Полезности объятий

Атмосфера Топей давит на мозг слишком сильно. На душе тоскливо и до невозможного противно, надоедливые представители семейства кошачьих отчаянно скребут по груди изнутри, оттачивая когти и оставляя красные, ноющие полосы, словно намеренно не обращая внимание на рубцы, заполнившие собой почти что всё пространство. Сильный порыв ветра служит появлением кусающего щёки мороза, и Титов морщится. Отступает на шаг. В мечтах крыльцо укроет древесиной, подобно полюбившейся леопардовой шубе; поделится теплом, избавит от тревожных мыслей и внезапной паники, но в тяжёлой, суровой реальности всё иначе. Никто и ничто не греет. Он один. Максимум — пульсирующие из-за ожога сигаретой кончики пальцев, которые следовало бы окунуть в прохладную воду, но Денис решает откровенно забить на это хер. Не умрёт. Может, даже к сожалению. Длительная боль, до этого уже сжимающая его голову подобно обручу, внезапно начинает нарастать с каждой секундой, из-за чего брови моментально сводятся к переносице. «Нужно в дом» — единственная здравая мысль среди бесконечной паутины, заполнившей всё пространство, лишив возможности принимать правильные решения, и Денис решает прислушаться к ней. Зажмуривается, трёт виски в попытке исправить ситуацию, но всё равно направляется в спальную комнату. Спящий на полу в обнимку с уголком одеяла, Макс умудряется приковать к себе внимание, но лишь на несколько секунд, потому что Титов, отдёрнув себя от этого бесстыдного, неправильного и совершенно неуместного любования, укладывается рядом с ним. Ложиться на кровать не будет. Он ворочается, вжимается в тёплое одеяло, словно пытается спрятаться в нём, таким образом обнаружив малейшую и, трудно признать, необходимую сейчас поддержку, но все попытки успехом не отличаются. Денис поворачивает голову и моментально вздрагивает, выставляя перед собой руки в защитном жесте, потому что Кольцов не спит. Не спит и смотрит, блять, так, что по каждой косточке пробегает слишком неприятный холод. Желание хоть как-то комментировать ситуацию отсутствует, а болезненная пульсация в висках только поддерживает. Макс, заметив это, словно специально начинает разговор первым: — Маленькие мальчики должны спать в такое время, а не шастать по улице. Где был? — с явной насмешкой спрашивает Кольцов, мысленно ответив на свой же вопрос — в нос ударяет резкий запах сигарет, без особого труда перебивая морозный воздух, который ходил за Титовом словно тень. — Тебя ебать не должно, — тихо, коротко и ясно отзывается Титов, накрываясь одеялом практически с головой: отчитываться действительно не обязан. Мальчик не маленький, несёт полную ответственность за своё здоровье; знает, на какие риски идёт, когда выходит совершенно один, в тёмную и, иногда, можно сказать, безграничную ночь. Он обнимает самого себя, сжимает плечи до побелевших костяшек и, сам того не осознавая, шумно дышит, целиком и полностью игнорируя дрожь в теле. Такое состояние вошло в привычку. — Ну-ну, Дениска, иди сюда. Поглажу тебя по головке, уснёшь быстренько, и будем с тобой вдвоём, как нормальные люди, отдыхать, — с явной насмешкой сюсюкается журналист, улыбается так наигранно, притворно и слащаво, что внутри становится ещё более тошно. Титов, как человек, издавна привыкший к насмешкам, — особенно со стороны Кольцова — ожидал многого, однако отчаянно и весьма глупо надеялся на то, что отделается лишь парочкой не особо приятных слов в свою сторону, и уже после сможет попытаться отдохнуть. Судьба, а точнее, Максим Кольцов, решил иначе. Опять сыграть злую шутку. Или, вернее, открыть целый цирк, основным элементом шоу которого являются качели. Эмоциональные. Крепкие руки обнимают со спины по неизвестной никому причине, и Титов буквально замирает. Весь напрягается, перестаёт дышать, и только банальная потребность в кислороде вынуждает громко выдохнуть спустя, наверное, тридцать секунд. — Расслабляйся, мелкий, — хрипло смеётся мужчина, не отдавая себе никакого отчёта в том, что он делает. — Ножик в спину обещаю не втыкать. Ты это, перевернись только, а то неудобно пиздец, — Макс не может сдержать уже искренней улыбки, когда Денис, прислушавшись к его просьбе, всё-таки ложится на другой бок, правда, упорно прячет взгляд и сползает вниз по подушке, чтобы смотреть в шею Кольцова, а не в глаза — за собственное состояние становится стыдно, а мысль о зрительном контакте пугает. Всё происходящее слишком непривычно обоим. И если Максим пытается найти хоть одну разумную причину, — именно причину, а не оправдание, — объясняющую его внезапный порыв мягкости, то Титов молча охуевает, смиряясь. Становится легче. Приходится признать, что он, может быть, всё-таки нуждается в чужом тепле; объятиях, порой действующих не хуже успокоительного, и банальной эмоциональной поддержке, получить которую ожидал от любого, но явно не от Кольцова. Не от человека, задевающего словесно практически всегда. Но, в конце концов, если мыслить здраво, они остались друг у друга, и хочешь не хочешь, а сживаться нужно. Из Топей не выбраться. Денис с трудом выдавливает из себя приглушённое «Спасибо», прикрывает глаза, отдавая заслуженную победу усталости. Приятная атмосфера, как пушистое одеяло, накрывает обоих, впитывая в себя тревогу и головную боль, позволяя не думать. Со всем предстоит разобраться завтрашним утром, или, скорее всего, днём. Титов собирается проспать столько, сколько потребует организм. Максим, сам того не ведая, мыслит точно так же. Он зарывается пальцами в чужие волосы на затылке, прижимает к себе посильнее, намереваясь не отдавать Дениса во власть ужасам, и закрывает глаза.