Женско-мужской секс-разговорник

Волшебная палочка очерчивает рисунок на исписанном листке, и розовый контур нацарапанного сердечка становится обратно чёрным. «Эссе о любви» или что-то вроде того смотрит на Гермиону и буквально вздыхает с ней в унисон. Господи, да, да. Она подписалась на идиотский «Курс чувственности для женщин» и вынуждена корпеть над очередным заданием. Она должна… Сочинить. Секс. Гермиона подпирает рукой подбородок, хватает перо и замирает, снова пробегаясь по строчкам. Мудрёно вышло. Нелепо. Не очень правдоподобно, потому что… Вот откуда таким, как она, по пояс деревянным, пришедшим за помощью на специальный тренинг, взять слова, чтобы попытаться описать половой акт своей мечты?! Он поцеловал её, потом раздвинул ноги и засунул свой член ей в… Гермиона морщится. Нет. Она никак не может описать страсть сухими анатомическими терминами. Потому что полная версия задания звучит так: описать акт любви красиво и ярко. Ведь мужчины любят чувственных, развитых в этом плане женщин. Не все мужчины, разумеется, а именно те, что ей интересны. Умные, образованные, сложно устроенные, как и она сама. Те, кто будоражит. Вернее, тот… Да, пока что это только один человек. Просто как пример. По иронии он носит фамилию Малфой, что, в общем, не имеет большого значения… Ну так вышло, что случилось им работать вместе, бок о бок, уже полгода, и она невольно призналась себе, что он очень даже интересный. Хитрый, способный, мыслящий нестандартно. Сложный. И привлекательный. Ладный. Вкусно пахнущий. Стильный. Безупречно одетый. Какой-то правильной, искусной огранки, которая, очевидно, и является магнитом для женщин. Просто как образец, всего-то. В общем, не важно… Важно то, каково ей было понимать, находясь рядом с подобным мужчиной часто, проходя мимо каждый день, что её походка вовсе не изящна, её речи не сладки ни на грамм, а манеры — полный кошмар. Да, маникюр сделала, колечками пальцы украсила, каблуки освоила, макияжем и чулками не брезгует, но внутри… Один большой знак вопроса. Который она, конечно же, одолеет — слово себе дала! Сейчас возьмет перо и будет писать. Это задание проще, чем мастурбировать перед зеркалом воображая Малф… «эфемерный, собирательный образ мужчины мечты». Это проще, потому что здесь она могла легко изучить и уже изучила теорию и опыт тех, кто в этом мастер. Конечно! Такой книголюб, как Гермиона, не мог не запастись основательно женскими романами, Камасутрой, Дао Любви, всякими бульварными книжицами вроде «Секретов гейши» и прочими источниками сакральных знаний и разнообразных синонимов, которые крайне важны для хорошего текста. Старательно изучая литературу, синонимов она накопала целую кучу. Самых изысканных. Местами очень. Например, женская грудь — холмики, полусферы, подушечки, округлости, бугорки, даже… колокола мать их любви. У мужчин ещё хлеще… Кроме самого очевидного в виде фаллоса, это ещё и мужское естество, корень, перчик, длина. Вот блин прям так –длина! В восточных учениях это уже нефритовый столб, стержень, жезл или… скиталец. Скиталец проник в нефритовые врата любви, окунувшись в пещеру цвета киновари с божественным наслаждением. Господи, какой бред, но… хотя бы поэтично. Написала и такой абзац, и ещё парочку в духе старинного китайского трактата — вечной классики — и дальше уже переключилась на другие, более простые слова. Решила, что это не страшно и тренер подскажет, если что-то не так. Это же обучение… И вот. Три дня. А её эссе ещё не готово. Смотрит на неё и говорит: кончай уже, дорогая. Нет, она до сих пор не кончила. Вернее… Ей осталось описать как раз оргазм. И Гермиона всё никак не решалась начать складывать гору терминов во вполне себе стройную лирику. И уже пора. Сейчас. Хлынул дождь. Волна поднялась и накрыла двоих с головой. Столб огня пронзил оба пылающих тела. О, Годрик! Может быть, написать уже вот так, как идёт? Максимально отстранённо и загадочно, но с яркими метафорами, чтобы живописать свои эмоции. Её щёки пылают, а мозг гудит от натуги. Она подносит перо к пергаменту и выводит слово за словом, не повторяясь, разумеется, в выражениях, когда слышит стук. Поднимает голову… Дверь открыта. В проходе стоит Малфой, вальяжно оперевшись о косяк. Уже вошёл, зачем стучать-то? — Позволишь мне, одинокому скитальцу, войти в эти священные врата и потревожить тебя? Гермиона замирает на секунду. Глазами хлопает. Делает вдох. Что, мать твою, это за фигня? Смотрит на него во все глаза, пытаясь не выдавать никакого волнения. Вид на себя навела праведно-деловой. Дыши, Гермиона. Он спокоен и ведёт себя, как обычно, и просто пришёл на рабочее место. Шутит, ну да — не в первый же раз. Всё нормально… Совпадение просто. Гермиона слегка трясёт головой, когда он отворачивается от неё равнодушно и подходит к своему рабочему месту. Непринуждённо. Так, будто её здесь нет. Наверно слишком увлеклась древними знаниями, и теперь ей чудится всякое. Она спокойно выдыхает ещё раз и утыкается обратно в свою писанину. Итак… столб огня взмыл ввысь, пронзая их естества… Её чрево задрожало, когда он.. Он… Гермиона невольно поднимает голову на Малфоя. Забавно выходит. Из-за него… почти из-за него… она вписалась в чёртов тренинг. Пожалуй, это в тему, что он здесь. Возможно, опять в голове явится какая-нибудь мимолётная легкомысленная фантазия и сочинится что-нибудь стоящее. Она пробегается глазами по интригующему силуэту и видит… О нет! Он стоит и улыбается, думая о чём-то, лениво перебирая бумаги на своём рабочем столе. Явно не поработать пришёл. Высунул кончик языка и облизывает свои ехидно изогнутые губы. Ей это не нравится. — Ты… что-то хотел? — Вообще-то да, — отвечает он лениво, не утруждая себя прямым зрительным контактом. — Время обеда, и я думал, ты составишь мне компанию, как это частенько бывает. Но если ты занята, то… — Занята! — выпаливает Гермиона чересчур громко и быстро. — Жаль, — отвечает он спокойно, и делает шаг в её сторону. — В нашем любимом ресторане появилось новое блюдо. — Далее он изгибает свои длинные белые пальцы с аккуратными ногтями и начинает как-то подозрительно манерно ими жестикулировать. — Фасолинки с перчиком, политые соками из диких ягодок. Всё очень мило украшено бутончиками и лепестками. — Ещё шаг ближе, руки тут же в карманы брюк. — Очень хочу попробовать с тобой за компанию… И улыбка. Коварная. Эти речи уже режут слух! Гермиона впечатывает кулаки в стол и смотрит на довольную малфоевскую физиономию. Слишком много совпадений. Слишком! — Ты… — От трепыхания и клокочущей в горле злобы у Гермионы теряется способность говорить. — Ммм, что я? — Ты… читал. Читал читал читал! Гад!!! — Прости, не удержался. Эта фигня сама прилипла ко мне, и… Гермиона качает головой. Это ложь и подстава! Она хочет наорать, но вместо этого сгибается пополам, закрыв руками лицо, и начинает скулить. Это провал, милая. Полнейший. — Мерлин, ну зачем? — жалобно хнычет она. — Почему ты? Это же учебная хрень, не предназначенная для посторонних глаз. Боже… Какого чёрта именно ты… Она украдкой смотрит на его реакцию, молясь о том, чтобы у него хоть раз в жизни проснулась совесть. Хотя бы капелька. Малфой пытается перестать улыбаться, но у него плохо выходит зажать зубами растягивающиеся губы. Делает шаг в её сторону, не глядя — слава богу! — не глядя на неё. — Нет, нет. Не смей подходить к моему столу! — выставляет она вперёд напряжённые руки. — Никто не разрешал тебе вторгаться в моё пространство! — Я и не вторгался, — пожимает плечами, не вынимая рук из карманов. — Вернее, ты сама попросила захватить отчёт, который ты — о чудо! — внезапно забыла взять на вчерашнее совещание. Извини, но листок с розовыми сердечками, написанный твоей рукой, среди важных документов — это нечто немыслимое. Я не собирался читать, просто… эти слова сами попали в поле моего зрения. — Он поднимает свой взгляд и, слава Мерлину, уже не улыбается так открыто. Больше негодует, пожалуй. — Блять, Грейнджер. Это просто улёт! Ты такая кровожадная и беспощадная. Словами рубишь, никого не щадишь, и… Перчик. Бубенцы. Холмики. Прости, но это очень смешно. И это не в твоем духе. — Что? — То! Не в твоём кровожадном духе. Не понимаешь что ли? — Я… я учусь всего лишь. Так надо. Не твоё дело! Он упирается руками в её стол. Стоит напротив, чуть сощурив глаза, когда его голос стихает и понижается: — Не в твоем духе сучки, я сказал. Бесишь, что делаешь вид, якобы не догоняя. Всего хорошего! Всего хорошего? Звучит как «иди к чёрту» и намерение свалить, но он не двигается. Смотрит на неё пристально. Отчего-то её голос звучит в ответ гораздо спокойнее, чем хотелось бы. — Вот и отлично, Малфой. Уматывай на обед. — Обед, — он выпрямляется и поднимает глаза вверх, приоткрыв усмехающийся рот, потирает подбородок. — Обед — отличное слово. — Закатывает картинно глаза. — Он с упоением пожирал её… Она как нектар, как мёд. И он жадно… — Заткнись! Драко оборачивается в сторону двери, и из кончика его палочки вылетает запирающее. — Он жадно поглощал… — Прекрати! — негодует Гермиона. — И отопри дверь! — Нет. — Он обходит стол и нагло садится на край перед ней, смотрит прямо, как истинный мерзавец. — Он жадно терзал её, как добычу, утомившись после длительной охоты и рыча от голода… — Издеваешься? — пылает она. И добавляет, скривившись: — Извращенец. — Ммм, да… — Он дёргает бровями и чуть склоняется к ней. — Тебе на удачу. Что, если ты не знала, нормально для здорового мужчины, который любит трахаться! Она возмущена его дерзостью — настолько, что даже возразить не выходит. — Что? Не смотри на меня так. Ты же про еблю пишешь, разве нет? Чего уж стесняться и краснеть. — Я пишу про… секс. Это нужно сделать красиво. Он цокает языком, не отрывая от неё своего загоревшегося взгляда: — Это нужно сделать. — Что сделать? — Красиво сделать, — приближается к ней и толкает её стул назад. — Тебе. Гермиона вжимается в сидение, поднимает ноги, чтобы каблуки не цепляли ковёр. Спинка стула упирается во что-то мягкое, похожее… ну конечно… она упирается в диван. Он ставит её на ослабшие ноги и притягивает к себе своей наглой рукой. Держит. Смотрит внимательно. Дышит так близко. Тут жарко, оказывается. — Да не бойся ты. Не сожру… — говорит полушёпотом. — Хотя… — Едва ли ты сможешь… — лепечет она не в силах сопротивляться. — Что? — Его пальцы на её подбородке и требуют её голову выше. — Заставить тебя дописать недостающую часть сочинения, именуемую кульминацией? Давай начнём с начала, и ты просто поймёшь всё сама. — С чего ты взял, что я соглашусь? — говорит она каким-то немыслимым слабым голоском и, вот же чёрт, смотрит прямиком на его губы. — Потому что ты, беспощадная стерва, давно бы оглушила меня боевым заклинанием, но тебе, очевидно… интересно. Он легко проводит пальцами по её лицу. Гермиона молчит, неожиданно признав, что Малфой прав. Она даже описать не может своё состояние. Потому что то, ради чего задумала поход на идиотский тренинг, само плывёт сейчас в её, увы, пока неумелые руки. И нужно быть полной дурой, чтобы оттолкнуть его и продолжать пялиться лишь украдкой издалека и неистово удовлетворять саму себя вечерами. — Отлично, — улыбается он. А голос то какой интимный, чёрт бы побрал его. — Для начала тебе нужен правильный заряд вот здесь. — Чуть касается подушечками пальцев губ. — Твой рот должен быть способным изъясняться правильно. Ну-ка, развяжи свой острый язычок. Он легко мажет своими губами по её. Заставляет открыть их как будто посредством невербального приказа. Принять его волю. И язык, который легко скользит между её губ, увлажняя их, и следом… атакует. Гермиона понимает, что мычит и плохо, очень плохо соображает. Это так язык развязывается? Ну чудесно. Даже очень. Глубоко, дерзко и… чувственно. Ммм, стонет он. Её губы заныли от его напористого поцелуя. Но она не промах и ответила тем же. Он отрывается, чуть прихватив пальцами свои губы. Они покраснели и немного припухли. — Она была сукой и знала это, — выдыхает он с хищной улыбкой. Медленно расстёгивает её блузку. Гермиона смотрит во все глаза. Мозг очень близок к отказу — на счастье, пожалуй. — Её изгибы были прекрасны, — продолжает он шёпотом, оголяя её плечи. Проводит пальцем между грудей, легко задевая крохотный бантик на лифчике. — Дерзкие, немного острые и опасные. Но это только на первый взгляд… — Смотрит в её глаза и на румяные щёки. — Потому что под этой обёрткой жёсткой офисной стервы она была охуительно подвижна… и горяча. — Облизывает губы, опуская взгляд на её грудь. Едва касается мягким, широким жестом. Напряжённые соски упёрлись в его раскрытые ладони, которыми он делает несколько неторопливых кругов. Ммм… этот контакт даже так, через тонкую ткань, немедленно созывает целую тучу мурашек и разливает тепло где-то… везде. — Кусалась, брыкалась, но очень, очень хотела… — Он смотрит в её глаза снова. И завершает фразу порочно и твёрдо: — …чтобы её трахнули. Следом замолкает, тяжело дышит. Ждёт ответа, который не медлит и вылетает из её рта: — Занялись с ней лю… чувственным сексом, — произносит Гермиона трепещущим голосом. — А он… Она поднимает брови, подув на своё лицо. Твоя очередь. — А он… — Малфой чуть опускается, тепло и мягко обхватив её грудь. — Он видит перед собой пару… — Грудей… — Грудей, да, — заводит руку ей за спину и ловко расстёгивает лифчик, бросает его, как шелуху. Легко касается уже обнажённых сосков, оглаживает неспешно и… внезапно поднимает свой взгляд, поднимает одну бровь и говорит то, за что ей будет невыносимо неловко: — Колокола, Грейнджер? Сука, я даже не сразу понял, что ты имеешь ввиду под этим словом. Колокола, помилуй Мерлин! Гермиона стремительно краснеет. — Так написано в Дао Любви. И я… просто немного подражала… Она пытается закрыться, но он против… — К чёрту китайцев, — опускает он её руки обратно вдоль тела. — Так вот. — Обхватывает её обнажённые груди уже смелее и смотрит в глаза. — Это сиськи. Охуенные, упругие, сносящие башню сиськи, — чуть сжимает ладони, сводя их вместе. — На них не любуются. Их целуют, мнут, трогают, лапают, сжимают, лижут, сосут, но блять не звонят в них понимаешь? Скиталец блять не хочет звонить в них. Он, — берёт её руку и кладёт на свою выпирающую ширинку, и после возвращается наверх, — вот он, — чуть двигает бёдрами под её послушной ладонью. — Знаешь ведь это слово? Хочет проникнуть вот в это тугое пространство и трахать, — проводит большими пальцами по ложбинке между грудей. — Длинно и порывисто, толкаясь в твой подбородок и стремясь выше в направлении твоего рта. Показать как? Гермиона дрожит, но на удивление не спорит. Уши развесила и трясётся от всего происходящего. И… кажется, правда сходит с ума. — Не… не… Не так быстро. Запомнить же нужно! — Верно, — улыбается он и склонятся, высунув блестящий язык в миллиметре от её кожи. — Это позже. Пока отработаем другое понятие. То самое, на котором ты держишь руку, пока я буду терзать твои… О нет, не бутончики и не горошинки, а соски, — его пальцы сжимают два только что озвученных понятия. — Блядски тугие и аппетитные соски, которые манят меня. Ты будешь говорить правильные слова вот об этом. — Он впечатывает свой стояк в её ладонь ещё крепче. — Итак, ты сейчас держишь вовсе не нефритовый столб, а… Малфой мажет по одной груди мягким языком, не выпуская из руки вторую. Это выглядит невозможно красиво. И то, как он втягивает воздух с наслаждением. И замирает на секунду — чтобы она ответила: — Пенис… На это Гермиона почувствовала, как Малфой улыбнулся, не отрывая рта от её соска, чуть прошёлся по нему зубами. Её тело тем временем высекло ещё больше искорок, словно какая-то динамо-машина стремительно разбежалась внутри. — Неплохо, — выдыхает он, коротко целуя сосок. — Скучно, но для начала пойдет. Дальше. Он мягко обводит языком ореолу и следом жёстким дерзким кончиком пускает залп мелких дразнящих движений по самой вершине. Сквозь оханье Гермиона прилежно выстанывает: — Фаллос. Он обхватывает её за талию, заставляя чуть прогнуться. Прижимается плотнее внизу живота, не выпуская груди. — Ещё. Бодрее. Проще. — Член, — шепчет Гермиона. — Член. — Отлично. Какой? — Что? Ещё и прилагательные называть? Малфой вытягивается в полный рост, грозно возвышаясь над ней: — Я могу прерваться, и ты сядешь писать под диктовку. — И расстёгивает брюки, глядя ей в лицо… — Хочешь? Она мотает головой. — Нет, не… Ведь это настоящее приглашение. Мыслей о том, чтобы не принимать его, не было даже в зародыше. Да она просто обязана трогать его нормально, а не черте как! И потому касается… о… его члена, который… такой… — Горячий. — Ммм, верно, — хрипло одобряет Малфой, закрывая на секунду глаза. — Ещё. — Твёрдый. Крепкий. Сильный. Член. Отчеканила. И по блеску его слегка опьяневших глаз понятно, как он доволен. Толкается снова дерзко с шипением и со словом сквозь зубы: — Хер. — Что? — Я сказал хер. Это тоже синоним. А ещё можно сказать хуй. — Это грубо, — чуть хмурится она. Пальцы её при этом лишь крепче. — Да. Но правда. — Нет, я отказываюсь так называть его. — Почему? — Ну… — Её ладонь чуть смягчается, проходясь по головке и смазывая каплю предэякулята. — Хороший предмет. Симпатичный… — Настолько, что ты… — он касается лбом её лба, — хочешь… — Я хочу… — Чего? — Его. — Его? — Твой член. Я хочу твой член. — Как? — Лапать. Драко ухмыляется. Неплохо выкрутилась. Разумеется, позволяет ей это, уткнувшись носом в её шею. Даже себе позволяет застонать, потому что она именно лапает — любопытно и жадно. В ответ он слегка прикусывает её кожу, спускается к плечу, чередуя зубы и язык. Продолжает тискать её грудь одной рукой. А второй стремится по её спине и доходит до её задницы. — Полукружия. Задние выпуклости, — едва слышно говорит он. — Чёрт, отстегать тебя за такие понятия. Гермиона замирает в попытке расслышать всё, на что он произносит громче прямо ей в ухо: — Ты себе даже не представляешь, как много интересного тебе предстоит познать… И целует её снова. Долго. Стискивая руками её тело и при этом позволяя её руке исследовать свой трепещущий орган. Рой новых мурашек, что возникли от его слов, разлетелся по коже. — Она была очаровательно любопытна в своих познаниях, — шепчет он в её губы, вдоволь насытившись стонами на своём языке. Обнимает мягко за талию, чтобы… лишить её юбки. — Ему на радость. — И потому он наглый, самодовольный, воспользовался… — Случаем, — сверкает его взгляд, и он опускается на колени и смотрит… на её трусики, которые ползут вниз вслед за юбкой. Медленно. — Чтобы сделать её познания более… глубокими. — И чувственными… — Ммм, да, — его руки деликатно-настойчиво заставляют её сесть перед ним на диван и раздвигают её ноги. — Он чувственно ведёт рукой по её животу вниз, разводит в стороны её бёдра, чтобы коснуться одного интересного места… Готова назвать его правильно? Не дожидаясь ответа, он легко касается её… там, и Гермиона задыхается, закрыв глаза и упуская из виду его роскошно-похотливый взгляд. — Вла… — Ну. Всё верно. — Я не люблю это слово! — возмущённо выпаливает она. — Вот что угодно, но не оно! — Хорошо, — улыбка Малфоя довольная. — Есть другой термин. — Вагина… Вагина мне нравится больше. Он проводит всей ладонью по её промежности, прижимает крепче и выдаёт мурлыкающе: — Киска… — Что? — не сдерживает улыбку Гермиона. — А это не нелепость? Его бровь изгибается невозмутимо: — Ммм, нет. — Почему же? — Потому что… — он приближается лицом к своей руке, которая продолжает наглаживать её, — … это киска. Сладкая, обольстительная, горячая, мокрая и послушная киска. Ну, посмотри сама, — облизывает свои губы. — Будь это цветочек, лепесточки и прочая херь, ты бы не закатила свои «зеркала души» так охуительно прямо сейчас. Потому что это… — он раскрывает её двумя пальцами, — не лепесточки. Это губки. Блестящие от смазки, покорно приглашающие в твою дырочку губки. — Ды… — Гермиона сглатывает, но не очень хорошо понимает, отчего именно. — Ужасно. — Прекрасно, — выводит он, опаляя дыханием её раскрытую плоть. — Прекрасная дырочка. — Вход! — Щель. — Вагина! — Пещера киновари… — Нет! — она взрывается неожиданным смехом, сотрясаясь всем телом. — По-китайски поэтичная пещерка со стеночками алого цвета. — Хватит! — Нет, — отрезает он и… лижет, Мерлин милостивый, а она… Она почти задохнулась от этого! — Не хватит ни черта. Потому что… самое вкусное вот здесь… — поднимается языком к заветной пульсирующей точке, ласкает в опасной близости… — Твоя фасолинка… Жемчужинка… Комочек нервов… Ядрышко. — Клитор! Ааа, — стонет Гермиона, когда его язык «бьёт» точно в цель. — Мой клитор. — О да, — бормочет Малфой, прерывая посасывающие движения своего рта. — Твой маленький волшебный клитор. Он… — Горит, и пылает, и требует! — почти кричит она. — Он… сводит меня с ума! Пожалуйста… — Пожалуйста что? — чёрт, он снова прерывает такой чудесный контакт! — Лижи меня там! И соси… И… всё что хочешь… Она закрывает руками лицо. Оно готово посоревноваться в насыщенности кровью с её… киской, и с внутренней стороной бёдер. И с бешеным стуком сердца. — Чудесно. Волшебно. Упоительно. — Сходили на обед, блять. — Всё, что хочу, значит, — он задерживается на её клиторе надолго, дёргает языком, проникая внутрь сразу двумя пальцами. — А вот чего я хочу? — сгибает фаланги, будто ведомый дьяволом, заменив язык большим пальцем. — Озвучь мне… Чего я, блять, хочу сейчас больше всего. — Войти в моё ло… В меня. — Вставить. — Вонзиться. — Воткнуть. Натянуть. Выебать. Вон как сладко хлюпаешь. — Грубо! — Грубо, да. И красиво. И честно, — ускоряет движения чёртовых пальцев, и Гермиона дрожит совсем как ошалелая. — Я хочу засадить тебе и выебать. Растянуть твою киску своим членом. И от души тебя выдрать. — Пылающим, трепещущим, твёрдым и крепким членом, — вторит она как отличница. Как отличница в бреду, если точнее. За что получает новое положение своего тела — лежа. И новое касание. Уже ни разу не пальцев и не языка. — Умница. Теперь скажи, как всё будет дальше. Малфой дразнит её, водя головкой между мокрых нижних губ. Не торопится втыкать. Заставляет её посмотреть ему прямо в глаза. — Ты будешь неистовым. Безудержным, как ураган… — Ммм, да… — отвечает с улыбкой. И входит… медленно-медленно. Гермиона закрывает свой рот, который уже явно готов застонать… — А ты? — спрашивает он, дёрнув бровями. — Какая ты? — А я… Стонущая… наверно… или я… — Сладкая. Горячая. Голодная… — Он делает три резких и глубоких толчка на каждое слово. И четвёртый, ещё сильнее: — Бешеная. Гермиона мычит, но он снова замедляется. И указывает: — Продолжай. Ты… — Я… — Гермиона подбирает слова, невольно двигая бёдрами навстречу его утихшему напору. И рычит: — Я злая. И… и продолжай тоже! — Что продолжать? — Малфой искусно изображает недоумение. — Трахать меня. — Как? Красивенько и безопасненько? Ещё толчок. Упоительно глубокий и мощный. И пауза. — Зло. — Зло штурмовать твои нефритовые врата своим не менее нефритовым стержнем? Она закрывает глаза и то ли ноет, то ли стонет, проклиная убийственную пульсацию своего ло… Ааа глубокое и гортанное неконтролируемо вырывается из её горла, когда он напирает сильнее, буквально ложится сверху и… — Или трахать тебя… Натягивать… Драть… — О да, он начинает по-человечески толкаться в неё! — Да. Дра… Драть. — Чтобы что? Малфой замирает и давит сверху ещё больше… Его лицо близко к её. — Чтобы нам было хорошо, — лепечет она, как настоящая лапушка. Обнимает его за плечи. На что получает членом по самое не хочу. И ещё. И ещё. — Да. Ещё! — Чтобы кончить… — Чтобы кончить. Охуенно, — он кусает её шею. — Горячо кончить. Чтобы ты орала и скулила от того, как я заливаю тебе… глубоко в твоей тугой киске. А ты… доила из меня все соки, как ненасытная, жадная стерва. — Грубо, — и её ноготки в его коже. — Да. — Да. Грубо и хорошо, — она царапается, заходясь от кайфа. — Чёрт, Драко, это очень хорошо. — Охуенно. Повтори. — Ох… Она обрывает слово и сладко шипит, когда его руки движутся вниз и стискивают её ягодицы. Член молотит ещё жарче. — Ммм, да. Да… Блять. Где мои руки? — На моих яго… — На жопе. — На заднице. — На твоих булках! — На булках, Господи! — всхлипывает она сквозь проступающие слёзы удовольствия. — Ты же голоден. Это правда, потому что он терзает и терзает её, смачно бьётся об её тело, которое сплошь в месиве жидкостей, сочится, и дрожит, и сжимается, блять. — Да… Как и ты… — его хриплый голос толкает в пучину, и Гермиона больше не в силах поднять своих век. — Ох, Драко… Я сейчас… — Ты что…? — рычит он. — Я сейчас… ааа, — и на этом вся речь обрывается. Белая вспышка и тьма в глазах с ней вперемешку. Ноль слов, лишь дикий звук: — Аааа! И его шипение под последние фрикции. Напряжение. Задержанный вдох. О, что-то горячее и несравненное — импульсы его спермы глубоко в её растраханной вагине. Резкий выдох, и поцелуй. Сладкий такой поцелуй. И после шёпот ей в губы: — Последнее слово, состоящее из одной гласной А было шедевром. Запомни его. Она растекается окончательно, разжимая ладони. Малфой скатывается с неё и падает аккурат на пол. Обоим пофиг на всё. Гермиона смотрит в потолок, провожая последние посторгазмические звёздочки. — Нам надо поесть, — вылетает из её пересохшего горла спустя три минуты. — А мне написать всё… заново, — и добавляет робко. — Можешь идти на обед. — Нет, — отвечает он, поднимаясь, и подхватывает свои брюки с пола. — Сейчас нам принесут новое блюдо прямо сюда. — Фасоль? — спрашивает она, разглядывая его, как выяснилось, бесподобную задницу. — Ещё чего. Стейки, конечно. Для суки и её… — Любовника, — поднимает она одну бровь. Малфой улыбается, поворачиваясь в её сторону. Подходит ближе и подаёт ей руку. — Обожаю твою обучаемость. У тебя полчаса до обеда. После едим, и ко мне. — К тебе? — Ну конечно, — он смотрит на неё… с обожанием? — Ты из тех кому нужно много, очень много познаний. И ещё больше правильных слов.