Мост Храбрецов

Пока сержант виднелся где-то на другой стороне моста, Пауль и Серг, исполняя приказ командира, несли полный котел наваристого горохового супа. Мадам Женье как всегда, превзошла саму себя по скорости приготовления и объему сваренного супчика. Его хватило бы человек на тридцать. Кроме того, Пауль нес с собой крупный бидон с молоком, также отданный им радушной хозяйкой. В условиях, когда единственным напитком, что пили солдаты, была обычная вода из бочек, такое было роскошью. Два бойца проходили рядом с поврежденным домом, что отделял их от набережной. Снаряд пробил его в районе третьего этажа насквозь, точно снеся одну стену и кусок второй. — Хорошо, что из этого дома выехали два дня назад. Жертв было бы не избежать — мрачно высказался Серг, осматривая внутренне убранство через разбитое окно на первом этаже. Ничего примечательного в нем не было — просторная гостиная с аркой на входе, которая прикрывалась бархатными шторками, пользовалась огромной популярностью у средних торговцев, владельцев предприятий и спекулянтов всех мастей. Более ничего не говорило о статности хозяина дома. Лишь одно настенное фото, свалившееся при попадании снаряда на пол и лежавшее изображением вверх, говорило о богатстве. Студийное фото в последние годы было сделать очень непросто: у некоторых фотографов цены были в два раза выше, чем у художника-портретиста, любимого наемного трудяги аристократии. — Что ты пытаешься там найти? — Спросил Пауль, немного согнувшийся под тяжестью молочного бидона влево — Неужели ты считаешь, что дом за месяц не успели обчистить до самого последнего фриана? — Если грабили наши, то упустили что-то ценное, а то я не знаю наш контингент! — ответил Серг, прожигая взглядом стол, стремясь найти золотое перо, девичьи дорогущие сережки или какой-либо перстень, но безуспешно. — Даже если найдешь, какой прок от золотой безделушки здесь? Ее ни сожрать нельзя, ни в винтовку засунуть, ни разжечь ею костер. На кой черт тогда она тут? Даже продать некому! У все денег столько же — ни шиша — продолжал атаковать своего товарища Пауль. — И что? После боев продам, куплю мамуле отличный костыль, а то старая совсем ходить перестает ходить — Серг не оставлял попытки найти хоть что-то стоящее, помимо фотографии толстого купца с короткой темной бородкой и алчным взглядом, устремленным в потолок. Однако ничего не попадалось. Выругавшись, неудачный собиратель вернулся к котлу. Пауль, усмехнувшись, уже готовился отправиться к позиции. Но шорох, который шел со второго этажа, заставил его остановиться и повернуть винтовку в сторону дома. — Может, мародеры? — Пауль осторожно приблизился к окну. Шорох был еле уловим, однако стоило проверить его источник. — Подсоби! — попросил Пауль товарища, намереваясь залезть через окно, ибо дверь находилась с другой стороны дома. Серг, бросивший быстрый взгляд на второй этаж, присел и подставил плечо. Не теряя ни секунды, Пауль влезает в окно, выставив винтовку вперед. На первом этаже его встречает лишь беспорядок, кучи сваленных вещей, разбитые тарелки с причудливыми узорами, перевернутые подсвечники ближе к комоду, на котором лежал фотоальбом. Скорее всего, семейный, и довольно старый. Пауль присмотрелся — на обложке виднелась дата «1847» — Сорок лет так сорок лет — проговорил себе под нос боец и двинулся в сторону выхода из гостиной. Штора, пробитая в семи местах, была сдвинута солдатской рукой вправо. Пауль медленно повернулся направо при выходе в прихожую. Стены и ящики, покрывшиеся хорошим слоем пыли, создавали гнетущую атмосферу оставленному жилищу. Медленно продвигаясь к лестнице, Пауль просматривал каждый сантиметр прихожей, приближаясь к деревянной лестнице, ведшей на второй этаж. Направив винтовку вверх, он стал медленно подниматься. Скрип деревянных порожек предательски выдавал действие Пауля, мародер мог приготовиться к встрече. Но боец был уверен в своих силах. Один раз он уже оплошал сегодня. Больше такое не повториться. И просматривая через прицел все, что находилось перед ним, Пауль был готов выстрелить в любую секунду. И все же — может быть, это не мародер? Может, это служанка, которая не успела уехать с хозяевами, или осталась в доме для присмотра за богатствами? Или же это вообще не человек? Мысли в голове Пауля сменяли одна другую, а ноги его преодолели уже больше половины пути наверх. В этот момент послышался отчетливый шорох со стороны комнаты, которая была совсем близко к лестнице. Пауль увидел ее, повернув голову налево. Дубовая дверь с необычным квадратным узором была приоткрыта, что позволило ему увидеть свет в этом темном царстве. Зная о наличии огромной дыры в стене после обстрела, причина освещенности для него была очевидна. Вскоре нога Пауля встала на последнюю ступеньку. Шорох был еле уловим. Пауль подумал, что он мог быть вызван шевелением ребенка, который мог испугаться незнакомых вооруженных рабочих и спрятаться наверху. Исходя из этого, боец снял палец со спускового крючка. Подойдя к двери, он левой рукой толкнул ее внутрь комнаты. Это была небольшая детская комната, на что прозрачно намекал лежавший на маленькой кровати с позолоченными металлическими бортиками плюшевый мишка. Кровать была не заправлена, белая подушка вжата в бортик Скомканное одеяло валялось там, где обычно лежали ножки малыша. Пауль медленно открывал дверь. За кроваткой, на фоне сине-голубых обоев, особенно выделялся небольшой шкафчик белого цвета, на боковой стороне которого неизвестный мастер отобразил великолепие полета птиц. Видимо, художник бывал в южных землях Империи. Однако взгляд Пауля остался равнодушным к нарисованным птичкам. Гораздо интересней было посмотреть, что лежало на полу перед шкафом. Небольшой черный ящик лежал на полу с видимыми повреждениями в своей верхней части. Несколько деревянных кусков, отлетевших от крышки, были разбросаны по всему белоснежному ковру. Пауль заметил блеск внутри ящичка. Скорее всего, драгоценные камни — известный подарок первенцу купцов. Странно, что его не забрали. Пауль зашел в комнату. Шороха не было. Что было странно, но с другой стороны, теперь было понятно, что издавал его точно не младенец. И не ребенок постарше. Но тогда кто? Пауль преодолел дверной проем. Дыра в стене около левого верхнего угла комнаты сразу привлекла к себе внимание. Видимо, снаряд попал в комнату по соседству, слегка задев детскую. Оконная рама выбита, вместо стекла — мелкая крошка. Лишь несколько крупных фрагментов заметил Пауль около подоконника. Находившаяся рядом со стеной подставка для плюшевых игрушек лежала на земле, придавив медведей, кошечек и плюшевую собачку. — Если это для игры одного ребенка, то сколько нужно для двоих? — задал себе риторический вопрос Пауль. Переступив через медведя, он наткнулся на вполне органическую вещь. Среди мягких зверей отчетливо виднелись задние лапы белой кошки. Она была придавлена упавшей подставкой. Мертва. 9 жизней не помогло ей спастись. После обстрела прошло несколько часов, запах ощущался слабо. — А Седрик еще говорил, что кошки бессмертные. Ага, проверил. Какая же бредятина эти истории про девять жизней — пробормотал себе под нос Пауль, стоя над павшей кошечкой. Струйка крови, выходившая из-под подставки, уже застыла на ковре. Он даже смог разглядеть очертания мордочки с отрытым ртом. Виднелись клыки. Но никаких признаков жизни не было. — Мертвая кошка шуршит? Давно в Леворе призраки завелись? — продолжал терзать себя вопросами Пауль. В наличие потустороннего он никогда не верил. Потому продолжал осматривать комнату. Ближе к двери попадало очень много книг. Пауль сосчитал три тома сказок, том «Рассказов Бенджамина Деревиля», четыре маленьких книжки с рецептами на все случаи жизни, и целых шесть томов любовных романов, таких как «Ночь в последнем вагоне» или «Свидание во тьме». О качестве этого чтива судить он не мог, так как книги читал мало. Да и романтика не самая лучшая тематика для чтения для молодых рабочих. Пауль вертел головой во все стороны. Он точно слышал шорох из этой самой комнаты, но его источник не мог найти. Ни книги, ни дохлая кошка, ни подставка, ни упавшая рядом с романом «Семь желаний» корзинка не могли сделать это самостоятельно. Не найдя никого, Пауль хотел уже пойти проверить соседнюю комнату, куда и прилетел снаряд имперской артиллерии. Но внезапно его остановил очень короткий писк. — Это явно не крыса — проговорил он вслух и повернулся в сторону звука. Кажется, он исходил из той самой плетеной корзиночки. Пауль подошел поближе. Его взору предстала очень милая картина: в корзиночке, заполненной соломенными подушечками, обтянутыми белой тканью, под тоненьким белым покрывалом виднелись два маленьких сереньких глазика. Кошачьи ушки были прижаты к белоснежной головке, а розовый носик метался из стороны в сторону. — Так это ты тут шумишь! — умиляясь, произнес Пауль. Котенку на вид было всего несколько недель. Юное, ничего не понимающее создание с удивлением смотрело на Пауля. Кажется, котенок и не понял, что его мама погибла сегодня. Пауль потянулся рукой к головушке котенка с целью погладить его. Котенок отреагировал довольным урчанием. — А ты совсем ручной, Снежок. О, так и буду тебя называть! Тебе нравиться? — Пауль не знал язык котов, но предположил, что одно из мурчаний являлось утвердительным ответом. К тому же, котенок учуял запах молока на левой руке своего нового знакомого и немедленно потянулся к ней. — Ты кушать хочешь? — улыбнулся Пауль. И тут его взгляд упал на ремешок, который был прикреплен к ручке корзиночки. С улицы послышался голос: — Пауль, ты там скоро? Нашим жрать охота! — Серг подгонял товарища. Суп же стынет! Навстречу уже шла повозка, что доставила воду на позицию отряда. Недолго думая, Пауль надел на себя ремешок с корзинкой. Котенок с интересом наблюдал свой подъем вверх. Ни звука, ни писка, ничего он не издал. Корзинка болталась на правом боку. Не теряя времени, Пауль пошел к лестнице. Быстро спустившись к гостиной, он подошел к окну. Придерживая котенка, Пауль полез на улицу. Появление белого пушистого комочка в руках товарища поставило Серга в ступор. Там же никого не было. — Где ты нашел его? — Серг внимательно осмотрел котенка. Его удивила чистота животинки. Он же был в доме, который попал под артобстрел. А тут — словно пять минут назад его помыли. — Кого, Снежка? На втором этаже, в корзиночке сидел. Снаряд пробил соседнюю комнату, его мамку придавило. Один остался, кроха. Я и подумал — лучше взять его с собой. Один помрет ведь! — Серг активно искал слова для описания своего возмущения. Но в конце концов он просто взялся за котел. — Пошли уже. Вон, вода уже отходит от позиций. А какой суп без воды после? — Пауль, положив нового друга в его корзинную постельку, также взялся за котел, правая рука взяла бидон. Два товарища двинулись в сторону позиций. Водовозка была уже рядом. На телеге, обычно заполненной четырьмя бочками с водой, жидкость из которых переливалась уже на позициях, в бочки подразделений, сегодня покоилась всего одна деревянная. Это было очень странно. Ни Серг, ни Пауль не могли знать, что произошло. Поравнявшись, молодой брюнет среднего телосложения, тащивший за собой телегу, окликнул бойцов. — Товарищи, не найдется ли у вас спичек? — произнес он, доставая из нагрудного кармана своей клетчатой рубашки завалявшуюся папироску. Вся рубашка была покрыта темными пятнами, как будто он копался в двигателе современных машин или станков. Серг, порыскав по карманам, таки нашел коробок и передал его водовозке. — Где ты так вымазался, Кай? — задал вопрос Пауль, осматривая одежду товарища. — Верите или нет, имперские ублюдки сегодня обстреляли резервуары с водой у замка. Вода разлилась, а механизм наполнения был поврежден. — ответил Кай, пуская струю дыма. — Это основная их цель сегодня была? — спросил Серг — Одна из целей. Мрази еще по парламенту били. Правда, неточно, все прилетело по домам. Там кошмар — — Много потерь? — продолжал Серг. — Не знаю. Говорят, повезло, что не больше десятка. Но на одной из улиц девушку разметало по дороге. Я сам видел! — Нервно покуривал водонос. — Ублюдки. А что с водой? Теперь будут чинить неделю? — Спросил Пауль. — Уже. Провозились час. Хоть можно набрать ее. Хотя и по капле в вечность. Вон — всего одну бочку заполнил. Экономим на воде, сука. — с нескрываемой злобой произнес Кай, отдавая спички бойцам — Такими темпами скоро снабжать не получится. Будем пить речную и дохнуть с опухшими кишками. С этими словами водонос поехал к центру города, ругаясь через каждые десять метров. Серг и Пауль молча переглянулись. Сомнений в коварстве имперцев ни у кого не было, но бить по воде, которая нужна их же гражданам — это не укладывалось у бойцов в голове. Размышляя над целями ударов, они понесли еду на позиции. Бойцы отряда уже заждались. Вогел доедал сохраненный про запас кусок хлебушка, уже ставший небольшим сухариком. Флай перебирал свои немногочисленные патроны, размышляя над тем, скольких имперцев он сможет поразить с таким арсеналом. Седьмой раз все пересчитав, он обернулся. Увидев двух парней, тащивших большой котел по дороге, он немедленно сообщил о них всему отряду. Уныние голодных солдат сменилось оживлением и желанием скорее приступить к трапезе. Быстро из солдатских сумок достали жестяные тарелки, неказистые на вид, но большие по объему. На многих тарелках был символ оружейного завода. Даже у беспризорников были эти приборы. Ложки у бойцов были разные. Длинная, короткая, чайная, столовая, металлическая, деревянная, у Вогела была вообще ложка с узором — никакой унификации ложек не было. Коммуна не могла решить проблемы с формой армии, какие уж тут ложки. Пауль и Серг уже подходили к траншее. Первый шел, постоянно оглядываясь на корзинку, из которой торчал комочек с шерстью и глазками, вертевшийся в разные стороны. Взгляд второго был направлен на траншею и на мост. Мысли о голодных товарищах придавали ему сил, потому Серг шел чуть впереди. Пауль же плелся слегка позади, но не отставал сильно. Навстречу им из траншеи выскочили два мальца пятнадцати лет. Удивив всех своей прытью в желании пожрать, сорванцы подбежали к Паулю и Сергу с тарелками. — Но-но-но! А ну назад! Сперва старшим в отряде! — пытался отогнать ребят Серг, поскольку в отряде было введено строгое распределение продовольствия. Самые старшие и опытные, потом молодые до двадцати двух, затем все остальные. Но беспризорники, прибившиеся к отряду, всегда старались ухватить свою порцию первыми. Постепенно бойцы стали выходить из траншеи и двигаться в сторону котла. Не в силах остановить поток, Пауль и Серг поставили котел и бидон, и принялись раздавать порции бойцам. На котенка внимания не обращали, за исключением Пола Вескена. — Ого! Где ж вы нашли такую животинку? — обратился он к Паулю, увидев кошачью мордашку у него на боку. — Та, проверили дом на предмет мародеров. Там и нашел его. У мальца убило мамку, вот и взял его с собой — сказал Пауль, погладив макушку котенка. Тот издавал тихое мурчание. — И вы его в наш дурдом приладили? Не боитесь, что прибьют? — Произнес Пол, получив свою порцию. Тут слово взял Серг. — А ты что, отец, думаешь, что мы пустим имперца в город? — — Имперец не будет спрашивать, пустишь ты его или нет. Он просто убьет тебя и пройдет дальше, если его не успеешь убить ты. — ответил Пол Вескен, уходя с тарелкой, полной горохового супа. Вогел молча сидел на каменной ограде у основания моста и ел, посматривая то на отряд, занятый важнейшим делом среди всех важных занятий, то на мост, то за него. Вогел спокойно видел командира и Дерека, которые почему-то остановились. — Видно, опять распереживался. Что на этот раз наш сентиментальный сержант увидел? — Произнес себе под нос Вогел. Однако его сильный голос был проклятием для шепота. И фразу услышал Флай, проходивший мимо с одной из последних порций супчика. — Что поделать, сержант наш с кучей разных чувств. Как он еще не влюбился, подобно Паулю? — — Я боюсь, как бы он не был мягким к имперцам. — Вогел уже доедал свой обед, продолжая наблюдать за фигурами на мосту. Те медленно шли к противоположному берегу. — Не будет. Не после смерти отца. Саламар, конечно, в душе добр. В отличие от тебя, зануда! Но Империю простить он не сможет. Это я знаю точно. — Флай уселся рядом с товарищем и зачерпнул первую ложку. — Чего это я зануда? Да, строгий, да, могу наорать на дебила, устроившего пальбу, и много чего еще. — проворчал Вогел, вылизывая края тарелки. — Ты же только ворчать и умеешь! Как вечером сидим у костра, что-то обсуждаем с парнями, шутим — так ты воротишься от всех. Что не скажи — все в штыки принимаешь. Не слишком ли для товарищей ты суров? — спросил Флай, попутно уплетая супчик. — Нет. Я не слишком суров к вам. Это я еще «дружелюбен». Суровым буду, когда дохнуть начнем пачками от артиллерии имперцев. — Вогел опустил тарелку на свои колени, уставившись на холмы за городом. — А ты спокойно дашь нам погибнуть? Даже стрелять в имперца не станешь? — допрашивал своего товарища Флай. — Что ты сделаешь с винтовкой пушке? — Ей ничего, а вот имперского пехотинца убьешь спокойно. Не все же мы умрем от снарядов! Кого-то придут добивать пулями или штыками. — Дело не в том, буду стрелять я или нет. В первые дни восстания я был одним из первых, кто шел на баррикады. Со мной был друг, Слав, дворник с нашего завода, того же возраста, что и ты. Так вот — при штурме арсенала ему на моих глазах попала пуля в висок. Разнесло половину головы, мозги забрызгали тех, кто стоял за ним. И все. Тогда мне по сердцу словно резануло мечом. Если я сейчас подружусь с кем-либо, завтра испытаю такую же боль? Нет уж, увольте — Вогел принялся вытирать тарелку. Флай сосредоточенно ел, не решаясь что-то возразить. Трудно было ответить тому, кто потерял друга на этой войне, чтобы он завел новых. Не найдя нужного слова, он взглянул на мост. — И все же, не стоит нас сторониться. Может, переживем войну. Может, даже победим! Тогда ... — Давай сперва выживем в Леворе! Не уверен, что добрый имперец нам позволит это сделать. — Имперец может нам позволять? А как? С пулей в сердце или со штыком в заднице? Вогел молча встал. Он обратил внимание на движение множества людей в сторону моста со стороны пригорода. — Кажись, крестьянский полк. Гляди! — указал он Флаю на мост. — Ооо, пополнение. А еды то у нас и нету. Саламару и Дереку порция — и все. — Может, просто пройдут мимо? — Лучше бы остались. Силами полка легче удерживать мост. — Флай доел свою порцию и также стал вытирать тарелку. Тем временем Пауль, доев свою порцию, налил в тарелку молока. После чего положил ее перед корзинкой. Снежок, недолго нюхая, стал выползать из своего логова, намереваясь подкрепиться. Пауль помог ему в этом очень сложном и опасном деле, вытащив из корзинки и поставив на землю перед тарелкой. Котенок радостно принялся лакать молоко. За процессом наблюдало семь человек, среди которых Пол Вескен, Пауль и Серг. Последний, поев, принялся чистить свою винтовку. — Скоро в ствол будешь как в зеркало смотреть — попытался пошутить Пауль, почесывая своего котенка за ушком. Тот внимания не обращал. Ничто не могло отвлечь его от вкусного молочка. — А пусть и так! Зато стрелять будет отменно! — ответил Серг, не прекращая чистить ни на секунду. — Гляди — Пол Вескен указал на огромную толпу, дошедшую до середины моста. Стук шагов заполнил все пространство за мостом. Двадцать пар глаз устремились на вооруженную толпу. — Гляди, сколько побитых — продолжил Пол — Не иначе, под артогонь попали. — Бедняги. Все с ранами. В тыл идут! — сказал один из бойцов на правой окраине окопа. — Это и есть тот самый второй крестьянский, Пауль? — Спросил Пол, прищуриваясь при попытке рассмотреть бойцов. Пауль поднял свой взгляд на алое знамя, не раз пробитое пулями и осколками. На нем виднелась огромная желтая цифра «2», что давало подтверждение. — Да, отец, это второй крестьянский. Весь побитый, зато живой и сражающийся. — Сказал Пауль, продолжая гладить котика, который уже покушал и глядел на проходящих мимо крестьян. Товарищей, вернувшихся с передовых рубежей войны, встречали громкие приветствия отряда. В воздух взметнулись правые кулаки. Флай подбежал к тем, кто первый дошел до этой стороны реки. Одного из крестьян он заключил в объятия. Тот ответил взаимностью, его порыв поддержали и другие. Воодушевленные примером Флая, бойцы отряда также вышли встречать своих братьев. — Как вы, друзья? Есть еще у вас порох? — выкрикнул Флай, искренне улыбаясь и готовясь обнять очередного крестьянского воина. — Живы, товарищ рабочий! Пришли защищать Левор! — ответил самый бойкий из толпы, имевший перевязку на левой руке. — Где же его защищать будете — задал вопрос Вогел, холодно здороваясь с юнцом, державшим деревянные вилы. — Прямо здесь. Командир приказал костьми лечь на берегу могучей реки, среди каменных домов. — ответили ему из толпы. Флай и Вогел переглянулись. — Ну и подкрепление... — Мрачно произнес Пол Вескен, оглядывая израненных бойцов. — Вас бы в госпиталь, товарищ — обратился Вогел к бойцу с перемотанной головой, на щеке которого был видна кровь, стекавшая сверху. Помимо этого, левая рука и обе ноги были перемотаны. — Я без Митьки никуда не пойду — произнес собеседник 26 лет, оперевшись на шедшего рядом девятнадцатилетнего парня, который имел лишь царапину на правой кисти — Он мне жизнь спас, вытащил из-под коня имперского гада! — — Понимаю. И все же — лучше вам быть у врачей. — поддержал товарища Флай, отпустив ровесника с топором. — За нами едут телеги! Еда, Пушки, патроны! Мы поможем вам! — звучало из нестройных крестьянских рядов. Бойцам Саламара было приятно это слышать. — Ну, теперь отобьемся! — произнес Пауль, воодушевленный неожиданной подмогой. — Не торопи коней, мой друг. Мы не знаем точно, кто идет за ними по пятам. — ответил товарищу Пол Вескен. Вогел смотрел на телеги, шедшие по мосту, и на раненных, что они везли. Он думал, где же их разместят. В домах? А если имперец по домам ударит? Похоронит же. К тому же, как дела у полка с лекарями? Смогут ли они помочь всем? Вопросов у Вогела было вагон и маленькая тележка. Однако поток размышления прервало появление черной тучи на холмах. Сотни глаз устремились на тьму, расползавшуюся по высотам, заслоняя собою лес. — Демоны! Они пришли за нами! — крикнул кто-то в толпе. В мгновение ока слова о потусторонних силах разлетелись как по батальону, так и по отряду. Страх, ропот, смятение — вот что пронеслось по рядам. Бойцы неотрывно глядели на огромное черное пятно, перешептываясь между собой так тихо, словно боялись, что гости из преисподней могут их услышать. Кто-то предложил бежать, кто-то спрятаться, один вообще предложил сдаться. Мудрено дело, сами демоны на стороне императора! И такие предложения множились с каждой минутой. — Ты смотри, как задрожали. А ведь мрази лишь обозначили себя! — Флай сплюнул на землю, взглянув на испуганную толпу. Затем он повернул голову на черную тучу, что окутала собою холмы. Он отчетливо видел движения коней, отрывавших кусочки вкусной леворской травы. Всадники тоже поворачивали свои головы, явно переговариваясь о чем-то своем. Видно же, что это были люди. Но попробуй объяснить толпе, что тот ужас из преисподней, расползавшийся по полям — живые люди. Перешептывания и переглядывания лишь усиливались. Крестьяне крепко сжимали свое оружие, неотрывно глядя на холмы, на их лицах читалась обреченность. И в этот момент над толпой раздался сильный мужской голос: — ВОИНЫ, СЛУШАЙТЕ МЕНЯ! Вогел, до сей поры споривший с одним из крестьян, обернулся в след за сотнями голов в сторону откуда прозвучал призыв. На левой ограде моста, держась одной рукой, стоял сержант. Он грозно смотрел на толпу, которая сформировалась из бойцов отряда и крестьянского полка. Суматоха затихла, каждый ждал, что скажет чудак, стоявший у края. — Мое имя — Саламар Ховиц. Я сержант Революционной армии и командир обороны этого моста! Приказом Совета Коммуны от 65 дня лета сего года любое подразделение, прибывшее на защиту города и его жителей, попадает под мое командование. Вас, наши сельские братья, сюда прислали, чтобы защитить Коммуну и Свободу. Свободу вашу от деспотии баронов, свободу нашу от власти богатеев и их приспешников. Если имперец пройдет — конец нам всем. Да, да — и вам тоже. И вашим семьям, многие из которых прямо сейчас под игом Велисария II! — Крестьяне переглянулись. В глазах читался немой вопрос. Саламар это прекрасно видел: — Как они вас узнают? Ваш лейтенант рассказал, что два дня назад враг внезапной атакой захватил списки всего полка в одной из повозок. Они знают, как вас зовут, из какой вы деревни, кто ваша жена, где играют ваши сыновья и дочки, и где ночуют ваши старики. И если Коммуна падет, они отыщут их, и повезет, если только пристрелят. У имперца выдумка — о-го-го! Уж поверьте — насмотрелся — Крестьяне зашептались. Молодые ребята выглядели словно испуганные мышата. Бойцы постарше же насупились. Бойцы крепче сжали свои винтовки, топоры и вилы. — Как же воевать с демонами?! — выкрикнул молодой крестьянин, стоявший совсем рядом с правой оградой. Саламар посмотрел на паренька, после чего молчал несколько секунд. Неожиданно правая рука выхватывает револьвер, сержант поднимает его в воздух и выкрикивает: — Если считаете, что это демоны, то спросите своего командира, насколько красна была их кровь, когда он рубил этих ублюдков! — После этих слов все внимание сосредоточилось на Леви. Комбат неотрывно смотрел на Саламара, который рисковал упасть в реку. А свидание с рыбками не входило в распорядок дня батальона, сержанта и самого раненного комбата. Но заметив повышенное внимание со стороны толпы, он, сплюнув на землю, выкрикнул: — Алая, словно наши стяги. И мрут подобно нам. Какие к едрене матери черти? Черти не дохнут! — Его слова разнеслись среди бойцов. Однако робость не покидала их. Все-таки сложно одними словами убедить крестьян, не знавших ни наук, ни формы имперцев, что та черная туча — лишь всадники из плоти и крови. В этот момент толпе пришлось расступиться, чтобы пропустить повозки с фуражом и раненными. Саламар обратил внимание на них: — Взгляните на ваших товарищей, что получили тяжелые раны, что лишились конечностей. Они бежать из Левора не смогут. Не то что вы. Так что? Бросите их? Как на вас будут соседи смотреть? — Крестьяне понятия не имели, что ответить. Общины все еще имели важнейшее значение в жизни деревень. В дни войны они всегда отправляли самых сильных мужчин в ее пекло. И ожидали возвращение только после окончания боев. Трусость и предательство в деревнях каралось смертью от соседей, и крестьяне об этом знали. Саламар же не раз был в деревнях по заданию партии, и ему было известно о подобном отношении. Помимо этого, им были прочитаны сотни книг о войнах на землях Крадостской империи, и в большинстве крестьяне действовали так же. Толпа понемногу успокоилась. Это отметил как сам Саламар, так и командир Леви. В этот момент к мосту стал приближаться второй батальон. Увидев это, Леви обратился к сержанту: — Товарищ сержант, что прикажете своему товарищу по партии? — Леви отдал честь Саламару, хотя по званию был его выше. Сержант посмотрел на свою позицию. Траншея располагалась левее моста, что создавало угрозу справа. Имперец мог попробовать просто форсировать реку правее, накрыв медным тазом как оборону моста, так и адекватный отход. — Придай мне два-три взвода, и дай две картечницы, которые вы стащили у противника. А далее — займи оборону в кварталах левее моста. Часть солдат — на мостовую, остальных — в дома. — Леви посмотрел направо от моста. Двухэтажные дома, стоявшие на высоком берегу, давали неплохой обзор на реку и пригород, однако рассчитывать на отсутствие у имперцев артиллерии, способной снести их, не приходилось. Леви взглянул на сержанта, смотревшего на улицы пригорода. — Если там будут люди? — — Гоните их в центр города. Лучше так, чем они погибнут под огнем Леви чуть было не пошел к своим. Остановившись на мгновение, он сказал: — Если выживем, обязательно найду жену. И тебе тоже. — Всенепременно — пробурчал Саламар, пошедший к бойцам второго. Вогел и Флай к этому моменту находились в траншее, обсуждая речь своего командира. Пауль был рядом, поглаживая своего пушистика, который мирно сопел в корзинке. Юный Седрик насвистывал что-то себе под нос, подкидывая монетку со светлым ликом императора. Пол Вескен погрузился в долгие размышления над простенькой настольной игрой, в которой он играл за белых рыцарей против черных, коими руководил сосед по позиции. Подсвечивая себе свечой, они по очереди делали ходы, стремясь победить. В конце концов кони Пола провели хорошую атаку на правом фланге, после чего оппонент предпочел сдаться. — Старики снова разыгрались — констатировал Флай, притащивший на позицию невесть откуда взявшуюся видавшую виды гитару — гляди! С этими словами он стал перебирать пальцами по струнам, привлекая внимание всего отряда. Над траншеей полилась мелодия, знакомая очень многим. Весьма популярна в те годы была «Песенка влюбленного Анри». Ее и решил исполнить жизнерадостный Флай. — Нашел что вспомнить! Это же песня нашей юности! — проворчал Вогел. Впрочем, больше никто ничего не сказал. Да и зачем — большинство переживали радость первых чувств. Сказ о юноше, влюбившегося в прекрасную черноволосую дочку губернатора, отлично ложился на баллады, пьесы, оперы... Но свое отражение нашел в простой песне. Пусть Вогел и был кремнем, но даже ему нравилась эта песня и ее нынешнее исполнение. Флай пел на удивление тихо, вкрадчиво. Словно пытался проникнуть в души своих слушателей, извлечь из них самые прекрасные моменты первой любви. Дойдя до припева, Флай перешел на бой, окончательно заставляя вспомнить свидание, цветы, поцелуи. Даже шаги второго батальона, переходившего мост, не могли ни отвлечь, ни заглушить песню. К третьему куплету уже и Саламар подоспел к своим бойцам, вслушиваясь в каждое чувственное слово. Наконец, Флай закончил петь. Последний перебор – и струны замолкают. Вместо этого траншею сотрясает гул аплодисментов и свистов. Не только соотрядники, но и крестьяне, стоявшие позади траншеи, благодарили за прекрасную песню. Флай театрально улыбался и кивал каждому, кого видел перед собой. Улыбка его спокойно могла достигнуть кончиков ушей. — Не ожидал, что гитарные аккорды в наше время такие популярные — произнес он, опустив гитару на пальто перед бойницей — Нынче только барабанщики да горнисты в цене! Такими темпами все оркестры и квартеты по всему миру будут только духовыми с боем барабанов! — Вогел, хочешь сыграть свою любимую мелодию? — — Ты же знаешь, я давно перестал играть. С тех пор как... — — С тех пор как ты спел юной Митрофании похоронный марш, с дурости названный тобою ночной серенадой. — Флай рассмеялся. Вогел тоже улыбнулся. Все-таки теплые воспоминания о прежней жизни пробивали дорогу через психологический панцирь. — Да, было время. А знаешь, что? Я попробую! Передай сюда гитару, товарищ Сантир! — Флай немедленно передал гитару Вогелу, подзывая левой рукой всех бойцов отряда, за исключением караула, подойти и послушать. — Играю песню своего сочинения, так что будьте готовы — с этими словами он взял первый аккорд. Мелодия создавала резкий контраст с мелодичной историей Флая. Агрессивная, громкая, она словно требовала от слушателей подниматься, готовиться к решительной борьбе. Мощный голос Вогела добавлял силу каждому слову в куплете. Припев же бойцы пели все вместе. Он звучал подобно биению колоссального сердца, которое эхом отзывалось в каждой душе. Этот призыв на борьбу услышали и крестьяне на флангах, и рабочий отряд за мостом. Последний припев пели без музыки. Но слова были понятны бойцам настолько, что они запомнили их уже после второго куплета. Это был призыв сражаться против императора и его шайки прихлебателей, против богачей и нанятых ими убийц. Всего за пару часов до начала Вогелу удалось сочинить песню, которая стала голосом восставших. «... Сражайтесь, родимые братья! Борись, мой любимый Левор» Таковы были последние слова в песне, после которых вся траншея взорвалась аплодисментами. Вогел был очень удивлен подобному вниманию. — И все же любовная лирика нынче больше востребована. Да, Пауль? — спросил с усмешкой Флай. Его товарищ уставил глаза в землю, поглаживая правой рукой котика. Но затем он выпрямился и посмотрел в глаза юмориста — Если ты так хочешь Марфу, то иди к ней, мешать не стану. Да только они с матушкой едут из города прочь, и кровати с собой не брали. Так что насладиться ночью с нею тебе будет непросто — решительно ответил Пауль, вогнавший в дикий хохот добрую половину бойцов отряда. Флай также рассмеялся. Его забавляло то, что Пауль явно ревновал, хотя он и шагу в ее сторону не делал. Скорее, это был ответ на утреннюю шутку Флая. — Властью, данной мне небесными людьми, я даю право первой ночи моему доброму другу... — успел произнести шутник, но в этот момент разговор был прерван грохотом, шедшем со стороны пригородов. Сотни глаз устремились на другую сторону реки и на холмы за городом. Вспышки ясно давали понять: Империя перешла в наступление. Прилетало по улицам, домам, крыши и стены обрушивались от артогня имперцев. — Твою ж мать — сказал Вогел, смотря в сторону вспышек. — К бою! Половина отряда — за мной, строим баррикаду на мосту. Остальные — в оба! Чтоб ни одна имперская сука к мосту не подошла! — крикнул Саламар и стремительно пошел в сторону повозок. Вогел, Пауль, Флай, и еще 14 бойцов направились за командиром, в то время как Пол Вескен, Седрик и остальные целились в пригород. Который к тому моменту уже пылал. Артиллерия не прекращала палить ни на минуту. Находившиеся у моста два крестьянских отделения немедленно получили приказ на подготовку позиции. Вместе с подбежавшими бойцами отряда, они потащили тяжеленные телеги на мост. Первые телеги переворачивали на бок метрах в пятнадцати от начала моста. Более легкими подпирали конструкцию. Всего около 18 деревянных телег были свалены для создания баррикады. Их подкрепляли мешками с песком, бревнами, досками, камнями — всем, что удавалось найти. — А для чего вот тот проход — спросил Вогел, указывая на небольшой просвет между сваленными телегами. — Если кто отступать по мосту будет — ответил Саламар, притащивший очередной мешок на баррикаду. Артиллерия не прекращало пальбу. Взрывы постепенно приближались к реке и мосту, снося дом за домом, квартал за кварталом. — Гаубицы? — спросил Пауль, вслушиваясь в звуки разрывов. — Больше на полевую смахивает — ответил сержант, затаскивая еще одно бревно наверх — фууух... тащите картечницу, позиция готова! Вогел и Флай вместе повезли громоздкий агрегат к командиру. Один из крестьян тащил ящик с патронами, взятыми с боем у имперцев. Вот где пригодились крестьянские топоры! Доски, бревна и повозки на месте обрабатывались. Грубо, криво, косо — для простой баррикады этого вполне хватало. С каждой минутой бойцы все сильнее укрепляли ее. Артогонь не умолкал, и среди десятков взрывов было сложно уловить какие-либо другие звуки. Однако топот сотен копыт был слышан отчетливо. Саламар прекрасно понимал, что это значит. Черные гусары двинулись вперед. — Хотят за ночь занять пригород. А потом с пехотой войдут в сам город — произнес он себе под нос, наводя картечницу на выход с моста. В это время остальные продолжали укреплять позицию. Вогел махал топором, обрабатывая кривые бревна. Пауль, Флай и три крестьянина ломали небольшую повозку на доски. Один из крестьян нес шестое ведро воды, необходимое для охлаждения стволов. Работа кипела полным ходом. Саламар взглянул на часы. Почти девять.В этот момент на мост влетел всадник, несшийся прямо на баррикаду. Саламар отдал команду «К БОЮ!», винтовки бойцов немедленно были направлены на всадника. Но он не атаковал. - Командиру Саламару от командующего вторым крестьянским! Капитан передает, что он отсечен огнем артиллерии. Вместе с первым батальоном они держат оборону в пригороде. Капитан просит удержать мост! – с этими словами юный кавалерист упал перед баррикадой. Немедленно бойцы вытаскивают неизвестного посыльного с моста. Осколки пробили его правый бок и бедро. Кровь лилась на мост, хотя боев за него еще не велось. Среди пылающих руин и огромного пожарища метались люди, походившие издали на угольки. Мужчины, женщины, дети – все пытались спастись от разверзнувшегося ада. Старики стояли около своих домов, ожидая своей участи. Многие падали, скошенные осколками или шрапнелью. Кого-то разорвал на куски прилетевший под ноги снаряд. Уцелевшие же бежали в сторону моста, сшибая друг друга на пригородных улочках. Самые смелые сигали в воду, спасаясь от убийственного огня. Не все выплывали. Среди бежавших было немало вооруженных бойцов рабочих отрядов. Их, несмотря на стремительно образовывающуюся на мосту давку, бойцы Саламара хватали и сажали рядом с собой, на баррикаду или в траншею. Если те отказывались, то их оружие немедленно изымалось в пользу отряда. Но полностью удерживать ситуацию под контролем с каждой минутой становилось все труднее. Поток людей, бежавших по мосту, давил на баррикаду. Саламару, Вогелу и Флаю пришлось расширять проход, дабы он мог пропускать хотя бы по два человека. С каждым новым ударом снаряд прилетал все ближе. Один осколочный попал по набережной, по которой бежали два бойца рабочих отрядов. Одному отсекло ногу, и, схватившись за правое колено, он упал, скривив жуткую гримасу. Второго осколок сразил через спину прямо в легкое. Упав, он крепко сжал свою винтовку. — Они уже пол часа бьют без умолку! — громко сказал Вогел, попутно матеря Императора, его военщину и все на белом свете. Держа на руках двухлетнего малыша, он ожидал, пока его мама, получившая небольшую царапину на правой ноге, перелезала через баррикаду. Женщина была одета в одно лишь белье и ночную рубашку, сквозь которое виднелись последствия недавних ранений и ее обнаженное тело. В обычных обстоятельствах даже такой черствый к женщинам боец, как Вогел, засмотрелся бы. Но в те мгновения молох смерти и разрушений отвлекал на себя все внимание. И все же артиллерия била чаще по позициям на окраинах. Там, где оставался первый крестьянский батальон. — Бедные солдатики — проговорила старуха, испуганно смотревшая с моста в огненное зарево пожара. Огонь не смолкал. Среди всполохов пламени метались фигуры. Сложно было сказать, кто это был, рабочие или мирные. Но все они направлялись в сторону крестьянских взводов, как мог видеть Седрик, следивший за всем из траншеи. Лишь через сорок семь минут обстрел стал стихать. В эти мгновения Саламар уловил звук артподготовки с запада и слабые отголоски с севера. Если он прав, то имперцы пошли на Левор с трех направлений. Впрочем, сержанта беспокоил лишь его участок. — Снаряды кончились? — спросил у воздуха Флай, высунув свою голову из-за баррикады. Ответом ему стал взрыв около моста, тележка мороженщика была уничтожена. Артиллерия вновь открыла огонь. — Если они закончились, то сейчас стреляют святым духом Оливия. — ответил сам себе Флай, прижавшись к деревянной стенке окопа. Оливий был одним из пятнадцати святых, «небесных» людей, в которых верили жители Крадостской империи. Он считался покровителем войны и воинов. И во время боев солдаты по обе стороны вспоминали его и его житие, после чего просили святого даровать им победу. Артобстрел усиливался. Один за другим падали снаряды у входа на мост, убивая и калеча многих из тех, кто пытался перебежать улицу. На самом мосту скопилось почти три сотни человек. Толпа, которая с огромным трудом пыталась пройти через баррикады. Саламар и его бойцы делали все, что могли. Но организовать людскую массу, бегущую в сторону центра, было невозможно. Гражданские, прислушавшиеся к грохоту канонады, не слышали указаний сержанта. Люди падали в толпе, которая их же и топтала. — Твою мать! Сейчас все тут подохнут такими темпами! — кричал Вогел, на руках вынося светловолосую девочку восьми лет из толпы. Ее мама с растрепанными волосами и пробитым в нескольких местах серым платьем поспешно бежала за солдатом. Бойцы успели пропустить человек сорок. Саламар был свален с ног толпой. Пауль, проявив инициативу, сделал два выстрела в воздух. Но их перекрыл огонь имперцев. Граждане продолжали прибывать. В то же время вход на мост был завален телами сраженных осколками мужчин, женщин, детей. Кое где валялись оторванные взрывами руки и ноги. Позднее многие, кто был свидетелем происходящего, назовут все, что они увидели, адом на земле. Саламар кое-как поднялся, опираясь на винтовку. Выругавшись и потерев ушибленный локоть, он подошел к баррикаде, скинув ударом приклада с нее темноволосого парнишку, пытавшегося перелезть через нее. В этот самый момент посреди толпы прозвучал мощнейший взрыв, разметавший людей по всем сторонам света. Зажмурившись, сержант упал за баррикадой. Сперва он не понял, что произошло. Но вскоре его левый глаз был залит кровью из царапины на брови. Осколок пролетел по касательной, и сперва Саламар даже не ощутил боли от ранения. Через мгновение еще один снаряд упал в воду, не задев моста. Брызги поднялись метра на четыре в месте попадания. Пауль поднял голову над баррикадой, осмотрев толпу. Вид открывался жуткий. Человек двенадцать лежало на мосту недвижимо, многие были с ужасающими ранами. Повсюду лежали оторванные конечности, кровь покрыла камни. Мост в месте удара оказался пробит насквозь. Крики и стоны, плач и проклятия раздавались всеми возможными голосами. Люди бежали, шли и ползли к баррикаде. Их вид на фоне пылающих домов пригорода приводил в ужас молодых солдат Саламара. Сержант, борясь с заливавшей лицо кровью, отдал приказ расширить проход. Вогел и Флай, вместе с остальными бойцами немедленно подбежали и принялись расширять просвет между поставленными телегами. Пауль же подбежал к Саламару и потребовал от командира немедленно вернуться в траншею. — Вы спятили, рядовой Ревель?! Отходить?! ЧЕРТА С ДВА! Немедленно помогите своим товарищам на переднем краю! — резко ответил сержант, смахнув очередную струйку крови на камни. — Товарищ сержант, нельзя терять кровь! Окажетесь в госпитале — кто примет командование над нами? — Пауль не унимался, но Саламар грубо оттолкнул его в сторону баррикады, после чего побежал к ней же, помогая расширять проход. Полежав несколько секунд, Пауль также отправился на помощь. К моменту, когда проход был расчищен, имперская артиллерия прекратила огонь. Но только на участке Саламара. Гул канонады слышался практически во всех районах города. Ночь стала красной от света сотен горящих зданий. Пригороды пылали повсеместно. Лишь на востоке одноэтажные дома уцелели. В самом городе то тут, то там огонь охватывал очередной жилой дом, не видя разницы между зданиями с различными этажами. И посреди ада метались отряды борцов с огнем, медики, простые люди и солдаты коммуны. Немногочисленные тяжелые орудия Левора вели ответный огонь по имперцам из жилых кварталов и живописного Парка Светлых душ. Но этого не знал Саламар. Его волновал лишь стук копыт, бивших по горящим улицам, и оживленная пальба перед мостом. Казалось, что бойцы вели огонь прямо из пламени пожара. Одни рабочие из отрядов отступали, другие сдавались черным всадникам, но третьи уже вели яростный бой с имперцами. Саламар это чувствовал, но не мог помочь сражающимся. Людей на мосту меньше не становилось. Раненных выносили на руках. Сержант сделал все, что было в его силах. Вся одежда была залита кровью. Как своей, так и тех, кто потерял конечности, и кого Саламар тащил наравне со своими солдатами. Лишь когда стало проще пройти баррикаду, сержант озаботился своим ранением. Единственной водой рядом была речная, необходимая для охлаждения картечницы, потому промыть ею рану было бессмысленно. Понимая, что противник может оказаться на мосту, он решил не спускаться к траншее. Оторвав лоскуток ткани от собственной рубашки, он перевязал место ранения. Боль была вполне терпима, да и целиться она не мешала. Потому сержант занял позицию. Отдав приказ примкнувшим крестьянам продолжить пропускать людей, задерживая лишь бойцов рабочих отрядов, он занял оборону вместе с остальными ребятами. — Я этим мразям точно поотрываю все, что смогу! — Проронил Вогел, всматриваясь в пожарище и в то, что еще утром считалось улицами. Теперь же это были дорожки в куче обломков, мусора, битого кирпича и мертвых тел, лежавших в безобразных позах то тут, то там. И где же цветущий жизнью роскошный пригород? Пылал ярким алым пламенем. Дыма не видно было на фоне ночного неба. Казалось, что в этом аду никто не мог уцелеть. Однако бой за пригороды кипел. Из окон редких уцелевших зданий ополченцы вели огонь по черным кавалеристам, продиравшихся сквозь руины с пистолетами и палашами в руках. Десятки черный коней падали каждую минуту. Но закованный в доспехи враг шел вперед, к мосту. Редкие островки сопротивления из трех-семи человек быстро брались, а их защитники забивались палашами. Звук яростных схваток уже приближался к мосту. Вскоре Саламар, наблюдая за центральной дорогой, заметил большую группу всадников, стремительно продвигавшихся в сторону моста. Не обращая внимания на огонь, они проскакивали мимо пылающих зданий, стремясь скорее выйти к берегу. Гусары шли вперед, их манила слава тех, кто первыми войдет в Левор. — Пришли суки. Ну ничего, вы у нас попляшете. К БОЮ! — крикнул Саламар. Его приказ был слышен как на мосту, так и на позиции остального отряда. — Черт! — произнес Флавий, сплевывая семечку и спеша на свою позицию, рассыпая весь пакет на дно траншеи. Пол Вескен, выигравший четвертую партию подряд, прервал игру на пятой, резко пнув стол для игры. Его оппонент также поспешил к своей винтовке. В отличие от товарищей, юный Седрик спокойно допил воду, после чего неспешно поставил кружку в небольшое углубление в стене траншеи, после чего прицелился в сторону моста.Серг со черноволосым юным беспризорником, как самые успешные метатели из рогатки, расположились у нее, готовые забросать мост гранатами. Еще один мальчуган отряда сидел рядом, ухватив свою винтовку за приклад и дрожа. Все-таки это был его первый бой. Нервы шалили и у многих крестьян, что укрывались за мраморной оградой набережной. Когда один из крестьян целился, двое других сидели рядом, выставив вверх свои вилы и топоры. Почти вся набережная покрылась этой редкой «цепью». Напряжение чувствовалось и на самом мосту. Саламар подбежал к картечнице, приготовившись обстреливать кавалеристов. Вогел находился рядом, спокойно укрываясь за баррикадой и целясь в приближавшихся галопом. Чего нельзя было сказать о Пауле, которого раз в несколько секунд трясла судорога. В то же время Флай улыбался, сидя у правого конца баррикады и заряжая свою казеннозарядную винтовку патроном. Подле него из самозарядной целился Дерек. Саламар в третий раз провернул барабан своего шестиствольника. Нужно и личное оружие командиру у новейшей военной машины. Без него никуда! Крестьяне на баррикаде направляли всё, что было в их руках, в сторону врага. По приказу Саламара бойцов с оружием ближнего боя перевели на переднюю баррикаду. Стрелки из числа крестьян стояли на второй, выцеливая самых активных гусар. Все замерло на мгновение. И в этот миг на противоположный берег выскочил первый черный гусар. Его белоснежные перья сливались с ярким пламенем домов пригорода. За ним шел второй, третий, четвертый... Вот уже черный эскадрон выстраивался на набережной Остановившись, чтобы оценить обстановку, гусары посмотрели прямо на баррикады. А их защитники глядели на поток неприятеля, собиравшегося с силами. Долго ждать не пришлось. Пронзительный свист, звавший к атаке, рассек воздух над рекой. Палаши были вынуты из ножен тотчас. Не мешкая, гусары бросились на мост, выставив клинки перед собой. Черные кони стремительно несли своих хозяев прямо на позиции коммунаров.Огненные отблески от палашей и брони ослепляли повстанцев. Но те и не думали бежать. Пусть сами черти пришли по их душу — не отойдут! — Бей по лошадям! — прозвучал голос Саламара. Обороняющиеся открыли огонь, стремясь выбить как можно больше коней. Первые три гусара, ворвавшиеся на мост, потеряли своих лошадей незамедлительно. Пули пробили конские груди, повалив скакунов. Один из гусар при падении перелетел через левую ограду и свалился прямо в реку. Второй при падении сломал себе шею и не поднимался. Третьему повезло больше. Приземлившись на левую руку, он смог смягчить свое падение ценой вывиха. Но палаш из правой руки он не выронил. И, опираясь на него, попытался подняться. Ополченцы били по врагу и на мосту, и по обе стороны от него. Падали лошади, за ними летели и люди. И все же черные гусары смогли добраться до баррикады. Самые смелые даже перепрыгнули через нее. В это мгновение в животы их коней впились крестьянские вилы, а конечности подвергались атакам топоров. Завязался рукопашный бой. Один из гусар приземлился на тушу своего верного скакуна, но в течение трех секунд встал. Размахивая палашом, он отсек руку крестьянину, бросившемуся на него с деревенским топором. Второй, бившийся рогатиной, смог дотянуться до могучей кирасы имперца. Но пробить ее он был не в состоянии. Имперский палаш рассек его голову надвое. Гусар побежал к следующему крестьянину, чьи вилы застряли в убитой на баррикаде лошади. Но вынырнувший из-за плеча бойца Флай в упор выстрелил в кирасира. Пошатнувшись, он упал пробитой кирасой на деревянную баррикаду, после чего отскочил от нее на землю. — Хватай меч, дубина — крикнул на ухо крестьянину Флай, заряжая очередной патрон. Гусары и не думали заканчиваться. Те, кто упал с коней, поднимались и лезли на баррикады. Крестьяне смогли столкнуть троих Тем временем Саламар третий раз пытался открыть огонь из картечницы. Новейшее оружие империи не хотело стрелять. Скрепя сердцем, он ненадолго переключился на револьвер, паля по гусарам, которые взбирались на баррикаду. Из шести выстрелов он не промазал ни разу, но лишь двое гусар упали. Остальные, не взирая на ранение, продолжали продвигаться вперед. Лишь выстрелы со второй баррикады валили их. Далеко не всегда до столкновения с крестьянами. Кровь лилась с обеих сторон. Дерек, все время стоявший около Флая, стрелял точно по всадникам. Кто-то валился сразу, кто-то еще мог держаться в седле. Гусары в долгу не остались. Многие достали пистолеты и вели ответный огонь по баррикаде, заставляя защитников прижиматься к стенкам. Имперец вгрызался в первую баррикаду. С каждым разом защитников становилось все меньше. Флай прижимался к боковой стенке, отстреливая свой боезапас в наступающего противника. Он точно убил троих или четверых, сам не успел сосчитать. Затолкнув еще один патрон, он вспомнил, что у него еще осталось три патрона. В этот же момент сразу пятеро гусар перелезли через баррикаду. Прицелившись в крайнего справа, он уже хотел выстрелить. Промазать в такой ситуации он просто не мог... В этот миг пуля, выпущенная кавалеристом прямо перед той частью баррикады, где сидел Флай, пробила его горло. У самого края моста он пошатнулся. Винтовка выпала из рук бойца. Хватаясь левой рукой за горло, храбрый повстанец встречал свою смерть, опираясь на баррикаду правым локтем. Но та ускорила свой приход с подбежавшим воином, пробившим палашом грудь шутника. Его смерть в пылу битвы не заметил никто. Вогел, примкнув штык, продолжал вести огонь по гусарам. Один из них попытался взобраться на вторую, но штык поразил его в незащищенное бедро, после чего Вогел ударом приклада сбросил имперца с баррикады. Рядом сражался Пауль. За бой он убил одного и ранил троих гусар, пристрелил две лошади. Но сам бился с рассеченной правой рукой. Саламар расстрелял свои пистолетные патроны, и только после этого смог открыть огонь из картечницы. Которая весь бой была поставлена на предохранитель. Внезапная лавина огня от одной установки обескуражила кавалеристов. Пули убивали всех, коней и людей, и увернуться от смерти было нельзя. Животные пугались непривычного звука очереди, и многих всадников выносили их смоляные кони. Лошадь была ранена под командиром эскадрона в позолоченном доспехе. С трудом поднявшись и смотря на то, как падают его воины, командир приказал трубить отход. Ведя огонь из пистолетов по баррикаде, имперцы отходили в полном порядке, несмотря на понесенные ими потери. Вскоре кавалеристы смогли уйти с моста. А те, кто был сбит с коней, гибли под огнем Саламара и Дерека., но продолжали сражаться. И среди них шел их командир. Пуля пробила наплечник и ранила его. Вторая прошлась по левому бедру. Но хромающий имперский сотник не оставлял своих бойцов. Вскоре у Саламара закончились патроны. Картечница перестала стрелять, а враг сумел отойти к домам на другой стороне. Бойню на мосту прервала ночная тьма.