Страх

За панорамным окном виднелись раскаты молнии. Зигзагообразные линии освещали ночное небо, разливаясь на нём синим и ярко-голубым цветом. А за яркими вспышками следовало громыхание, похожее на звуки выпущенного салюта, громкое и длительное. Это был не то рёв, не то взрыв. Капли дождя стекали по изукрашенному оконному стеклу, превращаясь в ручейки, и исчезали, оказываясь в коротком полете перед падением на сырую землю. Запах сырости заполнял собой всё помещение. Капли дождя отбивали известную лишь им самим мелодию, а не сильный ветер пошатывал кроны громоздких деревьев. Уэнсдей давно не было так хорошо. Брюнетка сидела за табуретом, через призму стекла наблюдала за любимым погодным явлением, и в голове её начинал играть Бах. Сначала лёгкие нотки, словно пробные, а после уверенные, выдержанные и чистые, как солнце, которое к утру озарит собой весь мир. Она прикрыла глаза, а уголки её губ почти потянулись наверх, желая подарить этому миру короткую улыбку, как вдруг со второй части комнаты послышался визг. Очередной режущий слух визг. Аддамс набрала в лёгкие побольше воздуха, выпрямила и без того прямую, словно гитарная струна, спину, посчитав, что такие глупости не заслуживают её внимания. А за окном тем временем показалась яркая вспышка молнии, в сопровождение которому послышался далёкий раскат грома. И снова визг, который стал для Уэнсдей знаковым. Она поняла, что слушать такое всю оставшуюся ночь точно не готова. Да и нужно отметить, что скрипичные партиты Баха в одно мгновение испарились из головы брюнетки, и та без особого энтузиазма поднялась с места. Прошла до черты разделявшую их комнату, миры и реальности, а затем, тяжело вздохнув, негромко произнесла: — До полнолуния ещё слишком рано. Решила потренировать голос и повыть? — и пусть Энид её сейчас не видела, но всё же она чувствовала эту усмешку в голосе подруги. Ответ так и не последовал от блондинки, что даже удивило серьезную Аддамс. Она немного помялась на месте, прожигая ледяным взглядом злосчастную черту под ногами, взвесила всё в своей голове и только после переступила через линию. Не сказать, чтобы девушку интересовал интерьер комнаты Энид, её миниатюрные рисунки на стенах, цветные принты, всевозможные безделушки и несовместимые цветовые решения. Но глаза сами стали бегать и рассматривать каждую незначительную деталь вокруг. И всё же эта Синклер была странной. Глаза брюнетки метнулись на большую кровать. Она была вся утыкана подушками и плюшем, преобразованном в игрушки. Как в них вообще играют? Уэнсдей и предположить не могла. Под одеялом лежала туша её подруги, о чем свидетельствовал большой выпирающий бугорок. Из Синклер плохой игрок в прятки. Это Аддамс поняла сразу. — И долго ты собираешься прятаться? Брюнетка следила за тем, как под одеялом началось движение, и через секунду заметила лохматую белобрысую макушку подруги. Та не спешила покидать имитированную палатку, поэтому кроме торчащей головы Уэнсдей не удалось увидеть ничего. В голову прокралась забавная мысль о том, что голова Энид могла бы стать неплохой альтернативе Вещи. Хотя, положив руку на сердце, Аддамс и дня бы не прожила с таким вот чудом у себя под боком. Вещь был молчалив и неприхотлив. Разве что требовал новые журналы, маникюрные наборы и крема. Но это лишь цветочки по сравнению с тем, какие были бы беды, окажись на его месте голова Синклер. — Буду прятаться, пока всё это не закончится. — в завершении своих слов блондинка снова оказалась полностью под плотной тканью одеяла, скрываясь от подруги и страшных звуков за окном. — Боишься грома? — забавно, да и только. Аддамс этот факт показался свершением чего-то невозможного, очень несвойственного и необычного. — Кому вообще может нравится этот шум? Он же страшный и неожиданный! — подала голос блондинка, не утруждая себя стягиванием одеяла. — Мне нравится гром. Такой ответ был ожидаемым. Поэтому Энид сильнее укуталась в мягкую ткань, прикрывая глаза. Хотелось просто уснуть, а на утро взглянув в окно увидеть яркое солнце без всяких туч с громыханиями. Аддамс легонько коснулась сжатой в комок девушки, проведя ладонью вдоль её спины. Та дрожала. Неужели естественные звуки природы могли так напугать эту овечку? — Гром безобиден, он не сможет тебе навредить. Поэтому постарайся заснуть. Не успела девушка сделать и шаг в сторону, как за её запястье мертвой хваткой ухватилась Энид. Послышались пугающие звуки, наводящие панику на впечатлительную блондинку. Она потянула подругу на себя, вынуждая ту присесть рядом. Наконец лохматое чудо показалось во всей красе, глядя напуганными глазами в черные, как смола, глаза Уэнсдей. — А давай устроим ночёвку! Будем спать вместе, хорошо? — посыл был очень заряженным, в стиле Энид, но также в нем легко можно было распознать мандраж. Бегающие глаза, натянутая улыбка и рука, что до сих пор крепко сжимала запястье брюнетки говорили сами за себя. — Мы живём в одной комнате. У нас каждый день ночёвки. — кажется слишком спокойно заявила Аддамс, на что блондинка фыркнула, но отступать не собиралась. — Это другие ночёвки! Всё тебе нужно объяснять, Уэнсдей! Ну, давай, поспи сегодня со мной, а завтра снова вернёшься в свою камеру. Белокурая подсела поближе, раскрывая край одеяла в приглашающем жесте. Энид прекрасно понимала, что эта холодная с виду Аддамс просто не сможет ей отказать. Такая вот она безвольная в её отношении. И что удивительно, Уэнсдей и вправду было трудно отказать этой мечтательной особе. Она зачастую и сама не замечала, как потакает её желаниям, идёт у той на поводу и соглашается даже с самыми абсурдными идеями. — Моя камера не уступает по комфортабельности камерам заключённых в Швейцарии. — в своей излюбленной серьезной манере проговорила брюнетка, что даже вызвало лёгкое сомнение у Энид в реализации собственной идеи. — Но я согласна. Одна ночь с тобой не убьет меня. — Звучит очень двусмысленно, тебе так не кажется? — девушка почти замурлыкала, ощущая вкус очередной победы даже в таком небольшом противостоянии. Аддамс не спешила с ответом. Девушка избавилась от тапочек, погружаясь под ткань предложенной части одеяла. Заняв лежачее положение рядом с блондинкой, она откинулась на мягкую подушку, скрещивая руки на груди. Взгляд уставился в поток, а слух улавливал приятный шум дождя и гулкое биение сердца Энид, которое, по ощущению, так и норовило выскочить из груди. — Нормализуй свое дыхание. Делай глубокие вдохи и выдохи. И Синклер послушалась. Сначала она неспешно набирает в лёгкие кислород, насыщает им организм, а после… визжит. Да так громко, что чуть не лишает слуха свою подругу. — Я…прости, просто испугалась. — комнату освещал один лишь светильник на прикроватной тумбе, но и этого света было достаточно, чтобы Уэнсдей смогла разглядеть поступивший румянец на щеках подруги. — Пора избавляться от страхов. Тебе следует принять это, как неизбежное. Ты оборотень, а значит должна быть готова и к такому. — Я знаю. Когда-нибудь я привыкну к этому. Только давай оставим борьбу со страхами на следующий раз, ладно? — Договорились. Брюнетка прикрыла веки, устало зевнула и поняла, что за день успела утомиться. Сон начинал овладевать ею, всё сильнее погружая её в мир Морфея. Она уже представляла, как сидит на конференции в большом зале перед лицом сотен людей, и рассказывает им о своем выпущенном кримильном бестселлере, отвечает на море поступающих вопросов, читает отрывки из своей книги, как вдруг… — Уэнсдей, ты не спишь? Она страдальчески вздыхает, убеждая себя в том, что сейчас нужно скорректировать внимание на этом ребенке-переростке. Открывает глаза и поворачивает голову в сторону девушки, на что та улыбается во все тридцать два. — Можно я тебя обниму? Понимаешь, мне станет спокойнее. — слова Энид звучали, как крик о помощи, острое отчаяние и надежда на спрятанную где-то в глубине души Уэнсдей доброту. Брюнетка съежилась, насупила брови и, не отвечая девушке, раскинула руки по обе стороны от себя. Это было ничто иное, как негласное согласие. Странно было видеть такую Уэнсдей. Готовую поддержать и словом, и делом, умиротворённую и заботливую настолько, насколько это позволяла ей её тяжёлая натура. Для Энид это действие стало сильным жестом. Тот трепет, который она испытывала к своей мрачной подруге, возрос в несколько раз. Какая же всё-таки Аддамс добродушная. Она была похожа на ежа. Колючего, с множеством иголок и острыми зубами, но очень доброго и мирного. Уэнсдей никогда не уколет её, не навредит ей осознанно, потому что и сама питает теплые чувства к этой блондинке. Энид сокращает расстояние, очень медленно и боязливо перекидывает руку на талию брюнетки, продвигается к ней и в конечном итоге кладет свою светлую макушку ей на плечо. Облегчённо вздыхает, словно освободилась от тяжёлого груза на плечах. Холодная Аддамс только кажется холодной и неприступной. Потому что на деле она теплая, и Энид это чувствует. Она ощущает, как и брюнетка обнимает её в ответ. Забавно, что происходит это очень аккуратно, почти неощутимо, но для Уэнсдей это уже успех. Слышатся новые раскаты грома, на этот раз очень громкие. Как будто девушки находятся в самом эпицентре погодной атаки. Энид вжимается в подругу так сильно, как это ей позволяет занимаемое положение. Перебрасывает через её талию ногу, прячет лицо меж её шеи и плеча, и очень сильно жмуриться. А Уэнсдей настигает ступор. Она машинально обнимает девушку, поглаживает по спине, пытаясь отогнать страх и успокоить. Но внутри у неё будто что-то происходит. Она не узнает себя, не понимает почему обнимать Синклер настолько приятное занятие, и точно не может объяснить это разливающееся тепло внутри. — Скоро всё закончится. Потерпи немного. Аддамс не врала, потому что дождь прекращался, а значит гром и молния очень скоро перестанут пугать блондинку. — Слушай, а не хочешь устроить новый спор? — девушка заправила мешающие пряди светлых волоса за уши, оборачиваясь в сторону Уэнсдей, глядя ей в глаза. — Хочешь поцеловать меня? — не колеблясь на прямую спросила брюнетка, и на удивление хотела, чтобы её догадки подтвердились. — Если честно, то очень. — пунцевые щёки сильно горели, а мозг начинал плавиться от одной возможности воплотить желаемое. Уэнсдей пустила смешок, даже коротко улыбнулась от таких откровенностей Синклер. Но, не теряя времени, привстала, нависая над блондинкой, как зверь над своей жертвой. Окольцевав тонкую талию руками, брюнетка потянулась к губам Энид, фиксируя на их лёгкий поцелуй, который с яркой отдачей блондинки превратился в настоящий, глубокий. Губы Энид были мягкими, как и её характер. Она во всё вкладывала свою душу, и поцелуй не был тому исключением. Пальцами она зарывалась в темные пряди Аддамс, притягивала ту ближе и с наслаждением получала ответное действие. Утопая в нежности и лёгкости этого мгновения, Уэнсдей сделала для себя вывод, что с Энид она ощущает себя наполненной, по-настоящему живой и главное — она чувствует. Уэнсдей Аддамс что-то чувствует, и это кружит ей голову, опьяняет, пленит. Они снова занимают прежнее положение. Голова Синклер мирно покоиться на плече брюнетки, та поглаживает её, вдыхает запах лаванды, исходящий от светлых прядей, и для обеих это становится чем-то необходимым, умиротворяющим и греющим душу. Уэнсдей никогда бы и не подумала, что это такое блаженство — лежать и просто обнимать Энид. За окном царила гармония. Полная, ничем не нарушаемая тишина. Дождь прекратился, и пугающие блондинку звуки тоже исчезли. — Можешь снова возвращаться в свою камеру. Кажется, что дождь прекратился. — Энид приподнялась, и взглянув на вид за окном убедилась в действительности собственных слов. Но для Уэнсдей это было пустыми словами. Для неё всё ещё шёл дождь, а Синклер продолжала содрогаться от звуков грома. И никак иначе. Она также приподнялась, но только чтобы вырубить источник света. Затем вновь легла, укладывая голову на мягкую подушку. — Тебе просто кажется. И потянув подругу на себя, она снова, уже сама, уложила её макушку свое плечо, и крепко сжала руки у той на талии. — Засыпай, пока не послышался гром. — Но он же… — Спи, Энид. И видела бы сейчас Энид, какая довольная улыбка появилась на лице Уэнсдей. Та буквально светилась, но знать об этом было нельзя.