Несколько способов саморазрушения

Маринетт лежит в кровати и лениво пытается раскрыть глаза, но очередной луч солнца, проникающий в комнату через рулонные шторы не даëт ей этого сделать до конца. Глаза снова слепляются и девушке лишь остаётся надеяться на то, что сегодня она не проспит до самого вечера. В желудке ощущалась необыкновенно особая пустота и урчание, хотя она примерно три часа назад съела парочку оладьев, которым уже было около двух дней. Нужно было срочно доедать то, что приготовила мама на выходных, когда они вместе с отцом приезжали к ней домой. Хотя по сути дом ещë не принадлежал Маринетт, но по наследству он точно бы достался ей. Ведь как она знает — братьев и сестёр у неë нет. Девушка переметнулась на другую сторону кровати, приминая небольшую подушку, а маленькую засовывая ради комфорта между ног. Кремовый плед с розовыми цветочками, что напоминали сакуру, оказался на лице Маринетт. Девушка полностью натянула на себя одеяло, ложась калачиком, но всë ещë не выпуская подушку между ног. Да, она проспала уже двенадцать часов, если не больше. И было ощущение, что каждый раз она хочет спать всë больше и больше. Она как самый что ни на есть человек со сбитым режимом сна. Просыпалась она под вечер, либо же в обед, а засыпала когда солнце уже было почти в зените. И никто об этом не знал. Ни одна душа, ни один друг или подруга не знали как Маринетт проживает каждый день своей жизни. День за днëм она просыпалась около четырёх часов дня. Шла на кухню, съедала то, что готовила мама на выходных. О том, что нужно умываться и чистить зубы Маринетт благополучно забывала или же ей было настолько лень. А затем отправлялась в свою комнату, заворачивалась в одеяло и рубилась в телефонные онлайн игры как самая настоящая отаку. К часам восьми вечера телефон начинал разряжаться. И вот была загадка для Маринетт — было ли это от того, что модель телефона устарела, либо же потому что аккумулятор мобильного телефона израсходовал свою мощь. Честно говоря — девушка и малейшего понятия не имела, потому что ей было абсолютно по барабану на это. Главное, что он работает и выполняет свои функции. Остальное было ничтожной мелочью на которую можно было не обращать внимания. — Так, ладно, пожалуй теперь я могу вынести мусор, — говорит Маринетт скорее самой себе, вставая с разложенного дивана. Девушка часто разговаривала с самой собой. Возможно, так она чувствовала хоть малейшее присутствие кого-то ещё в её жизни. То есть помимо своих мыслей в голове и череды проблем, которые она создавала себе. А потом сама же и тонула в них с неудержимой силой. Чёрная тина затягивала с самых пяток по самые плечи. Это были угольные зыбучие пески, которые тянули на самое дно недр земли. А Маринетт только и оставалось что пытаться карабкаться вверх в попытках спасти саму себя. Рядом стояли люди, желающие ей помочь. Да тот же самый Лука, протягивающий ей руку помощи. Её, блять, парень. Её родной человек, с которым они встречались около двух лет. Маринетт в попытках выбраться тянулась руками к его. Больно била по запястьям и снова утопала с нечитаемым взглядом на лице. Просто прямо-таки апатичным взглядом. Нет, каменным лицом, которое показывало всё безразличие человечества на экологические проблемы, проблемы безработицы, бытового насилия. Все те проблемы общества, которые были столь очевидны, но оставались в стороне до тех пор, пока всё с треском не начинало рушиться, сыпаться как песок на глаза. А когда мелкие крупицы того песка из огромнейших грешков попадали на слизистую, человек брал: вставал, умывался и снова пускался во все тяжкие. Ведь всё не так плохо, верно? Можно потянуть ещё немного, совсем капельку и разобраться со всем этим попозже, не так ли? Но всё это было одна большая и пребольшая ложь. Ложь в которую верили все. Маринетт привстала со своего излюбленного дивана и прошла прямиком в ванную, дабы там умыться и накраситься. Войдя в комнату, где была ванна с раковиной, девушка уставилась на себя в зеркало. Да уж, там была уже не та Маринетт, которую привыкли видеть её одногруппники и друзья. Синяки под глазами очень сильно выделялись по сравнению с остальной еë кожей. На щеках не было того привычного и здорового румянца. На скулах по обеим сторонах щёк вскочили прыщи, которые так и хотелось выдавить со всем тем гноем, что крылся в мелких светло-салатовых крапинках. Брови стали намного светлее и уже пора было хорошенько их подкрасить. Губы были сильно искусаны и потрескались в некоторых местах. Девушка потянулась сальными пальцами к лицу, натягивая кожу, ожидая увидеть как из вскрытого прыщика вытекает гной. Надавив кончиками пальцев на покрасневшую кожу, болезненная горошинка раскрылась и брызнула белой жидкостью на зеркало. Красноты стало ещё больше, но Маринетт это не останавило. Она включила кран, смывая гной с пальцев, а затем промочив жёлтую тряпочку потёрла зеркало, убирая светло-белые с примесью зелёного капли. И перешла на следующие воспалённые участки своего лица. Она обязана, нет, должна была выдавить их все. Все. Абсолютно все. До последнего прыщика. Конечно же, всё это было ошибкой. То, что она давила прыщи, хотя прекрасно понимала что это делать нельзя, Маринетт называла очень заумно — селфхарм. Она хоть и не чувствовала особой боли от этого, но ей было явно в кайф портить своё прекрасное личико. Это даже приносило некое удовольствие. Девушка прикрыла глаза и грузно вздохнула, поворачивая кран, дабы включить тёплую воду. С полки у зеркала она взяла пенку для умывания и стала постепенно размазывать белую консистенцию по лицу, дабы хоть как-то сгладить то что она сделала со своим лицом. Спустя несколько минут махинаций с косметическими принадлежностями для умывания Маринетт решает, что пора бы уже и зубы почистить, так как она уже неделю не притрагивалась к ним. А она не хотела бы заработать кариес. — Пора выйти на улицу, — произнесла Маринетт самой себе, завязывая на голове два привычных хвостика. Она переместилась к зеркалу у выхода из дома, дабы посмотреть как он выглядит. Девушка посмотрела на то, что было на ней прямо сейчас надето. Свободная футболка с аниме-принтом размера XL свисала беспорядочным образом с еë тела. Ткань была вся измята, а на верхней части у округлого выреза были заметны капельки крови. Которые кстати девушка получила, когда пыталась высморкаться в кои-то веки. Розовые пижамные штаны с красными пушистыми сердечками свободно сидели на ней, но были заляпаны в йогурте, который Маринетт уронила на себя меньше недели назад. Всë в еë внешнем виде напоминало о том, что тот кто носит это особо неряшлив. И отчасти это было правдой. Девушка и сама это знала, но всё ещë пыталась отрицать действительность того, что она слишком запустила себя. Слишком сильно позабыла о том, что одежду нужно стирать время от времени. Но ей было не до этого. Единственное, что она желала — это покоя и свободы действий. В своём уютном доме Маринетт желала лишь лишь об одном. Спать, есть, принимать горячий душ когда тело станет особо грязным и тишина. Чтобы не одна душа не могла заявиться сюда и приказать вычистить все квадратные метры уютной жилплощади. Пожалуй, девушка не отказалась бы и от того, что родители перестали бы приезжать сюда, чтобы навесить дочурку. Единственное, чего желала Маринетт — это спокойное одиночество. Девушка двинулась по направлению шкафа, который располагался в гардеробной. Это была не особо большая, но хорошо сконструированная комната с несколькими стеллажами для обуви и небольшим шкафчиком с одеждой, где собственно располагались множество платьев, брюк и блузок, которые самолично сшила Маринетт пару месяцев назад, когда была особенно пьяна. Вещи получились необычные, с некой изюминкой, на которых были пришиты паетки, образуя замысловатые узоры, которые были понятны лишь автору сие творения. Брюнетка потянулась за одной из своих флисовых кофт, чтобы примерить вещицу. Надев розовую кофту на замке, девушка пару раз дëрнула им, скорее в надежде его сломать, нежели нормально застегнуть. И да, она прищемила себе часть белоснежной кожи на шее. Лëгкая щипотка о кожу взбудоражило сознание. Краснота на коже только ещë сильнее вызвало ощущение удовлетворения от боли. Маринетт двинулась к соседнему стеллажу, расположенный на самом верху и стянула оттуда довольно длинную, ниже колен, чëрную юбку с оборками. Надев через ноги нижнюю часть одежды, девушка вышла из гардеробной, чтобы подойти к двери, на котором располагалось зеркало. Всë это время мысли о том что она делает и для чего она делает не покидали еë сознание. Целый ураган мыслей взвился в еë голове. «Зачем я это надела, если я всего лишь иду в магазин?» «Но я же когда-то должна это надеть, если я не выхожу из дома…» «Почему я говорю сама с собой?» «А вдруг я встречу кого-то кто захочет начать домогаться до меня?» Маринетт покрутилась в ужасе перед зеркалом, не отводя взгляда от своих собственных зрачков напротив. Она пару раз закрыла глаза, чтобы посмотреть насколько резко у неё сужаются и снова расширяются зрачки. Это было весьма забавно и возможно даже эгоцентрично, что девушка так много времени проводила у зеркала, рассматривая своё отражение. В некоторых случаях Маринетт проводила такие манипуляции для того, чтобы выявить все свои недостатки внешности и стать лучше. Хотя думая так она ещё больше искала в чертах своего лица всё больше и больше недостатков. Глаза с каждым разом казались либо огромными как блюдца, либо же невероятно маленькими как монетки. Ресницы казались либо слишком идеальными, что казалось они измазаны углём, либо же наоборот казались уж слишком ненасыщенного цвета и с парочкой неуместных волосков. Губы казались неправильной формы, с слишком замысловатым завитком под носом... Либо же наоборот чересчур неестественными и приторными. Скулы то снова появлялись, либо снова исчезали с лица. Хотелось то похудеть, то потолстеть. Происходило будто саморазделение себя на до и после. Себя хотелось то любить, то ненавидеть. Сознание кидалось из крайности в крайность, что только усугубляло своë внутреннее Я. Девушка ещë раз хлопнула глазами, прежде чем вздохнуть с облегчением. Она потянулась за своими блекло-чëрными лакированными ботинками. Отверстия на шнуровке местами потрескались, а сами чëрные шнурки выглядели потрëпанными. В голове у Маринетт промелькнула мимолëтная мысль от вида собственной обуви. «А почему бы не прийти и хорошенько постирать их?» Но мысль как пришла, так и покинула сознание. Девушка натянула обувь, при этом усаживаясь на пуфик рядом с дверью, взяла сумку со столика, накинула куртку. Руки потянулись к заклëпкам на бордовой куртке. Пальцы неистово дрожали, словно судороги протыкали еë подушочки пальцев. Маринетт снова тяжко вздохнула, ощущая как нервозность покидает еë тело. Это была словно дыхательная гимнастика, которая иногда помогала от судорожных и нервозных эпизодах. Розовая шапка вывалилась со шкафчика так резко, что девушке только и оставалось что ещë раз встряхнуть себя. Пугаться сейчас не за чем, дома она одна. Здесь никого нет. Всë это делает лишь еë сознание. Еë голова. Еë мозг пытается играть с ней. Играться с ней в прятки, в кошки-мышки. Но только кто из них кошка, а кто мышка? Маринетт пока что этого не поняла, а потому молниеносно натянула шапку на голову, схватила ключи и выбежала из дома, судорожно прокручивая ключи в замочной скважине.