Wasted

— Бам-бам-бам-бам, — Нагито мотает тоненькими ножками прямо с края крыши. Бесстрашие и глупость в самом чистом их проявлении. Но она улыбается светло и чисто, так, что любые тучи над ними кажутся немного светлее. — Тун-тун-тун-тун! Звуки, которые она напевает совершенно глупые и бессмысленные. Но очень-очень милые. Даже если вслух она этого не признает. Изуру, вероятно, не та, кто может ее судить. Поскольку так же глупо и бесстрашно она сидит на самом парапете. Солнце близко к закату. Голос Нагито настолько мелодичный, что мог бы усыпить даже Изуру. Словно у истинной сирены. Немного хрупкий, слегка хриплый и такой, такой непередаваемо словами чистый. Как гранёный хрусталь, как перезвон горного водопада. Будь Изуру моряком, она бы легко поддалась искушению ангельского голоса и нежных, тянущих на самое дно, девичьих рук. Закатное солнце с крыши заброшенного здания выглядит особенно ярко. Это калейдоскоп цветов и́ безмолвие окружающих деревьев. Это тихое пение Комаэды, под мягкий шелест листвы и переменчивые трели птиц. Это весело. Приятно, вернее. Сбегать из школы с самой интересной девушкой за всю короткую жизнь Изуру, на спрятанное посреди нигде заброшенное здание. Слушать ее красивое пение и кормить домашним обедом, потому что Нагито никогда не носит с собой бенто. Осторожно заплетать тонкие волосы. Нежно целовать тонкие пальцы. Получать столько же чувств, сколько отдаешь. Получать позитивного внимания столько, сколько хочется. Сколько жизненно необходимо. Потому что любовь Нагито безгранична. Потому что верность Комаэды самое дорогое, что есть у Изуру. Потому что нежная рука Нагито, последнее, что не даёт утонуть в пучине серых и мрачных будней. Любопытно часами рассматривать ее улыбки, потому что выражений лица у Нагито немеренное количество. Больше, чем Изуру могла бы сосчитать. Больше, чем Изуру смогла бы сделать. Ровно столько, сколько Камакура сможет запомнить за двоих. Обязательно. Всенепременно. — Нагито, — и девочка, рождённая весной, похожая на зиму, встреченная ею осенью и пахнущая последним летом смотрит только на нее. Смотрит так, словно только Изуру на всем белом свете ей важна. — Ты знаешь какую-нибудь другую песню? Нагито улыбается так, как луна тянет к себе океанские волны. Нагито улыбается так, как земная гравитация притягивает к себе все материальные объекты. Нагито улыбается так, что только Изуру может увидеть эту улыбку. — Если Камукура-сан захочет, я могу спеть ей любую песню! Она действительно хотела бы навсегда остаться посреди нигде, в самом центре одиночества, разделенного на двоих, с самой прекрасной девочкой, что Изуру только видела в своей никчёмно короткой жизни. — Тогда, пожалуйста, спой мне колыбельную. Если Нагито маяк, что дарит свет заблудшим кораблям, Изуру вечно готова в одиночестве бороздить океаны ради нее. И опять, и опять.