Посыпать Пудрой

Вальяжный неторопливый джаз кружит над чуть поредевшими к вечеру стеллажами с выпечкой. Пахнет медовым чесноком, однако этот запах значительно перекрывается назойливым цветочным ароматом духов, которые покупательница словно вылила на себя, сорвав с флакона крышку. Длинный ярко-сиреневый ноготь скребёт страницу, перепрыгивая с одной позиции меню на другую. Тончайшие брови над такими же сиреневыми веками нахмурены. - Давайте тогда слойки будут с вишней. - Пятнадцать слоек с вишней, правильно? - Да. Или нет, подождите, - женщина закусывает алую губу. – Давайте с персиком. - Слойки с персиком, хорошо. - Или подождите… Минхо плотно зажмуривает глаза, пользуясь тем, что клиентка слишком занята обсасыванием меню и перепрыгиванием с одной позиции на другую. Она уже двадцать минут имеет ему мозги с заказом на четверг и пока что они только кое-как определились с печеньем. Джисон, пришедший буквально через минуту после неё и заставший почти весь этот цирк, бесшумно хихикает себе под нос, показывая ему большие пальцы. Из-за этого балагана нет возможности даже принести ему еды, потому что покупательница постоянно что-то спрашивает, меняет, уточняет, выбирает и с садисткой настойчивостью пытается выжрать в его голове сквозное отверстие. - Ладно, давайте всё-таки с черникой. - Слойки с черникой, записал. Всего получается… - Ещё мне нужно три торта. Насчёт женщины Минхо не знает, но ему самому точно нужно ружьё, правда пока что он не определился для себя или для мучающей его проблемы. Своим тортом она выносит ему мозги ещё целую четверть часа, пока, наконец, не оплачивает первоначальный взнос и не покидает пекарню, оставляя после себя удушающий цветочный шлейф. Голова бурлит, кажется, что в ней кипит желейный суп из последних выживших клеток. - Назойливая дама, да? – Джисон подходит к стойке. - Душнила обосранная, я херею, - выдыхает Минхо, потирая виски. – Каждый вкус назвала, чтоб её, как можно настолько метаться? Ненавижу людей, которые сорок минут выбирают, какой бумагой им подтирать жопу. - У вас тут просто столько всего вкусного, что она не могла определиться. - Ага, давай не оправдывай её. - Ладно, не буду. Вот тебе для настроения. Джисон лезет в карман и достаёт оттуда шелестящую упаковку мятного шоколада с английскими надписями. Минхо хмурится. Он прекрасно знает, что импортный товар стоит дороже. А стоящий перед ним человек явно не из тех, кто будет тратиться на что-то, что можно найти за цену как минимум в два раза ниже. - Опять стащил? - Я реально собирался заплатить за всё, но хозяин был такой мудак, что он точно заслужил просрать как минимум одну шоколадку. А ты говорил, что любишь мяту. - А про воровство я тебе что говорил? – Минхо сводит брови, голос твердеет. – Тебе сколько раз надо повторять, чтобы ты прекращал тащить всё, что приглянется? - Я же тебе говорю, этот мудак реально… - Теперь у каждого мудака надо что-то стаскивать в обязательном порядке? Это закон такой? Ты ведь допрыгаешься, причём допрыгаешься так, что прыгать больше не сможешь. - Не нагнетай, это просто шоколад, - отмахивается Джисон. - Как будто твои неспокойные ручонки не таскали что-то больше шоколада. Это не смешно, Джисон. Вообще. Тебе повезло один раз, два, десять, но это не значит, что так будет всегда. А если тебя поймают? Тогда что ты будешь делать? - Я осторожно, я прекрасно знаю, что это рисково. И такое практически никогда не случается, только в крайних ситуациях. - Воровство – это теперь крайняя ситуация? – фыркает Минхо с едкой усмешкой. – Тебя прямо вынудили спереть этот шоколад. - Когда ты ещё попробуешь такой дорогой шоколад? Отдавать за него кучу бабок – это буквально преступление, он не должен столько стоить. - Когда я на него заработаю, тогда и попробую. Так это и работает, если ты не заметил. Люди получают ровно столько, сколько заработали, а не сколько стащили. Джисон понуро опускает голову, смотря куда-то в стойку, покрытую древесными узорами. Угольная чёлка падает на глаза. Он весь как-то сжимается, не давая ни намёка на то, что под чёрно-красным бомбером находится очень даже крепкое и сильное тело. Оно сдувается под весом выговора. Весь его облик напоминает провинившегося ретривера, получившего нагоняй за то, что он забежал в дом с улицы с грязными лапами, хотя просто торопился поприветствовать хозяина. Что-то внутри сжимается со звуком сложенной пополам жестянки от газировки. - Иди садись, принесу поесть. Взяв из его рук шоколад, Минхо исчезает в кухне. При всём желании отчитать его и поставить мозги на место рёбра начинают дребезжать слишком громко при взгляде на расстроенное лицо. Откуда-то выползает совершенно необоснованная жалость и даже некая вина. Минхо понимает, что прав, что говорит дельные вещи, но он не может злиться на него. Только не когда видит грусть в миндальных глазах и виновато опущенную голову. Что-то с хрустом ломает оборону внутри. Как будто стирание лучезарной улыбки с чужого лица – это неправильно. Приходится спорить с самим собой, чтобы объяснить, зачем это было сделано. Здравый смысл едва ли противостоит этому новому чувству. Словно он ни в коем случае не должен ранить его, даже если во благо. Всё переворачивается вверх дном. Согрев пиццу-корзинку и сделав холодный американо с бренчащими кубиками льда, Минхо относит поднос на стол Джисону, который читает учебник. Рядом с тарелкой лежит ломтик мятного шоколада. Джисон нерешительно поднимает на него взгляд, словно боясь новой порции нотаций, но Минхо лишь оставляет поднос и уходит обратно за стойку. Он уже сказал всё, что мог. Пережёвывать одно и то же было бы бессмысленно. Да и видеть потемневшее лицо больше не хочется. Сахар сыплется в починенный автоматический миксер к сливочному маслу, кнопка щёлкает и венчик начинает кружить по тазу. Основа для теста стремительно перемешивается, размазываясь по стенкам. Постепенно в груди восстанавливается баланс, словно подкрепляемый липкой массой, как бетоном. Готовка всегда помогает расставить всё по местам, навести порядок и успокоиться. Убедить себя, что ничего кошмарного не случилось. Впрочем, настроение значительно скрашивает гость, который переступает порог пекарни спустя час после неприятного разговора. В кассовый аппарат вбиваются позиции с подноса. Однако внимание Минхо сосредоточено совсем не на подсчёте суммы и упаковке выпечки. Его глаза рассматривают необычайно длинного белого кота с зелёными глазами, который чинно лежит на руках своей хозяйки в кожаной шлейке. - Эй-эй, Макс, куда ты? - Пусть гуляет. Когда кот решает вытечь из рук прямо лапами на стойку, хозяйка поначалу пугается, однако, получив разрешение Минхо, позволяет своему коту деловито устроиться задницей на доске и глазеть, изучая необычное окружение. Тот нюхает стойку, делает пару шагов в бок и рассматривает стеллаж с сосисками в тесте, определённо пахнущий заманчивее всего остального. - Можно погладить? Через минуту у стойки появляется Джисон, не устоявший перед соблазном. Хозяйка великодушно разрешает докопаться до животного и Джисон сначала даёт Максу понюхать свою руку, а затем поглаживает мягкую снежную шерсть. Минхо тоже получает разрешение и почёсывает треугольную голову. Мордочка утыкается ему холодным носом в ладонь, запуская в груди какие-то особые фейерверки. Он переглядывается с Джисоном, с которым они восхищённо наглаживали кота, и они обмениваются довольными улыбками. Белоснежный Макс поднял им обоим настроение буквально до небес. Не удержавшись, Минхо даже вносит в кассу на один багет меньше, слишком уж воспылав симпатией к очаровательному коту, который сверлит всех крайне самодовольным взглядом, но всё равно позволяет прикасаться к себе. Так что после его ухода парни ещё пару минут обсуждают то, какой он очаровательный, затем углубляясь в разговор про котов вплоть до прихода следующего покупателя. Не очень приятное обсуждение украденного шоколада заминается и забывается, к тому же шоколад оказывается действительно вкусным и явно не стоит того, чтобы из-за него ругаться по серьёзной программе. В конце концов, он всё равно съедается. Вечером они уже по какой-то новой традиции закрывают смену вместе и расходятся по домам. Это происходит практически каждый день. Минхо встречается с Джисоном каждый вечер, кормит его, затем они дожидаются конца смены, прибирают вместе пекарню и либо забредают куда-нибудь перекусить, либо прощаются у метро. Обсуждать с Джисоном самые разные мелочи и какие-то рандомные факты друг о друге становится чем-то максимально привычным и правильным. Представить конец своего дня без него уже слишком трудно, такое случается разве что по выходным. А так Минхо уже отлично знает, что тот любит, а что не любит, на какой фильм в подростковом возрасте он ходил в кинотеатр несколько раз и ради какого концерта пропустил контрольную по биологии в десятом классе. Сотни разных мелочей, из которых складывается образ другого человека. Сотни разных мелочей, которые он сам рассказывает о себе. Мелочи, о которых в этом мире больше никто не знает. Именно из-за этих мелочей в один из вечеров они задерживаются у спуска в метро, слишком заболтавшись о персонажах фильмов, которые нравились им в детстве. Они обсуждают их, забывая о времени и не обращая внимания на ночную прохладу. Когда же диалог достигает своего логичного завершения, они не расходятся. Пахнет остывающим асфальтом, на той стороне улицы горят охровые фонари, вокруг которых кружат мошки и комары, из дальнего клуба на цокольном этаже доносятся вибрации, пробегающие под подошвами кроссовок. Вот только они не прощаются, как обычно и бывает, а почему-то стоят и как будто чего-то ждут. После нескольких секунд тягучего взгляда в миндальные глаза Минхо обнаруживает себя в кольце из тёплых рук. Джисон, нерешительно и крайне озадаченно всматривавшийся в его лицо, наконец, подаётся вперёд, но только для того, чтобы плотно прижаться к нему на мгновение. Наполнить лёгкие запахом сладкого табака. А затем отстраниться, помахать, как будто ничего не произошло, и направиться к автобусной остановке. Не то чтобы Минхо ждал чего-то особенного. Но судя по покалывающим ощущениям от оставшегося на спине тепла в форме чужих ладоней, он бы не отстранился вне зависимости от того, что последовало бы за глубоким взглядом. Он настолько привык к Джисону в своём пространстве, что принял бы всё. Однако приходится довольствоваться тем, что есть. Того, что Минхо больше не чувствует себя один на один со всем миром, горящим холодной бирюзой, уже достаточно. Поэтому он не торопит события, он из собственного опыта прекрасно знает, что лучше растянуть, но не поспешить. Эти вечера, когда они одни в пекарне без посетителей разговаривают о какой-то чепухе он бы не променял ни на что на свете. Наблюдать за рассыпчатой угольной копной на расстоянии кажется чем-то по-особенному захватывающим. Ему нравится слушать Джисона. Даже когда тот особо не болтает, а доверительно включает музыку, которая ему нравится. Это задевает какие-то отдельные струны, которых раньше не касался никто. Струны также мягко перебираются, когда они в очередной раз после закрытия смены решают поужинать вместе. Чтобы не кружить в поисках забегаловки, они вновь направляются на Хондэ и занимают столик в «Тера Кимпаб», ярко-жёлтый интерьер которого стал едва ли не родным. Запах кунжутного масла перемешивается с запахом лукового бульона, которым пожилая пара через столик запивает свою еду. Ложки гремят о тарелки, на маленьком электронном табло со звонком вспыхивают красные цифры, оповещая о готовности заказа. - У тебя есть что-то, что ты прям любишь готовить? – Джисон отправляет в рот кусок кимпаба с крабом, присыпанный молотыми орехами. – Ну, типа у меня есть песни, которые я обожаю играть, вот что-то прям цепляет в них. У тебя такое есть? - Шакшука. - Это ещё что? - Грубо говоря, яйца, обжаренные в томатном соусе с луком и перцем, - Минхо запивает ломоть сырной котлеты водой. – Израильская и арабская кухня. Её лучше всего есть свежим хрустящим хлебом. Прямо обмакивать его туда вместо ложки. - Не слышал ни разу. - На Хэбанчоне есть место, где её отлично готовят. Надо будет сходить. - А почему именно она? - Не знаю. У неё интересный вкус и готовить не очень сложно, главное за плитой следить. Если я не знаю, что приготовить, то всегда готовлю её. - Ого, интересно. Если я не знаю, что приготовить, то я ем рамён, - Джисон посмеивается, соскребая ложкой рис с курицей. - Ты говорил, что больше всего любишь ттукпэги булькоги. Почему не научишься готовить его, чтобы есть, когда приспичит? - Там же кучу всего надо. И мясо, и лапшу, и овощи, и рис. Слишком муторно. - По крайней мере, оно того стоит, - Минхо цепляет палочками последний кусок кимпаба. - Стоит. Но лень. Но если ты научишь меня, то… Не договорив, Джисон заговорщически улыбается, играя бровями. Миндаль сквозит озорством. Это заставляет Минхо фыркнуть, дожёвывая кимпаб. - Я за мастер-классы из своего кармана платил. - Я могу устроить тебе концерт в твоей же хате. Услуга за услугу. - Я подумаю. Идея на самом деле звучит заманчиво. Посмотреть на то, как Джисон корячится на кухне, следуя его инструкциям, было бы забавно. Джисон парень сообразительный и быстро учится, но когда он недавно снова помогал ему на кухне и нарезал помидоры, Минхо не выдержал и рассмеялся в голос, увидев то, каким озадаченным было его лицо из-за скользящих кусков, разваливающихся под его пальцами. Пришлось учить тому, как правильно орудовать ножом при нарезании такой хитрой вещи, как помидоры. Обычно Минхо никого не подпускает к себе, когда готовит, потому что его раздражает, если что-то делают не так, как он привык, но Джисон всегда слушает его внимательно, исправляется и не спорит, так что с ним процесс готовки, наоборот, становится веселее. Особенно на контрасте с воспоминаниями из кулинарной школы, где он в хлам разругался с одногруппником из-за разделки лобстера. Закончив с ужином, они выбираются обратно на оживлённую улицу, заполненную музыкой и гулом голосов. По зданиям ползают цветные пятна от огромного диско-шара, установленного на террасе одного из новых баров на втором этаже. Чуть побродив среди толпы и порассматривав ларьки с одеждой, они по инициативе Джисона заходят в аркадную, освещённую ярким голубоватым светом. Неоновые лампы заставляют щуриться. Вместо бестолковых автоматов, наполненных мягкими игрушками, они играют в баскетбол, иногда толкаясь и пытаясь саботировать друг друга. Первый раз выигрывает крайне довольный собой Джисон, однако Минхо требует реванша и опережает его на два мяча. Загоревшись азартом, они решают устроить финальную схватку, поспорив на желание. Минхо ненавидит проигрывать, поэтому старается так, как не старался при демонстрации своих навыков для собеседования в пекарню. В нём бурлит желание поставить на место Джисона, который специально воет какие-то дурацкие детские песенки, чтобы отвлечь его. На несколько минут они забывают, что вообще-то больше не буйная малышня, которая любит дразниться. - Съел? А? Съел?! Оранжевый мяч влетает в корзину и скачет по автомату. Буквально через секунду таймер выключается. Счёт показывает на один мяч больше, чем у Минхо, из-за чего Джисон радостно подпрыгивает на месте и борется в воздухе с невидимым противником. Красные рукава вспыхивают под неоновыми лампами. - Кто тут теперь главный красавчик? - Тебе просто повезло, тоже мне. Закатив глаза, Минхо стискивает челюсти. Конечно же, в груди горчит после проигрыша, тем более всего лишь на одно жалкое очко. Если бы он не выронил мяч из рук, то у него был бы гол, а то и два, чтобы обогнать этого мелкого карманника, который выглядит таким довольным и светящимся, как отполированная кастрюля. - Это всё навыки, понял? – Джисон напрягает мышцы и целует свой правый бицепс. - Хорош выделываться, как шпана. Давай говори, чего тебе от меня надо. - Ты ведь помнишь, что нельзя отказываться? - Если ты отправишь меня на улицу унижаться перед людьми и что-то орать, то я иду домой, а ты идёшь на хер. - А я бы вот сделал. - В тебе я не сомневаюсь, - насмешливо хмыкает Минхо. – Ну и? - Мы сейчас пойдём в фото-будку и ты нацепишь на себя кошачьи уши. - Пошёл ты. - Ну, хён, - тут же канючит Джисон, обхватывая его руку. – Это ведь даже не что-то позорное и никто, кроме нас, это не увидит. - Ты это увидишь, - качает головой Минхо, упёрто смотря в пятно от кофе на стене. - Так это ж я, чего такого? - Иди-ка ты со своими больными фантазиями. - Это ведь прикольно, на память. Я знаю, что ты такое не любишь из принципа, потому что ты весь из себя такой крутой и холодный, поэтому я и попросил, потому что я-то такое обожаю. Ну, давай, я тоже на себя что-нибудь нацеплю. - Всралась тебе эта фотка? – сварливо вздыхает Минхо, наконец, переводя на него взгляд и встречаясь с просящими миндальными глазами. - Всралась. Я хочу фотку с тобой, будет у меня в спальне висеть. Тебе фотку для меня жалко? Продолжая удерживать его за руку, Джисон смотрит упрямо, но при этом внезапно жалостливо, выпятив губы и сведя брови. Глаза поблескивают под угольной чёлкой, скулы очерчены неоновой голубизной. С такого близкого расстояния запах сладких сигарет пробирается в самые лёгкие и, кажется, даже куда-то под череп. От его тела идёт жар после трёх раундов баскетбола, пусть они и стояли на месте, подбрасывая выкатывающиеся мячи. Под рёбрами снова что-то трескается. Джисон как будто обзавёлся своим собственным молотком, которым мог разбивать особые льдинки, чтобы достать из них то, что ему нужно. - Если это мелькнёт где-то в твоих соцсетях, я тебе реально окурки в чайнике заварю, понял? - Есть, шеф! Жалобное выражение лица тут же сменяется лучезарной радостью. Джисон победоносно подпрыгивает, добившись своего, и тянет его за рукав к выходу. Минхо только и остаётся, что смиренно следовать за ним, понимая, что его затянуло во всё это слишком глубоко и сопротивляться уже не получается. Место, которое занял Джисон, слишком значимое. Ещё немного и никакого пути назад точно не будет. Он был бы слишком болезненным. Всего стало «слишком». Он уже не просто какой-то чужой пацан, забежавший в пекарню. Он вполне себе по-хозяйски устроился там, куда обычно людям вход воспрещён. Оказавшись в фото-будке с несколькими полками, заваленными всевозможными ободками, Джисон с усердием выбирает кошачьи уши. Поднеся несколько из них к лицу смирившегося со своей участью Минхо, он останавливается на тёмно-коричневых, чтобы те подходили под волосы. Сам же он с хохотом забирает себе ободок с лягушачьими глазами. Комбинация получается максимально нелепой. Однако то, каким восторженным он выглядит, выбивает из Минхо улыбку, когда они оказываются перед камерой и он надевает проклятые уши. Чужая энергия слишком заразительная. Если на первом кадре Минхо закатывает глаза, показывая, как сильно он недоволен детским садом, то на следующих уголки его губ поднимаются всё выше. На одном фото они показывают камере «виктори», на другом Джисон виснет на его плечах, на следующем они корчат друг другу рожи и на последнем встают спина к спине, деловито скрещивая руки на груди. Признавать не хочется, но свою распечатанную ленту с четырьмя фотографиями Минхо убирает во внутренний карман джинсовой куртки более бережно, чем хотел бы. Потому что получилось действительно неплохо. Их общие воспоминания теперь обрели физическую форму. Покинув будку, они идут создавать новые. Съев в палатке по шпажке засахаренных фруктов, они бредут дальше по улице, смотрят небольшое танцевальное выступление и решают пройтись до набережной, где можно будет взять по чашке кофе, а потом просто прогуляться до следующей станции метро. - Ну, не знаю, как по мне, то у «Психометрии» финал должен был быть не таким открытым, - неопределённо шипит Джисон, когда они сворачивают с оживлённых улиц и идут по спокойному переулку, где обычно не появляются толпы людей. – В плане, всё же нормально, зачем вот эти опять убегалки? - Джуну всё равно было непривычно находиться с кем-то, поэтому он и опять смотался. Но да, раз его способности реально помогают раскрывать преступления, то было бы логичнее не опять рисовать всё на стенах и надеяться, что Чундон их заметит, а нормально всё сказать, потому что время-то идёт, - Минхо пожимает плечами. – Видимо, сделали так для более эмоционального конца. - Херня короче, меня расстроило. - Но сам фильм годный. - Это да, не спорю. Сверившись с картой, они сворачивают в проулок между домами, чтобы не обходить район по кругу, а сразу пройти насквозь. Освещение здесь, как и во всех подобных переходных зонах, скудное, раз людей особо нет. Горит лишь один бледно-жёлтый фонарь на округлой площадке, к которой выводят задние двери понатыканных вплотную зданий. Сеул состоит из тысяч улочек и лазеек, о которых знают только местные. Они похожи на тонкие коридоры большого муравейника. - А ты не хочешь в кино сходить на выходных? - Так там ничего интересного. Какие-то унылые трейлеры, опять какие-то обосранные фильмы про супергероев, от которых уже тошнит. - Я слышал, что в каких-то кинотеатрах сейчас опять пускают в прокат старые фильмы. Было бы прикольно пойти посмотреть «Мумию», я в детстве очень… Договорить Джисон не успевает. Его резко разворачивают за плечи и заезжают кулаком по скуле, заставляя отлететь назад. Всё происходит так быстро, что мозг не сразу обрабатывает происходящее, абсолютно вылетая за пределы размеренной системы. Минхо застывает, пытаясь сообразить, взгляд шокировано переходит на двух мужчин в кожаных куртках, которые появились за их спинами словно из ниоткуда. После хаотичного щелчка в голове Минхо, ведомый импульсом, бросается вперёд, целясь рукой в широкое лицо человека, который и ударил Джисона. Однако его перехватывают за запястье и откидывают в сторону, как кусок пенопласта, заставляя врезаться локтем в стену. Джисон умудряется достаточно быстро подскочить на ноги и наброситься на второго мужчину. Кулак впечатывается в рёбра. Впрочем, тот реагирует без промедления, игнорируя боль, и вновь роняет его на шершавый асфальт, злобно скалясь. - Попался, крысёныш. Больше не убежишь. Увидев, что на Джисона наседают уже вдвоём, Минхо, который, кажется, их не особо интересовал, собирается с мыслями, которые неплохо выбило после столкновения с бетоном, и пинком заставляет мужчину со знакомыми густыми бровями, похожими на гусениц, отшатнуться. Он собирается вмазать ему по лицу, но мужчина тараном набрасывается на него, хватает за ворот, приподнимая над землёй, и замахивается для удара, раздражаясь, что он лезет. - Нет! Хватит, пожалуйста, не трогайте его! – Джисон, пытавшийся отползти от наседавшего на него противника, намеревающегося с силой прижать его ботинками к асфальту, прытко подскакивает, поднимая руки. – Он не виноват. Ладно? Это я всё стащил, он тут вообще ни при чём. Отпустите его, вам нужен я. Это я накосячил, мне и отвечать. - Ишь ты, герой, - хрипло басит мужчина, державший Минхо, насмешливо хрюкает, одаривает человека в своей руке весёлым взглядом, и откидывает его назад, заставляя пошатнуться. – Крути педали, пока пизды не дали – слышал такое? Вали, и чтобы я тебя больше не видел. А то получишь вместе с этим говнюком. Увидев это, Джисон протяжно выдыхает, оседая в плечах. Он виновато опускает голову, прикрывая глаза и готовясь получить наказание, от которого так усердно убегал всё это время. Минхо напряжённо стоит, с тлеющим испугом смотря на него, а затем на двух мужчин, которые приближаются к нему явно не с самыми хорошими намерениями, разминая пальцы. Да, сам он в безопасности, но не может же он бросить этого идиота, который таки влип в неприятности. - Сколько он вам должен? - Чего? – рявкает широколицый мужчина. – Ты тупой? Свалил отсюда, пока не передумали и тебе за компанию не отвесили. - Я спрашиваю: сколько он вам должен? – упрямо повторяет Минхо, выпрямляясь и добавляя в голос твёрдости. - Смотри-ка, ещё одна блоха, - щерится его напарник. – Полтос, которого у этого оборвыша и в помине нет. - Не правда, браслет и тридцатки не стоил, - протестует Джисон, за что его тут же хватают за ворот. - Ты тут ещё и цены диктуешь, а, сопля? Ты сейчас за каждую вону огребёшь. - Двести, - увидев, как на него замахиваются, Минхо гаркает на весь переулок, от которого его голос отдаётся звонким эхом. – Я даю вам двести, и вы его не знаете. Никогда не видели, никогда не сталкивались, он никогда ничего не трогал. Так пойдёт? Под мутным фонарём какое-то время звенит тишина. Мужчины переглядываются друг с другом. Затем Джисон летит задницей на землю от презрительного толчка. Гулкие шаги направляются к Минхо. - С вами приятно иметь дело. Криво усмехнувшись жёлтыми зубами с парой сколов на передних, мужчина с густыми бровями вырывает протянутые купюры, спешно вытащенные из кошелька. С чувством харкнув в сторону нерешительно поднимающегося Джисона, они покидают округлый задний двор, скрываясь в тени проулка и оставляя после себя запах старого душного одеколона, который, тем не менее, не может перекрыть вонь солёного пота. Минхо потирает горящий локоть, ушибленный о стену, и протяжно выдыхает, позволяя задубевшему от нервов телу немного расслабиться. - Я… я отдам, - Джисон шаркает подошвами, виновато подходя к нему. Ничего не ответив, Минхо разворачивается на пятках и шагает в сторону переулка, ведущего к дороге, по которой они собирались выйти к набережной. Только он планирует свернуть налево и спуститься в метро. В груди всё клокочет. Руки трясутся. - Извини, что это случилось, я правда всё отдам, у меня есть немного отложенного и я выйду на смены, тогда я… - Да не нужны мне нахрен твои деньги, - рявкает Минхо, когда семенивший за ним Джисон вылезает перед его лицом, пытаясь остановить. - Я всё равно отдам, это же… - Ты вообще не понимаешь, да? Ты думаешь я расстроен из-за того, что мне пришлось отвалить им двести кусков, да? Срать я хотел на деньги. - А что тогда? – с искренним недоумением спрашивает Джисон. - Ты хоть понимаешь, что сейчас произошло? Ты понимаешь, что мог остаться калекой? Не мог даже, а можешь, потому что хрен его знает, сколько ещё людей готово начистить тебе рожу за то, что ты таскаешь всё, что не привинчено. Посмотри на своё лицо – тебе губу разбили. - Я не… - Только посмей сейчас сказать, что ты ничего не таскаешь и вообще ты такой молодец, наказываешь плохих продавцов, я сам тебе пропишу. Сколько раз ты мне говорил, что ничего больше трогать не будешь и сколько раз потом всё равно что-то да утаскивал? Ты видишь вообще, какие у этого всего последствия? То, что ты натворил херню, потом тебе в будущем ещё аукнется и укусит в зад, - Минхо вскидывает руки, сверля его пронзительным взглядом. – И если я правильно понимаю то, что между нами происходит, то, к чему это всё ведёт, то у меня для тебя новости. Мне не нужен грёбаный иждивенец. Я не собираюсь, как нянька, постоянно повторять, что чужое трогать нельзя, иначе будет а-та-та. Ты будешь бегать по своим непонятным подработкам, которые то есть, то нет, будешь бегать от уродов, которые тебе кости хотят переломать за то, что ты воруешь, как в голову взбредёт. А я буду сидеть и бояться, что мне позвонят из ментовки, да? Что мне позвонят из скорой, из реанимации, из морга? Обосраться какие высокие отношения. Мне придётся сидеть и трястись за твою шкуру, потому что ты всё никак не можешь взять себя за яйца и откопать где-то внутри хоть каплю ответственности и мозгов. Посиди на досуге и подумай о том, какую жизнь ты себе хочешь. Потому что я не собираюсь лезть в отношения, где мне придётся тащить тебя на себе и сидеть с платком у окна, как сраная невеста солдата. Повзрослей уже, Хан Джисон. Обойдя его, Минхо стремительно выходит через коридор замызганных стен, пропахших сыростью, и идёт к метро. Сердце колотится, внутри гудит после вылитого наружу потока всего, что накопилось и подожглось от произошедшего. Пальцы продолжает потряхивать. Ему действительно плевать на деньги, которые пришлось отдать. Но своими глазами увидев, в какие именно опасные дебри забрался Джисон своими маленькими кражами, превратившимися в большой ком грязи, он понял, насколько всё серьёзно. Да, он стал ему небезразличен, Минхо это признаёт, больше не видя смысла убегать от очевидного. И именно из-за этого он так испугался. Потому что если оставить всё, как есть, снова спустить всё с рук, поддавшись уязвимости перед чувствами, если что-то произойдёт, будет нечеловечески больно. Позволив себе упасть глубже и привязаться сильнее, Минхо ставит себя под риск – если с Хан Джисоном что-то случится, его это тоже разобьёт. Поэтому если тот не собирается браться за мозги, то лучше оборвать всё, пока не стало слишком поздно. Пока из этого ещё можно выбраться. Правда, когда первичные всплески бешеных эмоций самых разных видов успокаиваются, появляется дурацкая точащая вина. На следующий день Минхо уныло замешивает тесто для багетов, а в грудной клетке плещется горькое послевкусие брошенных слов. Возможно, надо было выразиться не так жёстко. Возможно, он в своих мыслях ушёл в слишком радикальную сторону. Возможно, нужно было остаться и хотя бы проверить его физическое состояние. Но его слишком уж подожгла ситуация, в которой виноват был сам Джисон, как будто даже и не понимающий, что он сам себе копает яму. И Минхо просто не хочет видеть, как он в неё падает. Рука дёргается, когда вечером тыльная сторона ладони касается раскалённой духовки при доставании противня. Минхо роняет его обратно на штыри и хватается за руку. На коже появился белый овал, напоминающий высохший заварной крем. Однако потерев его пальцем, он понимает, что это поверхность его кожи, выжженная раскалённым металлом. Вскоре область начинает гореть изнутри. Поднос летит на стол, печенье подскакивает. Сполоснув руку под холодной водой, Минхо выглядывает в зал. Никого. Джисон сегодня не пришёл. С самого утра мысли напоминают ошурки ластика, которые с грязью скатали в один кривой комок. Он не может ни на чём сосредоточиться, обслуживает клиентов на монотонном автоматизме и готовит, смотря куда-то в пространство, из-за чего не только обжигается, но затем роняет разбивающуюся чашку, просчитывается с яйцами, чуть не отрезает себе палец и проливает на себя сливки. Собраться не получается совершенно, его как будто хорошенько встряхнули в миксере и он по-прежнему не может восстановить равновесие. То, что так внезапно стало важной составляющей частью его жизни почти два месяца назад, соскочило с места и механизм теперь сбоит, не зная, как работать по-другому. Особенно когда столик у окна пустует и весь следующий день. И следующий день. Пролетают бессмысленные и холодные выходные. Минхо несколько раз за час проверяет свой телефон, но не видит никаких новых уведомлений. Пальцы, бывает, порываются написать что-то, вот только он успевает одёрнуть себя. Он сказал то, что хотел сказать. Он сказал правду, он показал свои истинные намерения, своё видение ситуации, оголил свои чувства. Ему уже не пятнадцать лет, чтобы путаться с каким-то сомнительным криминалом и буйностью, он не хочет никакого экстрима. Правда он не учёл того, что без Джисона будет так тоскливо. Проходит больше недели с ссоры в переулке. Минхо залепляет пакет стикером и отдаёт кучерявой женщине, даже не глядя на неё. Взгляд падает на брошку с тортом, красующуюся на фартуке. В груди уже привычно щемит. Дни стали длиннее и как будто не меняются, превращаясь в одну угрюмую рутину, которая никогда не заканчивается. Тишина в пекарне, тишина дома, тишина на улице. Будучи окружённым чёрт знаем чем, он при этом чувствует себя так, как будто находится в пустоте вакуума. Что наталкивает на раздирающее осознание того, что он влип сильнее, чем думал. Ему казалось, что ещё можно отойти назад без особых последствий. Однако эти последствия заставляют его уйти на кухню и заглянуть в шкафчик с вещами. Замок на рюкзаке с жужжанием разъезжается. Минхо достаёт ленту с фотографиями и с минуту просто смотрит на неё. Тогда вечер ещё был хорошим. Даже очень. Ему действительно было весело, он понимает, что наслаждался комфортом от чужого присутствия всякий раз, как они были вместе. Теперь, когда этого нет, это становится ещё очевиднее. Он чувствовал себя надёжно рядом с ним. По-настоящему раскрывался, потому что у самого Джисона душа была слишком нараспашку, чтобы не открыться в ответ хотя бы немного. Но, видимо, тот просто не готов к чему-то серьёзному. Его привычка тащить всё подряд была сильнее. Звенит таймер на духовке. Приходится вернуться обратно к работе. Достав шоколадный корж и переложив его на решётку, чтобы остывал, Минхо бросает тазик на столешницу и открывает холодильник. Упаковка сливок взбалтывается, крышка открывается с треском, содержимое выливается. Руки совершают привычные действия на автопилоте. Трель музыки ветра заставляет выйти к кассе, как натренированную собаку, обслужить очередных покупателей и вернуться обратно. Включается миксер, перемешивающий крем в тазике, пахнет экстрактом ванили. Спатула расплескивает белые капли по столешнице, плюхаясь обратно в жижу. Водрузив сверху новый слой из коржа и пропитки, Минхо вновь хватает спатулу и размазывает крем. Чёртовы торты на заказ пожирают всё его время. В холодильнике уже ждут своего часа три таких. Переливается музыка ветра, вплетающаяся в джаз. Опять отвлекаться. Вздохнув, Минхо вытирает руки о фартук и выплывает в зал, толкая служебную дверь. - Привет. Ноги застывают. Глаза удивлённо распахиваются, видя угольную чёлку и красные рукава бомбера. В нос ударяет запах сладкого табака. Что-то под рёбрами начинает подрагивать, диафрагму покалывает от пробежавшей искры. При этом сдвинуться и что-то выдавить из себя не получается. - Вот, возьми. Не дождавшись ответа, Джисон протягивает ему какой-то конверт. Наконец, Минхо подходит к стойке. Он с недоумением берёт конверт, открывает его и видит деньги. Вот только явно не те двести тысяч, которые он отдавал. Купюр в три раза больше. - Это ещё что? - Я устроился на работу. Нашёл тут недалеко паб с небольшой сценой, где иногда выступают артисты-любители. Мне разрешили выходить четыре раза в неделю на пробный период. Если народу будет нравиться и музыка будет хорошая, то дадут больше смен. Мы прям контракт подписали, два месяца пробника и потом будут решать продлевать или нет. Платят семьдесят за смену, не очень много, но если выходить чаще, то нормально. Они ещё говорили, что могут вызывать в бар, если нужно будет кого-то подменить, так что там тоже может что-то перепасть. Я пока что три смены отработал, пока искал, ещё сходил как обычно вещи таскать. Так что заработал, сколько смог, - Джисон тупит взгляд, ковыряя столешницу ногтем. – Я много думал и решил, что буду делать дальше. Сейчас буду копить и после универа хочу записаться на курсы диджеинга. Я люблю музыку, я в ней разбираюсь, так что если выучусь на диджея, то смогу работать в клубах или барах, а если не выгорит, то отучусь на миксолога, уж барменом-то меня точно возьмут, тем более если я в своём пабе опыта наберусь хоть какого-то. Вот. Как-то так. Какое-то время Минхо озадаченно молчит. Он смотрит на полученный конверт, а затем вновь на человека перед собой, беспокойно ожидающего реакции. - Деньги-то ты мне зачем принёс? - Я хочу показать, что правда могу зарабатывать, если постараюсь. Теперь у меня есть мотивация, я хочу доказать тебе, что могу зарабатывать, могу обеспечивать себя, если всё пойдёт хорошо, то в будущем и тебя. Ты… - Джисон запинается, после чего прочищает горло, поднимает голову, расправляет плечи намного более решительно и твёрдо смотрит в его глаза. – Ты мне очень нравишься. Я тебе клянусь, я больше ни к чему пальцем даже не притронусь, я не хочу тебя потерять. Если я хоть что-то стащу, даже жвачку за пятьсот вон, то можешь сразу сдавать меня ментам. Ты стал моей мотивацией, я хочу показать тебе, что для тебя я могу быть не просто нищебродным пацаном с гитарой, а надёжным мужчиной, на которого ты можешь положиться. Просто дай мне шанс. Ради тебя я буду стараться. Миндальные глаза горят отчаянной решительностью. С каждым словом голос Джисона набирает всё больше твёрдости, плечи становятся шире, лицо принимает более острые черты, он кажется взрослее, чем в последний раз, когда они виделись. Получается, он не приходил, потому что работал. И он действительно смог куда-то устроиться, даже уже получил зарплату и принёс ему накопленное, чтобы подтвердить правдивость своих намерений. Он старался ради него, хотя до этого и боялся влезать в серьёзную рабочую жизнь, несмотря на серьёзные финансовые проблемы. Боевые глаза пробирают что-то внутри так же сильно, как звук уверенного голоса. Такого знакомого голоса, которого, оказывается, безумно не хватало. Возможность видеть его лицо словно вставляет на место ту самую выпавшую деталь. Его намерение работать над собой и трудиться ради них обоих поражает, вкачивая силу в тот разряд, прошедшийся внутри, стоило только снова увидеть его. - Забирай, - Минхо закрывает конверт и засовывает его недоумённому Джисону в карман. - Но… - Залетай. Стойка приподнимается. Минхо придерживает её, выжидательно сверля Джисона взглядом. Тот поначалу теряется, не понимая, что происходит, но в итоге послушно проходит за кассу. Стоит ему переступить порог, как Минхо хватает его за руку, открывает дверь подсобки и буквально вбрасывает туда, захлопывая за ними дверь. Полутёмная переходная площадка между кухней и залом отрезается от остального мира. Потому что Джисон даже не успевает спросить, что происходит, как его толкают к стене и обхватывают щёки ладонями. Минхо с силой целует его, вдавливая в стену затылком. Если быть честным с собой, он уже давно хотел это сделать. Почему-то взгляд на пышную угольную чёлку всегда вызывает желание поцеловать его, чтобы эта самая чёлка щекотала собственный лоб. Сначала Джисон застывает, кажется, не веря в происходящее и пытаясь как-то его осознать. Затем он обхватывает Минхо руками, как будто переживая, что тот передумает, и со рвением отвечает на поцелуй, закрывая глаза. Сладким табаком от него пахнет так, что голова начинает немного кружиться. Хватка крепкая, Минхо чувствует, как в мощной груди долбится сердце, едва ли не пускающее вибрации по своей грудной клетке. Стоит отстраниться, чтобы сделать вдох, как Джисон снова тянет его обратно на себя, зарываясь пальцами в волосы на затылке. По позвоночнику бегут мурашки, Минхо тоже перемещает ладони с мягких щёк на рассыпчатый уголь. Они останавливаются спустя почти две минуты. Шумно втягивая в себя воздух, Минхо смотрит в миндальные глаза, которые ярко искрятся даже в полутьме подсобки. - Только попробуй что-то натворить. Клянусь, я тебя на пироги пущу. - Справедливо, согласен, - Джисон издаёт смешок и через пару секунд снова быстро чмокает его, довольно улыбаясь. – Знаешь, а ту песню я для тебя написал. - Для меня? – Минхо вскидывает брови. - Ага. Больше-то я ни о чём думать не могу. Это всё ты виноват, воришка. Все мои мысли украл. - Слишком сладко, до свидания, - после небольшой заминки Минхо опускает взгляд и пытается уйти в кухню, однако его не отпускают. - Так ты мастер со сладким работать. - Точно не с таким. - Привыкай. Из нас двоих ты явно больший воришка, ты меня полностью обокрал и украл, я на это не подписывался. - Ты сам меня обокрал, - фыркает Минхо. - Прям полностью? – заискивающе улыбается Джисон. - Отстань, мне работать надо. - Ну скажи. - Отвали. - Скажи. Джисон напористо тыкается головой в его шею, так и не выпуская из крепких объятий, явно превосходящих по силе. Угольные волосы щекочут щёки. Сладкий табак продолжает кружить голову. В этот момент звенит музыка ветра. - Покупатели пришли, отпусти. - Мы это ещё обсудим, - с нажимом оповещает Джисон, размыкая кольцо рук. - Нет, - Минхо гордо вскидывает подбородок. – Иди на своё место, скоро принесу твою окурковую воду и пожрать. - А тебя можно? - Пошёл отсюда. Джисон получает пинок под зад, со смехом покидая служебное помещение и уходя в зал, где пожилая пара изучает ассортимент стеллажа со слоёными булками. Поправив одежду и растрёпанные волосы, Минхо протяжно выдыхает, собираясь с мыслями, затуживает фартук покрепче и выходит к кассе. Миндальные глаза с весельем наблюдают за ним, полыхая под перепутанным от пальцев углём. Идиотина, даже в порядок себя не привёл после того, что было. - Сосчитайте, пожалуйста. - Багет нарезать? - Да, и пончики, пожалуйста, тоже на две половинки разделите. - Хорошо. Ноготь стучит по экрану кассового аппарата. Переставив поднос на заднюю стойку, Минхо берёт нож и начинает чёткими движениями нарезать хрустящий багет на ломтики. Шелестят перчатки, перекладывая его в пакет. Нож протирается и гладко скользит по тесту обычных пончиков без глазировки. Уголки губ то и дело дёргаются вверх. Всё-таки ему всегда нравилась простая выпечка, которая не требует десятков ступеней приготовления, особых условий хранения и редких ингредиентов, при этом по-прежнему храня в себе отличный вкус. Такая выпечка не выставляется на показ, она только для себя, для дома. Достаточно лишь присыпать её сахарной пудрой, чтобы подчеркнуть вкусовой фон. Пакет хрустит, сворачиваясь, стикер залепляет бумажное горлышко. Рассчитав посетителей, Минхо отдаёт покупки, отпуская гостей. Взгляд изучает комбинацию красного и чёрного, привычно устроившуюся у окна. Растрёпанный Джисон постукивает кончиком карандаша по странице учебника. Да, простая выпечка, посыпанная пудрой, нравится Минхо больше всего. Она из раза в раз крадёт всё его внимание.