***
— Доброе утро. — тихо поклонилась Мона, входя в аудиторию. В зале было ещё не очень много людей, времени до начала лекции оставалось впрок. Ей ответили таким же скромным кивком, приветствием, и затем немногие присутствующие вернулись к своим делам. Вот один из новичков что-то тщетно разыскивал в сумке, вот трое сели рядом и оживлённо беседовали, их звонкий смех разносился всюду, вплоть до задних рядов, вот ещё одни тихо сидели на передних рядах и готовились к лекции. Мона тихо прошла между рядами и, приметив свободное место у окна, села туда. Яркие солнечные лучи дарили своё последнее тепло в этом году, жаркое лето сменялось прохладной весной. Чуть нагретая парта отражала свет, а за окном виделись белёсые облака на потускневшем голубом небе. Весенний ветер напрасно пытался проникнуть через плотные стёкла в помещение, потому лишь уныло свистел где-то среди маленьких улочек и университетских корпусов, гоня листву от бессилия и злости. Кроны деревьев давно пожелтели, покраснели, окрашивались в кислотные цвета. Мона разглядывала прохожих и всё ждала начала лекций, молча размышляя о всяком. С тех пор, как она поступила в университет, всё стало налаживаться. Былые увлечения оккультизмом стали сходить на нет, ибо теперь не было ни оккультного клуба, ни тех, кто этим был бы заинтересован так же, как она сама. По старой привычке она ещё заходила на форумы, общалась в сети и просматривала новые материалы, но то было таким же непринуждённым занятием, как просмотр новостной ленты по утрам. И, хотя со старыми друзьями она продолжала иногда болтать на эти темы, с новыми университетскими товарищами старалась даже не начинать, ссылаясь на своё неверие. Однако знай они то, что зналось Моне, ни за что бы не стали столь скептично рассуждать об этом. В смене обстановки Мегистус ощутила шанс исправить свои прошлые ошибки. Хотелось влиться в общество и наверстать всё упущенное за школьные годы, нужно было вести себя соответствующе. И теперь в месте, где никто не знал её прежнюю, она могла обзавестись друзьями, знакомствами и даже первой любовью. Но в зале был один человек, который махом руки мог разрушить этот шанс. И сейчас он сидел на противоположном конце аудитории. Мона повернулась в его сторону и, нахмурив брови, грозно глянула на парня. Как так вышло, что они нечаянно поступили в один и тот же университет? За что ей эти муки? Она терпеть не могла его, так почему же произошло такое нелепое совпадение? Альбедо смиренно сидел у стены и увлечённо читал книгу в мягкой светлой обложке без картинок. Его русые волосы стали за год чуть длинней, но он по-прежнему забирал передние прядки в хвостик на затылке. Чуть возмужал, подрос на сантиметр-другой, аквамариновые глаза потухли и, хотя по-прежнему были яркими и чистыми, сильно помрачнели в сравнении с тем, какими их памятовала Мона в школьные годы. В джинсовой куртке поверх чёрной толстовки и в очках, он чуть склонился над партой, упёр локоть в стол, второй держал книгу перед глазами. Кажется, Мона почти не видела, чтобы он носил очков, но с тех пор, как они вынуждены были учиться в одной группе и пребывать в одних и тех же кабинетах, ею стали подмечаться детали, упущенные в школе. Обыкновенно Альбедо сидел один, отрешённо ото всех, и ни с кем не общался. Здоровался в ответ, если здоровались с ним, вежливо обращался, если что-то требовалось, но Мона теперь никогда не видела его с кем-либо рядом, непринуждённо общавшимся на самые обыденные незначительные темы. В коридорах он стоял один. На обеде сидел один. Приходил и уходил один. А ведь в школе к нему нельзя было подойти. Он всюду был окружён людьми, друзья ли, девчонки ли. Мона помнила его таким: немного грубоватым, но чаще всего мечтательным и спокойным молодым человеком, очень вежливым и ответственным, не смотря на компании, с которыми водился на досуге. Альбедо был из того типа людей, которые притягивают к себе неприятности, что бы ни делали, как бы себя ни вели. И они поменялись местами. Теперь он сидел, как аутсайдер, в самом дальнем углу аудитории, никем не признанный и никем не замеченный, пока Мона обзаводилась подругами и знакомыми. Но в таком раскладе Мона находила…удовольствие. Ей это нравилось. Наконец, подобие справедливости восторжествовало, и Альбедо ощутит на своей шкуре всё то, что чувствовала она на протяжении всей старшей школы. Ей ничуть не жаль его. Потому что он разбил ей сердце. И он этого заслужил. Заметив на себе чей-то внимательный взгляд, парень приподнял голову, оторвав от книги, и, повернувшись, заметил бывшую волшебницу. Мона сразу же недовольно отвернулась, всем своим видом выражая ему своё недовольство. Только хвостики на голове запрыгали вслед за поворотом головы. По шее пробежала дрожь. Она знала, что сейчас Альбедо смотрит в её сторону, поэтому не решалась снова повернуться. Не хотела тратить и секунды своего времени на него! Ни за что! Пусть подавится! И вскоре она ощутила, как он прекратил смотреть на неё. Мона прекрасно знала, что это за взгляд. Так смотрят на знакомых, с которыми когда-то сильно поссорились, но перед которыми делалось стыдно и неловко. Взгляд сожаления о былом, взгляд, которым смотрят сквозь время. Альбедо отвернулся от неё и снова приступил к чтению, но ему помешали. В аудиторию вошёл преподаватель, зазвучал звонок, а, стало быть, начало лекции. В последнюю секунду успела заскочить заспанная Лайла, пронеслась мимо преподавателя так незаметно, как могла, и поспешила к Моне, едва завидела её. Да, Мона теперь совсем не одна. А Альбедо? Он своё заслужил. Он разрушил её мечту о первой любви. Ему и расплачиваться.***
Первая любовь имеет ужасающую власть над любым человеком. Моне казалось, она-то умная девочка, её никогда не постигнет участь глупых кур, шушукающихся в уборной о том, как их бросил парень, как они страдают, как плачут, пока их успокаивают подружки. Ей многие говорили о её уме, о её стойкости и рациональности, не смотря на причуды. Мону не коснётся участь разбитого сердца! Нет! Она выберет себе самого внимательного парня, самого лучшего, и с первого выстрела попадёт в цель. Ни за что не будет смотреть на странных типов, хулиганов, ненадёжных людей, а заприметит сразу того, кто будет достойным партнёром. И это будет её первая любовь — расчётливая, но сразу же счастливая и удачная. Но время шло, любовь не приходила. А уже настала пора, когда в голову лезли всякие мысли, хотелось свиданий за ручку, неловких скромных поцелуев, прятаться в укромных уголках на обеде, чтобы посидеть в обнимку, готовить для кого-то обед и ходить в кино. Мона присматривалась к мальчикам, и теперь они не были ей столь равнодушны, как раньше. Она задерживала взгляд то на одном, то на другом, смотрела на их руки со сплетением синих вен, сравнивала свой рост с их, смущалась, когда они смотрели в ответ, чувствовала запах приятных мужских духов или дезодоранта, краснела, если те неловко прикасались к ней. Помимо призраков и пришельцев из Зоны-51, её голову стали занимать сценарии первой любви. Мона писала на уроках в тетради неразборчивые слова и цифры, потому что мысленно она была на свидании со своим соседом по парте, бродила по пляжу с капитаном баскетбольной команды, держалась за ручку с виолончелистом из музыкального клуба и её защищал от хулиганов тот симпатичный парень на год младше. И Мона мечтала о настоящей школьной любви, пусть и поздней, на последнем году старшей школы. Поэтому, кусая ручку, она рассматривала парней и гадала: почему никто не обращает на неё внимания? Мона знала об Альбедо давно, но они почти никогда не пересекались. Так, может быть, могла различить его в толпе, узнать среди других и даже назвать его имя, но не более. Он был таким же второстепенным персонажем её жизни, как и многие другие. Но их более тесное знакомство случилось совершенно внезапно и даже отчасти нелепо. В тот яркий и солнечный весенний день, только распустившаяся листва деревьев прикрывала окна дальнего коридора, отчего блики приобретали зеленоватый оттенок свежести. На перемене, в шумном окружении стен, люди переходили из класса в класс, и Мона тихо следовала за толпой, пытаясь отыскать следующий кабинет. Останавливалась, проверяла номера, сверялась с памятью и шла дальше, никуда особо не торопясь. В весеннем воздухе витал запах новых надежд, ощущений и начал, которые сулили ей в последний год учёбы. И ей не приходилось ни о чём переживать, сама весна ей обещала принести успехи как в учёбе, как в своих делах, так и в любви, которая всё не давала ей покоя. Вокруг все шептались об этом неведомом прекрасном чувстве, чаще бросались в глаза скромные парочки, сидящие на обеде друг с другом, даже чуть сладковатый запах напоминал о поре, когда вместе с цветами вишни распускаются лепестки любви. Не то пора была такая, не то все сговорились вокруг. А, может быть, сама Мона нетерпеливо ждала своей судьбы. Она неторопливо шла вперёд и уткнула взгляд под ноги. Оставался последний урок, прежде чем учебный день подойдёт к концу, а Мона сможет отправиться в клуб к друзьям. И она уже спускалась по лестнице, осторожно держась рукой за перила, когда вверх по лестнице, весело смеясь, взбегал Кэйа и весело смеялся, осматриваясь назад. Видимо, убегал от кого. В руках — швабра, которой он размахивал, стараясь не угодить никому в глаз. Увидев его, Мона тяжко вздохнула. Видать, её товарищ по клубу в очередной раз проштрафился перед Минчи-сенсей и она вынудила его убираться в кладовой, но он, как всегда, легкомысленно отнёсся к этой задаче. Он совсем не заметил Моны и просто оббежал её так же, как обогнул всех остальных. Кто-то смотрел ему вслед с умилением, кто-то — с презрением, но все знали: Рагвиндр никогда не оглядывается назад и не слушает чужое мнение. Но следом за ним бежал Альбедо. Весело улыбаясь, он пытался догнать своего друга. Его щека запачкана в масляной краске, как и тряпка в руках. Аквамариновые глаза сияли под лучами солнца. Он ловко вскочил по лестнице и, остановившись в пролёте, попытался швырнуть тряпку в Кэйю, задержавшегося у начала лестницы. Уже замахнулся, прицелился и, бросив, попал. Но не в Кэйю. В Мону. Тряпка, кинута с размаху, свернула по не той траектории. Под тяжестью воды и краски, она не долетела каких-то полметра до Кэйи, а ударила Мону прямо в ноги, оставив яркий лазурно-красный отпечаток на чистой плиссированной юбке и чулках. От неожиданного удара Мона сжалась, испуганно зажмурила глаза и пискнула. — Так себе у тебя меткость. — услышала она голос Кэйи сзади и открыла глаза. — Прошу прощения. Всё в порядке? — к ней подскочил Альбедо и вежливо извинился. Немного испуганный, с чувством вины в глазах, он остановился на ступеньку ниже её, совсем близко, и смотрел на испачканную форму. — Всё, кыш, кыш, я быстро уберусь, пока Минчи не пришла. — Кэйа отогнал их двоих от лестницы и, подняв тряпку, равнодушно принялся утирать грязь, расплескавшуюся по ступенькам. Альбедо теперь уже не казался таким весёлым и задорным, а Мона осматривала свою испачканную форму и думала о том, как ей теперь придётся сидеть на последнем уроке, и успеет ли она отстирать юбку к завтрашнему дню. — Прошу прощения. — ещё раз попросил Альбедо и предложил пойти с ним. Мона, всё ещё ошарашенная случившимся, выбрала пойти. Тогда он отвёл её за школьный двор и, подойдя к фонтанчикам с водой, набирал немного в руки и оттирал её грязную юбку. Внимательный взгляд юноши скользил по складкам плиссировки, ладони грубо, но умело оттирали надоедливую краску, пока Мегистус, не пискнув, краснела. В тени деревьев, что отбрасывали зелёную тень на их головы, где витал запах краски и влаги, капающей с кранов, она стояла, как вкопанная, понимая, что опоздала на свой урок, и вокруг ни единой души, способной потревожить их, но это больше не волновало девушку. Её взгляд устремлялся на руки, пальцами осторожно оттирающие краску, которая грозилась впитаться в ткань. Альбедо хмурился, исправлял наделанные собой ошибки и, закончив, вытер присохшее пятнышко на своей щеке и, уверенно посмотрев на девушку, протянул ей свой платок. — Лучше будет ещё постирать. Я не знаю, не впитала ли одежда краску, пусть её и было совсем немного. — и, слабо улыбнувшись ей, ещё раз робко извинился, попрощался и побежал дальше убираться. Слышались только его шаги за спиной, а Мона так и оставалась стоять на месте, не найдя в себе сил на слова. Едва он исчез, девушка бросилась к раковинам, где ещё оставалась вода, и посмотрела на своё ясное отражение. Щёки красные, пылающие, лёгкий пот прошёлся по коже от волнения. Она утёрла испарину на лбу платком и, отстранив его от себя, глянула на него. Белый, красивый, с вышитым инициалом на краю, с пятнышками жёлтой краски, которую было не отстирать уже. Влажная юбка отяжелела, неприятно липла к ногам, холодила кожу, но это не волновало Мону. Потому что она считала удары своего сердца, предательски колотящегося в груди так сильно, отчего казалось, любой мог услышать эти ритмичные удары. Что это было? Почему? Конечно, перед ней нередко извинялись, если задевали в коридоре, случайно сбрасывали с парты ручки или толкали в очереди. Но никто ни разу вот так не помог ей по-настоящему, не исправлял своих ошибок и не обращался так вежливо, будто с принцессой. И, вслед за маленькими белёсыми цветками на деревьях, медленно расцветала любовь Моны.***
Но, вспоминая те события сейчас, полтора года спустя, Мона уже не чувствовала прежнего ёкающего удара в сердце, что незаметно влился в ритм, не ощущала дрожи в животе и характерного спазма, когда перехватывало дыхание от преисполнявших её чувств. Сколько вечеров она провела, фантазируя о нём? Сколько сценариев выдумала в своей голове? Мегистус только тяжко вздохнула, прильнув к горлышку бутылки, потому что жажда вызывала куда больше эмоций, чем давнишние воспоминания. Первая встреча, как в сёдзё-манге, любовь с одного касания и сладостные грёзы о человеке, который был ей столь же недоступен, как звёзды на небе. Но с той минуты Альбедо всё больше и больше занимал её мысли, отвлекая от оккультных наук: она чаще слышала его имя в чужих устах, чаще натыкалась на слухи и обсуждения, чаще видела в коридорах и чаще наблюдала из окна на физкультурных занятиях. Его сосредоточенный, всегда спокойный взгляд нежных глаз, чуть неаккуратные растрёпанные волосы, любезная улыбка и медлительные, несуетливые движения. Она жадно впитывала эти фрагменты его образа, чтобы запечатлеть в своей памяти. И, чем больше узнавала о нём из уст Рагнвиндра или кого ещё, тем больше восхищалась, влюблялась и не находила себе места. Скрывать чувства становилось всё трудней. Альбедо был хорош во всём: он играл на скрипке, прекрасно рисовал, был вежлив и многими уважаем, разбирался прекрасно как в гуманитарных науках, так и в точных, находил подход ко многим. Не смотря на то, что водил дружбу с такими, как Кэйа, был отличником и занимал высокие позиции в рейтинге школы. Мона фыркнула. — Что-то не так? — её голос услышала Лайла и обеспокоенно посмотрела на бывшую волшебницу. Искажённая гневом гримаса вынудила Лайлу отвлечься от мечтательных созерцаний улицы и посмотреть на подругу. Они вместе шли после пар, минуя парк и направляясь к станции, где уже расходились в разные стороны: Лайла проходила пару кварталов назад и шла в общежитие, а Мона возвращалась на электричке домой. Мечтательная студентка не из этого мира, Лайла больше напоминала свалившееся с неба создание, чем обыкновенную робкую девушку, слишком преданную учёбе. Приехала из другого города, быстро сдружилась с Моной на фоне общего увлечения астрономией и астрологией, и Мона водила бедняжку по незнакомым улицам, ибо та терялась даже на знакомых протоптанных маршрутах. — Всё нормально. — отмахнулась Мона. Ей не хотелось ни вспоминать Альбедо, ни говорить о нём. Надо было начинать с чистого листа, с самого начала, а для этого немедля выбросить воспоминания из головы. — У тебя не сохранилось конспектов за вчера? — поинтересовалась Лайла следом. Мона задумалась и кивнула. — Есть, но, если не возражаешь, отдам их тебе завтра. Мне они нужны будут на вечер. — Ооо. — кивнула Лайла. — Хорошо-хорошо. — и протяжно зевнула, прикрыв рот. — Что планируешь на вечер? — Ничего особенного. Буду делать практические, которые дали. Слишком большие объёмы, я не успею сделать их потом. — печально улыбнулась девушка. — Ооо! — восхищённо протянула Лайла. — А мне их тоже надо делать? — Конечно! — посмотрела на неё изумлённо Мона. Лайла впрямь была будто из другого мира, вечно витала в облаках, среди звёзд и небесных светил, и грезила о чём-то величественном и несбыточном. Стараясь быть везде и всюду, абсолютно выматывалась и в итоге не была нигде и не всегда. В ней сталкивались противоположные черты, как соприкасаются разные моря друг с другом. Закатное небо окрашивалось в оранжево-лиловый цвет, солнце неторопливо садилось за линию горизонта. Ещё достаточно длинный день, чтобы добираться с пар домой под лучами солнца, но с каждым днём Мона замечала, как солнце уходит на минуту раньше положенного. Шуршала листва под ногами, хрустя от шага, пахло застоявшейся влагой и чуть подгнившими листьями, бардовым полотном лёгшими на землю вдоль тропинок парка. Асфальт источал жар после долгого тёплого дня. Лето ещё неохотно отдавало Землю под чужие владения, а потому солнце немного припекало в лицо, и свою кофту Мона несла в руках. Они распрощались с Лайлой у станции, и мечтательная девушка ушла к себе в общежитие, пока Мона провожала её взглядом. Однако её фигурка вскоре исчезла за бесчисленными поворотами, скрылись тёмно-синие волосы и их звёздный отблеск. Мегистус осталась стоять на станции одна, как всегда. Подошла к линии, где уже стояли люди, ожидая прибывающего через пять минут состава. Мона подняла взгляд на циферблат и не ошиблась. Она всегда приходила аккурат к моменту, когда электричка прибудет. И не опаздывала, но и не ждала вместе с остальными людьми на станции. Тихий монотонный голос перечислял расписание, и первым произнёс номер электрички Моны. Девушка приободрилась, подошла к жёлтой линии, разглядывая блики на рельсах, и вцепилась руками за лямки рюкзака. Тёплый ветерок трепал выбившиеся из хвостиков волосы, и Мона прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной и покоем. Люди стали подходить к линии, отсчитывая время до прибытия, и Мона ощутила лёгкую тряску под ногами. Приближалась электричка. Открыв глаза, она заметила на соседней линии Альбедо. Туда должна была прибыть другая электричка, получасом позже, чем её. И это был первый раз, когда девушка увидела его здесь. Он сидел на лавочке боком к ней, закинув ногу на ногу и склонившись над телефоном. Кепка на голове скрывала часть его лица издали, опуская на глаза тень, но даже отсюда Мона могла разглядеть цвет его аквамариновых глаз с лёгкой позолотой. С леденцом во рту, он что-то активно печатал на телефоне, пальцы бегали по сенсору, пока волосы назойливо лезли в лицо из-за ветра. Услышав гудки, юноша обернулся назад и посмотрел на электричку, но не свою, а потому тотчас отвернулся. Мегистус он не заметил. Мона облегчённо вздохнула, когда между ними встал состав, и она незаметно юркнула внутрь, заняв сидячее место поближе к выходу. Прождав каких-то жалких пять минут, электричка тронулась вперёд и унесла девушку прочь отсюда. При одном только виде парня ей становилось не по себе. Дурно. Голова чуть кружилась, наружу вздымались былые обиды. Она надеялась забыть о нём в университете, но судьба жестоко поиздевалась над Моной и совала его ей под нос. Потому, как только станция исчезла за окном, Мона смогла расслабить плечи и, обняв перила, немного задремать.