Пропуская фейерверк

Праздник в самом разгаре, а Саске бредёт по кварталу Хьюг. Ноги сами несут его вдоль аккуратных и строгих построек, подальше от шума толпы, влюбленных и семейных пар, своей команды. Там, за плечами, играет свет огней площади, продают сладости и признаются в любви — течет жизнь, что стала слишком далека для мальчишки, лишенного семьи. Здесь же все привычно и неизменно, теперь приходится ценить хрупкую постоянность, ту, что приятна сердцу и не запятнана кровавыми эпизодами. Саске бродит бездумно, просто вглядываясь в дома и пытаясь отыскать знакомые. Июльский ветер дарит лёгкую прохладу и разносит запахи цветов. На пути почти не встретить местных: звёздное покрывало укутало небосвод, а значит, все, кто не пошел на фестиваль, уже скрылись в своих домах. Квартал всевидящих глаз рано уходит спать — усвоив это ещё в детстве, во время клановых собраний или дружественных визитов, он старался не нарушать негласное правило. Учиха вынужден признать, что возвращается сюда в поисках спокойствия, безмятежности — ни одно место в Конохе не кажется ему настолько же умиротворённым. Строгость, исключительная размереннось и субординация отпечатались не только на характерах, стиле боя, но и местности. Все здесь по-старому, однако течение лет не чувствуется, оно словно застыло во имя благополучия Хьюг. Подходя к главному поместью, бесшумно карабкается по черепице, ко внутреннему двору: там часто проводят поединки и изредка празднества. Саске знает, что поступает неправильно, знает, что Хиаши вкурсе его появлений на территории собственного дома и — он практически убежден в высокомерной снисходительности главы — позволяет эту шалость последнему (практически) Учихе как дань уважения; Саске уверен, что птичьи права у него отнимут при первой возможности. Каждый раз, наблюдая за рутиной клана, ловит себя на мысли, что никто не смотрит на него, даже мельком или невзначай. Это странное чувство преследует его только здесь — никого не волнует его присутствие. Никого, кроме Хинаты. Большие лавандовые глаза всегда находят его даже без Бьякугана, как бы он не старался спрятаться, всегда встречается с ними. Сначала это выбивало из колеи, будто фантом заметили и вот-вот словят. Но она только смотрела, наблюдала, склонив голову на бок, а после возвращалась к своим делам. Вскоре такие встречи стали чем-то само собой разумеющимся, он кивал в знак приветствия и отворачивался только после того, как она отведет взгляд. Разглядывать маленькую фигурку удивительно интересно, зрение не настолько хорошо, но вполне способно различить эмоции на миловидном личке. Учиха отмечает, что улыбка — редкость, сменяемая уважительными кивками. И эта черта клана ему отчего-то не нравится. В последнее время Саске зачастил и с замиранием сердца заметил, что уголки губ дёргаются, стоит ему найти наследницу. Они не разговаривают, в Академии делают вид, что вообще не существуют, но мурашки бегут по телу, когда кажется, что всевидящие глаза обращаются к нему. Нет. Сколько бы не старался, как быстро не реагировал — не мог встретиться и посмотреть поближе. Поэтому в ее родовом поместье мог смотреть непозволительно долго, пока девичьи щёки смущённо не порозовеют. Невразумительное тепло растекалось всякий раз, когда ему удавалось смутить застенчивую девочку. Сегодня, взбираясь на крышу, он понадеялся сделать это снова, вновь встретиться с туманными озёрами и мягкой улыбкой. Однако его желаниям не суждено сбыться — старшая Хьюга просто…не появилась? Саске уверен, что ее не было на празднике, а семья точно не станет отмечать Танабату в тишине да ещё и с выключенным светом. Вероятно, она уже спит. Однако, вопреки его догадкам, сёдзи бесшумно разъехались и на балкон выглянула иссиня-черная макушка. Не поднимая головы, девочка присела, заламывая пальцы. Напряжённо рассматривая её в темноте, Учиха вдруг заметил белые повязки на глазах — брови в удивлении подпрыгнули. Он ещё ни разу не видел, как Хьюги страдают от переусердствования в додзюцу, временная слепота пугала. Моргнув несколько раз, постарался избавиться от гнетущих мыслей. Просидев немного на месте, ноги в какой-то момент сами понесли мальчишку ближе. Спрыгнув на перила, остановился — это последний шаг в пропасть, ещё немного и он не сможет вернуться незамеченным. И пусть. Ступив на деревяшки, внимательно следил за реакцией маленькой наследницы, она не двинулась, лишь чуть отвернулась. Саске аккуратно присел рядом, не решаясь сказать что-то — это первый диалог, который он боится испортить.       — Отец будет недоволен, — тихо констатировала она и вздохнула, сложив руки на коленях.       — Прости, — первое, что сказал Саске Учиха, были извинения. Кошмар.       — Что-то случилось, Саске? Вот так просто, без суффиксов и заикания, спокойно и тепло. Хьюга повернулась к нему лицом и снова чуть склонила голову — он готов поклясться, если бы не бинты, его наградили созерцанием самого мягкого взгляда. Только когда тонкие брови слегка изогнулись, пришло осознание, что нужно наконец вдохнуть воздуха и ответить.       — Нет. Я просто… — не отрывая взгляда от девичьего лица, пытался понять причину, по которой отказался от роли стороннего наблюдателя, — стало одиноко на фестивале. Откровение вырвалось само по себе и он прикусил язык, резко выдохнув. Зря. Зря все это затеял, говорить подобное фактической незнакомке — глупо и совершенно бесполезно. Невзирая на логику и здравый смысл, стало легче, хоть и сердце бешено заколотилось в ожидании чего-то страшного: например, усмешки. К своему ужасу, он осознал, что издевательств со стороны химэ не стерпит. Но она молча кивнула и, по привычке, подняла подбородок к небу. У Саске защемило в груди: что-то неистово тянуло ближе и, поддавшись порыву, он положил голову на складки традиционного кимоно. Возмутительное поведение.       — Хината, — нараспев протянул мальчик, глядя снизу, как покраснели щёки в свете фонарей и с губ слетело изумлённое «ах». Только сейчас заметив, что практически никогда не называл ее имени, даже в мыслях, оно стало чем-то сокровенным.       — Ты не против? — не просьба, скорее вопрос в удивлении и ответом служит пожимание плечами. Девичьи пальчики бережно перебирают пряди черных волос, расчёсывает отросшую чёлку, случайно касаясь отчего-то горячих ушей, успокаивают учащенное сердцебиение. Хината ничего не говорит по этому поводу, лишь невесомо касается мягкой кожи мальчишеских щек. Веки опускаются и он страшится признаться, что так же делала его мама, когда он засыпал на ее коленях. Странно и приятно. Вдалеке слышаться хлопки и Саске выныривает из воспоминаний — начались фейерверки. Он понял это по ярким вспышкам света, которые сменяли друг друга на бледной коже Хьюга. Хочется смотреть на цветные огни через молочные глаза, внимательно-внимательно рассматривая каждую искорку и ни на миг не отрываясь. Так и будет, только в следующем году — Саске Учиха умеет добиваться своего.       — Это, наверняка, очень красиво. Как тебе фейерверк? — Хината с замиранием сердца жаждет услышать ответ.       — Не знаю, я не смотрел, — ей отвечают безразлично и честно, на розовых губах расцветает улыбка. Саске отворачивается и утыкается носом прямо в теплую ладошку, чувствует, как горит уже его лицо.