You have not been honest Dealing with daily defeats Know that we love you I hope that’s some form of relief
— Чшшшш… Всё будет хорошо! Потерпи ещё чуток… — Ляпис в очередной раз гладит её, пробегаясь пальцами то по щеке, то по хрупкой ладошке, осыпает нежными поцелуями влажное от пота и слёз лицо и шепчет у самого ушка бесчисленные слова поддержки в попытке успокоить самое дорогое, что только осталось у неё на этой чудом уцелевшей планете. Тщетно. Пери истерично плачет, глотая слёзы, кричит уже практически севшим голосом, проклиная всех и вся во вселенной, и едва ли не бьётся в конвульсиях от нестерпимой боли, что без преувеличения душит её третий час, не давая ни умереть, ни вырубится хотя бы на пару минуточек. — Л-Я-П-И-С! — зовёт она, задыхаясь от каждого вздоха-всхлипа. И Ляпис здесь, совсем рядом, но увы ничем не может помочь. Лазурит бросает полный мольбы и надежды взгляд на Махесваран, но та лишь разводит руками — колоть больше обезболивающего уже просто нельзя, иначе всё — Великая и ужасная с неизменной косой в руках заглянет на огонёк и к ним в палату. — Неужели ничего нельзя сделать?! — Ляпис подтрясывает не то от рвущейся наружу злости, не то от тошнотворного бессилия, что вот-вот наровит вывернуть ей кишки наизнанку. Приянка угрюмо качает головой. — Погружать её в общий наркоз мы просто не имеем права. Не с такими показателями… — Врач бросает уставший взгляд на синевласку, и надеясь на понимание, добавляет — Она должна выдержать, иначе никак. Однако в ответ Ляпис лишь злобно зыркает и практически сразу отворачивается, вновь устремляя лазурно-синие на маленькое едва живое существо, что хрипит на постели, слабо отпихивая от себя медсестёр, которые незамедлительно хватают её по разные стороны и фиксируют руки. Стягивают крохотные запястья ремнями, надёжно прикрепляя к кровати, и для верности даже пару раз дёргают, проверяя крепление на прочность, чем вызывают ещё более жалобный и болезненный стон у крохи. От такой наглости у Лазурит даже пропадает дар речи, и она на секунду застывает, чувствуя, как избыток возмущения наглухо перекрыл ей путь в дыхательное горло. Какого чёрта?! Да будь они прокляты и разбиты Алмазами! Как?! Как они посмели вытворять такое с её драгоценной Пери?! Водяные конечности в момент материализуются из камня и уже готовы раскидать всех и вся на километры от её маленького едва живого сокровища, да только ощутимое прикосновение к плечу останавливает синевласку. Она немедленно поворачивает голову, прожигая взглядом дырку в посмевшей ей помешать Махесваран, но та всё так же верна своему бесстрашию и лишь сильнее сжимает пальцы на худощавом плече. — Ты не сделаешь этого. — твёрдо говорит женщина, не разжимая хватку. — Вы в этом сомневаетесь?! — Ляпис в ярости готова придушить медика, и лишь какие-то неведомые силы не дают ей это сделать в тот же момент. — Не сделаешь, потому что те двое лишь стараются помочь. — Это как же?! Выворачивая ей суставы и приковывая к кровати? Это вы называете помощью?! Слышится усталый вздох. — Они делают это, чтобы Перидот случайно не вырвала катетеры из вен. Полагаю, венозное кровотечение это явно не то, чего вы обе добиваетесь. Ляпис злится, а от понимания, что это бессмысленно, злится сильнее, нервно закусывая губу, опять практически до крови. Тонкие брови хмурятся, сдвигаясь почти что вплотную, а изодранные от стресса пальцы сжимаются в кулаки. Она грозно глядит на неё, смотрит глаза в глаза несколько долгих секунд, будто стараясь распознать хитроумный врачебный заговор, однако Приянка непреклонна. В ней нет и грамма фальши, лишь понимающий усталый взгляд, повидавший на своём веку явно не меньше страданий. Лазурит хмурится, нервно сминает платье, не замечая как у неё начинает дёргаться глаз, и всё же сдаётся, отводя мутно-синие куда-то за спину врача, а затем вновь переводит на кроху, что корчится на постели от боли в окружении медсестёр. Она уже не брыкается, видимо слишком устала, и лишь громко сопит, пытаясь дышать сквозь забитый соплями нос. Крохотные руки теперь мирно лежат по швам, пристёгнутые к кровати, и только пальцы едва подрагивают, сводимые невидимой судорогой. Грудная клетка тяжело, но всё так же часто вздымается. Поверхностно, неровно, она никак не может позволить другим мышцам подключиться к акту дыхания, и от этого Ляпис становится лишь страшнее. Махесваран тоже замечает это и делает знак одному из «халатов», на что тот незамедлительно подносит к перепачканному слезами и другими биологическими жидкостями личику кислородную маску. Держит пару десятков секунд, позволяя крохе насытится дефицитным газом, но вскоре убирает, видимо, больше нельзя. Лазурит отворачивается, устало прислоняясь к стене да прикрывая не мене уставшие глаза, стоит так, собираясь с силами, а затем выдаёт тихо-тихо: — Простите, мне не следовало… — Ничего, я всё понимаю. — Врач дружелюбно похлопывает её по плечу — Сходите за кофе, вам явно не помешает, а я пока присмотрю за ней. Кофе. Точно… Ляпис уже не припомнит сколько стаканчиков выпила за этот месяц в больнице. Кажется, по началу он ей даже нравился. Было что-то волшебное в том, как тело наполнялось энергией после влитой в него кофейной жижи. И пусть мышцы всё ещё ощущали усталость, а израненное сердце начинало биться с ускоренной силой, зато Ляпис была на страже своего маленького солнца, оберегая её от всех грустных мыслей и успокаивая перед очередной лечебной процедурой. Однако это время прошло, и на смену ворвалась хроническая усталость, что в лучшем случае притуплялась на пару-тройку часов после непродолжительного сна. А кофе… кофе просто перестал действовать, позволяя лишь закрывающимся векам не так быстро соприкасаться друг с другом. Но всё это было бы мелочью, лишь маленькой неприятной деталью в её изнурённой рутиной жизнью, если бы в середине октября малышке не стало бы хуже. Из неоткуда вылезли ужасные головные боли, продолжительные, удушающие мигрени, от которых не было никакого спасения. Ляпис просто не знала что делать, не понимала как помочь, когда её крохотное сокровище в очередной раз билось в истерике, практически умирая от повышенного внутричерепного давления. Кажется, тогда она и перестала чувствовать вкус, поглощая этот горячий напиток литрами, лишь бы только не бросать малышку во время очередного приступа. Кажется, тогда-то она и поняла, что устала… Ляпис мнётся, явно не желая покидать палату, однако под пристальным взглядом врача усталость берёт своё. Пятая ночь без сна очевидно даёт о себе знать, и теперь это лишь вопрос времени, когда она не сможет себя больше сдерживать и случайно впечатает кого-нибудь в стену водяной конечностью. Синевласка делает глубокий вдох, затем выдох, снова вдох, после чего всё же решается. Однако она чувствует себя самым настоящим предателем, подходя к выходу из палаты. Помощь нужна здесь, помощь нужна не ей, так какое право она имеет так тайно сбегать?! Ляпис успокаивает себя только тем, что если не поможет чуть-чуть себе, то не сможет помочь и крохе, отключившись возможно в самый важный момент, а ещё добавляет «Я быстро», заглушая тем самым острые противные мысли, что словно камушки в ботинке всё больнее впиваются при каждом шаге, пока она преодолевает это невообразимо большое расстояние в полтора метра. Рука ложится на ручку, тихонько приоткрывая дверь, чтобы не травмировать Пери ещё сильней громким звуком, и, обречённо вздохнув, Ляпис выскальзывает в коридор. Собственное имя, брошенное вдогонку, разрывает ей сердце, но не смотря на это Лазурит закрывает за собой дверь и следует в направлении кофейного автомата. Тот находится быстро — стоит всё на том же месте в зале ожидания среди синих диванчиков и журнального столика. Удар по кнопкам, съеденный доллар, и вот её эспрессо с двойной порцией сахара в процессе приготовления. За те полминуты, пока она ждёт, беглый взгляд скользит по столику с медицинской литературой, подмечая парочку новых выпусков, однако читать статью про острый перитонит нет никакого желания, а углубляться в дебри стоматологии уж подавно, так что она просто ждёт, пока бумажный стаканчик не заполнится практически до краёв, настукивая пальцами какой-то незатейливый мотив. Наконец-то напиток готов, и плюхнувшись на диванчик, Ляпис делает первый глоток, ощущая, как горячий кофе обжигает ей губы с языком, ошпаривая глотку, да только на боль ей откровенно плевать. Все её мысли не здесь, вся она там — рядом с крохой, что дрожит при каждом движении грудной клетки, истерично зовя синевласку по имени, хватаясь за неё словно спасательный круг, коим она и сама откровенно является для Ляпис уже давным-давно. На дне стаканчика остаётся совсем немного бодрящей жидкости, и она допивает всё залпом, наконец-то чувствуя, что держать глаза открытыми и не такая уж непосильная задача. Однако возвращаться назад ей до чёртиков страшно. Не от того, что малышка может обидеться на неё, нет — та скорее всего даже не заметит её пропажи, Ляпис боится другого. Боится, что отворив дверь, её встретит пустая кровать, а на каталке рядом будет лежать крохотное тело, накрытое с головой белой простынёй. «Глупость какая» — будь Стивен рядом то наверняка бы сказал именно так. Ещё бы посмотрел на неё так по-доброму понимающе снизу вверх, а затем вобрал бы дрожащие пальцы в свою тёплую пухлую ладонь и неспеша повёл бы её к палате, впопыхах рассказывая про очередной выпуск Плачущих друзей-завтраков, так эмоционально и увлечено, что Ляпис наверняка не смогла бы сдержать улыбки… Только его здесь нет. С тех пор, как он пытался починить зелёный камушек крохи, он больше не появлялся. Вроде ему нельзя или было нельзя, Ляпис не узнавала деталей. Помнит лишь, как Махесваран упомянула, что иммунитет Перидот пока слишком слаб для визитов извне, и что могут пойти тяжёлые осложнения, если инфекция каким-либо образом сможет проникнуть к ней в организм. Тогда, в начале сентября, этого было достаточно, чтобы Ляпис перестала отвечать на звонки своего первого и единственного пляжного друга, изредка отписывая короткие смс на номер Жемчуг о состоянии Пери. Тогда она думала, что справиться, что продержится в одиночку, пока малышка не наберётся достаточных сил, чтобы вновь увидеться с другими кристальными. Всем сердцем надеялась, что это произойдёт довольно-таки скоро, а все опасения Приянки окажутся лишь неподтверждёнными излишками предосторожности, всего лишь соблюдением протокола, от которого медик никак не могла отойти. Ах, как же она ошибалась. За прошедший месяц улучшений практически не было. Пери едва ли могла говорить и большую часть времени просто спала, изнурённая бесконечными анализами, процедурами и попытками физиотерапевтов разработать ей руки. Они двигались, но очень медленно, шаг за шагом, постепенно увеличивая нагрузку на едва шевелящиеся пальцы. Ляпис помнит, как Пери искренне радовалась, когда у неё выходило самостоятельно изобразить какой-нибудь жест или коснуться подушечкой носа, и она радовалась вместе с ней. Да только на следующий день весь прогресс стирался под ноль с приходом очередной мигрени, что обязательно душила малютку не менее пары-тройки часов без продыха. После такого весь налаженный механизм приходил в негодность, и все выстроенные нейронные связи будто снова обрывались, словно провода во время грозы. Кроха поначалу не верила, усиленно пыталась согнуть упрямые пальцы со словами «Сейчас всё получится! Давай же, ещё чуть-чуть!», на десятой попытке солёная влага обычно уже струилась из её глаз, но она продолжала пытаться, разбрасываясь проклятиями и заверениями, что сейчас уж точно получится, после чего всё же сдавалась и обессиленно всхлипывала, утыкаясь лицом в живот Ляпис, что всё время аккуратно придерживала её голову на коленях. — Ничего страшного, — говорила она, баюкая дрожащую Пери у себя на руках, — завтра ты обязательно справишься, вот увидишь! И тогда кроха приподнимала намокшие глаза и несколько секунд внимательно смотрела на неё, будто заглядывая в самую душу, а затем, шмыгнув носом, тихонько бросала «Ты права» и вновь утыкалась куда-то под рёбра, размазывая влагу по оголённому торсу. Это было щекотно, но ничуточки не противно. Лишь изредка Лазурит отрывала от себя копну пшеничных волос, чтобы проверить не заснула ли малышка, и если да, то осторожно укладывала её обратно на подушки, а сама тихонечко вставала с кровати, дабы размять затекшие от долгого сидения ноги. Тогда-то усталость наконец-то брала своё, и, подходя к окну, Ляпис обессиленно разваливалась на подоконнике да пыталась найти хоть одну звезду на заволочённом тучами небосводе, пока глаза сами собой не закрывались. В такие моменты ей совсем не хотелось думать, размышляя над будущим, да ища выход из настоящего. Это было по части крохи, по крайней мере, раньше… Ей же самой хотелось спать. Просто спать, проснувшись только где-нибудь через тысячу лет. И в идеале бы чтобы все проблемы разрешились как-нибудь сами собой к её пробуждению. Непозволительная роскошь, особенно в нынешних обстоятельствах. Волшебная сказка для той, кому в руку впивается остывший бумажный стаканчик, а отвлечённый размышлениями мозг вот-вот наровит отключиться. Такая приятная сказка… Затуманенный взгляд бесцельно гуляет по белым стенам, пока пальцы медленно сжимают стаканчик, ощупывая столь странный предмет, каким-то образом оказавшийся у неё в руках. Тот вроде пустой, однако на стенках остался свежий ещё влажный налёт, что по запаху напоминает... кофе? Да, вроде бы он… Кофе… Видимо она сама его же и выпила. Только вот зачем? Ляпис прикрывает глаза, стараясь припомнить недавнее прошлое, пока тело, поддавшись гравитации медленно сползает вниз на обивку диванчика. На нём так мягко, а ещё так тихо. О звёзды, наконец-то тихо и так хорошо. Для полной гармонии не хватает лишь успокоения мыслей, но те словно самые настоящие паразиты и из насиженного местечка так просто не убегают, по крайней мере пока. Особенно та, что касается кофе. Зачем он ей, если по итогу ничем не помог? Синевласка сладко зевает, полагая, что это не так уж и важно. Наверное просто выпила по привычке, чтобы сразу не уснуть и побыть ещё чуть-чуть с крохой, дочитывая ей очередную главу. Да, скорее всего для этого. Та небось уже сопит рядышком, укрывшись одеялом по самый нос, чтобы было теплей. Ляпис прислушивается, пытаясь уловить дыхание малышки, да только ответом ей служит несвойственная тишина. Странно. Лазурит неохотно трёт глаза и приподнимается на локтях, чтобы проверить как там Пери, но к своему удивлению не обнаруживает рядом с собой ничего, кроме пола и кофейного автомата чуть поодаль. Кофе… Внезапное осознание бьёт под дых, заставляя резко вскочить с дивана. Чёрт, она же вышла за ним на 5 минуточек! Где часы?! Сколько она уже здесь?! Синевласка лихорадочно мотает головой, пока не обнаруживает на стене циферблат в белой рамке. Тот показывает половину двенадцатого, стало быть она здесь уже минут двадцать! Вот же чёрт! Она моментально срывается с места, отбросив страх в сторону, а мусор — в корзину. Несётся по длинному коридору к заветной палате, едва не сбивая санитарку с ведром, за что получает пару ласковых вдогонку. Вот и она! Эту дверь Ляпис ни за что не спутает, ведь внутри её солнце! Её маленький смысл жизни, что не смотря на все трудности продолжает бороться. Её Пери. Взгляд случайно падает на номер палаты, что украшен парочкой стикеров в виде звёздочек, и синевласка не может сдержать улыбку, вспоминая, как кроха просила наклеить их, чтобы когда-нибудь, когда ей станет лучше, Стивен с компанией без труда отыскали её и обязательно зашли навестить. «Так и будет» — думает Ляпис и тихонько нажимает на дверную ручку.***
Проблема не приходит одна. В этом синевласка окончательно убеждается через неделю с прихода мигреней. Из-за них Пери совсем плохо ела. Даже не так — она наотрез отказывалась принимать пищу, вертя головой при первом же появлении на горизонте ложки с кашей, а иногда сразу утыкаясь поглубже в подушку, зачуяв приближение тележки с едой. Это не могло не волновать Ляпис, особенно когда в очередной раз уже смирившаяся с положением дел медсестра заходила в палату с питательной смесью, которую было суждено ввести через назогастральный зонд. Кроха в ответ даже не открывала глаза, всем своим видом показывая полное безразличие к происходящему, и лишь легонько вздрагивала, когда поршень шприца выдавливал заключительную порцию воды для промывки. А между тем естественная худоба Перидот становилась всё более заметной, а некогда присутствующие мышцы начали постепенно рассасываться, не смотря на все усилия малышки во время лечебной физкультуры. Тут уж Ляпис не на шутку перепугалась. Что если в один из дней она попросту растворится у неё глазах, оставив на кровати лишь крохотный скелет с собранными по кусочкам ребрами? Недобрый холодок сразу аж пробежал по спине. Ну уж нет, такого никак нельзя допустить! Выход из ситуации она видит только один, однако решится на него удаётся не сразу. Ляпис медлит ещё пару дней, надеясь то ли на чудо, то ли на появление демона обжорства, что поможет хоть чуточку набрать крохе вес, однако ни то, ни другое не приходит по душу и желудок Пери, возлагая всю заботу по данной проблеме на хрупкие плечи синевласки. Её терпение окончательно лопается в тот момент, когда едва зажившие рёбра начинают опасно выпирать, грозясь порвать кожу при неосторожном движении. Тут уже не остаётся места для гордости или слепой надежды на «само пройдёт», и пересилив себя, Ляпис всё же набирает Стивена. Слышатся два протяжных гудка, после чего трубку довольно быстро поднимают, будто только и ждали звонка. — Ляпис! — радостно доносится из динамиков, и сразу после встревоженное, — С вами всё хорошо? — Да… — с небольшой заминкой отвечает синевласка, параллельно раздумывая о том, чтобы прекратить вызов прямо сейчас, пока она не наговорила лишнего, однако внезапно возникшее тяжёлое сопение за спиной не даёт ей пойти на попятную. Кажется, малышке опять что-то снилось. — Точнее не совсем… — ей приходится выдавливать из себя слова, приходится говорить, потому что её солнце вновь бьёт озноб, хотя в палате стандартные 20 градусов. — Нам… Точнее мне… Да, всё же мне… — Ляпис запинается, не зная, как сказать, как правильно выразить мысль, не показавшись слабачкой, что не может справиться с грузом проблем и ответственности за самого близкого ей человека. Как объяснить, что она провалилась? Что кажется, сделала только хуже, отсрочивая неизбежное? Что не смогла забрать боль у той, что стала для неё всем миром? Просто КАК?! Она нервно сглатывает, осторожно ведя пальцами по едва видимым шрамам-ниточкам, что остались у неё на запястье, а затем касается кожи крохи, и с ещё большей аккуратностью проводит по многочисленным синякам от бесконечных капельниц. Их стало больше, их стало слишком много, особенно для такой малютки. Пери во сне морщится, слегка дёргаясь, и Ляпис моментально отнимает пальцы от хрупкой руки, да скорее накрывает её тёплым одеялом, не забыв подоткнуть все щели. — Она не заслуживает этого. Не заслуживает стольких страданий… Понимаешь? — Лазурит едва не срывается на всхлип, однако в последний момент она душит его прямо в глотке. Голос вновь предательски дрожит, и это, чёрт возьми, отчётливо слышно на том конце провода. — Понимаю… — в трубку грустно вздыхают, — Однако может быть я чем-то могу помочь? Ты за этим звонила? Ляпис кивает, но осознав, что Стивен не видит этого, всё же выдавливает из себя слабое — Да, мне нужна помощь. — Слушаю… — голос по ту сторону в момент делается несвойственно серьёзным, и пока Ляпис, с переменным успехом давя подступающие к горлу всхлипы, надиктовывает всё, что нужно для её хитроумно плана, вдумчиво угукает, вероятно параллельно ведя список необходимых вещей. — Я тебя понял, — наконец-то подытоживает он, — Обещаю принести всё в лучшем виде! Можешь рассчитывать на меня! — Спасибо… — синевласка впервые за долгое время расслабленно выдыхает, чувствуя что-то сродни облегчению. — Правда, спасибо огромное. Ты вновь меня выручаешь. — Нет проблем, Боб! — выпаливает Стивен, и Лазурит практически чувствует ухом, как тот улыбается. — Я Ляпис, — шутливо отвечает она и, прежде чем отключиться, вновь добавляет — Спасибо.***
— Я скоро вернусь, — говорит она, мягко целуя спящую Перидот в щёку, — Ты даже не заметишь, а я уже приду и принесу тебе кое-что. Только не умирай, пожалуйста. Договорились? Кроха мирно сопит, и Ляпис принимает это за добрый знак, осторожно прикрывая окошко, прежде чем выскользнуть из палаты. Коридор встречает её бодрящей свежестью и гуляющим сквозняком, что чуть не срывает план в самом его начале резким хлопком двери. Ляпис вздрагивает от неожиданности, и уже подумывает повернуть обратно, однако прислушавшись, не замечает никаких подозрительных звуков, что могли бы свидетельствовать о пробуждении крохи. — Пронесло! — облегчённо вздыхает Лазурит, смахивая прилипшие ко лбу пряди. Теперь дело остаётся за малым. Нужно лишь найти контрольно-пропускной пункт, что располагается у самого входа в больницу, да забрать посылку. Как два пальца об булыжник! Пери даже перевернуться на другой бок не успеет, а Ляпис уже вернётся!***
— Всё будет хорошо, с ней всё будет хорошо… — раз за разом повторяет про себя синевласка, в очередной раз заворачивая за угол в надежде увидеть хотя бы намёк на лестницу. Но нет, и здесь тупик! Великие звёзды, почему? Почему все пути обязательно ведут к ещё одной двери «Для персонала»?! У Ляпис уже глаз начинает дёргаться от этих табличек. Ей бы сейчас в проводники Жемчуг, что каким-то неведомым образом ориентировалась в этом не иначе как магией искажённом пространстве. Или хотя бы одну из медсестёр — они то точно должны знать, как тут всё устроено. Только вот, как назло, весь персонал куда-то подевался. Аргх, где эти белые халаты, когда так нужны?! Неужели провалились сквозь землю? Тем временем проклятая тревожность всё нарастает. Сколько она уже так блуждает? Пятнадцать, двадцать минут? А может уже час с лишним? Лазурит не могла сказать точно. Её внутренние часы за месяц, проведённый в этих белых стенах сбились напрочь, полностью подстроившись под Перидот, что лишь пару недель назад начала проводить в сознании больше часа за день. Под её маленькую беззащитную Пери, что с таким непомерным усилием пыталась выполнять все предписания врача, пряча слёзы и боль за лучезарной улыбкой. — Я поправлюсь, — говорила она, сжимая слабыми пальцами ладонь синевласки — И всё станет, как раньше, а может даже и лучше. — в этот момент кроха встречалась с ней взглядом, и от этих светло-зелёных глаз становилось невыносимо горько. О звёзды, как бы Ляпис хотела верить в эту сладкую ложь. Верить всем сердцем, не обращая внимание ни на слова Махесваран, ни на результаты неврологического обследования. Тихий всхлип. Будто нарочно прозрачные капли вновь катятся по щекам, раздражая солёной влагой воспалённую кожу. Чёрт! Она опять нарушила данное самой же себе обещание. Кто же знал, что не думать о Пери хотя бы до возвращения в палату будет такой непосильной задачей? Ляпис знала… И всё равно сорвалась, открыв врата лихорадочным мыслям, от которых так отчаянно пыталась убежать всё это время. Как она там?! Вдруг проснулась, пока Лазурит здесь плутает?! А что если испугалась, не найдя её рядом?! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Голову разрывает от ужасных предположений, а кулаки так и чешутся что-нибудь разбить или на худой конец пнуть, чтобы не чувствовать себя так паршиво. С последним как раз везёт, и под горячую ногу так удачно подворачивается очередной синий диванчик у окна, точно такой же, как десятки других, поставленных тут и там как будто лишь для большой путаницы пациентов. Ляпис со всей злости ударяет этот предмет интерьера, о чём мгновенно же жалеет. Его на первый вид мягкая обивка оказывается куда коварней, чем могла бы представить Лазурит, повалившаяся с глухим звуком на пол. — Чёрт! Как же больно! Уфф! — завывает синевласка, прижимая ушибленную стопу поближе к себе. Из глаз едва ли не сыплются болезненные звёздочки. — Хоть бы предупреждение поставили над этим смертоносным оружием. Ах! — она морщится, прикасаясь наколдованной из самоцвета водой к ушибу. Становится чуть легче, однако синяк наверняка ещё с неделю будет красоваться на коже. — Мргх, вот чтобы ещё раз я… — ход мыслей прерывает раздражающий смех, что доносится откуда-то сверху. — Пхахахахаха! Святые Алмазы, какое же жалкое зрелище! — словно назло воспалённое сознание вновь решает подкинуть ей собеседника в виде зеркальной копии, что приветливо машет рукой из окошка. Словно без неё было недостаточно плохо. — Отвали! Сейчас не до тебя! — шикает Ляпис в попытках проморгаться и хоть так избавиться от очередного видения. А то лишь сильнее прыскает, хватаясь за живот, да тыкая пальцем в раскинувшуюся на полу Лазурит. — Я бы с радостью, но увы и ах не могу! — она берёт паузу, заливаясь премерзким смехом. — Понимаешь ли, вынуждена отражать твоё никчёмное существо день за днём. — злорадства голосу Зеркальной не занимать, что лишь сильнее окаляет нервы синевласки. — Ах, ты бы знала, как мне тошно на тебя смотреть! — отражение театрально подносит кисть ко лбу и закатывает глаза. — С каждым днём всё трудней выносить твоё жалкое существование! — Могу сказать тоже самое… — шипит Ляпис сквозь зубы, судорожно ища хоть что-то, чем можно было бы разбить оконное стекло. — Ах, да неужели? — Зеркальная невинно хлопает глазками, а затем, поймав на себе ненавистный взгляд, резко выпаливает — Тогда приглядись получше! Ну же, посмотри на меня! На эту прежнюю могущественную Ляпис, что подчинила себе океан, а теперь вновь на себя. На это жалкое ничтожество, в которое ты превратилась из-за этого отброса второй эры! Ляпис отворачивается, бессильно сжимая кулаки. Как бы не хотелось прописать этой выскочке в морду, надо держаться, ведь за порчу больничного имущества её точно не погладят по головке, а в худшем случае и вовсе вышвырнут отсюда, оставив Пери совсем одну наедине с этим непрекращающимся кошмаром. Нет, такого она никак не допустит, и потому смиренно проглатывает все слова брани, дабы не выходить из себя. Однако молчание лишь раззадоривает Зеркальную, и та в очередной раз открывает рот, лишь для того, чтобы смешать Ляпис с грязью. — Давай же! Взгляни на ту, кем ты стала! — отражение повышает голос, хоть и без этого её слышно чересчур хорошо. — На эту слабачку, что боится лишний раз пискнуть, чтобы случайно не потревожить покой своей пассии. Несчастная подкаблучница! Так и будешь молчать?! Ляпис не отвечает и лишь сильнее зажимает уши, сворачивается в жалкий дрожащий комок, пытаясь хоть так подавить рвущуюся из груди ярость. Зубы скрипят от злости на эту сучку, на этот мир, на себя! Раньше она бы моментально вспыхнула, как спичка, не думая ни о себе, ни о последствиях, а сейчас… Сейчас, она видимо настолько отчаялась, что терпеливо выслушивает словесный понос от самой же себя, и это невероятно бесит! Кажется, кукуха всё-таки поехала знатно за эти месяцы на Земле. — Ты могла бы иметь сотню слуг, — тем временем «шиза» вовсе не думает замолкать, а лишь сильнее нависает над ней, заставляя кожу покрыться мурашками. — Сотню верных Жемчужин, что по одному взмаху пальца уже стояли бы пред тобой на коленях. Но нет, вместо этого ты выбрала это никчёмное подобие самоцвета, что даже поесть без посторонней помощи не может, что уж говорить об исполнении своих обязанностей! Синевласка слушает все то, что говорит отражение, молча, слегка прищурившись. Терпит, а затем тихо поднимается на ноги и, отряхнув платье, подходит к окну вплотную. Она смотрит на галлюцинацию в упор, кажется и вовсе не моргая, а та практически визжит от восторга, даже не думая скрывать радость. Кулаки в этот момент ужасно зудят от сдерживаемой злости. — Ну же! — скалится Зеркальная. — Докажи, что в тебе ещё есть остатки былой гордости! Освободись от оков! Я же вижу, как ты устала… — торжественный голос резко переходит на нежный шёпот, обволакивающий с головы до пят. — Так много усилий и ничего взамен… Это так несправедливо… — отражение внезапно протягивает руки к лицу Лазурит и, не дав той опомнится, мягко целует искусанные нервами губы, с напором проникая языком в чужой рот. Лазурные глаза в момент округляются, и Ляпис даже не знает, что в большей степени способствует этому — шок, ярость или странные ощущения внизу живота. От осознания последнего откровенно хочется сдохнуть и… почему-то ещё. — Сволочь… — сквозь зубы шипит синевласка, а в ответ лишь звенящий смех и ещё более напористый поцелуй, за которым рука нежно соскальзывает вниз, рвано идёт по талии и резко останавливается между бёдер, вызывая сдавленный стон. — Тебе этого не хватает, не правда ли? — с усмешкой шепчет отражение, исследуя пальцами ткань нижнего белья. — Прекрати… Сейчас же…! — сдавленно выдыхает Лазурит, инстинктивно сжимая бедра. — Ты в этом уверена? — продолжает дразнить её отражение, резко вводя палец внутрь. — Аах, блять! — слышится болезненный вскрик, прежде чем Ляпис успевает зажать себе рот. Тело ужасно трясёт от внезапно возникшего желания, и мозгу требуется невероятная концентрация, чтобы не податься навстречу вторженцу. — Тише, свидетели нам ни к чему… — она вновь усмехается, мягко проводя рукой по животу, и случайно? задевает ладонью набухшую грудь. В этот момент синевласке особенно хочется придушить наглую особу, но очередной толчок внизу, заставляет её болезненно прикусить губу, чтобы снова не закричать. — Сука…! — вздыхает девушка, неосознанно насаживаясь на пальцы. — Чшшш… Зачем ты так со мной? Уверена, твоя драгоценная Пери ещё долго так не сможет. — она вводит второй палец, наслаждаясь развратным стоном, пока движения становятся всё резче и настойчивей. Вымотанный стрессом организм отчаянно просит разрядки, и отражение натурально надрачивает ей, затирая клитор до потери чувствительности. Ляпис задыхается, раскидываясь проклятиями, кусает губы, чтобы не закричать во весь голос и шепотом возносит молитвы звёздам, прося поскорее позволить ей кончить. Терпение на исходе, и Зеркальная, мать его, отлично чувствует это, начиная интенсивней работать рукой. Она зажмуривается не в силах более выносить всё это, и тихонько постанывает с каждым новым толчком, пока персональная мучительница грубо растягивает её, пристраивая для финала третий. Ещё пара рывков, и наконец тело сотрясает конвульсия, прокатываясь долгожданной волной наслаждения по всему организму. Кажется, будто тысячи крошечных молний одновременно пронзают её насквозь, заставляя выгибаться дугой. В глазах темнеет, по коже бегут мурашки, а из груди вырывается протяжный стон, который она всё это время безуспешно пыталась подавить. — Бляяять! — Ляпис отчаянно хватается за подоконник, ощущая как ноги в момент стали ватными и теперь в любую секунду грозятся её подвести. Дыхание сбито напрочь, перед глазами всё плывёт, и только силуэт Зеркальной отчего-то остаётся невероятно чётким, пока голову кружит от только что кончившегося оргазма. — Вижу, тебе понравилось. — отражение, ухмыляясь, смотрит на неё с нескрываемым удовольствием, явно обрадованная произведённым эффектом. — Иди к чёрту! — рычит Ляпис, стараясь удержать равновесие, а заодно и последнюю связь с реальностью. Откровенно говоря выходит плохо, и от падения её спасает лишь стена сбоку, да вцепившаяся с особым остервенением в подоконник рука. — Да ладно тебе, было же хорошо. Можем как-нибудь повторить… — игриво шепчет галлюцинация, переметнувшаяся за спину, и в своей наглой манере начинает массировать чужие плечи. — Отвали, кому говорят! — синевласка пытается отпихнуть её локтём, но конечно же безуспешно. — Этого больше не повторится! — Ах, очень жаль слышать такое от тебя. — сзади доносится разочарованный вздох, ошпаривая шею горячим дыханием. — Неужели уже есть планы на кого-то другого? Ляпис хмурится, попросту отворачиваясь. Слова тут бессмысленны, и единственное, что остаётся это поскорее найти силы, дабы свалить отсюда. — А я посмотрю, ты оптимистка. Что только Земля делает с самоцветами — удивительно! Однако позволь я всё же открою тебе глаза. — отражение наклоняется к самому уху и шепчет с особым наслаждением, растягивая слова. — Эта дрянь задохнётся в собственной слюне, если попробует тебе отлизать. — Зеркальная улыбается, кривя тонкие губы, пока смысл сказанного медленно доходит до воспалённого сознания Лазурит, превращая нейроны в пепел. — Ты можешь не верить мне, — отражение напускает в голос сочувствие. — Сколько угодно убеждать себя в обратном, и обманывать всех остальных, но мы то с тобой знаем правду. Знаем, что как бы ты не старалась, она просто, мать его, СДОХНЕТ! Удар. Ещё один и ещё. Ляпис бьёт наверняка, разбивая костяшки в мясо. Удар за ударом, пока на стене не остаётся кровавое пятно вперемешку со смазкой. Боль везде, в каждом пальце, в каждом суставе, в каждой клеточке кожи и мышц, что бьёт нестерпимая судорога. Но ей плевать, она не чувствует ничего, кроме желания стереть эту наглую улыбку с лица Зеркальной. Не нужно извинений, не нужно слёз, всего лишь равноценная боль, которую она самолично обеспечит отражению, как только та вновь появится перед ней. — Где же ты?! — кричит Ляпис, ощущая, как по коже растекается густая красная кровь, а воздух наконец пропитывается запахом каленого железа. — Куда ты, блять, спряталась?! Ответом служит тишина, Зеркальной будто не было и в помине, и лишь липкие ощущения между ног напоминают о её недавнем присутствии. — Твою мать! Сука! — голос дрожит, а тело начинает бить озноб. — А ну вернись, сволочь! Мы не закончили! — Ляпис больше не сдерживает эмоции, позволяя слезам струится из глаз, собираясь в большие солёные реки, а те в озёра, стекающие с подбородка. Ноги больше не в силах держать её, и она падает на тот самый злополучный диван, прижимая дрожащие руки к груди, в которой сейчас слишком много эмоций на квадратный метр. А внутри всех них пустота. Безграничная и беспощадная. И к сожалению, слишком хорошо ей знакомая. Она мешает дышать, не позволяя до конца расправляться лёгким, мешает думать, спутывая все мысли в клубок, мешает жить. Просто не даёт этого делать, перечёркивает всякий смысл, лишает цели. И от этого становится так нестерпимо плохо, что хочется удавиться здесь и сейчас, чтобы просто не чувствовать, чтобы не быть… — С вами всё хорошо, мисс? — Ляпис приоткрывает глаза, но никого не наблюдает. Может послышалось? — Вы точно в порядке? Может я могу вам чем-нибудь помочь? — голос становится ближе, приобретая тревожные нотки. Лазурит неохотно поворачивается, вновь разлепляя веки и видит перед собой перепуганную медсестру, что застыла над ней, нервно натягивая одноразовые перчатки. — Это ваша кровь? — испуганно спрашивает молоденькая девушка в хирургичке, указывая на стену. — Кажется да… — язык неохотно ворочается во рту, заставляя напрягать последние силы. — Как? Зачем вы…? Впрочем, сейчас это не так уж важно. Давайте я помогу вам! Вы можете встать? — сбивчиво тараторит медсестра. — Ммм… Наверное… — Лазурит тяжело вздыхает. — Но честно, не очень хочется. — Она собирается отвернуться, но чужие руки удерживают её, не позволяя вновь провалиться в транс. — Пожалуйста, не засыпайте! Нам нужно скорее обработать ваши руки! Скажите, мисс, вы что-нибудь принимали? — Чего?! — от такого вопроса Ляпис даже на секунду подскакивает на месте, но почти сразу же спешит вернуться обратно в горизонтальное положение, растягивая длинное «Неееееееет», пока соскальзывает вниз по подушкам. — Отлично! Тогда, если не возражаете, мы быстренько это проверим, а заодно и подлатаем ваши пальцы. Давайте, пойдёмте со мной! — щебечет медсестра, запрокидывая руку Ляпис себе на плечо. — Это совсем недолго! Ляпис слишком устала, чтобы возражать, и потому послушно переставляет ноги, утягиваемая медицинским сотрудником в неизвестном направлении. Впрочем, идут они и правда совсем чуть-чуть, заныривая в ближайшую дверь с надписью «Процедурная». Их встречает небольшая комнатка с множеством шкафчиков, раковиной и компактным рабочим столиком посередине, за который её осторожно усаживают, предварительно промыв окровавленные руки под проточной водой. Алая жидкость больше не сочится из ранок, местами даже успев свернуться, однако она всё же успевает сформировать с десяток отеков, усеивая кожу багрово-красными синяками, что маками расцветают на ладонях. И хотя выданное ей мягкое полотенце, заботливо впитывает всю влагу, однако с болью оно не способно справится, и Ляпис резко прикусывает губу, когда ранок касается лечебная мазь. — Чшшш… Потерпите чуть-чуть, уже через минутку-две жжение пройдёт. — мягко щебечет медсестра, аккуратно бинтуя пострадавшие пальцы. Синевласка тихо кивает, разглядывая перевязанные ладони. Те болезненно пульсируют при каждом движении, но всё же стерпеть это можно. По крайней мере она ничего себе не сломала в попытке расквасить морду Зеркальной, хотя на вид явно старалась. — Я могу идти? — устало спрашивает Лазурит, собираясь встать, но её тут же усаживают обратно. — Нет, простите, мисс. Прежде я всё же должна кое-что проверить. — девчушка в хирургичке резко подскакивает к дальнему шкафчику и после недолго рытья в нём выуживает на свет небольшую упаковку. — Это экспресс-тест на наркотики. — поясняет она. — К сожалению, как бы искренне я не верила вашим словам, правила обязывают меня удостовериться. Сами понимаете, ваше поведение там немножечко выходило за рамки. — медсестра неловко потирает шею, поглядывая на Ляпис, и та коротко кивает, мол и правда виновата, признаю косяк. Ей быстро залезают в рот палочкой, елозят по щекам, забирая слюну для анализа, и так же быстро вставляют в кассету, после чего трясут данное устройство несколько секунд и наконец-то ставят на стол. — Через 15-20 минут будут результаты, а пока вы может быть расскажете, что с вами произошло? — участливо спрашивает медсестра, одаривая самоцвета внимательным взглядом. — Я заблудилась. — коротко отвечает синевласка, не желая вдаваться в подробности. — Вы что-то искали? Может быть я смогу вам и с этим помочь?! — голос в момент переполняется энтузиазмом, что слегка сбивает с толку. Неужели ей так не терпится ввязаться в ещё одну авантюру? — Я… — Ляпис на несколько секунд теряется, стараясь припомнить первопричину произошедшего, и, отмотав события в памяти к началу, резко дёргается, не понимая, как вообще такое можно было забыть. — Мне очень нужно забрать передачу! — выпаливает она на одном дыхании, едва не подпрыгивая на стуле. — Где это?! — На первом этаже у охраны! Пойдёмте, я вам покажу! — воодушевлённо тараторит медсестра, подлетая к двери. — А тест? — удивленно уточняет Лазурит. — Проверим на обратном пути! Мы быстро! Сюда всё равно почти никто, кроме меня, не заходит. Пойдёмте! — и девчушка утягивает её за собой.***
— «Твори любовь и тыквенную магию!» — улыбаясь, читает Ляпис, разворачивая послание от Стивена. В корзинке помимо милой открытки находится прикрытый полотенцем термос и перевязанный зелёной ленточкой пакетик в горошек, что в ту же секунду оказывается открыт. — Ох, Стивен! Ещё и печенье в виде звёздочек положил. — Лазурит смахивает радостные слезинки, прижимая мешочек к груди. — Пери бы так понравилось! Как жаль, что ей нельзя сейчас мучное. Она тихонько вздыхает, а затем протягивает голубую звёздочку медсестре. — Возьмите. Вы очень помогли мне сегодня. — улыбается синевласка под удивлённым взглядом. — Что вы! Не стоит! — девушка пытается отмахнуться, но Ляпис вкладывает печенье в чужую ладонь. — Вам меня ещё обратно вести. — смеётся она. — Так что держите.***
Тест оказывается отрицательным, и получив с десяток извинений за ложные подозрения, Ляпис прощается с улыбчивой медсестрой у самой палаты, отсыпав ей ещё несколько печенюшек за спасение. Внутри всё по-прежнему, будто она и вовсе никуда не уходила. И только Пери на удивление не спит и кажется даже пытается самостоятельно провернуть одно из упражнений для разработки пальцев. Ляпис с интересом наблюдает пару секунд, а затем всё же решается подать голос. — Привеееет! — мягко растягивает она, чтобы случайно не напугать кроху. — Как ты тут? Давно проснулась? Пери всё равно дёргается от неожиданности, а затем тихонько поворачивает голову в направлении звука. — Ты пришла… — хрипло выдавливает из себя кроха, искренне улыбаясь, хотя на щеках всё ещё видны следы слёз. Она пытается приподняться, но тут же падает обратно на подушки. — Конечно, солнце, я здесь! — Ляпис в момент оказывается у кровати и осторожно обнимает Пери, помогая той вновь поудобней улечься. — Прости, что заставила ждать. Ты как? — Ничего… — сипит малышка, блаженно прижимаясь щекой к щеке. — Я в норме… Лазурит чувствует её слабое, но такое тёплое дыхание на шее, вдыхает уже ставший родным запах, и не в силах совладать с порывом любви, прижимает кроху ещё ближе к своей груди. А та, не сопротивляясь, лишь сильнее жмётся к ней, забавно шмыгая носом. — А у меня вообще-то для тебя сюрприз! — внезапно спохватывается Ляпис и, отстранившись, тянется за термосом. — Я принесла тебе суп-пюре! Смотри какой позитивный! — она подносит крышку-тарелку поближе к Пери, демонстрируя насыщенно рыжий цвет данного блюда. — С чем? — недовольная так быстро окончившимися обнимашками Перидот неохотно приоткрывает глаза. — С тыквой. — мягко улыбается Лазурит, на что кроха лишь отворачивается к стенке, видимо не желая иметь ничего общего с этим овощем. — Давай. Тебе нужно поесть. — Ляпис не оставляет попыток и наклоняется с тарелкой практически к самому личику Пери. — Я не хочу. Это глупо. Почему они не могут ввести это через катетер или зонд? — негодует малышка, вертя головой. — Там много калия, а он хорошо всасывается как раз через рот… — И? — Перидот поднимает бровь, бросая быстрый взгляд на оранжевую жижу. — Ну, там ещё клетчатка, витамины разные. — Ляпис прокручивает в памяти содержание статьи, — Железо, кальций, магний. Могу лекцию прочитать, но к тому времени он остынет. — Все равно не буду! — малышка демонстративно показывает язык. — Пожалуйста, — Ляпис легонько сжимает худое плечо Перидот, — Стивен так для тебя старался. Давай, открой ротик! Пери награждает её недоверчивым взглядом, и тогда Ляпис забирается с ногами на кровать, да осторожно усаживает крохотное существо напротив себя, подпирая чужую спину подушкой. — Мне тяжело… — хрипит малышка, обреченно вздыхая. — Терпи. — говорит Ляпис, легонько целуя её в макушку. — Тебе важно набраться сил! Она подносит ложку к тонким губам, приговаривая: — Давай, ложечку за Перси. — Пару секунд ничего не происходит, но потом… О чудо! Кроха открывает рот, а затем и вовсе проглатывает содержимое! Не веря, своему успеху, Ляпис интуитивно продолжает: — А теперь ложечку за Пьера, и за их каноный шип! — Пери съедает две. — Ещё одну за Стивена, он же так старался! — синевласка продолжает умело забалтывать малышку, зачёрпывая суп вновь и вновь. — За Жемчуг ещё обязательно съешь, она знаешь, как переживает за тебя! Уууух! Перечислив всех кристальных самоцветов и известных ей жителей пляжного городка, Ляпис тихонько шепчет: «Давай последнюю за меня» — и, улыбнувшись, подносит ложечку к открытому рту, завершая трапезу. Впервые за долгое время наевшись, Пери довольно жмурится, и, пока Ляпис убирает из-под спины подушку, да помогает той вновь прилечь, тихонечко шепчет: «Спасибо, было и правда вкусно». Синевласка отмахивается, сваливая всё на кулинарную магию Стивена, и уже собирается прилечь рядом, как тут замечает тыквенную кляксу на личике крохи. — Подожди, у тебя чуть-чуть осталось на подбородке. — говорит Ляпис, и слегка наклонившись, слизывает остатки супа с нежной кожи, случайно оказываясь аккурат напротив Перидот. Кроха всё это время смотрит на неё, затаив дыхание, а в нежно-салатовых отражается пляска лазурных демонят, что в любую секунду готовы сорвать стоп-кран здравомыслия у своей хозяйки. — Что ты…? — не успевает Пери договорить, как Ляпис страстно припадает к её губам. О звёзды! Как же она давно этого ждала, а хриплое «Ляпис» в ответ лишь сильнее срывает ей голову. Боже! Она так близко! Пери! Пери! Пери! Она здесь, она рядом, она с ней! Живая! Ляпис не может остановиться, целуя кроху как в последний раз. Импульсивно, страстно, нарывисто. К мягкому тыквенному послевкусию добавляется привкус железа. Кажется, острые зубы малышки прокусили ей язык, но Лазурит сейчас откровенно плевать. Руки едва держат её, но упасть на кроху всем своим немногочисленным весом она просто не в праве себе позволить. Ей едва удаётся оторваться, чтобы сесть поудобней, оперевшись одной рукой о стену, а второй вновь приближая тонкие губы к себе. Ещё! Ей нужно ещё! Малышка в силу своих возможностей неумело отвечает на столь внезапную ласку, параллельно разглядывая во все глаза охваченную безумием Лазурит. — Ляпис… — едва слышно шепчет она в искусанные тревогой и нервами губы синевласки, а та в ответ лишь глубже зарывается пальцами в светлые растрёпанные волосы, не позволяя крохе отстраниться. Лишь когда хрупкое тело Пери начинает содрогаться в очередном приступе кашля, Ляпис удаётся взять себя под контроль и остановиться. Маленькое сердце напротив неё бешено колотится, тщетно пытаясь вернуться к стандартно ритму. И Перидот устало прикрывает глаза, откидываясь обратно на подушки. Ляпис с ужасом смотрит на неё, только сейчас осознавая тяжесть своего проступка. Великие звёзды, она ведь могла убить её. Если бы не поднявшийся кашель, то она бы наверняка довела Пери до сердечного приступа. Чёрт, о чём она вообще думала! Ей ведь нельзя перенапрягаться! А тут, пожалуйста, ТАКОЕ! — Прости… — криво улыбается малышка, наконец-то отдышавшись. — Кажется, я всё испортила. — О звёзды, Пери, нет! Конечно нет! — практически кричит Ляпис, принимаясь обильно жестикулировать. — Это всё я! Я виновата! Святые булыжники, не знаю, о чём я вообще думала! Прости! — она подскакивает с кровати, уже собираясь бежать за врачами, но едва различимое бормотание малышки останавливает её, заставляя наклониться поближе. — Ты не думала, ты чувствовала... — хрипло шепчет кроха, всё ещё не открывая глаз. Хрупкая грудь постепенно начинает замедлять свой ход, а пульс, отображаемый на панели, потихоньку стремится к норме. — Пускай так, но я не должна была на тебя набрасываться, вообще не должна была делать всё это! — синевласка обречённо плюхается на кровать, устремляя взгляд в потолок. — Что если бы случилось что-то плохое? Что если бы ты задохнулась или испугалась до смерти? — Пххх, давай не будем гадать, что если… Я в порядке, и мне понравилось — вот что главное. — кроха улыбается, вновь прижимаясь к Ляпис, отчего в груди сразу становится невероятно тепло. — Хочешь сказать, что ужин ты тоже осилишь? — Недоверчиво спрашивает синевласка, тихонько поглаживая, взлохмаченное существо рядом с собой. — Если меня будет ждать такой же десерт от тебя, то конечно. — довольно мурлычит малышка, утыкаясь носом куда-то в ключицу. — Тогда мы договорились.