Пойдём спать. С остальным разберёмся позже.

Какого. Долбанного. Хрена. Стайлз просыпается и его перетряхивает. Сперва от дикого возбуждения, взявшегося непонятно откуда, ведь вроде ничего такого и не снилось. А потом от осознания, что что-то горит. Он вскакивает с кровати и судорожно сбегает на первый этаж в поисках пожара, потому что на весь дом пахнет тлеющим деревом. Но стены целы, и полы целы, и даже дерево на заднем дворе не пало в приступе самовозгорания. Нет ни единого намёка на пожар кроме всепроникающего запаха костра. Он понимает, что пахнет не только дома, но и на улице. Возможно, где-то горит большое здание или лес. Возможно, где-то подожгли дом со стаей волков в нём и от этой мысли у него мурашки по коже, так что он тянется к телефону и набирает быстрое «Дерек, всё в порядке?». Через 3 минуты в ответ приходит «Да, Стайлз. А у тебя?». Стайлз не уверен, что у него всё в порядке. С ним явно что-то не так, но это не одержимость, не пуля в голове и не разодранная глотка, а значит поход к Дитону может подождать. Игнорируя обман обоняния, он идёт в душ, одевается, быстро ест отдающий горелым деревом сэндвич и едет в школу. По дороге не заметно ни дыма, ни пепла и ничего, что могло бы объяснить этот запах. Такой интенсивный, вязкий, окутывающий с ног до головы. Стайлз думает, что уже не помнит, как пахнет свежий воздух. Скотт сразу считывает внутреннее беспокойство, но не успевает ничего спросить до первого урока, так что в разгар обсуждений об исключительной роли Теодора Рузвельта в истории США Стайлз получает сообщение. — «Что случилось?», — интересуется Скотт, и Стайлз не знает, как ответить. Он дышит горелой древесиной и хотя это странно, но не так ужасно, как звучит. Спустя одно осознание, что реальной опасности нет, запах больше не вызывает инстинктивной паники. Напротив, Стайлз думает о камине и маршмеллоу на костре, которые он жарил как-то раз в младшей школе. — «Тебе не кажется, что пахнет горелым?», — Стайлз наконец-то формулирует ответ. — «Нет» — «Чувак» Скотт всеми бровями даёт понять, что ждёт дальнейших объяснений. Брови Стайлза обещают рассказать все детали после урока. Брови преподавателя намекают на потенциальное наказание, если эти пантомимы продолжатся. Брови Рузвельта в учебнике выражают уверенность и решимость. Спустя ещё 25 минут Стайлз, с использованием всей возможной жестикуляции, пытается передать Скотту запах горелого дерева прямо в мозг. Это не срабатывает, и, хотя Скотт очевидно улавливает суть проблемы, ему не кажется это чем-то серьёзным или опасным. — Однажды мне везде мерещился запах потных носков, а потом выяснилось, что это действительно потный носок застрял в рюкзаке, — говорит он, пожимая плечами. Стайлз бы рассмотрел эту теорию, но вряд ли на дне его рюкзака обнаружится полыхающее полено. — Я к тому, что, наверное, это тебя временно перемкнуло в голове. У твоих таблеток не может быть такого побочного эффекта? Насчёт таблеток Стайлз не уверен, но в голове определенно что-то перемкнуло, тут не поспорить. Они решают соскочить с темы, и до конца дня всё идёт как обычно, за исключением того, что пицца в столовой для Стайлза пахнет углём. Вернувшись домой, он гуглит «Почему мерещатся запахи» и узнаёт, что скорей всего болен очередным психическим заболеванием, находится под воздействием наркотических веществ и, возможно, переживает первый триместр беременности. Он перечитывает инструкцию к Аддераллу и вспоминает в деталях последние несколько дней, чтобы найти хоть какое-то объяснение. Его нет. Тогда Стайлз скрещивает пальцы и ложится спать в надежде, что утром это перестанет быть проблемой. Не перестаёт. Стайлз просыпается от запаха гари. В этот раз уже без паники, а только с чувством досады, что, видимо, придётся разбираться. Он опять возбуждён и давно, потому что трусы все в мокрых пятнах. В обычных обстоятельствах можно было бы потратить 15 минут, чтобы подрочить и пофантазировать о всех людях, с которыми ему ничего не светит. Лидия Мартин. Его преподавательница английской литературы из средней школы. Капитан Люк Скайуокер в IV эпизоде «Звёздных Войн». Но сейчас стояк только добавляет к его раздражению. Стайлз поднимается и, игнорируя и пожар, и эрекцию, идёт собираться в школу. — Сегодня собрание, — сообщает Скотт за обедом. — Дерек говорит, что через две недели в город приедет ещё одна стая для формального знакомства и установления каких-то связей, так что будем обсуждать политику. Ты пойдёшь? Стайлз не особо заинтересован в дипломатических реверансах между оборотнями, но ему всё равно нечего делать. Он мог бы вернуться домой и продолжить гуглить, но что угодно кажется лучшей альтернативой. Так что он идёт. Ещё даже не подъезжая к лофту, Стайлз осознаёт, что запах тлеющего дерева усиливается. За полтора дня он уже почти успел привыкнуть к тому, что всё пахнет одинаково и не так, как надо, так что изменение в интенсивности запаха сразу выбивает его из колеи. Выходя из джипа, он понимает, что пахнет определённо из лофта и что у него кружится голова. Он заходит, и вся стая уже в сборе, даже Дитон тут. На столе разбросаны бумаги, карты, фотографии каких-то людей, хотя Стайлз уверен, что эти-то уж точно не люди. Дерек кидает быстрый взгляд в его сторону и возвращается к обсуждению, а Скотт машет рукой и зовёт присоединиться. Стайлз не хочет в этом участвовать. У него кружится голова, и единственное, на чём он может сосредоточиться — это запах дерева и костра, которым пропиталось его тело. Что бы ей ни было, причина его проблем находится здесь. Он обходит лофт по периметру, принюхиваясь, но не находит источник запаха. Второй этаж пахнет так же, как и первый. Как будто кто-то кинул целое здание в камин и Стайлза туда же. Он возвращается к стае, подходя ближе к столу в попытке как-то абстрагироваться, и тут его прошибает. Не от запаха, от взгляда. На стуле, слегка поодаль от всех, сидит Питер и смотрит на него. В упор. Как будто знает. Стайлз не сильно отдаёт себе отчёт в дальнейших действиях, подходя к Питеру так близко, как наверное ещё никогда до этого. Во всяком случае не по собственной воле. Он стоит над ним, практически касаясь коленями чужих ног. Питер смотрит в ответ, совершенно спокойно, и удивительно, как даже смотря снизу вверх на Стайлза, у него получается всем лицом выражать превосходство. Стайлз задыхается. — Почему от тебя пахнет горелым деревом? Вопрос провоцирует гробовое молчание всей оставшейся стаи. Стайлз их не видит. Он вообще ничего не видит, кроме саркастической ухмылки Питера. — Не знаю, Стайлз. Может быть, потому что я как-то горел заживо? Это невыносимо злит. Странно надеяться услышать от Питера какой-то содержательный ответ, не скрытый под метровым слоем иронии, но Стайлз устал. Он достаточно мучался от неопределённости и непонимания, его мутит, он задыхается этим запахом, и это Питер, всё из-за Питера. Он заслуживает знать и заслуживает покоя. Стайлз наклоняется к самой шее Питера и тот открыто подставляет её, не отстраняясь. Где-то на подкорке Стайлз регистрирует, что это странно, и в тот же момент делает вдох, от которого темнеет в глазах. Он падает, видит звёзды, а потом — темноту. Спустя бесконечность, он приходит в себя. Кто-то хлопает его по щеке, и, приоткрыв один глаз, он видит, что это Дитон, который водит перед его носом какой-то мазью. Стайлз не чувствует запаха, разве что дерева. Он ищет глазами Питера, но Питера нет. — Что ты чувствуешь? — спрашивает Дитон под обеспокоенные взгляды всех остальных. — Как пахнет костром, — отвечает Стайлз. — Это Питер. Где он? Стайлз пытается приподняться, но Дитон удерживает его рукой за плечо. Сил сопротивляться нет, и Стайлз падает обратно на диван. На спинку дивана тут же наваливается Скотт, очевидно взволнованный. — Чувак, что случилось? Что с тобой? Стайлз не хочет отвечать. Он уже сказал, и это никак ему не помогло. — Он нашёл свою пару, — говорит чей-то голос. Все смотрят куда-то в сторону дверного проёма, а Стайлз даже не может подняться, но понимает, что это голос Питера. — Какую пару? — спрашивает Дерек, спустя секунд 10 неловкого молчания. — Меня. Стайлзу кажется, что вот-вот обвалится потолок. Пользуясь тем, что все заняты перевариванием полученной информации, он с трудом поднимается и идёт к выходу. Питер стоит у него на пути, но это не важно, и Стайлз проходит мимо, задевая его плечом. Он не будет играть в эту игру. Даже если Питер — его давно потерянный брат-близнец, ему плевать, потому что это всё равно Питер. Расчётливый, жестокий, эгоистичный сукин сын. И если природа решила, что они — отличная пара, то Стайлз лучше проведёт всю жизнь в целибате, чем согласится с этим утверждением. Он доходит до джипа и захлопывает дверь машины с такой силой, что трещат все стёкла. За следующие четыре часа у него 26 пропущенных звонков и под 40 сообщений в мессенджере. Стайлзу кажется удивительным, что никто из волков ещё не заявился на его порог, но, видимо, тот факт, что шериф дома, отпугивает всё сверхъестественное. В любом случае, он игнорирует все сообщения, ровно как и игнорирует любые мысли о Питере. Они едят с отцом овощную лазанью, потом смотрят кусок «Ла-Ла-Ленда» по телевизору, и после этого Стайлз идёт спать. Он ничего не чувствует, кроме костра и смертельной усталости, поэтому быстро проваливается в сон. Ему снится Питер. Утром этот же Питер стоит у него в комнате, прислонившись к полуоткрытому окну. Стайлз не понимает, реальность ли это, и ему требуется время продрать глаза, чтобы убедиться, что это не сон. Питер ждёт, откровенно рассматривая Стайлза, и это одновременно раздражает и будоражит. Стайлз игнорирует последнее. — Долго ты тут стоишь? — Я тебе снился, — констатирует факт Питер, слегка улыбаясь. — Не знаю, и это не твоё дело, — говорит Стайлз, натягивая одеяло по плечи. Ему некомфортно от чужого взгляда, ему некомфортно в присутствии Питера, и он ушёл бы, если бы мог. Но у него стоит, и это последнее, о чем Питеру следует знать. Они смотрят друг на друга. Питер выглядит расслабленным и спокойным, что бесит Стайлз ещё сильнее, ведь сам он далёк от какого-либо спокойствия. Ему хочется ударить Питера, прямо в лицо, выбить хоть какие-то эмоции, желательно злость и отчаяние от происходящего, которые чувствует Стайлз. Потому что Питер пахнет как дом, как горящий камин, как поджаренные на костре маршмеллоу, и это притягивает. Стайлз не может этого принять. Это так неправильно. — Ты не можешь тут ничего сделать, — волк садится на край кровати, достаточно далеко, чтобы не вторгаться в личное пространство Стайлза. — Мы не выбираем себе пару, и эту связь невозможно разорвать. Ты можешь избегать меня, но тогда просто сойдёшь с ума. Природа диктует, чтобы новообразовавшиеся пары были физически вместе, это закрепляет их статус. Тебя уже тянет ко мне, и будет тянуть ещё сильнее, пока ты не сдашься. Ты не сможешь этому противостоять. Стайлз знает. Он читал про пары, и хотя там не было ни единого упоминания о навязчивых запахах, он знает, что с этим невозможно бороться. Но ещё он чувствует, что Питер не врёт. Он просто сидит на краю кровати, смотря на Стайлза каким-то новым взглядом, которого ещё не было. Как будто бы ему жаль. — Я тебя не люблю. Более того, Питер, я считаю, что ты ненормальный, опасный тип, рядом с которым лучше вообще никому не находиться, — выплёвывает Стайлз, и всё сказанное — это чистая правда. — Я знаю и мне нечем крыть, — отвечает Питер, усмехаясь и разводя руки. — Я не прошу меня любить или хорошо ко мне относиться. Но так уж случилось, что мы повязаны, и тебе придётся находиться рядом со мной, если ты хочешь опять зажить нормальной жизнью. Стайлз смеется. Зажить нормальной жизнью? Он и до этого-то ей не мог похвастаться, а теперь, когда ему подсунули в пару Питера Хейла, на любом подобии нормальной жизни можно поставить крест. Нет, не то чтобы он мечтал когда-то остепениться с рыжеволосой женой и двумя детьми. Стайлз знал, что если дело дойдёт до романтических отношений, то его выбор удивит даже его самого. Но это был бы выбор! Он мог бы выбрать в кого влюбляться, с кем расставаться, с кем спать или строить дальнейшую жизнь. И Питера Хейла точно не было бы ни в одном из списков. Стайлз не может придумать худшего кандидата на эту роль, и ему даже думать не надо. Питер Хейл забрал у него выбор. — Почему сейчас? Я знаю тебя сто лет, почему сейчас?! — Стайлз не кричит, но в его голосе слышен надрыв. — Не знаю, — отвечает Питер, и это опять не выглядит как лукавство. — Пары редко образуются между представителями разных видов, на этот счёт мало информации. Был бы ты оборотнем, думаю, что всё происходило бы иначе. Стайлз закрывает лицо руками, в бессилии упираясь локтями в колени. Они сидят так какое-то время, и Стайлз понимает, что Питер знал. Он знал, что они пара, ещё до того, как об этом узнал Стайлз. — Когда ты понял? — Когда первый раз тебя увидел, — буднично говорит Питер, и в его голосе нет намёка на эмоции. Стайлз вскидывается, будто его ударили. — Ты знал ещё два года назад и ничего мне не сказал? — Ты бы мне не поверил. С этим нельзя спорить. Стайлз и сейчас не хочет верить, хотя все доказательства на ладони. — Как? — Волк ещё тогда учуял, что ты мне подходишь. А пару дней назад я проснулся от резкого запаха миндаля по всей квартире. Учитывая, что миндаль я дома не держу, всё стало понятно достаточно быстро. Стайлз ловит себя на мысли, что это должен быть самый счастливый момент в его жизни. Сидеть напротив человека, выбранным тебе судьбой, который должен стать любовью всей жизни и быть во всём для тебя идеальным. Но Стайлз сидит напротив Питера и чувствует себя, как на похоронах. — Разве тебя это не бесит? Ты же ненавидишь меня ровно так же, как и я тебя. Как ты можешь быть таким спокойным? — Я тебя не ненавижу, — говорит Питер, кажется, удивлённый вопросом. — При прочих равных, шумный гиперактивный подросток не был бы моим первым выбором, но в тебе есть много качеств, которые мне симпатичны. Ты поразительно смышлёный, любопытный, бесстрашный и до последнего будешь защищать стаю, даже будучи человеком. Ты определённо в моём вкусе, хотя пижонская кожаная куртка тебе не идёт. Ты восхитительно пахнешь. Да, ты также невероятно раздражающий, но ты мой, Стайлз. Он произносит последнюю фразу низко, почти рыча, и Стайлзу кажется, что Питер долго ждал, чтобы её озвучить. Это смущает, вся эта речь смущает, и Стайлз чувствует, что краснеет против своей воли, а в груди на секунду сжимается. В любой другой ситуации он был бы счастлив сидеть напротив горячего мужика, который признаётся ему во всех возможных чувствах. Но это Питер. Он не знает, что сказать. Ему нужно в душ, готовить завтрак, одеваться, ехать в школу, обедать со Скоттом. Ему нужно переварить всё это. — Ты можешь уйти? — спрашивает Стайлз, отворачиваясь. — Пожалуйста. Через секунду он слышит, как захлопывается оконная рама. Ещё даже не припарковавшись на школьной стоянке, Стайлз видит Скотта, Лидию и Айзека, направляющихся к его машине. — Мы не будем это обсуждать, — говорит он ещё до того, как кто-либо из них успевает открыть рот. — О нет, мы будем, — отвечает Лидия. Они обсуждают. — Ну, типа, это плохо, но могло бы быть и хуже. — Что может быть хуже Питера Хейла в моей постели, Скотт? — Питер был в твоей постели? — Ну, технически, сегодня утром он был на моей постели и ясно дал понять, что у меня нет выбора, кроме как быть в непосредственной физической близости от его волчьей задницы. Повисает тишина. — Ну в смысле от него самого, это фигура речи. Они стоят в коридоре, поэтому разговор происходит на пониженных тонах, хотя Стайлз предпочёл бы кричать. — Тебе ведь не обязательно с ним спать или типа того? — говорит Айзек. — Вы можете просто жить вместе какое-то время. Ну, как соседи по квартире. Стайлз уже представляет, как ругается с Питером по поводу отсутствия горячей воды в бойлере для душа и делит оставшийся после вечеринки кусок пиццы. Его передёргивает. — Думаю, вы найдёте общий язык, — Лидия задумчиво скручивает прядь волос. — Иначе не были бы парой. Стайлз боится, что для того, чтобы найти с Питером общий язык, ему придётся стать не меньшим мудаком. Он решает ждать. Да, он не чувствовал ни единого лишнего запаха с тех пор, как всё стало пахнуть пожаром. И да, у него теперь часто кружится голова, а к середине дня он уже выжат, как лимон. Но с этим можно жить, и Стайлз принимает такую реальность за новую норму. Он готов смириться с тем, что больше никогда не сможет насладиться запахом чудесного лимонного пирога миссис МакКолл. Это не великая цена за то, чтобы держаться подальше от Питера Хейла. Он тщательно вычитывает всю информацию про пары, которую смог найти, и Питер прав, такого рода отношения между людьми и оборотнями — крайне редкая и непредсказуемая штука. Но работает она по тем же законам, что и у других: пары образуются на всю жизнь, разорвать связь можно разве что со смертью одного из участников. Стайлз обдумывает эту идею, но учитывая, что у Питера есть опыт возвращения из мёртвых, это разве что даст ему отсрочку перед неизбежным. Он также общается с Дитоном и лишний раз получает подтверждение, что им с Питером необходимо быть в непосредственной близости и как можно скорее. Через какое-то время все симптомы сойдут на нет, но до этого они должны быть вместе. — Где-то два-три месяца, при обычном раскладе, — говорит Дитон, прикидывая, через сколько Стайлз сможет вернуть себе полноценное обоняние. — Но у вас необычный, так что предсказать трудно. Стайлз решает ждать, но каждую ночь ему снится Питер. Иногда он просто вклинивается в какой-то совершенно отвлечённый сон. Иногда они вдвоём, и Стайлз обнимает его, цепляясь пальцами за джемпер и утыкаясь носом в обнажённую шею. Стайлз не всегда помнит детали, но каждый раз просыпается с ощущением, что его только что трогали. Его трусы стабильно мокрые, а член стабильно стоит, и он стирает своё бельё сам, потому что это приходится делать действительно часто. Днём ему плохо, у него кружится голова, и он бы предпочёл спать всё время, если бы не знал, что Питер достанет его и там. Проходит неделя, потом почти вторая, и хотя он усиленно старается делать вид, что функционирует нормально, со стороны так не кажется. Никто из стаи больше не задаёт ему вопросов и даже не комментирует, но Стайлз постоянно ощущает на себе обеспокоенные взгляды Скотта и Дерека. Отец сильно занят на работе, а Стайлз рано ложится спать, поэтому они почти не пересекаются, но как-то за завтраком Ноа спрашивает: — Сын, ты в порядке? — Лучше всех, — отвечает Стайлз и выдавливает самую убедительную из вымученных улыбок в своём арсенале. Получается неубедительно, но достаточно, чтобы разговор ушёл в другое русло. С тех пор, как Стайлз попросил его уйти, Питер нигде не появлялся. Ни в лофте, ни у Стайлза дома, разве что во снах. Стайлз не хочет, но не может не волноваться, что Питеру сейчас так же хреново. Возможно, даже хуже, ведь вряд ли и его волчья сущность в восторге от отсутствия пары под боком. Он пару раз порывается написать сообщение, но не знает, как сформулировать. «Ты не умер?» — пробует он, но сразу же стирает. Если верить прочитанному, в этом случае Стайлза бы уже отпустило. Всё заканчивается в тот момент, когда Стайлз перестаёт спать. Проходит где-то три недели с момента последней встречи с Питером, и Стайлз лежит в кровати, в каком-то недостижимом уровне изнурённости. На часах три часа ночи, он смертельно устал, но держать глаза закрытыми у него получается секунд тридцать, не больше. Ему кажется, что у него жар, одежда неприятно липнет к телу, и он чувствует непреодолимую тягу встать и идти. Наверное, это окончательная потеря рассудка. Стайлз натягивает толстовку и джинсы, берёт ключи, заводит джип и едет. Квартира Питера находится практически на выезде из города. Он знает, как выглядит дом, но не помнит номер подъезда или этаж. До этого он был тут всего раз, когда пришлось просить помочь восстановить воспоминания Айзеку. Тлеющая древесина бьёт в нос, и Стайлз понимает, что сможет найти нужную квартиру по одному только запаху. Он набирает почтовый код, чтобы открыть подъезд, и дальше ходит по этажам, принюхиваясь к каждой двери. 5 этаж, квартира 505. Он чувствует, что Питер там, за дверью, но не решается постучать. Этого не требуется. Питер рывком открывает дверь за него, и Стайлз физически ощущает, как мало между ними расстояния. — Сизиф бы позавидовал твоему упорству, — говорит Питер, растрёпанный, с щетиной и красными глазами неспавшего. Стайлз думает, что даже воскреснув он выглядел бодрее, и эта мысль забавляет. Он делает шаг и всем телом вжимается в Питера, зарываясь лицом ему в ключицу, а пальцами — в джемпер. Питер обнимает его одной рукой, затаскивая в квартиру, а второй захлопывает дверь. Они просто стоят и Стайлзу кажется, что это лучший момент в его жизни. Как-будто он часами задерживал дыхание, а теперь наконец-то вдохнул. Он готов так стоять вечность. На секунду он, кажется, проваливается в сон, а очнувшись, чувствует, как губы Питера касаются его макушки. Это чрезвычайно интимный жест, как и всё, что происходит. Какая-то часть Стайлза хочет инстинктивно отстраниться, но Питер удерживает его, считывая нарастающее беспокойство. — Пойдём спать. С остальным разберёмся позже. Для Стайлза это звучит как план. Он идёт спать.