1 сентября, 2021 год.
— Так, Вов. Ты поаккуратнее с этим зверинцем. Им что ни скажи — твоей головой будут в баскетбол играть. Совсем от рук отбились, паразиты... Наставления Моисеева звучали действительно угрожающе. Но если бы Гаранжин боялся своей работы, то спрятался бы в нору и носа оттуда не казал, как сурок. Классным руководителем ему приходилось быть впервые, тем более доверяли ему выпускной класс, но профессиональный опыт всегда говорил сам за себя. Григорий старался запугать коллегу рассказами о том, что его новоиспечённые подопечные даже близко не ангелочки, что каждый из них достоин того, чтобы поголовно всем всадить кол в сердце или пустить в лоб серебряную пулю, предварительно окроплённую святой водой. Отступать уже было некуда: семья сама себя не прокормит, деньги сами себя не заработают, а рекомендации сами себя не оправдают. Что такого может вытворить кучка юнцов, что от них уже успело в конце того года отказаться два учителя? Владимир уже был наслышан о том, что то был не просто класс, а спортивная гордость всей школы, по крайней мере, большая часть учеников уже несколько лет состояла в местной сборной по баскетболу и не раз приносила славу достойнейших победителей на соревнованиях разного уровня. И успеваемость хорошая, ну, была таковой, когда Гаранжин изучал табеля и документы, чтобы понять, с кем дело имеет. А вот с дисциплиной был полнейший финиш — подростковый пубертат бил ниже пояса всем учителям, убивая миллионы и миллиарды их нервных клеток вместе с желанием работать. Но, всё же, в воспитании всё дело основывается на том, кто воспитатель. А новый учитель физкультуры не только с детишками работал, но и с уже взрослыми спортсменами, которые занимали высокие пьедесталы. Словом сказать, физрук-тренер, который спуску не давал никому. Если была возможность стукнуть кулаком по столу, то он её не упускал. И, признаться, такая система работала безотказно в большинстве случаев. — Смотри, сейчас заходишь, говоришь, мол, так и так, новый классрук, давайте-ка без своего этого самого,— казалось, что Моисеев трясётся над встречей учеников и учителя намного сильнее, чем сам Владимир.— Представиться только не забудь. А то придумают тебе кличку, будешь ходить, как Барбос во дворе. — Гриш, я всё это прекрасно знаю,— тренер похлопал друга по плечу, пока тот взволнованно вытирал с лысой макушки пот белым платочком.— Не первый день работаем. Залитый светом длинный коридор был абсолютно пустым. Стены цвета слоновой кости лишь отражали яркие лучи солнца ранней осени. Да уж, начало сентября выдалось довольно тёплым, казалось, что лето даже не прошло, а решило продолжать тянуться ещё несколько месяцев. Солнечные блики отражались от гладкой головы Григория, от его лакированных туфлей и зажиме на галстуке, отчего казалось, что весь мужчина — большой солнечный зайчик, светящийся ни то от счастья (коего никаким образом и быть не могло ввиду известных обстоятельств), ни то по какой-то другой причине. Ещё и светлый костюм делал его фигуру настолько расплывчатой и тонущей в спектре сияния, что Гаранжин невольно прищурился. Сам мужчина по сравнению с давним товарищем выглядел понуро и блёкло, особенно в своём старом сером пиджачке, потёртых ботинках и застиранной рубашке. Да уж, Гриша всегда любил одеваться официально и щеголять в дорогих вещах, прямо с иголочки. Ну, он же не кто попало, а заместитель директора по воспитательной работе, то должность строгая и требующая полного соответствия. Тем более Моисеев слыл грозным и непреклонным работником образования, как и сам Владимир. — Первый, не первый,— Григорий отмахнулся и, тяжело вздохнув, как-то по-отечески поправил заношенный чуть ли не до дыр пиджак на теле мужчины.— А всё равно нужно показывать, кто тут главный. Зайди потом ко мне в кабинет, обсудим кое-что. — Разумеется,— тот кивнул и чуть нахмурился, отчего глубокие морщины на лбу стали ещё более заметны.— Я так понимаю, что теперь и сборную школы я курирую? — Это и обсудим. А сейчас иди, ради бога, иди. Иначе они всю школу на уши поставят. Гаранжин вновь сдержанно кивнул и, открыв дверь в нужный кабинет, пропустил вперёд сначала коллегу, а затем вошёл и сам. Создалось ощущение, что он только что открыл врата в рай и сейчас каждый из присутствующих находится на небесах: вокруг всё было белое, как в больнице, воздушное и создающее ощущение безмятежного спокойствия. Хорошо оборудованный класс производил нужное впечатление, Владимиру на долю секунды даже показалось, что он спит и всё происходящее это всего лишь сон. Ну не может он работать в таком престижном месте наяву, неправда это всё. Понимание того, что всё это реальность пришло не сразу, лишь тогда, когда физрук осмотрелся и смерил каждую сидящую за партой фигуру осторожным и изучающим взглядом. Белые рубашки, пиджаки, шевроны с гербом учебного заведения... и заинтересованные выражения на юных и свежих лицах. По крайней мере, большая часть подростков обратила внимание на вошедших в кабинет педагогов, после чего по рядам прокатилась волна тихих переговоров и смешков, которые в большинстве своём были вызваны внешним видом многоуважаемого Григория Митрофановича с его поблёскивающей лысиной. Сразу же бросились в глаза задние парты, которые сначала перешёптывались, а потом заметно притихли и принялись так же настороженно поглядывать на «новую кровь». Больше всех среди особо любопытных выделялся молодой человек с довольно интересной внешностью, который то и дело приподнимался с места, после чего вновь опускался на стул, пихал соседа по парте в бок и что-то еле слышно доносил ему прямо на ухо. Тот в свою очередь воспринимал информацию абсолютно спокойно и безучастно, лишь иногда на тонких губах расползалась язвительная усмешка, но тут же она пропадала и возвращала выражению лица абсолютное безразличие, заметно задевающее товарища с экзотическим внешним видом. Было сразу видно, кто из этих ребят спортсмены, а кто даже близко с этим и не стоял. Почему-то у Гаранжина уже глаз был намётан на людей, которые имели отношение к спортивной деятельности. Зачастую его коллег этот факт даже удивлял, ведь далеко не каждый может глядеть в саму суть так тонко и въедливо, но годы практики за плечами позволяли мужчине прощупывать почву до самых нужных моментов. Тогда он сразу решил — нужно собрать в сборной только самых лучших, а остальных отсеять. Да, это самое лучшее решение. В конце концов, наверняка теперь эти дарования в шортах будут под его контролем, значит придётся наводить полный порядок. Никакую проблему нельзя решить на том же уровне, на котором она возникла; нынешняя команда хороша, но амбиции тренера были куда шире. Он уже ясно представлял этих молодых титанов на соревнованиях, среди самых лучших юниоров со всего мира, но для начала стоило хотя бы посмотреть на то, как они играют. Неизвестно, сколько бы ещё Владимир молчал и бегло изучал глазами старшеклассников, если бы в один момент Моисеев не пихнул его локтем в бок, мол, хватит столбом стоять, настоялись уже. Шёпот по классу возрастал, как снежный ком. Зачем вообще приходить, если ни слова не прозвучало? Дети — не музейные экспонаты, а если даже и так, то нужно платить за просмотр. — Ну-ка тихо!— строго воскликнул Григорий Митрофанович, подавляя зарождающуюся неразбериху.— Ишь, расшумелись. Не видите, два учителя в классе? Подростки заметно притихли, пожирая глазами завуча и физрука. Те же в свою очередь продолжали неподвижно простаивать на месте. Тренер тут же ощутил на себе испытывающий взгляд друга, который подталкивал того сказать уже хоть что-то. И мужчина поддался. Сделав полшага вперёд, он кивнул присутствующим и, переводя взор с одного ученика на другого, громко и даже как-то торжественно начал: — Добрый день. — Кому как,— послышалось с задней парты третьего ряда от окна. Гаранжин сразу понял, кому принадлежит голос. Да какой голос — наглый, самоуверенный, колоритный, бархатный, с акцентом, вероятнее всего прибалтийским (приходилось уже однажды отдыхать в Таллине и Вильнюсе, никогда теперь говорок местных не забудется). — К сожалению, да,— тренер вынужденно согласился, сделав это до того спокойно, что у того, кто осмелился так дерзко ответить на его приветствие, сразу пропал весь интерес.— Но сейчас речь не об этом. Он сделал недолгую паузу, ощущая каждой клеточкой своего тела пристальное внимание со стороны своей аудитории. Двое парней кавказской национальности, сидящих за одной партой, тихо что-то друг другу сказали, отчего лица у них сделались заметно мрачнее, чем были до начала обращение нового преподавателя. Зацикливаться на этом Владимир не стал, лишь прокашлялся и, повернув голову к Григорию, чуть свёл брови к переносице. — Меня зовут Владимир Петрович Гаранжин. Я ваш новый учитель по физической культуре, а по совместительству новый руководитель и тренер школьной сборной по баскетболу,— голос с лёгкой хрипотцой звучал так твёрдо и уверенно, что некоторые ребята даже переглянулись, словно не могли поверить в это.— Опережая последующие вопросы, стоит сказать, что Александр Яковлевич более не может продолжать работу в лицее. Сейчас он тренирует профессионалов и готовит их к серьёзным соревнованиям. Поэтому меня попросили заменить его. Все снова зашептались. То, что сам Гомельский покинул свой насиженный пост лучшего учителя в школе — просто немыслимая новость, которая тут же привела всех в лёгкое смятение. Так или иначе, но Александра Яковлевича любили все поголовно, именно он вывел школьную сборную на уровень, который был совсем немного ниже, чем у спортсменов, участвующих в Олимпиадах. Благодаря нему лицей занимал лидирующие позиции по числу юниоров, имеющих спортивные разряды первой и второй категории; некоторые из них были даже кандидатами на получение звания мастера спорта. Что и говорить, если теперь у команды новый тренер, то наверняка все годы стараний пойдут коту под хвост. Тогда Владимир Петрович заметил, как помрачнели лица сидящих на задних партах молодых людей. Один с явным раздражением сказал что-то второму, а тот согласно кивнул и поднял свои большие серые глаза на мужчину. У Гаранжина создалось ощущение, что он уже где-то видел этого парня. На ум сразу пришло описание из одного замечательного и чуть ли не самого любимого романа Ремарка, которое мужчина до сих пор помнил наизусть — красочная картина точь в точь передавала внешность ученика во всех деталях, что довольно сильно удивляло, ведь такие совпадения в этой жизни бывают крайне редко. Лицо потухшее, почти без выражения, но имеющее резные, привлекательные и мужественные черты. Губы тонкие и тоже очень блёклые, стёртые в очертаниях; пронзительные и бесстрастные серые глаза, в которых царило самое настоящее безразличие ко всему. Один только их взгляд обдавал холодом с ног до головы, в какой-то степени становилось даже от него не по себе. Где же приходилось с ним встречаться? Навязчивое чувство дежавю никак не покидало мужчину, оставляя в душе неприятный осадок, но в то же время оно пробуждало интерес к молодому человеку, сидящему с абсолютно непроницаемым выражением. Юноша без особого энтузиазма изучал неказистую и низкую фигуру нового педагога, словно прикидывая что-то. Это заметил его сосед, пихнув заинтересованного парня в бок, в ответ на что тот лишь фыркнул и положил голову на поверхность стола. Явное проявление неуважения, какая дерзость! Гаранжину уже приходилось сталкиваться с подобным, но чтобы наглость была настолько вызывающей... Неповиновение может проявляться в любом виде, особенно тогда, когда авторитет нового лидера у взбалмошных подростков первое время остаётся под вопросом. Поэтому приходилось лишь проглатывать этот горький факт. Тогда мужчина заприметил и юношу, который сидел рядышком с недавним объектом пристального внимания. Он же ещё недавно позволил себе отпарировать от доброжелательного (насколько только это было возможно) приветствия Владимира Петровича. Все в этом классе были как на подбор, красивые и пригожие, загляденье просто, но этот парнишка выделялся среди остальных. Статный, широкоплечий, на вид довольно крепкий. Это хорошо, на уроках такого можно будет запрягать без зазрений совести. Орехово-зелёные глаза отражали абсолютную наглость и дерзость на выразительном лице; ржаво-рыжие волосы были аккуратно уложены, загорелая кожа лишь подчёркивала привлекательную внешность со всеми её тонкостями. В отличие от своего товарища, молодой человек выглядел более живо, сразу можно понять, что тот раскрепощённый до того, что спасу нет. И это не столько тренера настораживало, сколько даже привлекало. Всё исключительно в хорошем смысле! Любую энергию можно пустить в нужное русло, если приложить усилия и если её обладатель не будет упираться. Но парень, поймав на себе чужой взгляд, вызывающе усмехнулся и сложил руки на груди, откидываясь на спинку стула, которая была не особо шире его собственной спины. — Да уж, если Гомельского сместили, то можно всё бросать,— хмыкнул он вполголоса.— Пять лет тренировок на ветер. — Угомонись, а?— безучастно одёрнул его сосед.— Послушаем, что ещё скажет. К ним повернулись мальчишки-кавказцы и, обеспокоенно что-то спросив, синхронно переглянулись. Но вразумительного ответа они не получили, поэтому один из них резко поднял руку и едва ли не подскочил на месте. — Да, что такое?— Гаранжин сразу же поднял голову на вопрошающего, как на просящего милостыню. — Я спросить хотел,— с ярко выраженным акцентом выпалил тот.— Сборная в том же составе будет? А то как-то не честно получится, если кого-то выгонят. — Этого пока сказать не могу,— мужчина покачал головой и устало вздохнул.— В понедельник попрошу вас собраться на общую тренировку. Тогда и посмотрим, кто останется, а кто нет. Моисеев протянул коллеге лист, на котором был напечатан внушительный список имён всех, кто учился в классе, который доверили учителю физической культуры. И, о чудо, рядом с некоторыми была поставлена карандашом маленькая пометка, вероятнее всего означающая тех, кто состоял в школьной команде по баскетболу. Владимир благодарно кивнул и тут же принялся изучать строчки, словно боялся что-то упустить. Признаться, он больше обращался к тем, кто был помечен на листе, остальные же не были подвержены такому пристальному вниманию. И какого же было удивление, когда он увидел несколько уже знакомых фамилий. Да ещё и имена у некоторых ребят необычные... Вот уж доверили, так доверили. — Белов Александр, Сергей,— вслух прочитал тренер, вскидывая брови и осматривая ряды.— Братья что ли? — Однофамильцы,— мрачно отозвался парень с последний парты.— Не повезло, к сожалению. — Ну-ка поднимитесь, посмотрю хоть на вас. Сперва с места вскочил один юноша. Довольно рослый, щупловатый, с усталым лицом и невыразительными чертами, в которых угадывалось какое-то странное изнеможение. За ним поднялся и тот самый молодой человек с серыми глазами, которые уже поставили на новом физруке невидимое визуальное клеймо. Да, на братьев они и близко не были похожи. Если первый был напряжён и насторожен, словно сейчас на него набросится стая голодных волков, то второй явно был полностью спокоен и держался сдержанно, как скала. Заметный контраст немного поразил Гаранжина, особенно он зацепился за то, как один из пацанов неуверенно озирался по сторонам и переминался с ноги на ногу, пока на него было направлено двадцать пять пар глаз одноклассников. Противная, липкая и дребезжащая тревога ощущалась даже там, где стояли педагоги. Догадка тут же пришла в голову и почему-то в груди из-за неё защемило. — Новенький?— с пониманием в голосе спросил Владимир, в ответ на что мальчишка быстро кивнул и опустил голову.— Понимаю, волнительно. Александр? — Да,— глухо отозвался он, заламывая собственные пальцы. — Вот и славно, я тоже впервые среди коллектива. Приспособимся вместе,— даже так на каменном лице мужчины не появилось и намёка на улыбку, а сам он повернулся ко второму Белову.— А ты, я так понимаю, Сергей? — А есть ещё варианты?— сухо спросил он, отчего кто-то в кабинете тихо прыснул со смеху.— Нас всего двое. Владимир Петрович кивнул и, стиснув зубы, небрежным жестом руки попросил мальчишек сесть на свои места, после чего принялся снова читать список. Среди Воронцовых, Деревянко и Григорьевых следующим в очереди на повышенный интерес оказался молодой человек с фамилией Едешко. — Иван Едешко? — На месте! Со стула поднялся высокий парень, тут же одаривая нового наставника искренней и тёплой улыбкой. Выглядел он куда доброжелательнее остальных, да ещё и внешность мальчика-одуванчика создавало должное впечатление — кудрявый, веснушчатый, голубоглазый, румяный, прямо ясное солнышко. Пухлые губы так и расползались в яркой, доброй и детской лыбе, что и самому физруку захотелось выдавить из себя что-то отдалённо похожее. Но приходилось держаться, иначе ещё придумают себе чего, не отвертишься. — Давно занимаешься?— спросил Гаранжин, чуть прищуриваясь. — С четырнадцати лет, с пятнадцати в команде, год имею первый юношеский. — Игрок хороший,— вкрадчиво шепнул на ухо товарищу Григорий.— Руки откуда надо растут. Не тронь. Тот кивнул и, едва только Иван вернулся за свою парту, остановил глаза на строчке ниже. Язык не ворочался, произносить это было бы довольно тяжело, но не на того напали. — Жармухамедов Алжан? — Присутствует,— прямо перед учителем выросла огромная фигура молодого человека в очках.— Можно без официала. Владимира Петровича сразу насторожили эти очки. Спортсмен с плохим зрением? Недопустимо. Но если найти этим окулярам подходящую альтернативу, то это вполне будет иметь место быть. — Зрением какое?— металлические нотки строгости придавали низкому голосу тренера необычный манер. — Минус четыре,— спокойно отпарировал от нападения юноша, убрав руки за спину. — А играешь как? — Линзы надеваю. Иначе совсем без глаз останусь. — Вот, это правильно,— вмешался Моисеев, одобрительно улыбнувшись и закивав головой, как болванчик.— Если человек хочет, то ищет любые пути. — Посмотрим,— его коллега в привычной своей манере нахмурил брови и продолжил пробегаться по строчкам списка.— Илюхина, Ищуков... Коркия Михаил? Где-то в конце третьего ряда громко грохнули стулья — неосторожное движение было вызвано тем, что рядом с партой тут же встал тот самый парника-кавказец, спрашивающий ранее у классрука про состав сборной. Только взглянув на фамилию, Гаранжин догадался, что парень грузин. Ухоженный, чернявенький, в дорогом костюме он больше походил на бизнесмена, который выглядит довольно молодо, чем на школьника. — Мишико,— нараспев протянул Коркия, театрально поклонившись в знак уважения.— А это Зураб, мой товарищ. Он указал ладонью на своего соседа по столу, кучерявого и коренастого. Преподаватель слегка удивился и тут же принялся искать этого самого Зураба среди остальных имён и фамилий. Зураб, Зураб... И он нашёл, ближе к самому концу. — Саканделидзе? — Честь имею, многоуважаемый Владимир Петрович!— бодро отозвался второй грузин, подпрыгивая на ноги, как мячик.— В нас-то можете не сомневаться. В отличие от своих сокомандников Саканделидзе был ниже. Не намного, но ниже. Первое впечатление зачастую бывает обманчиво — может этот низкорослый пацан ещё фору остальным даст. А Мишико вместе с Зурабом были ещё теми заводилами, сразу было видно, жару от них будет предостаточно. В этом Владимир ничуть не сомневался. Что ж, это хорошо, когда в команде есть темпераментные личности, скучать не придётся. Главное, чтобы и энергию свою господа из края вечной весны использовали по назначению. — Отлично. Едем дальше,— кивнул мужчина, вновь утыкаясь в лист.— Что ж вас так много?.. Ломакина, Милюкова, Мельников, Нестеров, Наскалько... Вот, ещё одна метка. — Пауласкас Модест? В уши сразу же врезался злобный и раздражённый фырк, который заставил Гаранжина поднять голову на его источник. И, признаться, он ничуть не удивился, когда увидел в самом конце кабинета поднявшуюся с места рядом с Сергеем каланчу, сверлящую его ядовитым взглядом ореховых глаз. Владимир сразу же почуял острое недовольство, которое медной накалённой проволокой протянулось между ним и его новым воспитанником. Казалось, что тот сейчас подойдёт ближе и отвесит учителю сильную оплеуху за что-то, но нет, он лишь хрустнул кулаками и сквозь субы процедил: — Модестас,— последний слог он специально потянул, смакуя и стараясь как-то устыдить физрука за неправильное произношение (что, к слову, даже почти получилось).— Что за привычка две буквы отрезать всё время? — Интересно-интересно,— невозмутимо ответил тренер.— Латыш? — Литовец,— Пауласкас огрызнулся, давая понять, кто тут главный.— Если хотите от нас хоть какого-то уважения, то задавайте меньше идиотских вопросов. Стоящий рядом с Гаранжиным Моисеев сразу же побагровел, на его гладких висках вздулись вены от гнева. Вот чего-чего, а хамства он терпеть не мог, точнее, сносил его только в том случае, когда оно не такое концентрированное. Он уже собрался было вступиться, но друг безмолвно его одёрнул и чуть растянул уголки губ в улыбке, вновь взглянул на дерзкого прибалта. — Приму к сведенью. Кто у вас капитан? — Я же,— буркнул юноша, сложив руки на груди.— Это можно было всё до тренировки отложить. Помимо тех, кто состоит в сборной, тут ещё и остальные есть. — Вижу, что есть,— учитель оставался непробиваемым.— Будем работать. Желчный и наглый Модестас (точно, нельзя же забывать про две буквы!) отталкивал и своим поведением показывал свой характер. Наверняка с ним придётся непросто, но трудности лишь подталкивали идти вперёд, напролом, лишь бы эти подростки не уселись на шею и не чувствовали себя королями. А литовец им себя и чувствовал — когда за твои выходки тебя не наказывают, то ты можешь делать, что хочешь, никто и слова поперёк не посмеет сказать. Но даже тогда, когда Владимир Петрович его не осёк, парень почувствовал какое-то противостояние. Неужели этот неказистый мужичок и впрямь имеет несломимый внутренний стержень, который не позволит некому переходить грани дозволенного? Наверное, все учащиеся это поняли, но один лишь Пауласкас считал нужным гнуть свою линию до последнего. Он не для того тут своё место и авторитет отвоёвывал кровью и потом, чтобы ему замечания делали. — Жалуйте и не жалуйтесь,— подытожил долгую перекличку Григорий Митрофанович, по-приятельски похлопав Гаранжина по плечу.— В понедельник вам ещё предстоит познакомиться поближе. Староста? Староста, оповести всех о расписании. В группе своей, или что у вас там вообще? Сергей поднял голову, закатив глаза, поднялся с места и неторопливо зашагал навстречу к завучу, который уже вытягивал вперёд руку с листом бумаги. Благо, что за столько лет они хоть таблицы научились составлять и печатать их, только вот содержание этой таблицы не особо радовало. Приняв расписание, Белов бегло пробежался по нему глазами, после чего с едва уловимым возмущением взглянул на мужчин. — Восемь уроков? Три физкультуры? Мы по-вашему спартанцы? — Если что-то не нравится, то милости просим к Сергею Павловичу или Геннадию Михайловичу, они вас освободят от лишней нагрузки,— Моисеев старался сделать голос как можно непринуждённее, но получалось плохо.— Директор и завуч наверняка найдут, чем подсобить. Юноша сверкнул глазами и пронзил обоих преподавателей насквозь ледяным взглядом, после чего вернулся на место, оставаясь внешне абсолютно спокойным. Но, тем не менее, было видно, что его не особо радует перспектива весь день прыгать на задних лапках, как цирковой пудель. Ещё и тренировка после уроков, вот счастье-то. Молодые баскетболисты тут же принялись перешёптываться, Модестас даже вслух выдал что-то колкое, но Владимир Петрович не обратил на это внимание. Первое знакомство задалось не самым приятным образом, но что с них взять? Проклятый пубертат, каждый с этим сталкивался, кто-то даже с ностальгией воспринимал времена своей подростковой перестройки. Даже так времени нельзя было терять даром, а уж тем более погружаться в омут памяти и вспоминать свои молодые годы. Сейчас перед тренером сидел целый кабинет детей, с которыми ещё предстояло налаживать хороший контакт. С одними разобрался, настал черёд поговорить с остальными. — С парнями дело решили. Теперь девушки. Гимнастки, волейболистки, баскетболистки,— громко подал голос Гаранжин, заставляя всех поднять голову на него.— С вами тоже поработаем.***
— Видел его? В костюмчике, в туфлях. Как на свадьбу,— насмешливо и нараспев протянул Модестас, усмехаясь.— Я хуею, где ж его такого взяли. Ещё и эти слепошарые снова имя моё неправильно написали. Что за люди пошли? — Ты таким же будешь лет через пятнадцать,— шутливо осёк его Сергей, сложив руки на груди и касаясь неширокой спиной кирпичной стены.— Физруков жизнь не щадит. Самым укромным местом по праву можно было считать «красный уголок», который представлял из себя вечно пустующий переулок недалеко от здания лицея. Обычно сюда сбегались ученики, чтобы прогулять какие-то уроки, спрятаться от нападок одноклассников или заняться чем-то непристойным. Модестас и Сергей же приходили в это царство тишины и холодных стен для того, чтобы покурить и поговорить с глазу на глаз без лишних слушателей. Традиция зародилась ещё в классе восьмом, когда Белов впервые открыл для себя и своих лёгких такое понятие как «сигареты», конечно же, не без помощи Пауласкаса, который начал смолить уже тогда, когда ему только-только стукнуло пятнадцать. И сколько бы Серёжа не противился и не упирался, табачная чума всё равно его настигла. С одной стороны это было не так уж и плохо, а с другой стороны — то, что спортсмен губит своё здоровье... просто гадко. Но сладкий соблазн в виде пары-тройки никотиновых палочек всегда говорил сам за себя. Никто даже не пытался бросить эту дурную привычку. Ну, практически — Белов раза два предпринимал попытки сказать твёрдое и решительное «нет» своим желаниям, но постоянная нервотрёпка сводило всё к нулю. В том были и свои плюсы, под курение очень неплохо разговаривать по душам. Не у многих так работает, конечно, но иногда во время процесса мозг начинал воспринимать информацию куда лучше. Оба парня уже несколько минут оживлённо обсуждали знакомство с новым физруком. Точнее, обсуждал только взбудораженный Модестас, его товарищ только участливо кивал, делал вид, что полностью со всем солидарен, и лишь иногда говорил что-то по теме. Со стороны двое одиноких старшеклассников довольно спортивного телосложения, да к тому же ещё и в рубашках с пиджаками и в наглаженных брюках могли вызвать невольное удивление, особенно привлекала возбуждённая и горячая речь Пауласкаса с прибалтийским акцентом, который выделялся среди общего потока изречений и делал русский язык в его устах более тягучим и податливым. — Он ещё и тренер... Всё, капут, сместили Гомельского. Потеряна эпоха, — литовец эмоционально всплеснул руками и, подавившись смешком, лукаво взглянул на друга.— Как думаешь, сильно гонять будет? Серый пожал плечами и чуть склонил голову набок. Он и сам уже успел привязаться к прежнему наставнику, но жизнь имеет свойство продолжаться и менять свои направления. Поэтому смену тренера он не считал чем-то криминальным и противоестественным. — Я не экстрасенс, Модь. Посмотрим. Пауласкас хмыкнул и опустил глаза, цепляясь бездумным взглядом за кромку асфальта под ногами. Да уж, на такие темы с Серёжей лучше разговоры не вести, он ко всему относится куда проще и легче. Такой выдержке можно было только позавидовать. Но Модя к ней привык и в какой-то степени даже ей проникся, только виду не подавал, чтобы приятель не загордился этим в силу своего нарциссизма. Ничего не вытянешь, только гляньте на него! Да уж, самому бы экстрасенсом не помешало стать, чтобы разгадать истинные Серёгины переживания. Юноша пнул носком своих кроссовок какой-то мелкий камушек, который, как ему показалось, лежал не там, где надо, затем выудил из кармана пиджака пачку сигарет, на которую сразу же пал взгляд его собеседника. Этикетка сразу бросалась в глаза: красно-белая, на фоне которой красовался не сразу различимый рисунок каких-то гербов, которые, по всей вероятности, были простыми узорами для украшения. Небольшая наклейка рядом с названием бренда, содержащая в себе изображение милой дамы, похожей на испанку, и дату основания компании. И как же без жуткой фотографии последствий курения в виде омерзительных сгнивших зубов и опустившихся дёсен, которая даже не отпугивает тех, кто действительно хочет потянуть в себя немного дымка. — Ого, «Чапмен». Как оригинально,— Белов усмехнулся, не сводя глаз с маленькой коробочки, в которой было сокрыто истинное наслаждение.— Решил попробовать красивую жизнь на вкус? — Не выпендривайся, а?— с лёгким раздражением в голосе фыркнул Модестас, зажимая одну табачную палочку в зубах и принимаясь хлопать себя по карманам.— Всяко лучше, чем какой-то дрянью давиться. Лёгкий снобизм друга его иногда подбешивал, но это уже были его проблемы. Оставалось только найти зажигалку, но, быстро убедившись, что её в нужном место просто напросто нет, парень ещё более раздражённо вздохнул, сминая зубами сладкий фильтр. — Да ё моё... Есть зажигалка? Белов язвительно хмыкнул. Конечно, это всё в репертуаре Моди, — терять очередную сто первую зажигалку, а потом заводиться из-за этого. Проходили уже не один раз, поэтому Сергей всегда носил с собой одну запасную не столько для товарища, сколько для себя самого. — Всё есть,— снисходительно отозвался юноша.— В таком случае, тебе придётся поделиться. — Я думал, ты бросаешь. — Бросаю. Но постепенно. По губам литовца стремительно расползлась хитрая улыбка. И недели не протянул, снова никотина не хватает. Он даже поспорил с самим собой когда-то, что организм Серого, привыкший ежедневно получать хоть по одной маленькой дозе всякой табачной дряни, будет требовать её снова и снова до момента, пока парень не сломается. — Курение — эпидемия легкомыслия,— он тихо засмеялся и протянул другу раскрытую пачку, чтобы тот выбрал по мягкому краешку «избранную». — Что поделать, я имею право легкомысленно умереть от рака лёгких. Длинные пальцы Белова вытащили одну сигарету, после чего их обладатель протянул вытащенную из кармана брюк автогенку сокурильщику. Тот благодарно кивнул и, прикрыв зажигаемый край «злодейки с фильтром», принялся остервенело нажимать на кнопку. Пламени не было ни с первой попытки, ни со второй, ни с третьей. Но уже на четвёртый счёт, когда Модя уже почти изгрыз мягкий кончик со приторно-сладковатым привкусом вишни, табак наконец-то зажёгся и юноша вожделенно сделал глубокую затяжку. Спокойно дышать скучно, особенно тогда, когда ты не чувствуешь растекающееся по телу блаженство вместе со всякой гадостью, которая содержится в любом куреве. Дело даже не в том, сколько дней и лет твоей бренной жизни отсечёт у тебя твоя привычка, а в том, что тебе просто это нравится. Это успокаивает, помогает расслабить голову и разгрузиться от переживаний. Или в крайнем случае выпендриться перед друзьями, которые за свои года ни разу ничего не пробовали, тут уже зависит всё от ситуации. Больше упрямая зажигалка ничего из себя не извергла, сколько бы Пауласкас не старался прикурить чужую сигарету. Что ж, на этом удача решила помахать парням ручкой и вместе с газом в пластиковом корпусе уйти куда-то за горизонт, где уже оканчивалось протяжение шатких струнок нервов литовца. Когда терпение от возьни с чикфаером окончательно иссякло, юноша посмотрел на Сергея с едва уловимой злостью и, импульсивно сунув отслужившую свой срок зажигалку в карман, тряхнул головой, отчего на его пиджак и рубашку чуть осыпались мелкие хлопья пепла. — Хуйня китайская. Иди сюда, будем дедовский метод в жизни воплощать. Парень кротко кивнул и, сделав шаг к приятелю, приблизил своё лицо к его так, чтобы край незажжённой сигареты упёрся в уже тлеющий. Близость, к которой они уже привыкли — зачастую так и приходилось выкручиваться, чтобы оба могли получить желаемое удовольствие. И пока Белов молча стоял на месте, опустив глаза, Модестас виртуозно принялся перегонять пламя с одного конца на другой, то и дело втягиваясь. Он почти невесомо взял приятеля за руку, чтобы зафиксировать бумажный свёрточек в нужном положении, и, словно невзначай, провёл подушечкой большого пальца по аккуратной костяшке. Как и ожидалось, Серый руку не отдёрнул, даже наоборот, подался немного ближе, вызывая у одноклассника гамму наиприятнейших эмоций, в которые хотелось всецело погружаться и растягивать момент. Для них это было в порядке вещей — обмениваться долгими, бережными и ничего не значащими касаниями, хотя они отдавались по коже таким покалывающим теплом, что не хотелось отстраняться. Тогда Модя решился поднять глаза и как-то неоднозначно улыбнуться. Он не ожидал получить что-то подобное в ответ, но поднятый взгляд Серёжи, в котором плясали озорные огоньки, всё расставил по своим местам и заставил в груди парня всё перевернуться. Может, что-то эти тактильности и значат... Даже если и так, то об этом знают только они сами, никто ещё. Когда же наконец-то табак на сигарете молодого человека задымился, его друг победно ухмыльнулся и поднял на него искристый и воодушевлённый взгляд, который как-то странно подействовал на потерявшего бдительность Белова. Тот сразу же отдёрнул руку и сделал полшага назад, чтобы держать дистанцию. — Вот, всегда работает. И купи уже нормальную зажигалку, хорош жмотиться,— голос капитана команды звучал беззлобно и задорно, заставляя Серёжу немного оттаять даже тогда, когда приятные прикосновения были разорваны, и наконец-то впустить в лёгкие немного никотина. — Обязательно, Ваше величество,— с лёгкой иронией усмехнулся парень.— До понедельника исполню. — Я проверю!— Пауласкас засмеялся и, выдохнув едкий дым, облокотился о холодную стену, после чего осторожно спросил:— Сегодня собираемся первое сентября отмечать. Ты как, идёшь? Сергей повёл плечами и, придерживая уголком губ сигарету, достал из внутреннего кармана пиджака телефон. За много лет дружбы Модестас уже прекрасно разобрал все жесты приятеля: например, если он не хочет о чём-то говорить, то просто утыкается в экран и всячески увиливает от темы. С одной стороны это раздражало, а с другой стороны такой шаг можно было понять. Белов сам по себе был человеком не особо коммуникабельным и компанейским (в большинстве случаев), особенно это дело обострилось тогда, когда за его спиной незаметно возник одиннадцатый класс и надобность сдавать экзамены, чтобы поступить хоть куда. Чтобы его разговорить, следовало подступаться осторожно, как будто ты выискиваешь тропинку без колючек среди терновника. — Серый? — Я подумаю— сухо отчеканил юноша, поднимая голову на собеседника.— Зная ваши отмечания, там будет весь класс, включая Мела. — А при чём тут Мел?— Модя приподнял одну бровь, стряхивая с сигареты пепел.— Я прекрасно помню, что ты его недолюбливаешь, но можно же просто сделать вид, что его не существует. — Стас вообще отмороженный,— Сергей нахмурился и глубоко затянулся, выдыхая дым с каждым словом.— Забыл, чем в прошлый раз закончился ваш праздник жизни? Когда Мел что-то отчебучил, а вас всех чуть в обезьянник не забрали. Помрачнев, Пауласкас уставился в одну точку. Да уж, такое не забывается. Стас Мельников, он же Мел, — действительно, тот ещё фрукт, совершенно без тормозов. Он был человеком далеко не умным как в прямом, так и в переносном смысле, многие даже удивлялись, как он вообще был принят на обучение в одиннадцатый класс. Везде, где он появлялся, происходило что-то выходящее за любые рамки человеческого понимания и здравого смысла. И очень странно, что Модестас хорошо с ним дружил, несмотря на то, что его лучший друг в лице Серого на дух таких приятельств не переносил, считая, что ни к чему хорошему это не приведёт. Хотя, он был в чём-то прав, зачастую Модя ходил по краю, когда попадал в ситуации, инициатором коих был Мел. — Ну да, тогда Лукас мне дома целую лекцию зачитал,— вздохнул литовец, выдавливая из себя что-то, что может быть похоже на улыбку.— Делать ему нечего, бомжей по вокзалу таскать же не так интересно. — Между прочим, у твоего брата очень благородная профессия. Скажи спасибо, что он тебя пасти не начал. Старший брат юноши был младшим лейтенантом полиции и очень этим гордился, поэтому считал нужным отчитывать Модестаса по любому поводу, не считая моментов, когда он ненароком попадал в поле зрения правоохранительных органов. Поэтому тема эта для него была довольно щепетильной и била прямо по живому. — Даже если Стас там будет,— Пауласкас попытался перевести разговор в нужную степь.— Всё равно. Мы с парнями надеемся, что ты придёшь. Жар, вон, вообще сказал, что без тебя ему смысла идти нет. И я не пойду, если тебя не будет. Парень посмотрел на него с некоторым недоверием. Вот уж никак не ожидал, что кто-то будет так жаждать его присутствия на этом мероприятии. Модя приблизился к другу и посмотрел прямо в глубину омута серых глаз. Серый прекрасно знал, почему на каждом сборе он его ждёт, литовец никогда этого даже не скрывал. Он аккуратно провёл кончиками пальцев одной руки по острой скуле молодого человека, с открытой мольбой глядя на привлекательное лицо. Иногда приходилось даже сомневаться в том, действительно ли этот «кот из Шрека» с его почти щенячьими немыми просьбами хочет пойти ради того, чтобы провести время вместе, а не для того, чтобы упиться в усмерть в хорошей компании. На этот счёт у Белова были свои догадки, но они полностью таяли, когда Модестас держал с ним зрительный контакт и осторожно, словно боясь сделать резкое движение и навредить, поглаживал его по щеке, вкладывая в прикосновения намного больше, чем простые просьбы. В такие откровенные и даже в какой-то степени интимные моменты они оба не могли ничего сказать друг другу, лишь ждали, когда кто-то из них сдастся первым. Обычно сначала начинал отступать капитан команды, а потом уже и его товарищ, но не в этот раз — Сергей поджал нижнюю губу и, будто сделав одолжение, отвернулся, бросая на асфальт окурок, который тут же перестал дымиться, едва встретился к твёрдой землёй. — Ну так что, я тебя убедил?— с лёгкой насмешкой спросил Пауласкас, чувствуя себя ещё большим победителем, хотя в глубине души что-то защемило от того, что парень так быстро предпочёл прервать какие-никакие, но ласки.— Хочешь, я даже на крови клятву дам, что не буду дурить? — Ты всегда дуришь, это уже данность,— холодно отозвался Серёжа, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки.— Ничего обещать не буду. Мне ещё готовиться надо, теорию вызубривать. — Забудь ты хоть на день об этом ЕГЭ, у нас ещё куча времени впереди,— парень настойчиво фыркнул и, выкинув бычок от сигареты в сторону, сложил руки на груди.— Всё лето ишачил, в том году ишачил. Как не позвоню, ты либо на тренировке, либо варианты прорешиваешь. Ни разу не видел, чтобы ты давал себе поблажки, даже тогда, когда мы устраивали сборы: все веселятся, а ты посидишь, посмотришь, что происходит, и снова к своим книжонкам побежишь. Учёба только началась, а ты уже снова собираешься пахать, как раб на подпольной китайской фабрике. Так же нельзя, это прямой путь к тому, чтобы ёбнуться со всей этой ерундой. — Это тебе легко живётся, ты собираешься всю жизнь мячики по спортзалу катать и учить детишек по канату взбираться. А мне для поступления нужен идеальный результат сдачи экзаменов,— спокойно заметил Белов.— Что для МВД, что для морфлота. Я не могу тратить время на всякую фигню. — У тебя уже помешательство какое-то. Серый, не обязательно поступать в военные институты, где нужен высший балл. Если твой отец хочет сделать из тебя примерного отпрыска, за которого краснеть не придётся, то это не значит, что и ты должен следовать всему этому. Товарищ майор человек понимающий, не будет же с этим давить. — При чём тут мой отец?— юноша приподнял одну бровь, смерив долговязую фигуру друга ледяным взглядом.— Это моё решение. Он его только поддержал. — Что-то я не слышал от тебя изъявления желания поступать в военные училища,— хмыкнул Модя, переминаясь с ноги на ногу.— И его не было, пока ты в начале десятого класса с папаней своим это не перетёр. Белов тихо фыркнул, ясно давая понять, что тему эту больше мусолить не намерен. Благо, что его друг был далеко не дураком (хотя и любил им прикидываться), не стал наседать, иначе они бы точно перегрызлись из-за этого. — Сейчас не об этом речь, Серёг,— безмятежно подытожил литовец.— Ты выгоришь, если не будешь давать себе передышки. По себе знаю. Но... если надумаешь и решишь пойти с нами отмечать, то маякни мне в телеграмме. Я буду ждать. — Я подумаю,— Сергей поправил пиджак и уже собрался было уходить, когда Пауласкас рванулся в его сторону.— Чего ещё? — Нам всё равно в одну сторону. Пошли, заодно зажигалку нормальную купим. Оба синхронно усмехнулись и зашагали в сторону ближайшей станции метро, от которой можно было быстро добраться до нужного района. Только вот Модестасу пришлось бы ещё долго идти до своего дома, если он будет провожать друга. Но в этом нет ничего страшного, главное, что они лишние минут тридцать проведут вместе, как будто времени им всегда ужасно не хватало. Литовец даже попытался взять товарища под руку, но тот дёргано отпрянул, без лишних слов давая понять спутнику, что тот немного забылся. Они имели слишком много отличий в своих портретах, были абсолютно разными людьми, и при всём этом были настолько близки, что их дуэт долгие годы оставался нерушимым и почти превратился в бренд: один — лёд, другой — пламень; первый слишком строг к себе и к окружающим, второй же не ищет в себе недостатков и видит их только в других; в конце концов, Сергей не мог себе позволить того, что позволял себе Модестас. И иногда это выбивало из колеи, хотя так хотелось и самому сделать шаг навстречу. Странная это была дружба, очень странная, полная подводных камней и секретов, которые ни в коем разе не должны были всплывать наружу. Но, тем не менее, даже тогда, когда Серый отстранился, молодой человек не растерялся и, ухмыльнувшись, продолжил свой путь рядом с ним, держа руки в карманах. Он до последнего надеялся, что друг всё-таки придёт на вечеринку и хорошенько оторвётся, позабыв хотя бы на день о всей этой муторной экзаменационной хрени. — Если что, я на всякий случай скину тебе адрес. Добираться недолго, за город. — М?— Серёжа будто выплыл из своих мыслей, явно не услышав того, что ему сказали, после чего сдержанно кивнул.— А. Делай, что посчитаешь нужным. Не успокоишься же.