Драгоценность

Голоса сливались в неприятный гул. Голова у Сяо тоже гудела. Он подобрался поближе к краю крыши, чтобы отвлечься от боли с помощью наблюдения за людьми. Глаза то сами закрывались, то с трудом удавалось их распахнуть, и на террасе каждый раз оказывалась новая композиция из людей, расплывающаяся цветными пятнами. Сяо мутило. Обычно днем он медитировал или гулял, пытаясь еще до заката найти присутствие потусторонней энергии, чтобы охота была продуктивней, но вчерашняя вылазка выжгла силы досуха. Он не был серьезно ранен, он просто очень устал. Он вяло думал, что стоило бы уйти от людей, чтобы не рисковать навредить им темной энергией… Но зачем-то он вернулся в Ваншу. Сяо моргнул, и ему почудилась знакомая фигура в толпе. Вероятно, он уже спит. Хотя со сном у него нет никакой дружбы, он предпочитает дремать. Сяо оперся о загнутый край черепицы, пытаясь рассмотреть того человека… Он упал с крыши головой вниз на террасу, и звук его падения натурально напомнил мешок с костями. Поднялась суматоха. Ахнула женщина. За новой болью старая немного отступила, Сяо дернулся, пытаясь подняться. Плохо. Он не хотел показываться людям. Его перевернули на спину чьи-то сильные руки. А потом перед глазами возникло лицо. Его. Лицо. Глаза чайного цвета, сползший по плечу длинный хвост с рыжеватым кончиком — искреннее беспокойство на лице. — Власте… Моракс буквально перебил Сяо, тронув его лоб. — У него кровь. Кто-нибудь, обратитесь к госпоже Верр Голдет за аптечкой. Моракс удерживает Сяо взглядом. В этом взгляде привычная многовековая тяжесть. «Молчи». И откуда-то очень человеческое сочувствие. И пока Сяо не может поверить в то, что видит, Моракс наклоняется и берет его на руки, как ребенка, удерживая под спину. На слабые попытки высвободится он не реагирует, только оборачивается и говорит: — Я отнесу его в номер. — Хорошо, господин Чжунли, мы подождем здесь. Управляющая встречается с ними на лестнице и тихо спрашивает: — Адепт Сяо, вы ранены? Почему не обратились ко мне? — Он ударился головой, нужно обработать рану, — отвечает ей Моракс, — Больше всего ему нужен отдых. — Хорошо, господин Чжунли. — В моем номере достаточно места. Сяо чувствует, как в груди зарождается постыдная паника. Перед ним определенно Властелин Камня. Точнее — Властелин Камня несет его на руках в гостиничный номер. Властелин Камня кладет его на постель и хочет подпустить к нему управляющую. — Оставьте нас наедине, — выпалил Сяо. Его голос глухой из-за сухого горла. Верр Голдет немного медлит, но потом оставляет аптечку и уходит с таким лицом, как будто она что-то знает. Как будто она знает больше Сяо. — Властелин Камня, — обращается Сяо громким шепотом, пытаясь сесть на подушках, — Почему вы здесь? — Здравствуй, Сяо. Пожалуйста, зови меня Чжунли на людях. Он медленно садится на край кровати, ставит аптечку на колени и открывает крышку. — Я здесь по работе. Госпожа Хутао хочет заключить крупную сделку, но у нее дела в Ли Юэ, поэтому я должен совершить соглашение за нее. В воздухе разливается запах трав и спирта, Чжунли намочил небольшой платок и тянется к Сяо. — Господин… — Сяо, пожалуйста, ляг. В его голосе настоящая забота. И вновь тяжелые нотки, с которыми Адепты не привыкли спорить. — Мне действительно нужно завершить работу. Я обязательно вернусь к тебе, и мы поговорим. …Придержи платок. Вот так. Раствор жжется, но Сяо даже не моргает, глядя во все глаза на своего Господина. Чжунли поднимается. — Оставайся здесь. Если я вернусь, а тебя здесь не будет, я разозлюсь. Ты меня понял? — Да, Господин. — Хорошо. Отдыхай. Силы покидают Сяо снова. Их хватило только на короткий разговор с… Чжунли, а затем они иссякли, вынуждая откинуться на кровать. Сяо машинально придерживает платок на лбу. Его касались пальцы Чжунли. В комнате его фантомный запах. Он спал на этой кровати? Когда Сяо был у него на руках, он успел узнать запах. Конечно же — с новой примесью: трав и чего-то городского. Он знал, глупый, что Моракс рано или поздно изменит уклад своей жизни. Так происходило несколько раз, и Сяо был свидетелем этих перемен. Он был свидетелем того, как Властелин Камня сошел к людям, постройки Ли Юэ, открытия гавани, отплытия первых кораблей. Но Сяо провел столько времени в скитаниях и охоте, он так старался выполнить свой долг, защищал Ли Юэ в битве с Осиалом, подспудно ощущая присутствие своего Архонта, но в итоге потеряв с ним связь. Какой же он глупый. А еще слабый. Показавший эту слабость прямо перед Чжунли — и людьми! — по невероятному стечению обстоятельств оказавшемуся здесь. Сяо не мог дать определения своим чувствам. Он только мысленно ругал себя. В том числе и за чувства. Они всегда были для него губительными. Они истощали — и в итоге погрузили его в неприятную дремоту. Тело взяло своё. Он пропустил момент, когда к нему заходила управляющая. Зато мгновенно открыл глаза, когда почувствовал Его присутствие. За окном стемнело, золотистые фонари мешали рассмотреть ставшее чернильным небо. Сколько он проспал? Оторвав подсохшую салфетку от царапины на лбу, Сяо вскочил и зачем-то сел на одно из кресел в номере, когда открылась дверь. — Ты не спишь? Надеюсь, ты все же отдыхал, а не сидел здесь как в темнице. Сяо? Наверное, у него был странный вид, иначе почему Чжунли сосредоточил на нем свой взгляд. Дальше все стало только хуже. Прошелестели полы плаща, и Властелин встал перед Сяо на одно колено, мягко взяв в ладони его правую руку. — Пожалуйста, прости меня за то, что мы не поговорили раньше. — Вы… вы были не обязаны, мой Господин. Чжунли качает головой, скорбно прикрыв глаза. — Нет, обязан. Я знаю, что ты очень сильный и самостоятельный. Но ты так дорог мне, и мое молчание было попросту эгоистичным. Внутри Сяо что-то натягивается, болит и рвется. Его глаза широко распахнуты, а губы сжаты в тонкую линию. И хотя он сидит в кресле, он все еще так слаб перед Господином. Это жалость в его глазах? Он никогда не должен был вызывать жалости. Чжунли поднимает его руку к своему лицу и прикладывает костяшки пальцев к прохладной щеке. — Я скучал по тебе сильнее, чем думал. Вот ты, передо мной, а я как будто все еще скучаю. Сяо? Как ты себя чувствуешь? — Все в порядке, Господин. Откуда эта нежность? Сяо бредит? Нет, органы чувств его не обманывают, чутье его не обманывает, разум прояснился после отдыха, но сердце будто бы не на месте. Обычно холодное, оно позволяет ему не страдать от одиночества и тоски. Но Моракс — Чжунли! — как будто хочет, чтобы он чувствовал тоску, жажду, чтобы тянулся к рукам, как не позволял себе уже давно. — Ты не ел и не пил, как я вижу. — Говорит Чжунли строго. — Я не… На столике у кровати стоит тарелка с миндальным тофу, чайник и две чашки, а также кувшин с водой. — Отдыха вполне достаточно… Взгляд Сяо описывает рваные кривые по фигуре Чжунли и особенно — его рукам. Он снял перчатки и теперь трогает температуру чайника, которая, похоже, его удовлетворяет, а затем изящно придерживает его и наполняет чашки. Моракс никогда не был изобретателем, он умел управлять хаотичной энергией земли, но горам нельзя придать правильной формы. Теперь же Сяо кажется, что эти руки умеют все на свете. Они справляются и с аптечкой, и с чайником и так нежно держали его ладони. Откуда это взялось? Неужели так быстро в новом теле может проявиться человечность? Сяо сам не понимает, что чувствует по этому поводу. Страх? Опять этот недостойный страх. Сяо боится… людей? Того, что для него делал и говорил Путешественник, того, что сейчас происходит с Чжунли. — Пожалуйста, выпей со мной чай. В его руки буквально вкладывают чашку. — Якса или нет, но ты должен пить воду. Чай тоже подойдет. Сам Чжунли тоже делает несколько глотков и добавляет как бы между делом: — Никакой охоты в ближайшие дни. Я не чувствую присутствия Зла. Вероятно, ты выполнил свою работу даже сверх меры. Хочу, чтобы ты провел эту ночь здесь. — Да, Господин. Сяо не может ослушаться приказа, даже если внутренне хочет оспорить его. Может быть, он просто хочет сбежать? Не были ли его скитания и безумная жажда испачкать Коршун в нечистой крови — просто побегом? — Позволишь мне переодеться? Сначала Сяо отворачивается. Судорожно держит чашку, пьет. Потом ощущает безумную слабость не только телесную, но и слабость воли. Господин хочет остаться с ним, он доверяет такому бесполезному слуге. Сяо медленно поворачивает голову, кидает короткий взгляд. Чжунли снимает рубашку, и к облегчению Сяо — под ней находится очень тонкое нательное белье. Хочется выдохнуть, но гладкая ткань местами почти прозрачная, и она складками облегает спину, переходящую в изгиб талии. Чжунли прерывает это зрелище, набрасывая на плечи вполне скромный халат с рукавами до локтя. — Простая человеческая работа внезапно утомляет, — улыбается он с деланной грустью в глазах, — Ты же не возражаешь? Сяо мотает головой. Чжунли приносит себе стул и садится неподалеку. Взяв с подставки палочки, он внезапно тянется к тофу, отделяет половину одного из кусочков и отправляет в рот. — Это действительно вкусно. Напрасно ты лишаешь себя удовольствия. Сяо обреченно смотрит на вторую половинку, которую Чжунли доносит до самого его лица. У Сяо каменная спина, а Чжунли говорит спокойно: — Капает. Будь добр, съешь поскорее. Приходится жевать. — Зачем вы со мной обращаетесь как с ребенком, Господин? Это стыдно. К тому же мой возраст… — Сяо, я не считаю тебя ребенком. Чжунли снова делит несчастный тофу и запивает его чаем. — Самой большой смелостью всегда являлась готовность принять заботу в моменты слабости. Я знаю, ты можешь. После второго кусочка тофу прямо в рот, Чжунли все-таки перестает настаивать, откладывает палочки. — Я хочу позаботиться о тебе, Сяо. Я вижу, сколько ты набрал темной духовной энергии, и тебе самому будет трудно освободиться. Позволишь? Сяо втягивает воздух, выдыхает, затем втягивает снова. — Господин, если вы хотите взять мое тело, то вам известно — оно навсегда ваше! Вам не нужно… — Сяо, мне искренне не нравится тебя перебивать, но послушай… Чжунли вновь берет его руку, и Сяо, продержавшийся невозмутимым всего одну фразу, чувствует удушливый стыд, выплеснувшийся на щеки. — И не произноси, пожалуйста, слов, что ты навсегда — моё оружие. Я держал тебя в руках все эти годы — не как оружие, а как самую большую драгоценность. Ты помнишь? — Да. Голос Сяо хрипит. — Тогда позволишь раздеть себя? Чжунли ведет деревянного Сяо все пять шагов до постели, усаживает и, сев рядом, принимается за его перчатки. Их разница в комплекции такая явная, руки такие разные — от длины пальцев и размера ладони до обхвата запястья. У Чжунли сильнее проступают вены. Эти руки, умеющие всё, распутывают завязки легкого доспеха — Сяо сражается не обмундированием, его ведет воля — также Чжунли знает, что сзади на ожерелье есть небольшой бант, чтобы удобно его снять или добавить бусины, если подвиги будут достойны. Новых бусин давно не было. Считает ли Сяо себя достойным? — Ложись, мой драгоценный Сяо. В комнате на постоялом дворе очень непривычно, даже немного страшно. Сяо кажется себе диким животным, которого нельзя приучить к новому, но Чжунли справляется. Он как будто заполняет собой пространство, делая его привычным, как та пещера, где он отдыхал в форме дракона и иногда настаивал, чтобы уставший Сяо ложился спать подле его бока. Сяо помнит рога, но теперь у Чжунли только забавные подвивающиеся пряди на макушке. Это отвлекает Сяо от того, как руки освобождают его от пояса, безрукавки и брюк. — Всё хорошо, — Чжунли наклоняется, и как будто свет ламп становится глуше, а его глаза ярче, — Ты по-прежнему прекрасен, Сяо. Ты знаешь это? Сяо медленно мотает головой по подушке. — Нет, я грязный. — Я не вижу. Но, если ты переживаешь, я немедленно принесу теплой воды и собственноручно обмою твое тело. Чжунли удерживает руки на его талии, безопасно, привычно, замирая над Сяо благородным драконом. — Или тебе так кажется из-за остатков кармы? — Рядом с вами уже легче. Чжунли тихо улыбается. Гео Архонт, естественно, не может создать огня, но Гео — особенный элемент, и от рук Чжунли распространяется золотистое свечение и мягкое тепло, Сяо касается первородная энергия. — Ваших рук всегда достаточно, Господин, — выдыхает Сяо ломко, замирая от своей откровенности. — Ты сможешь звать меня Чжунли или тебе некомфортно? — Я… постараюсь. Сяо коротко дергано выгибает, когда ладони проходятся от его головы по щекам, шее, груди и бокам, заставляя видимое на границе сознания сияние омывать его волнами. Чжунли гладит его с нежностью и иногда разминает, уделяя внимания мышцам. Сяо как натянутый лук, прямой, как его же копье, он оружие — и он каждый раз не может расслабиться, хотя и доверяет безоговорочно. В голове немного светлеет от действий Чжунли. Сяо знает, что карма неспособна навредить Архонту, но ему словно бы стыдно за себя, за то, что он доставляет проблемы. Поцелуй — сразу глубокий и тягуче медленный — показывает, что Чжунли не видит в нем изъянов. Он целует так, как целуют любимого человека, и так, как берут принадлежащее по праву. У Сяо небольшой рот, и упругий язык в нем чувственно задевает стенки и зубы, задвигается глубоко, как будто может проникнуть в горло. Рот Сяо податливо открыт, дыхание глубокое, через нос, он отвечает, насколько позволяют его умения, но руки судорожно сжаты на тяжелой ткани халата. — Ты так напряжен, мой мальчик. Не ругай себя, хорошо? Ты моя драгоценность, помни это. Чжунли переворачивает его, у Сяо никакой пластики, словно это не он искусный воин. Чжунли накрывает его собой, гладит по ладоням, судорожно распластанным по покрывалу, трется носом о макушку, целует волосы, касается губами уха и шеи. И снова ласкает руками, без торопливого желания владеть, а с такой глубокой вдумчивостью, будто сведенные лопатки Сяо или его твердые худые ноги — это что-то очень важное. — Я слышал, в Ли Юэ придумали массаж нагретыми камнями. На самом деле, как мне сказали, это не совсем массаж. Половину сеанса нужно просто лежать с камнями на спине, наслаждаясь теплом и тяжестью. Чжунли на нем. Сяо хочется, чтобы им овладели. Чтобы это произошло так, будто они только что занимались тем же, будто это сотое, тысячное повторение. Но он такой неуклюжий сейчас. — Люди странные. Однако я понимаю… Чжунли подхватывает его шею снизу и перебирает пальцами по небольшому кадыку. — Тебя ведь туда не заманишь. Сяо подрагивает от мучительной жажды. Двадцать минут назад он не верил в происходящее, а теперь все его нутро вопит — Сяо никогда себе такого не позволит — «Это он, он здесь!», «Это его тепло, Властелин Камня хочет меня, хочет своего маленького слугу!», «Неужели я… Нет, нет, нужно доставить удовольствие ему!», «Он…». Только он. Чжунли снова катает их по постели. В Ваншу все кровати предназначены для такого? Сяо оказывается у него под боком, и утыкается вставшим членом в бедро сквозь два слоя белья. — Мы можем полежать так, сколько нужно. — Голос Чжунли гудит, отдавая вглубь тела. Сяо позволяет себе обнимать Чжунли за грудь, позволяет закинуть согнутое колено на чужую ногу. Он жадный, недостойный подданный. Но как быть, если под тончайшим бельем Чжунли ему прекрасно видно набухший орган, огромный, несмотря на то, что еще не встал полностью. Сяо знает, что возбуждение до последнего момента не доставляет Чжунли неудобств, он абсурдно терпелив, и всегда ждет ради него, Сяо. Длинная рука гладит по спине, перебирая пальцами вдоль позвоночника. Сяо удушливо накрывает желанием. Чжунли замечает, как начинает подниматься его грудь, ловит руку и целует костяшки. — Ты, наверное, чудовищно узкий. — Вас… Всегда трудно… — Но я не хочу причинить тебе боль. — Я знаю. В глазах Сяо немая мольба, в ответ он вложил все чувства, которые позволяет себе произнести вслух. Он так глубоко предан Мораксу — Чжунли, теперь ему — и это огромное чувство трансформируется в страшное желание принадлежать — прямо у него в животе, ворочаясь горячим комком. — Можно? Сяо гладит Чжунли по твердой груди, ощущает ладонью мышцы пресса, опускается ниже и под кивок головы — трогает очертания члена. Он горячий через ткань, ладонь на нем маленькая, а еще Сяо очень нежен и осторожен, чтобы не создать трение о белье. Он просто ощупывает — и дуреет — в его глазах разливаются радужки. Когда Чжунли хочет поцеловать — Сяо двигается ему навстречу, поза теперь другая, он даже немного сверху, и они играют языками друг с другом, причмокивая и вылизывая. Сяо крепко жмурится, но втягивается в эту игру сам, выдыхая открытым ртом, стоит поцелую прерваться. — Подожди минутку, у меня появилась мысль, как тебя подготовить. Сяо послушен, он молча лежит на подушке, наблюдая за тем, как Чжунли один за другим гасит светильники, приносит прямоугольную сумку для документов, где внутри, завернутые в бархатную тряпочку, находятся кусочки кор ляписа, обтекаемой формы, один овальный и два почти круглые. Чжунли достает косметическое масло и, подняв взгляд, встречается с распахнутыми глазами Сяо. — Ты понял. — Д-да, Господин. — Тогда ложись на живот. Сяо повинуется, уже не такой неуклюжий, почти отжимается на руках, укладываясь, гнет спину, когда Чжунли изволит стянуть с него белье. У Сяо ямочки над крестцом, а небольшие ягодицы совсем не закрывают промежность. — Покажи мне руками. Сяо со вздохом падает на грудь, заводит руки назад и раздвигает половинки ягодиц, больше растягивая нежную кожу между ними и розоватые складочки. У него вечно молодое тело. Чжунли выглядит старше, и у него темнее соски и сам член, Сяо плывет, думая об этом. — Скажи «Прошу вас, Чжунли». — Г… — Помнишь, я дал тебе имя, Сяо? Мне так приятно называть тебя своим драгоценным Сяо. Теперь я хочу свое имя, данное мне не Селестией и не людьми. Все это время он согревал масло в пальцах, и оно из густой косметической пасты превратилось в скользкие золотистые капли. Пальцы нежно касаются Сяо там, где он показывает, оглаживают кругами, делая все вокруг скользким. — Я слушаю. — Прошу вас, Чжунли, — звучит заполошно, с придыханием, но решительно. — Я позабочусь о тебе, мой драгоценный Сяо. Палец ныряет внутрь по фалангу, идет назад, Чжунли добавляет масла, и скольжение сквозь маленькое колечко мышц становится ритмичным. — У меня есть мысль, что сейчас я даже слабее тебя, мой прекрасный воин. Я больше не Архонт, и, надеюсь, ты сумеешь привыкнуть. Но кое-что я все-таки умею. Кор ляпис сам оказывается в его руке. Сяо видит боковым зрением, как светится Глаз Бога на плаще, и как Чжунли перебирает пальцами, заставляя округлые кусочки камня совершенно неестественным образом вращаться между них. Внутри Сяо два пальца, он отвлекся и не заметил. Это не больно, это хорошо, потому что Чжунли ритмично разводит их в стороны, вызывая совсем незаметный стыдно приятный спазм. Затем он тянет вниз и вбок, откровенно растягивая Сяо, и тот выдыхает, но не зажимается и не убирает рук. Его тело может многое выдержать. Первый кор ляпис небольшого размера, почти круглый, смазанный в масле он проскальзывает внутрь тела с небольшой натугой. Сяо вновь прерывисто вздыхает. Он вроде бы чувствует, как камушек проходит вперед, а потом Чжунли помогает, вталкивая его пальцами. — Умница, Сяо. Можешь лечь и обнять подушку. Вторую Чжунли подтягивает вниз и подпихивает ему под живот. Сам немного разводит стройные ноги, чтобы обзор был лучше. Дальше идет продолговатый камушек больше в объеме. Властелина Камня можно было заподозрить в том, что он готовился, где-то специально достав набор разных размеров. Сяо все равно, у него сладко скручивает внизу живота и между ягодиц, когда тот после аккуратного введения проходит внутрь, за ним сжимаются мышцы, и наконец его напряжение выливается, расплывается и преобразуется во что-то другое. — Они оба… — внезапно выдыхает он и немного ерзает, ощущая внутри столкновение скользких камушков, — Ох… Го- Господин Чжунли. Тот хмыкает, прижимая к немного разошедшемуся анусу последний кусок кор ляписа. Сяо кажется, что у него размер яблока. Он говорит себе, что страх — недостойное качество для воина. И примиряется с совестью на размере мандарина. Чжунли давит не сильно, покачивая рукой, заставляя гладкие бока массировать дырку. Камень нагрелся, стал таким же, как руки Чжунли, когда он применял Гео, он абсолютно твердый, но такой приятный. Сяо знает, что нужно делать. Он жмурится, расслабляет живот — и открывается навстречу. Ему почему-то не больно. Ему тепло, широко, необычно и до одури приятно, потому что он делает приятно своему единственному Господину. — Вот так. Кор ляпис стукается о другие куски, Сяо вскидывает голову, понимая, что они — все три — проезжают вниз как бы вглубь живота. И что Чжунли, вставив пальцы по первую фалангу — по кругу массирует его анальное отверстие. Оно не закрылось до конца, хотя и сжимается. Сяо стонет и затыкает себя подушкой. Чжунли просовывает левую ладонь ему под живот, продолжая ласкать вход правой, и Сяо чувствует себя очень маленьким и тонким, уязвимым для такой игры, но он в руках любимого, а значит все в порядке. В порядке — когда камни начинают свое движение, растягивая его изнутри. Сяо знает, что хорошо только в одном месте, а в других как бы глухо, гладко и вообще не больно. И сначала камни двигаются хаотично, и, только когда он привыкает, начинают давить на переднюю стенку, совершенно определенно меняясь, словно водяное колесо в часах. Люди восклицают в постели «Селестия!» или «О, Архонты», Сяо зовет: — Ч… Чжунли… — Да, мой драгоценный Сяо? Это хорошо? — Вы всегда придумываете… Вы… находите что-то для меня. Это… как подарок. — Кор ляписы я, пожалуй, все-таки оставлю себе. Сяо давится вздохом. Он не умеет смеяться, но его приятно щекочет в груди. Камни идут назад, они идут назад, и это неотвратимо, как и чужая воля. — Все хорошо, сейчас… Выскальзывает средний. Сяо выпускает его послушно, и он падает на чужую ладонь. Чжунли не останавливается на этом — и вдавливает его обратно, добавляя масло. Пока Сяо старается проморгаться, Чжунли берет его за тазовые косточки и ставит выше — на колени. Напряженный член повисает, и кольцо чужих пальцев принимается ласкать его, тереть сверху вниз, сдавливая под головкой. Эти звуки… Они всегда кажутся Сяо неуместными, но к моменту, когда они вырываются из горла он, как правило, ничего не может поделать. Камни двигаются, снова описывая круги, давят на мышцы изнутри, это очень странно, но Сяо чувствителен там — и мысленно благодарит за ласку. Чжунли видит, как он покачивает бедрами, и как от ласки с кончика члена упала капля. Он манит кор ляписы к себе, точно вынимая сначала маленький, неощутимый, затем средний. — Один, два… и… Значительно туже. Сяо стоит на локтях и дышит, глядя в покрывало, погруженный в ощущения растягивания. Чжунли медленно, постепенно вытягивает ставший горячим камень. Боль легкая, тупая, приятная, Сяо ахает, но не просит, не подгоняет, только краснеет безумно, представив, что видит Чжунли. — Три. Ты такой хороший мальчик. Сяо пытается восстановить дыхание, слыша, как падает на пол ткань. Чжунли поворачивает его к себе, он обнажен, и кожа будто переливается золотом. Видеть его полностью вставший член могло бы быть страшно, если бы не вызывало в Сяо только голос. Чжунли обнимает его за бедра и подтаскивает к себе, попутно умещая на подушках. Он попросту натягивает Сяо на себя. Этот процесс тоже длинный, тягучий, жаркий, боли нет, только вечные спазмы. Сяо понимает, что он конвульсивно сжимается, но это не может помешать Чжунли, это просто сводит с ума его самого, заставляя откидывать лицо с приоткрытым ртом к потолку. Он обхватывает Чжунли ногами, находит баланс, крепко взявшись за его руки в районе локтя. Когда-то давно Моракс назвал это качелями. Он двигается размашисто, сдвигая Сяо туда и сюда, и, когда член входит, он проходится по животу изнутри, доставляя острое удовольствие и грозя выйти выпуклостью в районе пупка. Ритм ускоряется. Сяо трудно терпеть. Он ловит чужой взгляд, просящее открывает рот. Интересно, чувствует ли Чжунли пульсацию вокруг своего члена. Сяо кончит так. Он кончит так, когда Чжунли захочет, но в чужом взгляде и в движениях виден ответный голод. Чжунли терпелив, но теперь на поверхность выходят и его чувства. Он срывается на короткие толчки, войдя почти полностью и больше не отодвигаясь назад. После крика и судорог, которые гасят чужие руки, Сяо чувствует огромное тепло внутри, чувствует, как между ног подтекает, и как в голове светло и пусто. — Хочу посмотреть на твое место на крыше. А потом пойти завтракать вниз. Чтобы затащить Чжунли на крышу требуется недюжинная сноровка. Тот высокий, не слишком гибкий, и Сяо со своим ростом насилу втягивает Господина через край. Чжунли осматривается. Вокруг ярко, цветно, солнечно, вода блестит, а ближайшие горы тонут в пронизывающем воздух свете. — Ты выбрал такое красивое место, мой драгоценный Сяо. Чжунли берет его за руку и целует костяшки пальцев. — Я рад, что могу побыть здесь с тобой. Кстати… Он кивает вниз, и Сяо замирает, чувствуя тепло в животе. — Одного Гео мало для твоей защиты и полного очищения. Нам понадобится помощь. Пестрая рыжая птичка садится на плечо Чжунли, как будто он дерево. Тот медленно поднимает руку и подсаживает птичку на пальцы. Они обмениваются взглядами блестящих глаз. — Сяо, дай руки. Мне нужно, чтобы ты применил Анемо. Она должна поймать ветер, чтобы не устать в пути. Сяо делает, что ему говорят. После ночи он чувствует себя невесомым, как эта птичка, и позволяет себе слабость: просто делать то, что говорит Чжунли. Его щекочут острые крылышки, и птичка пропадает в ветвях дерева. — Господин… Чжунли, вы точно хотите, чтобы я завтракал с вами среди людей? — Да, мой драгоценный, не волнуйся. Любой разговор поддержу я, мне просто хочется, чтобы ты был рядом. Сяо использует слабый ветряной поток, чтобы оказаться на террасе, а Чжунли спрыгивает с таким звуком, который оказывается страшнее, чем звук вчерашнего падения. — Пойдем. Они действительно завтракают на площадке внизу. Чжунли просит для Сяо какой-то сумерский заварной крем, но с ложки кормить не пытается, с увлеченным видом пробуя какой-то омлет и салат. — Я провел достаточно времени среди людей и кое-что понял, — говорит Чжунли, принимаясь за чай, — Тебе так тяжело среди них, потому что твое сердце отдано не им. Я свое сердце отдал и не жалею. Тем более, мои бывшие подданные справляются и без помощи. — К чему вы?.. — Ты поклялся защищать Ли Юэ ради меня. Защита людей не доставит тебе удовлетворения. Сяо едва заметно пожимает плечами. — Я слышал, что у Сумеру появился новый молодой Архонт. Сяо изучает красивый профиль Чжунли на фоне гор и вдруг понимает. — Звучит так, как будто вы хотите уйти. Золотистые глаза его личного бога ловят солнечные зайчики, и он мягко улыбается. — Если я захочу уйти, пойдешь ли ты со мной, Сяо?