Аддиктивный синдром

Машина Каттерфельда ждала нас на парковке. Перед тем, как сесть, Клаус подозвал подчиненного, одного из многочисленных людей Каттерфельд на этой вечеринке, и приказал отвезли байк ему домой. Отдав ключи, он не забыл припугнуть бедного громилу, что если обнаружит хоть одну царапину, то живьем сдерет его скальп. Мужчина побледнел и ретировался с места, на что Клаус довольно усмехнулся. Эйзенманн открыл для меня двери и я залез внутрь. В салоне уже сидело двое. Каттерфельд, как всегда, не отлипал от телефона, внимательно просматривая документы, а рядом молча устроился ребенок. Сложив руки перед собой он смотрел в одну точку перед собой, даже не взглянув в мою сторону. Уверен, его уже отчитали за неподобающее юному наследнику поведение. Уверен, из-за этого он возненавидит меня еще больше. Пока Клаус вел машину было чертовски неловко. К счастью, Эйзенманн специально приоткрыл окошко, разделяющее салон, чтобы я совсем не задохнулся от нависшего молчания. Я был бы еще больше благодарен, включи он какую-то музыку, но при плохом настроении Каттерфельда даже Эйзенманн боялся нарываться. А было оно чертовски плохим и, кажется, я догадывался о причине. Эванса не было в поле зрения. Не знаю, куда он делся, почему не едет с нами, но его нет… С одной стороны Эванса можно было понять. Сегодня его брак окончательно треснул. Он видел измену мужа, слышал столько сплетен, очерняющих его репутацию, а теперь тот поцелуй у всех на глазах… Для Джерома увиденное стало последней каплей. Каттерфельд этого не понимал. Он не помнил той ночи. Считал ее дивным сном, растворившимся на утро и пришедшим вскоре ужасным похмельем. С его стороны измены никогда не было. Он лелеял надежды вернуть их отношения, и как же он чертовски ошибался! Мы приехали к поместью быстрее, чем обычно. Вечерняя трасса была пустой и Клаус гнал выше позволенного. Наверняка, ему и самому хотелось побыстрее сбежать из этой машины, от этой угнетающей атмосферы. Как же я его понимал. Стоило машине припарковаться у входа в поместье, как все мы вышли. Подбежал какой-то телохранитель и сел за место водителя, увозя ту прочь. Каттерфельд побрел в дом, взглядом подгоняя сына, а я шел позади, постоянно осматриваясь, рядом ли Клаус. Он был рядом. Шел прямо за мной. На пороге нас встретил дворецкий, который явно удивился моему появлению. Каттерфельд приказал выделить мне гостевую комнату и на этом ушел прочь, даже не пожелав спокойной ночи. Ребенок убежал за отцом, явно не намеренный терпеть мое присутствие. Дворецкий кивнул Эйзенманну и также смылся под предлогом готовить для меня комнату. — Что стоишь? Пошли. Клаус подпихнул меня вперед и мы направились вверх по мраморной лестнице. Клаус уже знал, какую комнату для меня готовят. Уверен, не будь Эйзенманна, старый дворецкий приготовил худшую спальню, какую только мог найти в поместье, но в этот раз мне разрешили остаться в одном крыле с хозяевами. Спальня находилась за несколько дверей от комнаты Каттерфельда, в которой мы провели ту ужасную ночь. До этого я и не ведал, какую комнату наугад выбрал для совершения преступления. Тогда я выбрал первую спальню, что попалась под руку, но видя сейчас свет из-под двери этой комнаты и тихий разговор Рейнхольда по телефону… Теперь я понимал, что и эту комнату осквернил своим мерзким присутствием. Заведя меня в спальню, Эйзенманн, к удивлению, не ушел. Наблюдал, как две горничных готовят постель. — Принесите чистую рубашку или свитер его размера, а также пижаму, — приказал он им перед тем, как они покинули комнату. Не в силах больше стоять на ногах, я присел на кровать и уставился на мужчину. — Спасибо за сегодня, — произнес я и спохватился. — И за кожанку тоже. Я снял ее из себя и протянул Клаусу. Мужчина подошел ближе и забрал ее, но вместо того, чтобы уйти, присел рядом. — Ну, я жду. Ты так и не ответил на мой вопрос. Или ты думаешь, что я забыл, как быстро ты слез с темы? — Ты о чем? — удивился я, действительно не понимая, о чем он. — О Викинге, конечно же! Что это вообще было? Ах, он о том, как я плакался в рубашку единственному человеку, который понимал все отголоски моей боли? Ну ладно, может не все, но большинство так точно. В особенности те, что связаны с исполинским чувством вины, которое вместе с симпатией, сегодня пригвоздило меня к земле. Но что я мог сказать Клаусу? Пускай, он многое узнал обо мне, исходя из нашим участившихся встреч, которые столько ненавидит мой скандинав, не мог же я поведать ему о всем? Эйзенманн — цепной пес Каттерфельда, а я не хочу подписывать свой смертельный приговор собственноручно. — Мы… сошлись на одной теме. Нет, даже на нескольких. Наркотики, связь с Анке Бернтольд и короткий поводок, на котором нас держит Бен Керн. — Мое чутье подсказывает, что крольчонок не врет, но что-то явно недосказывает. — У меня ведь тоже могут быть тайны, — грустно усмехнулся я. — От меня — нет. Клаус тоже рассмеялся и мы свели все к шутке. Вскоре пришли те две горничных и аккуратно сложили пижаму и чистый свитер на комод возле кровати. Поклонившись, они так же незаметно ушли, как и пришли. Я поднялся и направился к новой одежде. Наверное, стоит сразу натягивать пижаму и прыгать в постель. Не уверен, что смогу уснуть, пока наркотики до сих пор бурлят в моей крови, ведь вместе с ними всегда приходила бессонница, но попытаться уснуть лучше, чем и дальше вести чертовски неловкие разговоры с Клаусом. Я взял пижаму и развернулся к мужчине, настойчивым взглядом прося уйти. — Нет… а знаешь что? К черту! Мужчина резко поднялся и подошел, выхватил пижаму у меня из рук и всунул вместо нее свитер. — Натягивай и пошли. Я запрещаю тебе грустить сегодня! — На улице ночь, куда мы можем пойти? — задал я очевидный вопрос, ошарашенный таким предложением. — Ночь — самое время для развлечений! Заметив мою нерешительность Клаус решил перейти в действиям. Он потянулся к пуговицам на моей рубашке и я вдруг опомнился. — Я сам, — пожалуй, излишне резко ответил я, отстранившись. — Ладно-ладно! — Клаус поднял руки вверх, сдаваясь, и отвернулся. — Такой взрослый, а стесняешь. Переодевайся давай побыстрее. Мы едва ли успеваем. Он, конечно же, не покинул спальню, но отвернулся. Уже хорошо. Я не был из стеснительных, как мне казалось, но позволить увидеть свое тело Клаусу я просто не мог. Не из-за его ужасного состояния. Не из-за анорексичной худощавости, которая вовсе не была привлекательной. Дело в другом. Дело в шрамах от иголок, покрывающих все мои руки. Я развернулся к мужчине спиной и, быстро избавившись от испорченной рубашки, натянул на себя мягкий, приятный к телу свитер. На теле все еще оставалась неприятная липкость, где промокшая вином рубашка прикасалась к телу, но времени на душ Клаус явно не собирался мне давать. К тому же, мне было бы слишком не по себе мыться в доме мужчины, который разбил мне сердце. — Честное слово, вот как можно быть таким стеснительным? Тебе двадцать один год, должны же были быть какие-то парни, которые привлекали тебя в сексуальном плане. Не можешь же ты быть к этому возрасту ничего не видевшим девствен- — Пошли, — перебил я словесный поток мужчины, положив руку тому на плечо. — И нет, я не девственник, если тебя это так интересует. После ночи с Каттерфельдом уже нет. Да и я прекратил ждать принца на белом коне, которому отдам всего себя впервые и который спасет меня. Скорее всего у него украли коня, поэтому он так долго идет мне навстречу. — Вау, даже так! И кто же был тем парнем, что сорвал заветный цветочек?! — Какой-то левый парень с клуба, — соврал я, надеясь, что Клаус поверит в эту ложь, ведь мы не единожды встречались в таких местах. — Не верю. — В любом случае, я тебе не скажу. Так что, мы идем или я могу ложиться спать? — Ты ведь понимаешь, что не утолив мое любопытство, сам подписал себе приговор?! Теперь я буду искать того человека. Чисто из любопытства посмотреть, какой он. — Ищи, а если найдешь, то уверяю, ты будешь удивлен. Крайне удивлен, ведь это твой босс, который и не помнит ту ночь. Человек, которому я отдал свой первый раз и которого изнасиловал, чтобы получить свободу. Ох, Клаус, «удивлен» — не то слово чтобы описать шок, который ты испытаешь. Ты даже не ведаешь, что произошло за несколько спален отсюда полтора месяца назад. — Это еще больше подогревает мой азарт, крольчонок! Что ж, ищи. Удачи тебе в этом, Клаус. Правда, удачи, ведь ты смотришь себе под нос и не видишь правды. Считаешь все слухи глупой чушью, тогда как у этого пожара есть подлинные причины. Предпочитаешь смеяться над ними хотя после тебе станет вовсе не смешно. Через неделю ты узришь правду и твоя улыбка, очаровавшая меня с первого взгляда, превратится у злобную усмешку. Вместо твоего пиджака, я получу лишь пулю в лоб. Вместо нового урока — сырую могилу. До этого, конечно, я не планирую доводить. Как только Каттерфельда лишат власти, я пойду к Сабине и попрошу временного укрытия, пока она не разберется с Беном Керном и я не смогу спокойно сбежать. Заберу Викинга, конечно, если он согласится, узнав, что я предал отца. Мы изменим страну, имя и заживем так, как никогда прежде. У меня в голове существует четкий план. Как никогда четкий и ясный после того, как Каттерфельд лишил меня всех надежд. Я не пойду на попятную. Мама бы не хотела, чтобы я умер в этой войне. Я буду сражаться до конца и выйду победителем. Ради ее светлой памяти. Ради самого себя. На моем лице заиграла улыбка, стоило нам с Клаусом покинуть спальню. Мы тихо пробрались сквозь коридор, чтобы спящий Каттерфельд нас не услышал. Как дети, которые не хотят разбудить родителей, сбегая с дома на поиски очередного приключения. И я знал, что Эйзенманн думает так же. Его ухмылка и подмигивание, когда мы встречались взглядами тому доказательство. Мы незаметно покинули дом, который погрузился в сон. На часах оставался час до полуночи. Свежий ночной воздух освежал, заставляя все мысли отойти на второй план. Если уж нашей дружбе с Эйзенманном суждено закончиться через неделю, то пускай эта ночь станет ее кульминацией. Куда бы он меня не повел, я пойду следом. Что бы он не предложил, я соглашусь. Моя последняя полная беззаботности и веселья ночь перед тем, как покину Мюнхен. — Черт, — выругался недовольно мужчина. — Я отдал байк. Придется брать машину. Клаус повел меня вдоль длинной тропинки, выложенной из брусчатки, сквозь сад. Короткая дорога от дома к гаражу с машинами. На входе стоял мужчина, прикрывая рот во время зевка. Заметив Клауса, он мгновенно выпрямился, будто солдат при виде командира и без вопросов пропустил нас внутрь. Гараж при поместье был настолько большим, что я потерялся стоило только войти. Чем дальше мы шли, тем больше разнообразных машин я видел, а асфальтированная дорога тем временем углублялась. Гараж был построен под наклоном и, как я подозревал, самая дальняя его часть располагалась прямо под поместьем. Закралась мысль, что в таком старом замке вполне могут быть какие-то тайные ходы или подземелье, но я быстро отогнал шальное предположение, напомнив, что мы живем не в средневековой сказке. Осмотрев несколько машин в самом дальнем углу, Клаус остановился на краской. Какая-то спортивная модель. Низкая, но мощная — это уж я точно мог сказать. — Нам точно можно ее взять? — осторожно спросил я перед тем, как Клаус приказал тому мужчине найти ключи. — А зачем ей зря припадать пылью? — ухмыльнулся Клаус, заметив мое побледневшее после его слов лицо. А оно действительно побледнело от мысли разбить такую тачку. Да еще и машину Каттерфельда! — Может лучше вызвать такси или попросить кого-то подогнать твой байк? — Господи, крольчонок, это моя машина, успокойся! — Твоя? — спросил я, крайне сомневаясь. — Тогда что она забыла в гараже мистера Каттерфельда? Если ты так попытался меня успокоить, то у тебя не получилось. Мужчина присел на капот и ласково провел ладонью по нем. — У меня дома слишком маленький гараж. Я работаю над этим, но пока у меня ремонт, негде деть мою малышечку. Вот я и пригнал ее сюда вместе с ее сестричками. — Ты серьезно?! — Вот они, мои детки, видишь? Голубая, еще одна красная и желтая — все мои. Эйзенманн явно хвастался и ему безумно нравилась моя реакция. — С байками проще. Они пока живут у меня в гостиной, а вот машину ты никак туда не запрешь, — пожал плечами мужчина. — Как только ремонт закончат, в гараже хватит места и для байков, и для тачек. — И мистер Каттерфельд не против, что ты держишь свои машины здесь? — Босс не знает. Да и зачем ему забивать лишними проблемами голову? Кстати, ты уже возьмешь трубку или взять мне? Ты знаешь, я могу сказать пару ласковых Викингу и пожелать спокойной ночи, но боюсь он сорвется с места и будет искать нас всю ночь по городу. Мне не нужно было смотреть на имя звонящего, чтобы знать, кто это был. Клаусу тоже. Только Викинг мог настойчиво звонить, слать сообщения с угрозами, пока я, наконец не отвечу. Я планировал ответить ему, когда мы будем ехать, но трезвонящий телефон уже достал Клауса. Вздохнув, я достал телефон и посмотрел на количество сообщений одно и того же содержания. Все ли хорошо? Безопасно ли я доехал? Выделили ли мне комнату? И не стало ли мне вдруг плохо? Честно, Викинг был ужасно приставучим, но за это он мне и нравился. Никто не интересовался моей жизнью со смертью матери до него. Однако в эту ночь… Сейчас мне не хотелось его беспокоить, а это значило в очередной раз соврать. «Все хорошо. Я устал и ложусь спать. Увидимся завтра», — вот что гласило мое сообщение, после которого Викинг пожелал доброй ночи, и я со спокойной душой выключил звук на телефоне. За время, пока я разбирался с приставучим скандинавом, Клаусу принесли ключи, и он довольно залез на водительское сидение, изнутри отпихнув мою дверь, чтобы я забирался скорее. Я устроился спереди и пристегнулся, отмечая, как непривычно, когда машина такая низкая. Что сказать, я никогда не ездил в спортивных тачках и тем более не понимал, почему люди покупают их, если не похвастаться перед остальными. Клаус не был хвастуном, поэтому зачем ему такая покупка, оставалось вопросом. Тем временем ворота гаража разъехались и Клаус вырулил машину в сторону трассы. К удивлению, мы поехали в сторону города. Почему-то мне казалось, что он повезет меня куда-то за город. Может, даже в свой дом. Интересно было бы посмотреть на место, где живет большой и ужасный цепной пес Каттерфельда… И все же я слишком размечтался, да? Вряд ли Эйзенманн водит кого попало в дом, а я именно этот «кто попало». Мы ведь даже не друзья. Так, двое людей, которых временно свела судьба. Клаус забудет обо мне, как только поймет, что не сможет отыскать предателя в пределах страны. А я… Нет, я не забуду его, пожалуй, никогда. Он будет сниться мне в кошмарах. Я буду просыпаться в поту от воспоминаний о его улыбке, которая со временем померкнет в памяти и превратится в злой оскал. Буду просыпаться и чувствовать яркое ощущение преследования, слежки. Клаус забудет обо мне, но не выветрится у меня из головы. Ощущения будут преследовать меня годами, пока моя короткая жизнь не оборвется от очередного передоза… До того времени у меня есть еще неделя и сегодняшняя ночь. Мужчина не признавался, куда мы держим путь. Мы въехали в полупустой город и помчались ночной трассой так плавно, что я задавался вопросом: то ли дорога такая идеальная, то ли Эйзенманн хороший водитель? Проехав бизнес-центр мы въехали в ту часть города, куда приличные люди не ездят. В ту часть, где находились клубы Клауса и Стефана, а также квартира барыги, поэтому я логично предположил, что конечной точкой станет один из клубов. Вопреки моим ожиданиям, я ошибся. Мы остановились на огромной заброшенной парковке возле недостроенной многоэтажки недалеко от клуба Клауса. Обычно здесь тусовалось отребье. Проститутки, наркоманы, пьяницы. Неудивительно, что с этим местом я был знаком. Вот только вместо привычного пустыря нас встретило десятки припаркованных машин и в трое больше людей разных мастей. Мне стало не по себе. Вдруг меня встретит кто-то из старых знакомых?.. — Что сидим? Выпрыгивай и пошли. У нас в планах много приключений на сегодняшнюю ночь. Сглотнув, я потянулся к ручке и пихнул дверь. Прохладный ночной воздух середины осени тут же ударил в лицо и я поежился. Клаус, заметив мою дрожь, закатил глаза и протянул свою кожанку, которую таскал с собой с того момента, как я отдал ее в поместье. Пошутив о трясущемся крольчонке, он помог мне одеть ее и застегнул прямо под нос. Сам же мужчина разделся. Снял из себя пиджак, который был на нем еще с вечеринки, снял запонки и закатил рукава рубашки до самых локтей. Как ему только не холодно?! Вернувшись ко мне, мужчина кивнул в сторону разведенного костра к одной из бочек посредине площадки, намекая, что мы пойдем туда. Бочек было всего пять, расставленных по кругу. Возле трех собрались компаниями молодые люди приблизительно моего возраста. Мы подошли к свободной и я тут же вытянул ладони из карманов, принявшись греть оледенелые руки жаром костра. — Итак, крольчонок, ты знаешь, куда я тебя привез? Ты ведь не первый раз в это части города. Должен был что-то слышать. Клаус намекает на тот раз, как встретил меня в клубе Стефана? Ох, наверное, он считает такой выходец голубых кровей, как я, не частый ходок в подобные места, вот только он ошибается. Этот район Мюнхена мне ближе родного дома. Я ночевал на этих улица теплыми летними ночами. Зависал в темных проулках с людьми, имени которых не знал. Бродил самыми опасными местами, будто свой. И я был своим. Был и до сих остаюсь, пускай Викинг строго настрого запретил мне возвращаться сюда без него. Боится, как бы я не отыскал наркотики без его ведома. Наивный. — Обычно здесь пусто, — ответил я развернул ладони тыльной стороной, согревая костяшки. — Никогда не видел здесь столько народу. — Тогда ты точно не видел всего веселья! — радостно заявил Клаус, понимая что я все же немного осведомлен, и хохотнул. — Знаешь, сегодня мы… Не успел Клаус заговорить, как за моей спиной возник человек и положил тяжелую руку мне на плечо. Лицо Эйзенманна в мгновение переменилось — он насторожился, прямо как пес при виде незнакомца. Я усмехнулся от сравнения и развернулся, да так и замер. Лысый широкоплечий мужчина улыбался мне во все тридцать два. Это был Стефан. — Керн-Керн-Керн… — удивленно протянул дилер и притянул меня к себе, как тряпичную куклу, тяжело похлопав по спине. — Кого и ожидал увидеть, так точно не тебя! Как поживаешь? — Стефан… — прошептал я и выразительно округлил глаза, пытаясь намекнуть старому другу молчать. Молчать и ничего не говорить в присутствии Эйзенманна. — Хорошо поживаю. А ты? Вижу, ты с компанией. Иди, не буду тебя задерживать. Я сильнее сжал ветровку мужчины и сильно задергал. Убирайся, Стефан, прошу! Просто свали! — У меня есть травка с собой. Хочешь, как в старые добрые? Так и знал! Да, Стефан не принимал тяжелых наркотиков, но иногда баловался травкой, когда в клубе было пусто и он решал составить компанию в моем приходе. Старые добрые, Стефан?! Я бы с удовольствием, но не рядом с человеком, который и духом не ведает о моей зависимости! — А хотя да, знаешь, меня уже зовут, — прокашлялся Стефан, осознав, что облажался по полной. Он перевел быстрый взгляд на Клауса, а после на меня и ретировался с места преступления. Я с опаской развернулся и заметил, как Клаус провожает Стефана прищуренным взглядом. — Любишь пожевать травку, крольчонок? — Это не то, что ты думаешь. — Баловался раньше? — спросил тот без прежней улыбки. Настолько серьезным я еще никогда его не видел. — Во времена университета, — ответил я и сжался, почти не соврав. Баловался и продолжаю баловаться, но во времена учебы баловался так хорошенько. Как раньше теперь не позволяет Викинг и частые встречи с Каттерфельдом. Если бы Эйзенманн не притащил меня сюда, если бы Каттерфельд эгоистично не припер меня в свой дом, наверняка, я бы окончил день, ловя приход от амфетамина из тайника, чтобы позабыть о произошедшем на вечеринке. — А этот мужик, Стефан, да? Он тебя хорошо знает, как погляжу. Это ведь он всобачил тебе свой телефон в клубе. Я запомнил его. Телефон? Ах да, Клаус же думает, что Стефан положил мне записку с номерком тогда, а никак не пачку чистой наркоты. Еще один наивный. — Стефан — мой старый друг. Мы немного поссорились и в тот день я пришел к нему мириться. Клаус долго сканировал меня взглядом, а после усмехнулся. — Значит, это он, да? Твой тайный любовник? Я подавился воздухом. Стефан?! Да ни в жизнь! Он по женщинам, причем несколько старше его самого! — Нет! Мы просто дружим. Дружили… Это долгая история, и я не хочу ее рассказывать. Правда, Клаус, давай не будем. История, в которой я потерял одного из людей, который заботился обо мне. История, которая оставила в напоминание не только шрам над бровью, но еще и на сердце. — Ладно, так уж и быть. Не хочешь, не будем, но этот твой Стефан… Знакомое лицо… Я еще в тот раз подумал, что где-то его видел, но не могу понять где… Клаус почесал затылок, призадумавшись, и я умолял всех существующих богов, чтобы он не вспомнил одного из главных дилеров в этом районе города. Как владелец клуба, да и отпетый бандит, Эйзенманн не мог не слышать о Стефане. Просто не мог. — Думаю ты видел много лысых мужчин, вот и сравниваешь. — Ты даже не представляешь, как много лысых я видел во время службы, — усмехнулся тот и я с облегчением вздохнул. Клаус спустил ситуацию на тормоза. — Так вот, вернемся к цели нашего прибытия, крольчонок. Тебе повезло, что я случайно вспомнил о сегодняшних гонках. Гонки. Я слышал о них, но не думал, что их проводят здесь и в это время года. Обычно гонки устраивают еженедельно летом. Сборище местных мажоров вторгается в наш район, чтобы похвастаться папочкиными подарками, снять шлюх и курнуть чего-то легкого во время летних каникул. От Стефана я слышал немало историй, чем обычно заканчиваются такие гонки. Несколько дорогих тачек украли, пока мажорики ловили приход, а однажды одного из них закололи за то, что тот обозвал одного из местной банды. После рассказов Стефана я не совался на эти мероприятия. Местный контингент ненавидел богатеньких детишек, приходящих в поисках развлечения, а так как, фактически, я был одним из них, старался не показывать нос и не называть направо и налево свое настоящее имя. Пока я был обычным безымянным парнем, которого крышевал Стефан, ко мне никто не совался. Сейчас со мной был Эйзенманн, который и сам кого хочет заколет, посмотри тот не так в нашу сторону. Я отринул всякий страх рядом с ним. Так как Клаус владел клубом в районе, не удивительно, что он знал о гонках. Вот только привезти меня сюда? Клаус хочет повеселиться? Увидеть страх или восхищение на моем лице? Что ж, вряд ли он получил то, зачем пришел. Гонки не были чем-то уникальным и дивным для Отто Керна. — Теперь понятно, зачем тебе спортивная машина, — вдруг осенило меня. — Ты участвовал раньше? — Когда выпадает свободный вечер и проводят гонки — да. Такое стечение обстоятельно случается редко, но раза три я точно участвовал. Однако ты ошибся, крольчонок, я гоняю на байках, а не на машинах. Совсем другие ощущения. Меня снова озарило. — Только не говори, что мы здесь за этим. Собираешься участвовать в гонках? — Мы. Мы собираемся. Сказать, что у меня отвисла челюсть, ничего не сказать! Одно дело посмотреть, греясь у костра, выбрав себе наименее пьяного с виду чемпиона для азартной ставки, совсем иное — участвовать самому! — Любишь соревноваться с пьяной молодежью? — спросил я, кивнув в сторону компании возле нас, которая едва ли держалась на ногах. — Обычно они не так наклюкиваются. Так что победа будет простой. Я тихо рассмеялся. Ладно, если Клаус хочет посражаться за первенство, я никак не смогу его отговорить. На вечеринке он не пил, пока охранял Каттерфельда, поэтому я уверен в том, что мы не разобьемся. Страшила только мысль о том, что мужчина зависим от скорости. Боюсь, как бы он не сумел справиться с управлением и не влетел в какой-то столб, пока будет ловить кайф от прилива адреналина. По себе знаю, что во время прихода, начинаешь творить глупости и не перестаешь замечать ничего вокруг. — Ладно, — согласился я, понимая, что его не отговорить. — Только пообещай, что будешь осторожен. Не хочу умереть вот так. — Я ни разу не попал в аварию, крольчонок. Так что расслабь булки. Пошли, где-то здесь стояла парочка байков. Вздохнув, я кивнул и Клаус потащил меня обратно к парковке. Мы стали искать возможно затаившийся где-то байк, который можно было бы одолжить. Пока я взглядом искал в темных закоулках, не заметил, как Клаус целенаправленно ведет меня куда-то. — Эй, я одолжу байк, брат? — спросил Эйзенманн у коренастого мужчины, который стоял на входе у парковку возле спрятанных под деревьями пятью старенькими байками. — Для тебя всегда пожалуйста, Эйзенманн. Мужчина протянул руку Клаусу для рукопожатия и усмехнулся. — Нечасто тебя здесь увидишь в последнее время. Нашел новую игрушку? — спросил тот, задержав взгляд на мне. Оценивающий взгляд, который мерзко скользил по мне и моих самых вкусных по его мнению частях. Я поежился. — Это не моя игрушка, а босса. Так что убери свои глазенки, пока не вырвал. Игрушка?.. Что ж, возможно так и было. — Да что ж ты такой недружелюбный? — протянул мужчина и потерял ко мне всякий интерес. — Могли бы, как в старый добрые, повеселиться втроем. — Я сегодня не для этого пришел, — резко ответил Клаус и подошел ближе к старому закадычному знакомому. — Лучше скажи, два байка взять можно? Малыш тоже хочет прокатиться. — Для малыша всегда можно, если обещаешь свободный вход в твой клуб на выходных. — Тогда по рукам. Клаус усмехнулся и кивнул мне подходить. Я и не заметил, как отошел на приличное расстояние от этого странного типа. — Ты ведь шутишь, да?! — прошипел я Клаусу на ухо, как только подошел достаточно близко, чтобы тот тип не расслышал. — Я не буду участвовать в гонках. Я месяц, как езжу! Честно, это сумасшествие! Ладно, я уже согласился с тем, чтобы посидеть на заднем сидении и понаблюдать, как Клаус издевается над пьяными малолетками, но я? Я?! — Ты будешь в них участвовать. И я тоже. А насчет твоих возможностей вождения я уверен. Знаешь почему? Потому что у тебя был лучший учитель во всем гребаном Мюнхене! Что ж, может быть и так, но вот я в своих возможностях не уверен. Клаус никогда не давал мне садиться за руль в одиночку. Что повлияло на его решение? Мое убитое к черту настроение или же тот факт, что байк не его? Значит, не жалко царапать или разбивать, так получается, Клаус? Какой мелочный песик! Ладно, хорошо, все прекрасно. Ну, подумаешь, гонки! Разобьюсь и делов-то! Не нужно будет париться насчет Каттерфельда, чувства вины, наркотиков и отца. Сложись все так, я бы не расстроился. Точнее я бы уже не смог так думать, но к черту! Живем один раз! Последняя ночь перед уездом из Мюнхена. Плевать на все, нужно развлечься от души. Клаус прав. Сегодня все будет так, как он хочет, ведь он среди нас двоих — главный весельчак и тусовщик. Если буду следовать за ним, наверняка отрину всякую грусть. Хотя бы на ночь. Хотя бы на несколько часов. Гонка стартует через десять минут. Всего участвовало десять человек, не считая нас с Эйзенманном. Правил не было. Можно подрезать, идти в обгон, кричать матерные слова вслед. Выбор транспортного средства остается за участником. Мы с Клаусом были не единственными на байках. Трассу для гонок выбирали подкинув монетку. В итоге победила та, которую я знал хорошо. Ту, на которой Клаус учил меня ездить. По окружной мы должны вернуться обратно в этот район. Первый, кто прибудет обратно на старт станет победителем. Естественно, выигрыш заключался в почете и славе, но, как я знал, многие среди гостей поспорили на деньги. На нас с Клаусом почти не ставили. Точнее на меня. У меня было мало времени ознакомиться с новым байком, но я успел. Конечно, он не настолько мощный, как был у Эйзенманна, но тоже сойдет. Главное, что подходил для меня. Никаких дурацких кроссовок на высокой подошве. Клаус успел об этом пожаловаться и посетовать, что его любимого голубого шлема с морковками тоже нет. Он издевался надо мной, а я лишь посмеивался в ответ. Меня не так задевали его шутки, ведь я был настроен на одно — на победу. Натянув на себя шлем, я развернул голову к мужчине. Его байк стоял возле меня. — Буду ехать сразу за тобой. Не думай, что сможешь удрать от меня. — Удрать? Ты будешь глотать пыль за мной! — усмехнулся я и Клаус залился смехом. — Посмотрим, — сказал тот и закрыл стекло на шлеме, приготовившись к началу. Девушка из компании Стефана открывала гонки. Начав обратный отсчет, она повиляла бедрами в коротеньких шортах с сетчатыми колготками под ними и послала воздушный поцелуй одному из участников. — А мне тоже можно поцелуй на удачу? — озорно спросил Эйзенманн. — Только, если выиграешь. — Скряга. Три. Два. Один. Я сорвался с места и рванул вдаль. Передача за передачей я разогнался до безопасной, как по мне, скорости внутри города. сразу опередив двоих. Клаус, как и обещал, ехал позади, хотя я знал, что в любой момент он может опередить и выйти вперед. Игрался со мной, показывая свое превосходство. Что ж, я тоже не лыком шит. Решил пойти в обгон. Во время наших уроков Эйзенманн не позволял мне обгонять. Боялся за сохранность своей малышечки, но сейчас он не сидел угрожающе позади меня, поэтому я впервые решился на такой трюк. Я сумел обогнать сначала одну дорогую спортивную тачку, а после и вторую. Мимо нас пролетали машины, не участвующие в гонках, недовольно сигналя. Я боялся, что пойдя на обгон еще раз, случайно врежусь в одну из них, поэтому решил идти четвертым с конца, пока мы не выедет за город. Через пять минут мы покинули район и выехали на окружную трассу. На светофорах, конечно же, никто не останавливался. Я тоже. Мною завладел азарт. Я сильнее прогнулся в спине, выжимая из байка все, на что тот был способен. Скорость меня не пугала. Только не сейчас. Только не когда в моей крови адреналин бурлил сильнее наркотиков, принятых утром. Машин стало меньше и я, наконец, сумел пойти на маневр. Еще три машины остались позади. Теперь я не четвертый с конца, а четвертый сначала. Сзади машины пытались обогнать нас, но все участники спереди лишь ускорялись, оставляя тех глотать пыль. На Клауса я не смотрел. Знал, что он прямо позади меня. Следует за мной по пятам, обгоняя одного противника за вторым и насмешливо посмеиваясь над моей дерзостью. Впереди меня трое. Одного я с легкостью обогнал, пока тот был занят борьбой за второе место. Очевидно третье и второе место были друзьями, которые издевались друг над другом, и допустили фатальную ошибку: пропустили меня вперед, не уследив за другими участниками. Я услышал, как мне крикнули что-то неприятное вслед и рассмеялся. Приятно побеждать хоть в таком. Теперь я второй. Оставался еще один, но с ним было сложнее. Этот парень явно был настроен на победу. Когда я добрался до него, мы уже въезжали обратно в город. До финиша считанные минуты. Я сражался, как мог. Пробовал идти в обгон справа, но тот сразу же пересекал мои движения габаритами машины. Пробовал слева — снова поражение. Этот парень был смышлен и явно желал стать победителем. Однако и меня было не остановить. Я шел на все более и более рискованные маневры, наклоняя байк до черты позволенного. И вот мы оказались за два километра от финиша. Я злился на себя и еще больше на своего врага от невозможности его обогнать. Уже становилось понятным, что я стану вторым местом, но, черт, как же не хотелось проигрывать! Финиш уже был видным. Я немного замедлился, как и все участники. Никто больше не шел в обгон и не сражался. Победитель был всем понятен. Как вдруг ситуация в корне изменилась. Краем глаза я заметил быстро несущийся прямо по соседней полосе байк. Наплевав на встречные машины, он гнал посредине трассы, выбивая себе первое место. И он этот сделал. Он победил, воспользовавшись моей с моим врагом сосредоточенностью друг на друге. Прямо, как те друзья позади меня, которых я обогнал ранее. Клаус Эйзенманн финишировал первым. Цепной пес Каттерфельда победил. В ушах стоял гул после езды. Я остановил байк, оттопырил ножку и слез. В ногах гудело так же, как и в голове. Все приветствовали победителя, который сделал резкий круг и медленно ехал навстречу проигравшим. Клаус остановился возле меня. Сняв шлем, тот слез с байка и непозволительно близко подошел ко мне, от чего я невольно завалился на свой байк. Он оперся руками по обе стороны от меня так, чтобы я не сбежал. Его глаза горели так, как я никогда прежде. Это был азарт. Это была его стезя. Удовольствие от скорости, адреналина и победы. Я знал это чувство. Знал, ведь оно так схоже с первыми минутами прихода, когда ты откладываешь весь мир на второй план. — Ты обещал, крольчонок. — Серьезно? — Я жду. Я закатил глаза, понимая, что мужчина не отстанет, и потянулся к нему. Легко чмокнул его в щетинистую щеку и улыбнулся. Клаус хмыкнул, наклонился, но не отстранился. Я сделал это потому, что хотел. Не потому, что меня насильно заставили, как с Каттерфельд. Я сделал это, чтобы поприветствовать мужчину, который доставил мне столь удовольствия, как никто и никогда не сумел за одну лишь ночь. Клаус его заслужил, а я тем временем развеял собственных призраков навеянных вечеринкой. — С победой, — тихо поздравил я его, надеясь, что на нас не смотрят непонимающе все вокруг. — Я хотел позволить тебе победить, но тот парень меня взбесил и я решил не отдавать победу ему в руки. — Ты все правильно сделал, — похвалил я того и, клянусь, если бы у Клауса был хвост, он довольно замахал бы им из стороны в сторону. Эйзенманн пригнулся еще ближе, оказавшись лицом в нескольких сантиметров от моего. — Хочешь утешительный приз? — прошептал он и я поежился от горячего воздуха из его рта, который обжег мое ухо. — Не против. — Тогда мы едем развлекаться дальше. Я не отпущу тебя до утра. Предупреждаю. — Я только за, Клаус. Сегодня я весь твой. — Какое заманчивое предложение, крольчонок. Мы рассмеялись друг другу в лицо и сбежали. Сбежали из гонок, оставив машину на стоянке. Побежали, смеясь на всю округу, в сторону клуба Эйзенманна, пьяные от адреналина и жажды веселья, ожидающего нас всю ночь. Мы прибежали, когда куранты пробили первый час нового дня. Охранник удивился, заметив владельца клуба на пороге, но пропустил внутрь без вопросов, несмотря на переполненность заведения. Куча народа выстроилась в очереди на пороге, ожидая своей очереди, а для нас торжественно открыли двери. На танцполе не было, где протолкнуться, но Эйзенманн потянул меня в самый центр круговорота. Музыка била в уши так сильно, что я не слышал даже собственных мыслей. Руки Клауса кружили на мне, заставляя танцевать и управляя моими движениями. Он вертел меня, как тряпичную куклу, заставлял подпрыгивать и подпевать знакомым песням. Я знал, что он тот еще весельчак, но увидеть его таким… Черт возьми, мы были похожи в большем, чем я мог себе представить! Пускай у нас разные аддикции, но мы оба зависимы. Оба любим байки и скорость, клубы и безудержное веселье, переходящее грани позволенного. Мы жили в одном и том же мире. Дышали одним и тем же воздухом, несмотря на различные статусы и разницу в возрасте. До Клауса, до этой ночи меня никто не понимал так же, как он. Было достаточно одного взгляда, одного мимолетного движения и Клаус понимал, что я хотел. Кружил меня еще сильнее, пел громче и кричал диджею включить его любимую музыку. Нам было плевать на людей, которые толкались вокруг нас. Я любил это чувство, когда толпа напирает и ты растворяешь в ней. Любил, когда незнакомцы подпихивают меня к Клаусу и, как тот безудержно смеется мне прямо в лицо, говоря то, что я не мог расслышать. Не уверен, как долго мы танцевали. Мне стало безумно жарко и я повязал пиджак Клауса на талию. Рубашку мужчины тоже покрыл пот, как и его лоб, накачанные руки из-за чего я мог внимательней рассмотреть татуировки. У Клауса их была целая куча, в этом я уверен, но татуировки на запястьях всегда ловили мой взгляд. Теперь же я видел их прямо перед собой. Цепи, которые сковывают запястьях и прячутся под рубашкой. Хотелось узнать, где их конец, но я останавливал себя, как только ладони ощущали крепкие мышцы под руками сквозь тонкую рубашку. Клаус не останавливал мои движения и сам лапая меня во время танцев. Мы переходили черту позволенного, но нам обоим было плевать. Ведь эта ночь была для нас. Одна единственная ночь перед началом конца. Вскоре мои ноги отказались держать тело. Я устал и мне срочно нужен был отдых, свежий воздух и что-то выпить. Клаус уловил мою потребность в паузе и потащил в неизвестную сторону. На балкончиках все столики были заняты, поэтому я не имел ни малейшей идеи, куда мы направляемся. А вот Клаус уперто расталкивал толпу, пока мы не вышли в долгий коридор, который привел нас в свободную комнату. Это был кабинет заместителя Клауса. Мужчина лет тридцати сгорбился над бумаги на столе, пока Эйзенманн не выгнал его, подарив выходной. Мы остались одни. Я осмотрел помещение. Кабинет, как кабинет. Сплошные шкафы с документацией, рабочий стол и диванчик, на котором, как я подозревал, временами спал заместитель. Плед и подушка говорили сами за себя. Клаус порылся в кармане и достал ключи. Одним из них, он открыл небольшую дверцу шкафа и глубоко засунул руку внутрь. Тем временем я упал на диван, обняв колени руками. — Что-то ищешь? — спросил я, как только слух привык к тишине. Ну, как тишине, громкие колонки доносили музыку и в столь отдаленное место клуба, но она была тихой и приятной, почти успокаивающей. — Да так. Вспомнил слова того лысого мужика и подумал, почему бы и нет? — Стефана? — удивился я и наклонил голову, пытаясь рассмотреть, что же там ищет Клаус. В полумраке комнаты, освещаемой лишь светильником на столе, рассмотреть что-то было сложно, но я сумел. Такое я бы всегда увидел, как бы темно не было. В руках Клаус держал бумагу, зажигалку и пакетик с травкой. — Будешь? — спросил тот и вопросительно посмотрел на меня. — Да. — Для приличия ты должен был посомневаться. Хах, Клаус не имел не малейшего понятия, что предлагает травку отпетому наркоману. У меня никогда не было достаточной силы воли, чтобы отказать. Тем более сегодня, когда мне хотелось окончательно утопить отголоски горя хорошо знакомым способом. Эйзенманн широко распахнул окно и завалился ко мне. Диван был узким, поэтому я вовсе не удивился, когда меня прижали. К удивлению, Клаус знал, что нужно делать. Он быстро смотал два косяка и протянул один мне. Подпалив свой, он приблизился ко мне и дал прикурить. Его серо-голубые глаза бегали по моему лицо, пока я цеплялся зубами за самокрутку, пытаясь ее поджечь. — Не смейся. Ты тушишь огонь, — посетовал я и откинулся назад, как только дело было сделано. Я выдохнул весь воздух из легких и сделал глубокую первую затяжку. В голову ударило мгновенно. Мир вокруг завертелся, и я немного сполз вниз, пытаясь поудобнее устроиться. Клаус лег, нагло раздвинул мне ноги и устроился головой на мой пах, свесив ноги с дивана. — Удобно? — ехидно спросил я, не понимая, как ему хватает наглости использоваться меня, как подушку. — Невероятно, — кивнул тот и выдохнул дым. Ночной воздух с окна смешивался с дымом. Он плавал над нами и я изредка разгонял его руками, рисуя незамысловатые фигуры в воздухе. Не знаю, как мы так пролежали в тишине, но вскоре к нам пришел официант и спросил, ничего ли нам не нужно. Его послал учтивый заместитель перед тем, как уйти. Эйзенманн задал мне взглядом вопрос и я кивнул. Уже через пять минут на столике вместе с травкой стояло два бокала. Его — с каким-то крепким коктейлем, и мой — с приторно сладким. За алкоголем пошел и разговор. Клаус рассказывал о веселых историях из военной службы, где он бывал, но никак не затрагивал работу на Каттерфельда. Я же тоже пытался что-то вытянуть интересно из жизни, однако такого было немного. Не думаю, что Клаусу понравилось курить под истории из университета, но он внимательно слушал и часто смеялся. Мы говорили на многие темы. Обсуждали все, что могло прийти на ум. В особенности нас зацепила тема с байками и я пожаловался на то, как отец однажды запретил купить его, заткнув меня подаренной машиной. Так и бежали часы за выпитым алкоголем и самокрутками. Клаус окончательно расслабился и не переставал шутить, на каждое мое слово, придумываю шутку. «Вот это он настоящий», — думал я, осознавая, что шутки — часть бытия Клауса. Я никогда не видел, чтобы он шутил со своими подчиненными, если только не злые, обидные шутки, но сейчас… Сейчас его шутки были смешными и вызывали во мне только искренние эмоции. Они не плевались ядом, и я понимал, что за видом грозного цербера прячется милый лабрадорчик, ищущий доброты от хозяина. Конечно, от Каттерфельда он ласкающую руку не дождется, поэтому нежится со мной — совершенно постороннему человеку, как беспризорный пес. У меня никогда не было домашних животных, да и отец бы не позволил, но проводя вот так время с Эйзенманном, я задумывался не подобрать ли кого-то из улиц. Какого-то бедного щенка, ищущего любви и заботы. Он бы ласкался ко мне всякий раз, как выпадал случай, а я бы любил его в ответ так, не смогу полюбить больше никого… Клаус уснул первым. Я накрыл его пледом и, положив голову на мягкую спинку, сам провалился в сон. Впервые после наркотиков я смог уснуть мгновенно и то ли дело в том, что в этот раз я спал не один, то ли или из-за уставшего после гонок и танцев тела. Не знаю и не хочу узнавать.