Рождественский рассказ

– Ну это ещё зачем? – ворчал Флетчер, запрокинув голову. Рассел поправлял ему роскошную изумрудную бабочку. – Что вы надо мной издеваетесь?.. – Чего это мы издеваемся? – тепло хмыкнул Эд. Он вертелся перед зеркалом и приглаживал торчащие из чёлки пряди. – Тебе, между прочим, идёт! Ал, булка моя философская, подтверди! – Очень идёт, Флетчер, – серьёзно согласился Альфонс, сидевший на диване и расчёсывавший свою длинную тёмно-золотую шевелюру. Свернувшийся рядом с ним клубочком Хеймерик громко мяукнул. – Вот, даже Хейм подтверждает… – Ой, да ну… – младший Трингам, покраснев, закатил глаза. – Что вообще за необходимость такая? Почему это я должен надевать фрак, когда вы все просто в костюмах, а Эд вообще в жилетке?.. И что за Рождество такое, почему мы не можем его встретить в узком семейном кругу, а? – А мы и будем встречать в семейном кругу, только в широком, – улыбнулся Рассел, наконец, оставляя бабочку брата в покое (у него самого на шее была такая же) и удовлетворённо кивая сам себе. Отступив на шаг, старший Трингам легонько щёлкнул Флетчера по носу и, прежде чем тот успел возмутиться, потрепал его по макушке. – Фрак тебе, братишка, жизненно необходим, потому что ты будешь на скрипке играть, значит, маэстро… – И что? – перебил его Флетчер, нахохлившись. По нему, впрочем, было видно, что дуется он картинно, наигранно, и на самом деле получает от происходящего большое удовольствие. Когда бы он ещё по-детски покапризничал? – Ал вот на фортепиано играть будет, но почему-то ему не приходится надевать фрак! Почему один я должен пингвина изображать? – Я не собираюсь находиться в центре внимания, герр Авиценна аль-Моцарт ибн Флетчер, – хихикнул Ал, откладывая расчёску и принимаясь завязывать волосы в хвост. – … ничего себе ты меня повысил… – Флетчер, опешив, даже забыл, что должен изображать оскорблённую невинность – и круглыми глазами уставился на своего лучшего друга под сдавленные смешки старших. Альфонс между тем невозмутимо продолжал, как ни в чём не бывало: – И потом, за фортепиано меня не особо будет видно, тем более учитывая тот факт, что ты будешь стоять передо мной… Ну и зачем тогда мне заморачиваться? – он пожал плечами, встал, откинув волосы на спину, и принялся застёгивать пиджак благородного иссиня-металлического оттенка. – А после выступления мы с Эдом и так будем хорошо выглядеть! Эд, в этот самый момент решивший отхлебнуть напоследок водички прям из графина, закашлялся и укоризненно покосился на брата: – Ах вот ты из каких соображений… – А ты сомневался? – Ал, поправляя на ходу манжеты и лукаво улыбаясь, подошёл к Эдварду, легонько хлопнул его по спине и замер, глядя сверху вниз ласковыми карими глазами. – Да ты… ты… – Эд поджал губы. Щёки у него слегка разрумянились – но он уже немного научился это контролировать, поэтому было не так «палебно». – Кто – я? – младший Элрик нахально сощурился и провёл тыльной стороной ладони по щеке старшего. – … Зараза ты, Ал, вот кто! – буркнул Эдвард, теперь уже безбожно краснея и отворачиваясь снова к зеркалу – на этот раз чтобы поправить сбившуюся на бок красную бабочку. – Тоже мне, удивил… тебе помочь? – Сам справлюсь! – А мне поправишь? – Альфонс, стоя за спиной Эда, подмигнул ему прямо в зеркало. Под воротником его рубашки красовался точно такой же аксессуар. Пауза. – Ал, это запрещённый приём. Мы так до места назначения не дойдём, и у нас получится Рождество в максимально УЗКОМ семейном кругу… – И что?.. – Тебе не кажется, что это немного не… – АХЕМ-АХЕМ, – не выдержал, наконец, Флетчер. Он с подчёркнутым вниманием разглядывал ковёр у себя под ногами, пока Рассел, отвернувшись и держась за плечо брата, трясся от беззвучного смеха, прижав свободную ладонь к губам. Когда Эд и Ал озадаченно обернулись (вспомнив, что они тут вообще-то не одни), младший Трингам взглянул на них исподлобья… наивно улыбнулся и спросил: – Извините, закашлялся. Вы закончили там флиртовать или нам ещё подождать?.. Элрики переглянулись. «Что-то мы правда того… этого…» Альфонс смущённо фыркнул, Эд вздохнул – и оба, кивнув, в унисон выдали: – Закончили! Ал был прав – они с Эдом вместе смотрелись ну очень хорошо, даже несмотря на то что одеты в кои-то веки были по-разному. Эду очень шёл этот жилет благородного винного оттенка, Ал смотрелся крайне элегантно в сшитом на заказ (конечно, где на такую шпалу нормальный костюм найдёшь?) костюме-тройке. Белоснежные рубашки у обоих, алые галстуки-бабочки, одинаковые улыбки, одинаковые причёски (на этот раз Мустанг щедро разрешил молодёжи не заливать волосы лаком, поэтому счастливые Элрики просто собрали волосы в хвосты)… и одинаковые взгляды похожих карих глаз. Взгляды людей, которые что-то задумали и собираются хорошенько повеселиться. Взгляды, в которых плясали опасные огоньки. Флетчеру даже стало немножко не по себе. Ну ладно Эд, у него всегда взгляд как у хитрой лисы, замышляющей очередную пакость… Но Ал-то чего? Однако всерьёз младший Трингам испугаться не успел. Рассел, отсмеявшись и успокоившись, выпрямился, повернулся к Элрикам лицом и, твёрдо сжав плечо Флетчера ладонью, с улыбкой подытожил: – Ну и прекрасно. В таком случае, мы можем идти – чтоб не опоздали. А отвечая на твой, братец, вопрос, – младший Трингам, разумеется, не мог сейчас видеть его лица, но чувствовал, что брат улыбается, – так пингвины же прекрасные существа. И кому как не тебе такого изображать? Но, чтоб тебе совсем уж не было обидно, – я, видишь, тоже в чёрном костюме! – Два хохлатика! – жизнерадостно выдал Эд, хлопнув в ладоши. Он хоть и язвил, но разглядывал друзей с нескрываемым удовольствием. Трингамы тоже друг друга стоили: оба в чёрном, с изумрудными бабочками, такие солидные… а одинаково синие глаза смеются. И волосы у обоих, сколько ни расчёсывай, без лака всё равно растрёпанные. Впрочем, им так очень даже идёт, чего греха таить. Оба явно в предвкушении вечера – волнуются… только Рассел знает, что его ждёт (примерно, конечно – он понятия не имел, в чём сегодня будет Винри), а Флетчер и понятия не имеет и оттого нервничает ещё больше – красные пятна с его щёк никак не желают сходить. Но нервозность эта временная да и не такая уж существенная – зато он улыбается. И Рассел улыбается – и руку с плеча Флетчера по-прежнему не убирает. Эдвард испытывал странное облегчение, когда видел, что у Трингамов, наконец, всё наладилось в их отношениях друг с другом. Наверное, остаточное после северного приключения… – Завидуй молча! – важно отрезал Рассел – под смех Ала. Флетчер опустил глаза. У него уже не получалось скрывать растроганную улыбку. Да ну их, Элриков этих… Вечно у них какие-то чудачества на уме. Зато уж Рассел-то его в обиду не даст. Чего Флетчер не знал, так это того, что у Рассела глаза поблёскивали тем же лукавым огоньком, что и у Эда и Ала. Потому что он тоже был в деле.

***

Перед выходом из дома, когда все четверо уже накинули на плечи свои пальто, Ал с самым серьёзным видом вручил Флетчеру его скрипку. Разумеется, в чехле. Младший Трингам важно кивнул: – Я хотел было возмутиться, что ты сам без инструмента, но потом вспомнил… – К моему счастью, маэстро, – это явно было прозвище Флетчера на грядущий вечер, – фортепиано сложновато таскать с собой, поэтому я предпочитаю в разных местах моего пребывания иметь разные образцы… – Ал развёл руками. Хеймерик, усевшийся на его плечах пушистым белым воротником, фыркнул в подтверждение слов хозяина. – Какой ты безответственный. – Ну да, куда мне до тебя… Пропустив младших вперёд, Рассел немного задержался в дверях и тихо спросил у Эда: – Как там обстановка? Эдвард дёрнул уголком губ – и так же тихо ответив: – Всё идёт по плану, – вышел на улицу. За ним, вполне успокоенный таким ответом, вышел и Рассел, натягивающий кожаные перчатки. Фюрер нынче расщедрился и выделил на праздничный вечер для своей молодёжи целый автомобиль. А звание шофёра Эд уже летом передал именно старшему Трингаму. И сегодня ему предстояла важнейшая задача – заехать на квартиру за Винри (сами они вчетвером собирались у Элриков, а Рокбелл заявила, что ей нужны покой и одиночество, «и вообще, Рассел, уберись с глаз моих подальше, потом увидишь!») и доставить всех во Дворец культуры – ещё пару месяцев назад заброшенный, а ныне отреставрированный и восстановленный великолепный особняк с роскошной бальной залой… На улице было холодно. С тёмно-синего, стремительно чернеющего неба, сыпался мелкий колючий снежок. На сугробах таинственно мерцали разноцветные отсветы новогодних гирлянд. Парни замерли на мгновение. Флетчер запрокинул голову. Ал задумчиво сунул руки в карманы. Хейм тихонько помахивал хвостом в такт миганию огоньков. Эд смотрел куда-то в сторону. Рассел молча грустно улыбался своим мыслям. С прошлого рождественского (вернее, предновогоднего) бала утекло много воды. Многое изменилось. Что-то потерялось. Что-то нашлось. Это был хороший год? А разве можно назвать хорошим год, в который умерла бабуля Пинако и любимый учитель музыки младшего брата, а они сами, вчетвером, прошли через такую боль, какую заклятому врагу не пожелаешь?.. Так год был плохим? Но может ли быть плохим год, в который родилась маленькая Мустанг, в который они познакомились с замечательными людьми и окончательно и бесповоротно обрели семью? Уж не Расселу бы жаловаться на ушедший 1921-ый – только не в компании лучших друзей, которые несколько раз вытаскивали его и брата чуть не с того света, самого младшего брата, дороже которого у Рассела никого нет и с которым он, наконец, помирился, – и любимой девушки, за которой он сейчас и поедет. Старший Трингам не успел полностью предаться лирическим размышлениям – Эд, тряхнув головой, весело скомандовал: – Чё встали? Щас уши отморозим! А ну марш все в машину! – и пришлось его слушаться. Полковник же… ёпт! Ворча на подколы вертящегося рядом Эда (естественно, уселся рядом с Расселом, где ж ещё), под звонкий смех и уговоры не ругаться от примостившихся сзади младших, старший Трингам мысленно усмехнулся. Было в ушедшем году ещё одно дело, из-за которого, собственно, и разгорелся весь сыр-бор… – Лю-убовь та-акая, глупость большая!.. – насмешливо протянул Эдвард. Да ещё какая. До Рассела это уже дошло. А Флетчеру только предстояло узнать. И именно из-за этого старший Трингам волновался и переживал больше всего, хотя переживал радостно. Они с Алом, а потом и с Эдом дружно весь год подкалывали Флетчера на тему его общения (пусть и на расстоянии) с одной маленькой ксингизской принцессой. Флетчер краснел, ругался и возмущался, Альфонс хохотал, удирая от него (вот тогда и стало понятно, что они с Эдом действительно родные братья… «Если у вас щёки горят – значит, ваш друг прав!»), сам Эд помирал со смеху, разнимая младших (действительно брат Альфонсу), а Рассел… Рассел и веселился, и умилялся – в душе, конечно, снаружи ведь он крайне серьёзный и взрослый, куда там. Но чем ближе было к зиме и к новогодним праздникам, тем чаще он задумывался. Летом он ещё мог позволить себе отмахиваться со словами: «Да он ещё ребёнок, нечего переживать!» Но после всего пережитого считать Флетчера ребёнком уже не получалось. То есть, младший, конечно, оставался очаровательным младшим братом Рассела, которого всем вокруг, включая старшего, регулярно хотелось затискать, но… что-то безвозвратно изменилось. Это не было хорошо или плохо, это просто было. Рассел замечал едва заметную суровую морщинку, залёгшую между бровей Флетчера, его немного изменившийся голос, его спокойствие и уверенность в том, что он говорит и делает, заменившие нервозность и эмоциональность… В свои восемнадцать лет Флетчер был уже не ребёнок, а красивый и умный, знающий себе цену молодой человек. Это произошло буквально за год. Рассел очень гордился братом, но вместе с тем ему было грустно. Хотя пока он старался об этом не думать, чтобы не расстраиваться. Младший ведь всё равно оставался той самой тактильной чувствительной булочкой с корицей, какой всегда и был… Рассела тревожило, даже приводило в замешательство другое. Одно дело – детская влюблённость. Другое – настоящая первая любовь. Правильно ли они сделали, что устроили сегодня такое?.. Когда он попытался поделиться своими опасениями с Эдом и Алом, Эд просто фыркнул и отмахнулся, а Ал почему-то подмигнул и заговорщицки прошептал: «Вот увидишь…» Что он там увидит, Рассел был без понятия. «Впрочем, – подумал он, заводя двигатель, – в любом случае, я сам виноват». Но кто ж знал, что шутка, которую старший Трингам провернул из братской солидарности, окажется настолько удачной?..