. - Да, я. Не ожидала тебя увидеть, таракашка. Неужели решил вспомнить отчий дом? - усмехнулась. А в этом вся Куст. Колко шутя, вновь называет старым прозвищем, вызывая смех у всех, кроме старого друга. Его подобные действия лишь раздражают. Бесит - Да ты издеваешься! - он чуть громче положенного возмущается, наконец, поворачиваясь на девушку, и теряет дар речи. - Господи, что... Что с тобой случилось?       Девушка сидела в инвалидном кресле и печально улыбалась. Вид ее был мрачным, полумертвым и бездушным, но она из последних сил улыбалась. Тёмные синяки под глазами почти сливались с карим оттенком радужки. Тонкие пальцы и ненормально худощавое тело. Силы покидали Куста, но она все равно помогала церкви, прямо сейчас убирая потухший воск в коробочку. - Если бы не она, то скорее всего больше не увиделись. - Женщины, - тяжёлый вздох. Он никогда не понимал их. Особенно тех, что отдаются вере. Бессмысленным молитвам мужику, которого не существовало. Надеяться не того, кого нет. Просить о помощи того, кого нет. Бред. Глупость, наивная и бесполезная надежда. - Раз ты пришёл, значит... Тебе не все равно. Так? - спрашивает девушка, поднимая уставший взгляд. Еденичка кивает, и она продолжает. - Тогда почему, если тебе не всё равно, ты ни разу не позвонил? Десять лет прошло с нашей последней встречи, а она все ждала. Глупая.       Парень досадно прикусил губу. Знал, что спросит об этом, но не знал что ответить. - Зачем говорить с тем, кому на тебя все равно? Не помню, чтобы обрывал все контакты с вами, - взгляд остановился на иконе Божьей Матери. Образ, так похожий на ту, что больше никогда не поговорит с ним. Еденичка едва помнил ее молодой, а взрослой - так ни разу не увидел. - Нам не все равно! - Куст попыталась возразить, но ее бестактно перебили. - Да к черту споры. Давай хотя бы сейчас не будем спорить и плеваться ядом, доказывая свою правоту? - Он был прав. Она это знала, поэтому замолкла, стараясь даже дышать тише. Лишь слегка потянулась к руке Еденички, прикоснулась к запястью.       Гордыня. Сколько душ губит этот прожорливый грех. Разлучает людей, заставляет забыть все хорошее, внушая лишь только одну истину. Сегодня самый подходящий день покаяться в нем, но.. Лучше отложить. А пока живые скорбят, души тех, кто когда-то умер, их защищают. Укрывая своими ангельскими крыльями Еденичку и Куста, Ариназ молилась за них. Она дала обещание не оставлять их, оберегая с небес. Они дали обещания быть рядом друг с другом. И их обещания благословил сам Бог.