Возьми моё сердце

— Серый, ты чего там крадёшься? — позвал до боли знакомый хриплый голос, и у Сергея оборвалось сердце. Он в абсолютной растерянности замер, не понимая, как это вообще возможно, и даже не дрогнул, когда ваза с громким звоном выпала у него из рук, осколками рассыпаясь по полу. Казалось, будто он даже не заметил, что босиком прошёлся по остаткам несчастной вазы — благо, керамика билась крупными кусками, и он отделался парой небольших порезов, которые, впрочем, никак его не остановили. Он испуганно подошёл к не менее растерянному Олегу, который медленно отложил нож подальше и снова вопросительно позвал: «Серёж?». Тот осторожно, словно боясь развеять иллюзию, коснулся его щеки кончиками пальцев. Чуть колючая от щетины тёплая кожа, однако, никуда не исчезла от касания, и Серёжа как-то нервно прижал обе ладони к его лицу, испуганно глядя ему в глаза и сжимая щёки почти до боли. Олег неловко улыбнулся и поднял руки в жесте “сдаюсь”, но всё же не перестал настороженно наблюдать за ним. Серёжа замер, не дыша и не моргая. Слёзы хлынули к его глазам, отчего они стали казаться совсем синими — будто омут, в котором Олег тонул всякий раз, как их взгляды встречались. Живой. — Ау?.. — снова позвал Олег, однако, не сопротивляясь и давая ему трогать себя столько, сколько нужно, чтобы тот перестал дрожать от страха. Взгляд его успокоил внутреннюю тревогу Волка — это точно его Серёжа, просто очень напуганный и, кажется, только что вырвавшийся из плена дереализации. Он терпеливо ждал, пока тот проведёт все необходимые ему манипуляции и, наконец, заговорит, однако Сергей всё никак не унимался. Он резким движением разорвал рубашку на груди Олега, из-за чего тот сокрушенно вздохнул, грустным взглядом провожая рассыпавшиеся по полу пуговицы. Разумовский практически не дышал, холодными пальцами проводя по ровной коже в области сердца с каким-то благоговейным страхом и неверием ощупывая её. Шрама не было. Он выдохнул с дрожащим всхлипом, чувствуя, как подкашиваются ноги, и безвольно уткнулся лбом туда, где только что касался рукой, нервно вцепляясь в бока Олега и крупно дрожа. — Волче, — Серёжа сам не узнавал свой голос — едва слышимый из-за кома в горле и слёз, — Волче. — Тише, Серёж, я здесь, — Олег осторожно обнял его за талию, прижимая ближе к себе, — Опять кошмар приснился? — сочувственно спросил он, бережно проводя ладонью по рыжей макушке, утыкающейся ему в грудь. От голоса Сёрежи у него заболело в груди — что же такое ему приснилось, что он так сильно напуган? Дрожит, словно листик на ветру, а хватка такая железная, что рёбра сводит. — Волче, — снова всхлипнул Серёжа, кажется, не в силах произнести что-то кроме этого заветного имени. Он крепко зажмурился, мотая головой то ли в знак согласия, то ли наоборот отрицая. Но и этого Олегу было достаточно, чтобы понять, что случилось — он слишком хорошо знал его. — Всё хорошо, Серёж, дыши. Ты ничего не сделал. Я здесь. Я ведь обещал, что мы друг друга больше не потеряем, м? — с успокаивающей улыбкой произнёс он, гладя содрогающегося Серёжу по волосам и спине. Осторожно поднял его лицо на себя, заставляя посмотреть в глаза. Тот послушно сделал это, с нескрываемым страхом и болью глядя на Волка и не находя в себе сил произнести хоть что-нибудь — он чувствовал необходимость что-то сказать, объясниться, но не мог издать и звука, безвольно приоткрыв рот в попытке выдавить из себя слова. Но Олегу и не нужно было слышать, чтобы понять — он осторожно положил ладонь на щеку Серёжи, мягко поглаживая её большим пальцем, и одними губами прошептал: «всё хорошо». Тот кивнул, послушно стараясь успокоиться. Уткнулся лицом ему в плечо, глубоко вдыхая родной и ставший таким привычным запах — чистая кожа, табак, лёгкие нотки сандала от геля для душа. Сергей даже невольно улыбнулся, потираясь носом о шею мужчины и окончательно убеждаясь в реальности происходящего. — Ослабь хватку немного, — сдавленно и с улыбкой попросил Олег, когда тот наконец прекратил дрожать через некоторое время. Сережа, тихо ойкнув, перестал сжимать в тисках его рёбра и виновато улыбнулся. Обнял спокойнее, расслабленно прижимаясь к его груди и почти мурлыча от того, как нежно и приятно тот перебирал его волосы. Ему совсем не было страшно — в объятиях было тепло и уютно, а тусклый свет на кухне придавал обстановке ещё большей мягкости. Завывающий за окном ветер казался уже далёким и больше не сковывал изнутри душу — здесь, рядом с Олегом, Сергей был защищён от всего внешнего мира. У них был свой собственный, ничем не разрушаемый мир, созданный лишь для них двоих. Серёжа многое бы отдал, чтобы продлить этот тёплый, такой успокаивающий момент ещё ненадолго, но всё же отстранился, понимая, что вести разговор в объятиях будет не слишком удобно. Всё-таки Птица в этом сне не соврал — их мимолётное счастье было слишком хрупким, чтобы Серёжа мог подвергать Олега такой опасности из-за своего эгоизма. Он отступил назад, но не отпустил — сжал его руку, чувствуя, как подрагивают от волнения собственные пальцы. Глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и с пристальной серьёзностью посмотрел на мужчину. — Олеж, — произнёс он хрипловато, прокашлявшись, — Прошу, уезжай как можно дальше отсюда. Так, чтобы я никогда тебя не нашёл. Олег возмущённо выгнул брови, хотел было уже возразить, но Сергей неожиданно мягко прижал кончики пальцев к его губам, не давая и слова сказать в ответ. Тяжело вздохнул, качая головой, будто в подтверждение собственным мыслям. Прикусил нижнюю губу, собираясь духом перед тем, чтобы продолжить — о, как же ему не хотелось вести этот разговор! Как же он мечтал вздохнуть, наконец, спокойно, и ничего не бояться! Но, кажется, таково было его наказание за бесчисленные преступления — обречённость на одиночество. Сергей опустил глаза, не находя в себе сил продолжать смотреть на Волкова, который замер в напряжённом ожидании. Вновь вздохнул, хотел было отпустить его руку, но тот удержал — и что-то болезненно сжалось в душе у Серёжи, заставляя его рвано выдохнуть. Однако это же и придало ему больше уверенности — он снова поднял взгляд на мужчину. — Я опасен, Волч. Я не знаю, был ли этот ночной кошмар простым сном или же очередной проделкой Поэта, или кто там на самом деле залез мне в голову, но он определённо мне не нравится. Птица… — он сглотнул, снова с силой прикусывая губу и отводя взгляд, — Он сказал правильную вещь — со мной ты обречён. Уезжай, Олег, пожалуйста. Так далеко, как только сможешь. Смени имя, внешность… И живи спокойно. Ты заслуживаешь этого. Сергей выдавил из себя последние предложения и затих, вырвав руку из ладони Олега. Сделал шаг назад, уперевшись спиной в столешницу, и плотно сжал губы. Он боялся посмотреть на Волкова, боялся, что тот сейчас смиренно кивнёт и пойдёт собирать вещи, боялся, что дверь за ним неминуемо захлопнется навсегда, и отчаянно не желал этого, хотя в то же время и понимал, что так будет лучше. Он не боялся и даже желал увидеть осуждение и злость в его глазах, готов был даже к тому, что тот его ударит — сердце умоляюще билось в груди гулкими ударами, лишь бы только Олег не ушёл. И даже разум тут был бессилен — в глубине души Сергей прекрасно знал, что друг без друга им не справиться. Но он так хотел защитить его от себя. Олег нахмурил брови, выслушивая эту тираду. Утомлённо вздохнул, глядя на Серёжу. В памяти всплыли и другие подобные разговоры — стоило только Сергею задуматься о том, как опасно они живут, это неизбежно приводило к подобного рода мыслям. Олег понимал смысл его слов — но как же, чёрт возьми, бесило это ненужное, до глупости благородное самопожертвование! Он ведь и правда не в первый раз гонит его, и не в первый раз Волков объясняет, что никуда не уйдёт. — Серёж, — он вздохнул, потирая переносицу, и серьёзно посмотрел на него, — Кто я для тебя? Олег прекрасно знал ответ на этот вопрос. Его знал и Серёжа — не так давно они обсуждали это, и не так давно дали друг другу обещания держаться вместе и ничего друг от друга не скрывать. Но раз обычный разговор на Сергея не подействовал, придётся действовать жестко и радикально. Сергей вздрогнул. Вот он — вопрос, которого он боялся больше всего. Манипуляция, которой он не мог избежать. Олег прекрасно знал это, и в этот раз был намерен заставить Серёжу самостоятельно развеять все его сомнения. Он подозревал, что дело именно в неумении или нежелании Сергея признать самого себя и их отношения — всё время возвращался мыслями к неизбежности расставания и никак не мог поверить в то, что Олег никогда, ни при каких обстоятельствах не оставит его, даже если он будет совершать ошибки. Серёжа продолжал пытаться оттолкнуть его, убеждал, что он в состоянии справиться самостоятельно, а сам отчаянно боялся, что однажды Олег послушается его и уйдёт. Но едва ли он хоть раз озвучивал свои переживания — они всегда вставали в горле горьким комом невысказанных сожалений, приправленных соусом из угрызений совести и тревоги. Волков всё понимал — Серёжа был прекрасным лжецом по отношению к кому угодно, но не к нему. И он не настаивал. Просто принимал его отношение, как данность — не стреляет в него и на том спасибо. Но, кажется, в этом и была его ошибка — он слишком долго позволял Серёже вариться в котле из собственных эмоций, которые он был не в силах разобрать. Серёжа молчал, вперив взгляд в пол. Олег кашлянул — голос предательски пропал — и вновь требовательно повторил свой вопрос. — … Друг, — тихо отозвался Сергей, не поднимая глаз и нервно теребя пальцами ткань футболки. — А ещё? — нетерпеливо спросил Олег, скрестив руки на груди и хмурясь. — Напарник, — уклончиво ответил Разумовский, кусая губу, — Олег, перестань… — Друг и напарник? Ты это сейчас серьёзно, Серёж? — он возмущённо хмыкнул, вскинув брови и с каким-то разозлённым удивлением смотря на него, — Так вот какие по-твоему нас связывают отношения? — Олег… — умоляюще попросил Серёжа, глядя на него. Поймал было его за руку, но тот вырвал ладонь из хватки. Раздраженно цыкнул, морщась и потирая ладонь. Поправил себе разорванную рубашку, стараясь прикрыть грудь. Снова поднял серьёзный взгляд на Сергея, вздрогнувшего от того, насколько пристальным и разочарованным он казался. — Так вот, мой дорогой, многоуважаемый друг, — произнёс он сквозь зубы, глядя в глаза напуганному Разумовскому, — Мне казалось, мы это уже обсуждали. Причём относительно недавно, не так ли? Серёжа поджал губы. Его язвительное «друг» ранило прямо в сердце, и он невольно поймал себя на мысли, что, должно быть, сам раз за разом также ранит Олега своими словами о статусе их отношений. Он действительно был зол — такая редкость! В другой момент он бы непременно постарался это запечатлеть. Вот только Серёже почему-то стало очень страшно. — Я… — он вздрогнул, когда Олег разозлённо ударил кулаком по столу — ох, как же ему на самом деле не хотелось разыгрывать весь этот спектакль! Но ведь Сергей просто не оставляет другого выбора — не слышит или не хочет слышать его слова о том, что он никогда его не бросит. Намеренно избегает разговоров о том, какие же всё-таки отношения их связывают, только бы не произносить это вслух, хотя сам ревнив до собственничества. Злится, когда Олег пытается поддержать, и винит себя за то, что поддаётся эмоциям. Серёжа — это настоящий смерч эмоций и противоречий, но едва ли Волкова это останавливало. Он ещё давно, много лет назад, будучи студентом признал свои чувства, их отношения, и ему никогда не казалось это чем-то противоестественным — напротив, странной и дикой для него была жизнь без Серёжи. Но Серёжа признать не мог. Как бы Волков ни пытался понять причины этого, тот лишь начинал злиться, отпираться и в конечном итоге выходил на эмоции, чего Олег старался никогда не допускать. Но сейчас ему пришла в голову мысль, что, может, в этом и проблема? Нужно довести его до точки невозврата, заставить перейти эту внутреннюю черту неприятия и бессмысленного отрицания, не дающую ему вздохнуть спокойно, просто вынудить признаться ему и в первую очередь самому себе в том, кто же они друг другу. Олег глубоко вздохнул и закрыл глаза. С силой сжал руки в кулаки, а после снова посмотрел на Сергея, хмурясь. Разозленно и почти издевательски хмыкнул, подходя к нему ближе, отчего тот невольно уперся руками в столешницу и отклонился назад. Он совсем не сопротивлялся и не показывал агрессии, как случалось обычно — и пусть Волкову это показалось странным, он не остановился. Замнёт эту тему сейчас — и этот спектакль придётся устраивать снова и снова, что уж точно не окажет благоприятного влияния на и без того вечно нервного Сергея. — Что «ты»? Придумаешь ещё с десяток отговорок, лишь бы не называть вещи своими именами? — всё же рыкнул он, глядя Разумовскому прямо в глаза. Тот почти плакал, но нужные Олегу слова встали у Серёжи в горле горьким комом, не желая быть озвученными. Тот снова потянулся к его руке и снова был грубо отвергнут. Протянутая ладонь так и осталась растерянно висеть в воздухе, когда Волков решительно направился к выходу из квартиры. Нужно заставить его поверить в реальность происходящего, чтобы он сам сломал свои же внутренние стены. Как бы ни было больно видеть замершие в любимых глазах слёзы. — Т-ты куда? — испуганно спросил Сергей, поспешив следом и мелко дрожа от страха, что тот и правда сейчас уйдёт. Уйдёт неизбежно и навсегда, так, как он его и просил — и останется тот мучительно пустой коридор и разбитые осколки ни в чём не виноватой вазы на полу, как жестокое напоминание об этом разговоре. — Друзья, Серёжа, вместе не живут и не спят, — произнёс Олег, не глядя на него и, пожалуй, слишком медленно для человека, который собрался уйти от конфликта по-английски, натягивая пальто. Конечно он не собирался на самом деле никуда уходить — попробуй ещё оставь этого дурачка одного в таком состоянии. Но разве у него оставался выбор? Сегодня Серёжа пытается прогнать Олега, завтра уйдёт сам, и всё, пиши пропало — если тот задумает скрыться, даже он не сможет его найти. Волков никак не мог допустить такого исхода. Сергей вздрогнул, замирая в коридоре с безвольно протянутой к Олегу рукой. Шумно выдохнул, испуганно глядя на него. Он хотел, чтобы тот остался, обнял его, как всегда обнимал в такие моменты, но сейчас словно незримая стена возникла между ними — Олег одевался, действительно намереваясь уйти. И плевать ему было на рваную рубашку, так сильно он хотел этого. — Олег! Олеж, я!.. Постой!.. — позвал он дрожащим голосом, подходя ближе и неверяще глядя на него. Нет. Нет, нет, нет, он не может взять и вот так просто уйти! Неужели он правда уйдёт? Сердце Серёжи пропустило удар. Это его вина. Сколько раз он обещал себе, что будет с Олегом искренним, и каждый раз затихал на полуслове, не озвучивая желаемое. Переводил тему, уходил от разговора, говорил завуалированно — находил десятки вариантов не признаваться самому себе в том, что между ними происходит. Он и сам до конца не мог объяснить, чего именно боится — ему, серийному убийце и идейному маньяку, божья кара за гомосексуализм грозила в меньшей степени. Но что-то внутри всё же гложило его всякий раз, когда Олег пытался поднять эту тему — словно признание их отношений должно было слишком многое изменить, перевернуть с ног на голову и, вероятно, просто испортить. Он так и не сказал ему, что на самом деле чувствует, поскольку был уверен, что Олег и сам знает. Но теперь он собирается уйти, потому что Сергей слишком заврался не только ему, но и самому себе. — Ну что? — раздражённо отозвался Олег, останавливаясь и смотря на него в ответ. Серёжа и вновь не смог ничего сказать, просто умоляюще смотря на мужчину и чуть не плача. Олег тяжело вздохнул, нервно наматывая на шею шарф и свободной рукой открывая входную дверь — из парадной повеяло холодом. Ключ не сразу попал в скважину — руки тряслись сильнее обычного, выдавая страх Олега с головой, но Сергей был слишком увлечён собственной паникой, чтобы заметить это. Со второй попытки дверь всё же поддалась, и Олег сделал шаг в коридор, повернувшись к Сергею спиной. Ему действительно было страшно — что, если он так ничего и не скажет? Неужели всё, что между ними происходит, для него и правда просто дружба? Эта мысль противным холодком пробежалась по спине вниз, заставляя мужчину крупно вздрогнуть и невольно замереть в мучительном ожидании, каждая секунда которого иглой вонзалась в колотящееся сердце. — Волче, пожалуйста! — испуганно вскрикнул Серёжа, отчаянно цепляясь за его плечи. Но Олег и в этот раз скинул его руки, намереваясь уйти. Он поджал губы, сильнее сжимая в ладони ручку медленно закрывающейся двери, и всё равно на секунду задержался — ему вдруг показалось, что он ощущает себя ложно осужденным, вынужденно идущим на гильотину. И так мучительно пусто стало внутри от мысли, что сейчас ему действительно придётся уйти и он так и не услышит никогда желанных слов. Таких простых для него самого и, как оказалось, мучительно сложных для его партнёра. — Да люблю я тебя, люблю! — срывающимся голосом вскрикнул Серёжа и отчаянно вцепился в руку Олега, не давая тому окончательно выйти из квартиры. Поднимая на него полные слёз глаза: — Не… Не как друга, ты же и сам знаешь, — На этот раз совсем тихо произнёс он, опуская взгляд на их руки и мелко дрожа. Олег замер. В коридоре повисла звенящая тишина, прерываемая лишь сбивчивым дыханием Сергея, испуганно сжимающего его рукав. Но и Волков не смог сдержать облегчённого вздоха — всё-таки не просто дружба. Он осторожно зашёл вместе с ним назад в коридор, невольно улыбаясь, и закрыл дверь, крепко обнимая Сергея, который и правда из последних сил сдерживал слёзы. В последний момент заветные слова прозвучали из его рта, в последний момент стена между ними с треском разрушилась, рассыпаясь прахом, и ветер перемен унёс её тут же так далеко, чтобы вспоминать о ней больше не приходилось. Облегчение разливалось приятным теплом по телам обоих, и они оба прижались друг к другу крепче, будто после долгой разлуки. И Серёже почему-то вдруг вспомнилось, как он провожал Олега в армию — смотрел вслед неизбежно уходящему поезду, даже и не представляя, сколько всего им отныне придётся пережить поодиночке. Но даже тогда, в момент прощания, тихое «люблю» не сорвалось с его губ, повиснув в звенящей тишине и опустошении, проследовавшем за осознанием разлуки. Сергей крупно вздрогнул, носом утыкаясь в плечо Олега, и быстро прошептал «я люблю тебя», будто боясь, что не успеет сказать это снова. — Не уходи, Волче, — с робким всхлипом прошептал он, виновато заглядывая ему в глаза и дрожа, — прости меня, я… я всё понял, не уходи… — Он крепко зажмурился, обнимая Олега и тревожно сжимая в ладонях ткань его пальто. Волков глубоко вздохнул, осторожно погладив его по волосам. Мягким и волнистым, ярким, словно пламя факела. Порою Олегу и правда казалось, что Серёжа — это его личный факел в кромешной темноте, озаряющий мрак вокруг смыслом жизни. Он зарылся в них носом, вдыхая их запах — такой привычный и домашний, он действовал на него успокаивающе и окутывал приятным дурманом, — и закрыл глаза, прижимая Серёжу к себе. Ничего ему больше не нужно было, и эти объятия наконец-то были полностью искренны. — Ну куда я от тебя уйду, дурачьё ты моё ненаглядное, — прошептал он ласково, опуская ладони на его талию и ближе прижимая его к себе, — Я тоже. Я тоже тебя люблю, Серёж. Так что не гони меня, прошу. Мы не сможем по отдельности. Пытались уже. Олег мягко, понимающе улыбнулся, с нежностью поглаживая его по спине. Слегка прикусил его за ухо, а после поцеловал в лоб, отпуская из объятий. Сергей отошёл, позволяя Олегу спокойно снять пальто и повесить его обратно на вешалку. Тот поспешно сделал это, не обратив внимания на упавший шарф, и поспешил вернуться к дожидающемуся и мнущемуся Серёже, который, однако, быстро понял, что к чему, и явно был недоволен таким радикализмом Олега. — Ты этот спектакль устроил, чтобы заставить меня признаться? — возмутился он с вызывающими нотками в дрожащем от всхлипов голосе, на что Волче так невинно улыбнулся, что его сердце тут же растаяло, растворив в себе всё возможное возмущение и злость. — Легче стало, когда сказал? — мягко поинтересовался он вместо ответа, на что Серёжа буркнул смущённое «да» и — Олег удивлённо потер глаза, чтобы получше всмотреться в лицо того — покраснел! Волков даже растерялся от такого явления. Это было даже больше, чем он ожидал и о чём мечтал! — Серё-ё-ёжа, — умилённо протянул он, притягивая возмущающегося и отпирающегося Разумовского к себе. Тот что-то смущённо забормотал, на что Олег чмокнул его в щеку, не в силах сдерживать свои эмоции. Серёжа тихонько захныкал, шутливо отпихиваясь от натиска поцелуев и невольно смеясь. Вот вроде оба взрослые тридцатилетние мужики, а ощущали себя сейчас влюблёнными подростками. Они есть друг у друга, и этого не изменить. Сергей осторожно сплёл их пальцы, нежно сжимая его ладонь. Это действие всегда казалось ему очень сокровенным, почти интимным, но именно сейчас оно стало казаться естественным. Он совсем не злился на Олега за такую сцену — ему удалось сломать ту самую тяжёлую внутреннюю стену непринятия самого себя и страха за их общее будущее, за что Серёжа был даже благодарен. Олег снова мягко улыбнулся, поглаживая его по щеке. Сергей поймал его взгляд, осторожно прижал его ладонь к своему лицу, прикрывая глаза и по-кошачьи потираясь о неё. Нежные прикосновения успокаивали, теплом отдавались в теле, отчего все тревоги и страхи мигом исчезали, оставляя место наслаждению, умиротворению и долгожданному спокойствию. — Серёж, — совсем тихо позвал Олег, на что тот вопросительно выгнул бровь, — Можно мне?.. — Нужно, — отозвался успокоенный Разумовский, обнимая его за шею и с улыбкой заглядывая ему в глаза, — Тебе вовсе не обязательно спрашивать у меня разрешения. Олег кивнул. Скользнул пальцами ниже, к шее, тепло выдохнул совсем рядом с лицом Серёжи. Заглянув ему в глаза, наклонился, мягко накрывая его губы своими — тот тут же ответил, требовательно куснув Волка за нижнюю губу, чтобы тот был поувереннее. Это всегда было своеобразным разрешением к действию — значит, можно целовать настойчиво, касаться везде, где ему хочется, и он не встретит сопротивления. Едва ли он вообще хоть раз его получал — просто Олегу было необходимо знать, что Серёжа хочет того же, что и он, а Серёже было важно, чтобы Олег начал первым. Этот ласковый укус появился у них ещё в университетские годы, когда они оба только учились проявлять свою любовь по-взрослому, а не с подростковой увлечённостью, когда, впрочем, было всё равно, как — лишь бы только целоваться. Теперь, когда они стали старше и опытнее, поцелуи тоже стали совсем иными. Они были наполнены не только любовью, но и уважением — а потому Олег до сих пор спрашивал согласие Серёжи на подобный контакт, а тот, в свою очередь, никогда не лез к нему первым. У них установился своеобразный ритуал первого поцелуя, который они оба честно соблюдали и никогда не нарушали. Поцелуй вышел очень нежным, но в то же время неожиданно заигрывающим — Серёжа нетерпеливо углубил поцелуй, вплетая пальцы в тёмные волосы. Олег невольно хмыкнул — такая приятная смелость казалась даже смешной после столь слезливых объятий, но это только разжигало огонь внутри. Сквозь пелену нарастающего возбуждения Олег поймал себя на мысли, что сейчас Сергей вёл себя непривычно раскрепощённо — словно это таинственное «что-то», удерживающее его от признания и перехвата инициативы на себя, наконец-то кануло в лету, оставив тому возможность всецело отдаться процессу. Он наконец-то полностью доверился ему. Сильные руки Волкова уверенно расположились на талии Разумовского, отчего тот невольно прижался ближе к широкой и горячей груди мужчины. Он сильнее сжал его волосы, целуя настойчиво и почти жадно — но Олег мягко отстранил его от себя, невольно улыбнувшись от того, каким разочарованным выглядел Серёжа. Ну как обиженный кот, правда. — Не лучшее место для продолжения банкета, не находишь? Алга в спальню, — хриплым шёпотом произнёс он, за руку потянув Сергея по направлению к комнате, откуда он совсем недавно выбежал испуганный. Но сейчас ему наоборот хотелось поскорее туда вернуться. Вместе.